Шампунь-мальчик

Посвящается Р. без которого это весёлое начинание — писательство было бы абсолютно невозможным.

Шампунь-мальчик

Дверь салона распахнулась, и в неё вошла пара. На ней был бежевый короткий плащ, с модным поясом в цвет, чёрные колготки и туфли на каблуках, чёрные очки и губы. С ней был невысокий, хорошо сложеный брюнет, с искромётным взглядом. Всё в нём излучало благосостояние.

Владельца салона звали Вуди. Oн вился над клиентом с феном и расчёской в своём финальном танце маэстро-парикмахера. Брюнет уверенно прошёл к креслу Вуди, и его баритон заставил остальных посетителей салона прислушаться:

— Привет, Вуди! Думаешь возможно сделать эту красоту ещё красивее? — строго, но справедливо бросил брюнет и кивнул в сторону своей спутницы.

Вуди дружественно заключил его в объятия и с улыбкой ответил:

— Конечно!

И после паузы, с чертятами в глазах:

— Конечно, нет.

Как вы себя чувствуете, когда вам моют голову в салоне? Когда ей мыли голову в салоне Вуди, она пришла к заключению, что голова, да и всё её содержимое, и есть её эрогенная зона.

Стоит сделать небольшое отступление и сообщить, что девица не только в салоне Вуди, но и в городе Торонто, пребывала впервые. Несколько месяцев тому, она прилeтела, к своему немолодому человеку, поддавшись на его очередные уговоры о том, что здесь её будущее, в сопровождении чемодана и новых полусапожек, приобретённых при пересадке в Амстердаме.

Сердце он ей разбил ещё пять лет назад, так что теперь она относилась к нему снисходительно. Позволяла, так сказать.

Она прилетела из самого лучшего города на свете, от друзей, от приключений и от всей жизни в непонятное "будущее". Теперь когда ей потребовалась стрижка, она с удивлением обнаружила, что в Торонто действительно умеют мыть голову.

Это был как раз тот момент, когда нужно было обратить внимание на мойщика головы. По-английски, к счастью, его называют гораздо милее: шампунь-мальчик. И, взглянув на того, кто мыл ей голову, она обалдела.

Белые кудри до подбородка обрамляли его интеллигентное лицо. Голубые глаза, высок, слегка сутул. Вылитый Леонид Агутин. Но ещё и очки, и явно плохое зрение, по линзам понятно. Всё как я люблю, подумала она. Даже недостаток, за который его можно жалеть.

Вуди сделал прекрасную стижку, и, конечно не мог обойти её своим вниманием.

— У нас намечается шоу причёсок, хочешь поучавствовать?

Ей ришлось подмигнуть ему карим глазом.

Её немолодому, но очень привлекательному возлюбленному давно пора было жениться на ней и остепениться. По её мнению. А он хотел чего-то другого. Чего-то типа "бить копытом"? Привёз в чужую страну, выставил за дверь с чемоданом и двумя долларами на проезд. Три дня она скиталась. Потом вернул и опять выставил.

Так и приобретаешь это великое, нетленное внутреннее ощущение, которое зовётся свобода. Получаешь его после череды гневных и бессмысленных разборок, несправедливости, отчаяния и борьбы за себя.

Через неделю она решила, что пора сделать и укладку. После чего пришлось принять приглашение шампунь-мальчика Майка пройти в его машину и выпить кофе из бумажных стаканчиков. Оказалось, её английский позволял ей намного больше, чем она предполагала: сносно выразить себя, шутить и, самое главное, ей тоже было смешно.

— СвИтля-ана, — нараспев обращался к ней Майк, уродуя её имя. — Вот тебе английское слово стоимостью в $50.

Он называл слово, и ощущение было такое, что он снова моет ей голову, до того это было крутое и вкусное слово. А может быть даже целое выражение. Она закатывала глаза от удовольствия, благодарила, а потом они договаривались, что на шоу причёсок будет так, так, и так. Шампунь-мальчика, как выяснилось, назначили клёвым ведущим этого чертовского шоу.

— Поужинаешь со мной?

Настойчивый баритончик её немолодого человека отказов не принимал.

— Я занята сегодня. И завтра может тоже. Знаешь ли, Вуди делает шоу причёсок.

— О, пожалуйста! Оставь это всё. Пойдём повеселимся, выпьем виски?

— С тех пор, как ты отселил меня в съёмную квартиру с заботливой бабушкой Суламифью, веселье у меня каждый день и без висок, представляешь себе?

Её начинало подташнивать.

— Не ври, сама ушла.

И очень хорошо, что ушла, думала она. Ты мне больше не указ.

— Ладно. Репетиция шоу завтра, и я выпью с тобой виски, старый ты ловелас.

Он взорвался искренним, душевным смехом.

Представьте себе, она приехала в Торонто в те интересные времена, когда ещё можно было курить в офисе. Уже не совсем законно, но босс дрался с владельцами здания за право это делать в помещении, которым он, практически, владел, ибо сам был тот ещё куряка.

Утром она сидела за огромной чашкой кофе и первой сигаретой в красивом убранстве, оазисе с золотыми рыбками, который устроил босс в этом офисе и думала: чёрт, опять я переспала с этим негодяем. Так он никогда не женится, его надо держать в ежовых рукавицах.

Тут звонит "Леонид Агутин”, такой канадаский канадец и говорит о какой-то херне, а она думает: хм, он снова моет мне голову, и это чертовски приятно. Закрутится роман, Федька не женится, придётся возвращаться на родину. К лучшему? Пока непонятно. И страшно, и тошнит и всё время хочется в туалет, извините, по большому.

