Йети и Сундуков (завершение)

Начало см. здесь:

writercenter.ru/library/priklyucheniya/povest/yeti-i-sundukov/581679.html

Глава 3. Побег

А тем временем йети в его теле мчал на шикарном автомобиле президентской администрации прямёхонько домой к Сундукову. На встречу с его женой и дочкой (у семьи Сундуковых была ещё домработница — горничная Груня, но она приходила только в дневное время на несколько часов).

Развозка лауреатов государственными машинами не была обязательной, но предполагалась. Кто-то имел персональный автомобиль с шофёром, кто-то жил неподалёку и отказался от транспортировки. Но вопрос с Сундуковым решили исходя из количества выпитого им. Причём распорядитель торжества велел шофёру и прикреплённому к нему для такого случая одному из сотрудников не просто довезти профессора к подъезду, но и провести его «под белы ручки» до порога квартиры, чтобы передать домочадцам, как он выразился — «из рук в руки».

Йети, несмотря на то, что был выпивши, почувствовал, что роскошный автомобиль мчит его к заветной цели, к лаборатории — той что на несколько месяцев стала его домом и тюрьмой одновременно, а теперь служила местом заточения другого узника.

Как уже говорилось, дом Сундукова находился недалеко от его работы, и йети с каждой секундой понимал, что он всё ближе и ближе к цели, настолько у снежных людей развито чувство ориентации в пространстве.

Так, что профессор не ошибся в том, что йети найдёт место своего заключения и, добавим, своих многочисленных злоключений. Но как же снежному человеку удалось это пребывая в теле Сундукова? Возможно при помощи органов чувств, находившихся в его собственном теле он каким-то образом координировал движения тела Сундукова. Ведь обмен информацией между телами, как мы знаем происходил со скоростью света, то есть мгновенно. Но возможно и то, что мы — люди, точнее наши предки в древности тоже умели ориентироваться в пространстве подобно йети, а потом утратили это умение. А снежный человек, пребывая в теле Сундукова, лишь пробудил древние чувства, которые оставались у нас в рудиментарном состоянии.

Йети встревожился лишь в самом конце пути, когда, немного не доехав до института, машина вместо того, чтобы подъехать к проходной, резко повернула направо. Но волновался йети недолго — через несколько секунд автомобиль остановился у парадного подъезда семиэтажного дома, построенного по спецпроекту для особо ценных сотрудников института. Так как квартиры передавались в собственность, там сейчас жили не только сотрудники, но и их наследники, а кое-то вообще продал своё жильё посторонним людям и уехал восвояси. Но большинство квартир всё же принадлежало учёным и их семьям. Сундуков жил на третьем этаже, куда его и сопроводили под руку служащие администрации мимо встревоженной консьержки и одного из изумлённых коллег, поздоровавшихся с профессором. Знакомые Сундукова были удивлены — они никогда не видели профессора таким выпившим. И учёный-сосед, и консьержка объяснили себе состояние профессора тем, что тот получил государственную премию и «нализался» на радостях. Хотя совсем недавно он получал правительственную премию и ничего подобного не происходило. Куда больше бы удивились знакомые, если бы узнали, что тот, кого сейчас ведут мимо них и не Сундуков вовсе — а настоящий Сундуков, суровый и пушистый заперт в клетке в своей лаборатории в трёхстах пятидесяти метрах отсюда.

Супруга и дочь Сундукова были не на шутку взволнованы после просмотра его выступления в прямом эфире. Профессора они знали лучше других и сразу поняли, что с ним что-то не то — особенно ясно это ощутила супруга. Она бы почувствовала чужого, даже если бы йети сумел без запинки прочесть заготовленную речь.

И жена, и дочь Настя непрерывно набирали его по мобильному. Но профессор отключил его ещё перед тем, как поднялся на сцену палеомузея. Реальный Сундуков, если бы лесной человек не захватил его тело, включил бы смартфон после завершения мероприятия в палеомузее, снова бы отключил перед вручением премий у президента и снова включил бы его после завершения официальной части. Понятно, что йети всего этого сделать не мог.

Домочадцы сильно волновались. Они чувствовали, что с Сундуковым что-то случилось. Ведь они знали, что профессор всегда на связи, кроме тех случаев, когда он читает лекции, ведёт практические занятия со студентами, выступает по телевизору или лазит в горах вне зоны досягаемости (но и в этом случае с ним связывались по рации, хотя далеко не каждый день).

Звонок в прихожей зазвенел нетерпеливо, многократно и тревожно. За дверью явно чужие! Едва открыв, супруга Сундукова впилась глазами в глаза йети. Из дальней комнаты с криками: «Папа! Папа пришёл!» бежала дочь Настя. За считанную долю секунды йети понял, что разоблачён. Маленькая внешне неприметная женщина сделала то, чего не могли сделать сотни людей, с которыми пересекался снежный человек в чужом теле в этот вечер. Она поняла, что Сундуков-то — ненастоящий!

— Принимайте лауреата! — с улыбкой сказал сотрудник администрации подталкивая оторопевшего йети через порог.

— Это не он… — гробовым голосом ответила сундуковская супруга. Произнесла она это машинально, ещё не сообразив, что ей делать дальше.

— Что значит не он? — спросил сотрудник администрации.

— Папа! — закричала дочь Настя, которая к тому времени добежала из своей комнаты до входной двери по коридору обширной сундуковской квартиры.

Она бросилась отцу на шею и таким образом спасла ситуацию. Йети рефлекторно обнял девочку, получилось у него это настолько искренне, настолько естественно, что супруга Сундукова заколебалась. Ей начало казаться, что она немного вне себя от волнения.

Сопровождающие лауреата служащие администрации довольные тем, что девочка разрядила обстановку, торопливо откланялись.

По долгу службы именно этим сотрудникам часто приходилось провожать домой после банкетов у президента разных подвыпивших начальников или знаменитостей (или тех и других в одном лице), и они порой становились невольными свидетелями скандалов в тех семьях, где жёны категорически не приемлют пьянства.

Чтобы не стать участниками очередной семейной разборки сотрудники быстро ретировались.

А йети остался один на один с сундуковскими домочадцами. Он сразу понял, что это семья того человека, который похитил его и почему-то сразу вспомнил о своей семье, оставшейся там — далеко в горах. У него, по совпадению, тоже были жена и дочь.

Были живы и родители, а также братья и сёстры, племянники и племянницы, тёти и дяди. И это, не считая более отдалённых родственников.

Кстати, родители Сундукова тоже живы, хотя очень старенькие. Братьев и сестёр у него нет и не было. Тёти и дяди уже умерли, а с двоюродными братьями и сёстрами он не родичается — в отличие от йети.

— Ну, как всё прошло? — торопливо спросила Настя.

— Нормально, — сдавлено ответил йети.

Каким-то образом он понял, что сказать надо именно это слово. Наверное, он угадал с ответом, потому, что начал интенсивно вживаться в человеческое общество. Хотя, по правде сказать, вживаться он стал раньше. Ещё когда сидел в клетке. Когда по утрам на работу приходили сотрудники лаборатории йети часто слышал, что вместо приветствий или вместе с приветствиями люди часто спрашивают друг у друга — «Как дела?», «Как прошла вчерашняя встреча?», «Как провёл (провела) выходные?» и тому подобное. На такие, по сути, ничего не значащие вопросы, обычно следуют ничего не значащие ответы. И слово «нормально» встречается в этом контексте чаще других.

К тому же йети чётко улавливал интонацию. По интонации Насти он понял, что сказать надо именно это слово. И оказался прав.

Хотя Настя переживала за папу после того, как посмотрела его странное выступление, и когда он долго и упорно не отвечал на звонки (а рядом с ним не было никого из знакомых, чтобы позвонить им), её вполне удовлетворил краткий ответ родителя. Молодую девушку интересовали совершенно другие дела, а не скучные для неё проблемы взрослых, что типично для шестнадцатилетнего возраста. Поэтому услышав обтекаемый ответ отца, она перестала волноваться, и вполне довольная ушла в свою комнату.

А снежный человек остался один на один с женой Сундукова…

А тем временем настоящий Сундуков в теле йети продолжал сидеть в клетке. Наступала ночь, но спать ему не хотелось, хотя в клетке имелось удобное ложе, сплетённое из ивовых прутьев, подобное тем, какие профессор находил во время своих многочисленных экспедиций на покинутых стоянках йети. Для своего питомца он распорядился сделать точно такую же кровать и через установленную в клетке видеокамеру неоднократно наблюдал за тем, как лесной человек спит. Сундуков делал это ради науки. Когда в лаборатории были люди, йети никогда не ложился в их присутствии.