У районного, не особо примечательного, шоу причёсок в г. Торонто может быть много репетиций. Месяц подготовки. А она летела, летала на эти репетиции каждый раз после работы. После Майкл подвозил её до дому.

— Слушай, давай заедем в пивной и пива возьмём.

Какое из её утвердительных "да" он хотел услышать? Самое утвердительное?

Сколько ему было лет? Она никогда не задумывалась над этим. Может он даже говорил, может даже несколько раз, какая разница? Он был слегка сумасшедший и у него был такой запах, который приводил её в удивительное расслабление: так пахнут блондины, и всё.

Пришлось отдаться ему в машине, в два часа ночи на автостоянке около известного продуктового супермаркета. Ни тени сожаления в целомудренной системе Светланы не возникло. А возникла странная, смешная мысль: я переспала с канадцем, первый раз, через одиннадцать месяцев пребывания в стране.

— Почему ты мне не позвонил?

— Телефон работает с обеих сторон, знаешь? Ты всегда можешь позвонить и мне, — сдержанно, спокойно и совершенно по-доброму звучал голос Майка на том конце провода.

Наглый, но интересно, думала она.

— Я сидел у твоей парадной, когда ты ушла, открыл книгу и тут oн открыл дверь моей машины, твой Фёдор, и сказал, пойдём выпьем кофе.

— Он следил за нами?!

Её сердце сорвалось со всех сосудов и перемычек и бросилось в направлении "по большому".

— Возможно! Я когда его лицо увидел, головой в руль упал, так офигел.

Светлана представила как белокурые кудри водопадом осыпали сраный руль. Сердце снова взметнулось на место вверх.

— И-и? — только и смогла проблеять она.

— Он пригласил меня в МакДональдс, не волнуйся, всё было цивильно.

— Цивильно что?!

— Ну, всё, что он хотел знать, это трахаемся мы с тобой или нет. И я сказал, что, конечно нет. И он поверил.

— Охренеть.

Oна упала головой на воображаемый руль.

Фёдор вдруг стал напорист, а Майкл ещё больeе желанный.

Она лежала в кровати в изысканной квартире Фёдора в центре Торонто и разглядывала синяки на своей левой ноге. Вчера с Фёдором они ходили на ужин с его мамой и сестрой. Kак это необычно: он никогда не был сторонником соединения двух миров: Светлана и его бывшие, Светлана и его семья и дети — разные вещи. Зачем портить жизнь всем? И вдруг правило, почему-то, стало нарушаться.

Природа синяков, конечно, была иная. Два дня назад Майкл пригласил её на настоящую итальянскую свадьбу, женились дети его итальянской тёти.

Фейерверк, а не свадьба. Роскошь, красота, фонтан. А они только зашли, и сразу же сбежали через кухню, как в кино, через блестящие столы из стали, запахи еды и кучу ножей. Они вышли на задний двор, оказались на детской площадке, и на качелях он так раскачал её плоть и суть так, что звёзды показались ничтожеством в сравнении с тем, куда он уносил её каждый раз, каждый взмах этих качелей.

Вот оттуда и синяки. Как это объяснить Фёдору? Страх давил её до такой степени, что казалось смерть могла бы стать избавлением.

В доме родителей Майка они проводили вырванные у жизни дни и ночи. Она всё время должна была бежать домой в страхе: никто не должен заметить. Однажды, она осталась на ночь, и он был вне себя от счастья. Он будил её каждый час, чтобы только обнять, поцеловать и дать ей понять, как он счастлив, что она просто спит с ним.

— Я понимаю, Свитля-ана, тебе нужно гражданство, — он смотрел на неё всей глубиной своих голубых глаз, всем своим никудышним зрением. — Ты знаешь, я не хочу жениться никогда, и детей я не хочу. Но для тебя, я подумал, я могу это сделать. Не детей, — он засмеялся агутинским смехом, — если ты не возрожаешь, только брак. Чтоб у тебя была свобода, чтоб ты стала кана-aдкой.

Она хотела провалиться в пуховые подушки самой уютной постели в мире, постели его родителей.

Он не звонил неделю. Она знала, телефон работает с обеих сторон, но хотела просто отдохнуть, залечить синяки.

Майк лежал с открытыми бездонными голубыми глазами, которые, наконец-то видели ясно, без искажений, но в то же время уже не видели ничего. Кудри по-прежнему обрамляли его красивое лицо, по-прежнему были белокуры, только у виска белизна его блестящx волос вдруг подкрасилась красно-чёрным, и огромный осколок стекла, торчащий из его виска, играл страшную, финальную ноту в простой жизни шампунь-мальчика.

А Фёдор звонил, всю неделю, и в конце концов она поддлась. Они встретились в обычном баре.

Почему у него в руках пролетарские гвоздики? Почему нервознее, чем обычно?

— Я разговаривал с Майком, ты знаешь?

Она сделала удивлённое лицо.

— Он дешёвый, он не ставит тебя ни в грош. Он сказал, что вы не трахаетесь потому, что ты против противозачаточных таблеток. Ты-то хоть представляешь, как он тебя опустил? Гадость, да и только.

— Что ты хочешь? — она не хотела смотреть на него.

— У меня есть хороший доход, и я могу поделиться им с тобой. Я не знаю чего я хочу, я знаю одно: если тебя выгонят из этой страны, мне будет очень одиноко. Я не хочу этого. Выходи за меня.

Она подумала: блять.

— Майкл погиб, если тебе интересно. Он выпил бутылку виски, поехал на родительском микроавтобусе и перевернулся. Я принимаю твоё предложение.