Раз он уж оказался в теле лесного человека Сундуков решил поспать. Во-первых, для пользы науки, как учёный он решил узнать о йети как можно больше. В том числе изучить сон этих существ, если так можно выразиться, изнутри. Во-вторых, профессор хотел выспаться, чтобы новый день встретить отдохнувшим. Неизвестно как всё пойдёт завтра.

Сундуков лёг и принял ту позу, которую он подсмотрел у йети. Было довольно удобно. Но заснуть он не мог. Бурные события сегодняшнего дня, да и сама необычность, если не сказать противоестественность ситуации не давали ему уснуть. Немного поворочавшись, профессор снова принял сидячее положение.

В ушах стоял какой-то неясный шум. Поначалу Сундуков не обращал на него внимания, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, но шум усиливался и усиливался. Вначале он был подобен прибою, а потом начал рассыпаться как бы на отдельные голоса, которые, то по отдельности, то все вместе как бы пытались докричаться до него. Сундуков встал и начал ходить по камере (именно так он сейчас назвал про себя клетку йети — пресловутые «апартаменты со всеми удобствами»). Он всё ходил и ходил, а шум всё нарастал и нарастал — профессор никак не мог избавиться от него.

Он мысленно глянул на себя со стороны и понял, что похож на мечущееся по клетке животное.

Почему-то подумал о камерах слежения за узником, установленных по его приказу в «апартаментах со всеми удобствами». Ему почему-то стало стыдно. Он вспомнил, что наутро лаборант, который по долгу службы отслеживал ночное поведение йети, будет просматривать видео и доложит профессору о необычном поведении питомца. «Доложит мне, — подумал Сундуков, — а мне ли? Вернусь ли я в своё тело? Или не судьба?».

Но он решил гнать от себя мрачные мысли, тем более, что шум в ушах продолжал усиливаться.

Сундуков сел и закрыл уши руками. Шум от этого стал только громче. Оказалось, что шум был не в ушах, а как бы внутри головы.

Казалось, что он распадается на отдельные слова, при этом звучали разные голоса — мужские, женские, детские. Причём их было много — и мужских, и женских, и детских.

«Наверное, я схожу с ума, — подумал Сундуков. — А может… а может йети способны к телепатии, может это телепатические голоса?».

Профессор гнал от себя такую мысль. Он не верил в телепатию. Но, с другой стороны, если бы ему совсем недавно рассказали, что йети способны на обмен телами, он тоже бы не поверил. Если эти удивительные создания способны на такое, то мало ли чего от них можно ожидать?

«А может мне просто чудится?» — подумал Сундуков. Но тогда не чудится ли ему всё остальное, может это просто нелепый затянувшийся сон? Профессор встал и ощупал руками прутья клетки, постучал по столу, даже отпил воды из фонтанчика, установленного в клетке. Всё было донельзя реальным. Если это сон — то вся наша жизнь — это тоже сон. А тут мы уже скатываемся в дебри философии. Сундуков не любил философию, хотя хорошо изучил её. Профессор был поклонником конкретной науки.

Он мысленно настроил себя на то, что проводит научное исследование. Такое же как сотни других в его жизни. Поэтому снова сел на ивовую кушетку, закрыл уши руками и сосредоточился на шуме. Тот всё больше и больше распадался на отдельные голоса. Уже можно было расслышать отдельные слова, вначале неясно, а потом всё отчётливее и отчётливее. Язык был незнаком, но Сундукову казалось, что он начинает понимать его. Казалось, что с ним говорит сама природа. Говорит голосами йети, которые раньше людей вкусили блага цивилизации, но решили всё-таки вернуться к назад — к природе. Цивилизацию они использовали для самосовершенствования. Они как бы вобрали её достижения внутрь себя, а не держали вовне как люди.

— Где же ты, мой сын? — Сундуков расслышал отчётливую фразу в сонме других, сказанную женским голосом и встрепенулся от стыда и ужаса. Ведь это именно он, профессор Сундуков отнял сына у матери.

— Где же ты, отец? — теперь он слышал голос девочки.

— Где же ты, муж? — это уже женский голос, но не тот, что первый — явно другой.

— Где же ты, брат? — эти слова много раз произносились разными голосами, мужскими и женскими.

— Где же ты, друг? — звучало следом.

Потом голоса повторялись снова и снова, говорили дети, которым пленник приходился дядей; старики — кому он был племянником; ещё один старческий голос принадлежал отцу нашего йети. Многие близкие и дальние родственники, друзья и знакомые вопрошали в пустоту.

Разными тонами и оттенками, с разным ритмами и вибрацией — это повторялось непрерывно и звучало со всех сторон.

«Что же я наделал? — подумал Сундуков. — Сколько же горя я принёс этим созданиям!».

Он отнял руки от ушей и закрыл ими глаза. Как бы от стыда.

Сундуков почему-то вдруг вспомнил о своей семье — о родителях, о жене и дочке. «Как они там без меня?» — подумал он.

А голоса слились в единый жуткий вой, похожий на волчий…

А между тем, йети в теле Сундукова стоял перед его супругой возле входной двери и не знал, что ему делать. Он почувствовал, что разоблачён. Может и не совсем разоблачён, но ещё никогда йети не был так близок к провалу. Он настолько разволновался, что сразу же протрезвел. Хмель, как рукой сняло!

Жена Сундукова продолжала молчать и смотрела ему в глаза.

— Ну, что — разгуляемся, — почему-то произнёс йети. Это были первые слова, которые пришли к нему в голову. Правда, проговорил он их не совсем уверенно. С какой-то дрожью в голосе.

Жена Сундукова отпрянула от двери, но не отводила от него взгляда.

«Как бы ей всё объяснить?» — лихорадочно думал йети. По большому счёту он сейчас как бы её союзник. И ему и, как он понял, ей тоже надо чтобы Сундуков вернулся в своё тело. Но мало того, что йети не знал языка, так даже если бы знал — никто бы ему не поверил. По крайней мере никто из людей.

Никто из адекватных людей, по крайней мере.

— Ты ли это? — сдавлено и как-то неуверенно спросила жена. — Что с тобой? Ты на себя не похож…

После этих слов она надолго замолчала, но продолжала смотреть на него. Йети тоже благоразумно помалкивал.

— Это не ты, — наконец произнесла Сундукова, отодвигаясь к стенке. — Ты… ты… ты — оборотень?

Последнее слово она сказала с каким-то мистическим ужасом, почти шёпотом. Но, тем не менее, не совсем уверенно, как бы ожидая, что её разубедят в этом. Как бы веря, что всё сейчас прояснится.

Йети понял — у него появился шанс. Но всё сейчас зависит только от слова. От того, что он скажет.

Что именно человек может молвить в такой ситуации? Йети почему-то хотелось выкрикнуть: «Приключения продолжаются!!!». Но вместо этого он выдавил из себя одно слово, и именно оно оказалось спасительным. Видать месяцы, прожитые с людьми и особенно последние часы общения с ними — не прошли даром. К тому же снежные люди имеют чрезвычайно развитую интуицию.

— Плохо, — сказал йети.

— Тебе плохо?! — вскрикнула сундуковская супруга. — Как же я сразу на догадалась? Ты сам не свой, совсем не похож на себя…

— Я сейчас! — добавила она убегая.

Вскоре она вернулась со стаканом какого-то лекарства. Йети волей-неволей пришлось выпить.

— Иди приляжь.

Йети послушно пошёл в комнату, которую жестом указала жена Сундукова. Пошёл не разуваясь. Он вообще-то не знал, что в квартирах того социума, где обретался Сундуков, принято разуваться или переобуваться в комнатные тапочки. В лаборатории сотрудники ходили обутыми. На приёме у президента все присутствующие тоже были в обуви. Откуда же йети было узнать о традиции разуваться? Супруга Сундукова обратила внимание, что её якобы муж пошёл в спальню обутым, но она списала это на его плохое самочувствие.

— Может скорую вызвать?

— Плохо.

Йети повторил это слово, так как оно сработало один раз. Мадам Сундукова пошла в другую комнату за мобильным телефоном. А йети взглянул в открытую дверь балкона и сердце его взыграло от радости. Он увидел институт! Он сразу узнал его. То место, где томился несколько месяцев и куда так стремился попасть сейчас. До этого лесной человек никогда не видел институт снаружи, но хорошо знал его изнутри.

Длинные освещённые коридоры с огромными окнами разделёнными лишь узкими полосками металла были хорошо различимы отсюда. Его неоднократно возили по этим коридорам.

В другом корпусе, соединённым с предыдущим, были окна лабораторий, и йети сразу же узнал своё окно на четвёртом этаже. Узнал по дереву, стоявшему рядом. Оно было частично освещено светом фонаря, находящегося неподалёку.

Хотя это дерево йети мог наблюдать из своего заточения не с той стороны, что видел сейчас, а с противоположной — он хорошо запомнил узор его ветвей. Йети, вообще-то чутки к подобным деталям, поэтому сомнений не оставалось — это именно его окно.

Тусклый свет, струящийся из окна, подтверждал догадку. Когда сотрудники лаборатории уходили, они гасили верхние лампы, но включали систему ночного освещения — два ночника на стенах.

Сейчас была уже ночь (банкет закончился поздно), однако из-за туч уже проглядывала тревожная луна, которой помогали уличные фонари.

Увидев цель, снежный человек немного поразмыслил и принял решение. Надо бежать! Он догадался, что жена Сундукова пошла кого-то звать. И что это делается для его же блага, точнее — для блага того, чьё тело он сейчас занимал — он тоже понял. Но йети не знал, что с ним будет, если не убежит сейчас.

Понятно, что разумнее было бы дождаться, когда все уснут и уйти незаметно (о том, что люди ведут дневной образ, жизни йети был осведомлён).

Снежные люди обычно спят со своими жёнами, а как это принято у людей йети понятия не имел, но почему-то смущался от мысли, что ему придётся спать с чужой женой. К тому же она кому-то звонит по телефону. За время своего пребывания в плену йети часто видел людей за подобным занятием и знал, что таким образом эти существа общаются между собой на расстоянии. К тому же несколько раз он видел краем глаза на экране смартфона лицо собеседника, порой кого-то из знакомых сотрудников, кои отсутствовали в данное время в лаборатории. Поэтому от звонка жены Сундукова ничего хорошего не ждал.

Он вышел на балкон. Это был третий этаж. Но рядом росли два дерева с достаточно крепкими ветвями. Йети уже хорошо изучил тело Сундукова. Он знал, что если прыгнет прямо на газон под балконом — то разобьётся или покалечится, в лучшем случае. А вот если аккуратно прыгнуть на ветку соседнего дерева, а оттуда на ту, что чуть пониже ветку другого дерева, то с него совершенно безопасно можно будет сигануть на газон. Разве, что ладони о ветки поцарапаешь, но это сейчас не важно.

Йети хорошо лазят по деревьям и безошибочно оценивают их по степени «проходимости», знают, какая ветка выдержит прыжок на неё, а какая нет.

Он стоял на балконе. Жена Сундукова, закончив звонить, приближалась с каким-то предметом.

— Сейчас приедут лечить твоё тело, но лечить надо не только тело, но и душу. Для тела врачи привезут лекарства, а для души… Я вот тебе ладанку принесла…

С этими словами сундуковская супруга протянула йети какой-то красивый брелок на цепочке.

Он посмотрел на неё, улыбнулся, потом развернулся, в считанные секунды залез на перила, опираясь о косяк открытого балконного окна, и выпрыгнул.

Мадам Сундукова не успела ничего сообразить, поэтому даже не пыталась остановить его, а лишь вскрикнула от ужаса, подбегая к перилам.

Она ожидала увидеть внизу распростёртое безжизненное тело своего мужа, а вместо этого увидела его вовсе не безжизненным, а бодро несущимся по газону прочь от дома...

— И всё-таки это был оборотень… — прошептала жена Сундукова сухими губами. У неё потемнело в глазах, и казалось она вот-вот упадёт в обморок.

— Ишь как ладанки испугался… бежит от неё как чёрт от ладана, — добавила она.

Сундукова ещё немного постояла, пошатываясь и пытаясь прийти в себя.

— Изыди, нечистая сила! — проговорила она грозно. Перекрестилась. Развернулась и пошла в комнату.

Несмотря на пережитое, женщина ощутила явное облегчение.

Она сразу почувствовала, что тот, кого привели к ней, не является её мужем. Но никак не могла объяснить себе ситуацию. Мозг отказывался верить в такое. Ведь этот человек внешне ничем не отличается от её мужа, но, тем не менее, это был явно не он.

Поэтому Сундукова пыталась уверить себя, что это всё же её супруг, только почему-то сильно выпивший. Профессор Сундуков выпивал редко, но если пил, то очень мало, как говорится — в меру. Его никто никогда не видел пьяным, включая собственную жену. И женщина подумала, что может быть на президентском банкете её муж напился впервые в жизни, может его напоил тот, кому нельзя отказать (по стране ходили слухи, что президент Трумэн, как о таких говорят — «выпить не дурак») поэтому её муж сейчас сам на себя не похож. А когда тот сказал, что ему плохо, то она уже почти уверила себя, что перед ней настоящий Сундуков, а не какой-то там оборотень.

Но когда появилась святыня, то он тут же сиганул через балкон. Значит, всё-таки это был оборотень, представитель нечистой силы.

Тем более, что ещё вручая ладанку, мадам Сундукова механически перекрестилась.

— Вот, что крест животворящий делает! — произнесла она тогда, глядя вослед убегающему слегка прихрамывающему «оборотню».

Нельзя сказать, что жена Сундукова была особо религиозной или суеверной. В молодости она чуть ли не атеисткой была, но, как и у многих женщин, религиозность её с годами возрастала. Нет — она не стала истовой богомолкой; церковь посещала редко, но тем не менее при болезни использовала не только телесные лекарства, но и прибегала к помощи высших сил. Не из особого суеверия, а так — на всякий случай. Муж её над этим посмеивался, но не особо упирался, когда она просила его надеть ладанку или крестик (обычно, он такое не носил — чтобы не потерять в полевых условиях, как объяснял жене). И вот, когда она вызвала скорую, хотела, чтобы он надел ладанку, а тот сиганул с балкона.

Понятно, что ничем иным, кроме как нечистой силой женщина объяснить себе это не могла, она не знала, что йети и без этого решил выпрыгнуть. К тому же он не разбился. Значит это явно не человек, а оборотень. Что же ещё могла об этом подумать бедная женщина?! То, что в тело её мужа вселился снежный человек, выглядело бы в её глазах куда более нелепо, чем здравая, как ей казалось, мысль об оборотне (возможно легенды об оборотнях так или иначе родились под влиянием древних йети).

Трезво рассудив, жена Сундукова поняла, что ей сейчас не скорую надо вызывать, а полицию, чтобы искать своего мужа. Позвонив в полицию и сообщив о пропаже, она дала отбой скорой помощи.

Надо сказать, что прыжок йети наблюдала не только супруга Сундукова. В квартире неподалёку проживал один известный блогер, сын сундуковского коллеги по работе в НИИ.

И надо ж было такому случиться, что именно в момент прыжка мнимого Сундукова этот блогер вышел на балкон покурить. А смартфон парень всегда носил с собой. К сожалению, сам прыжок он заснять не успел, на видео попало только приземление профессора на руки с кувырком через голову. Зато блогер во всех подробностях сумел заснять, как Сундуков прытко убегает по газону, слегка похрамывая (он немного потянул сухожилие, но боль скоро прошла).

Наутро десятки тысяч подписчиков этого блогера читали письменное сообщение о том, как уважаемый лауреат государственной премии скакал по ветвям и лицезрели его приземляющимся через голову, а затем — бодро несущимся по газону. Вскоре новость подхватили многие СМИ к вящей славе профессора Сундукова. «Лауреат-древолаз», «Профессор Сундуков скачет по ветвям», «Сундуков превзошёл обезьяну», «Известный дарвинист вспомнил свои истоки», «Через окно — на волю», «Профессор Сундуков сбежал от жены, выпрыгнув в окно», «Скандал в семействе Сундуковых — жена выбросила мужа!» — типичные заголовки новостных сообщений и светской хроники.

Выбравшись из квартиры Сундукова, йети направился прямо в институт. Входная дверь была заперта, а сквозь широкие окна был виден охранник в вестибюле у турникета.

Йети подошёл к окну своей лаборатории и долго смотрел на его тусклый фосфорический свет. Сколько ночей подряд он наблюдал сей свет изнутри. Правда, немного другими глазами, но всё же…

Однако сейчас не время для воспоминаний. Окно было хорошо заметно — оно единственное из соседних было освещённым, но находилось довольно высоко. Если бы йети был в своём теле он, хотя и не без труда смог бы допрыгнуть до окна. Среднестатистический йети примерно в три раза сильнее среднестатистического человека. Смог бы допрыгнуть не с земли конечно, но с ветки ближайшего дерева. Однако тело Сундукова явно было неспособно на такой прыжок, даже если им управляет такое опытное в этом деле существо, как йети. Дерево было слишком далеко. К тому же, как проникнуть сквозь стекло? У себя в горах на покинутых людских стоянках, йети порой находил разбитые людьми стеклянные бутылки и догадывался, что стекло можно разбить. Но он не знал, касается ли это свойство всех стёкол. Может для окон используются небьющиеся? К тому же, так или иначе, а без шума это не сделаешь.

Примерно так рассуждал йети, бродя по скверу под окнами института в поисках какой-нибудь длинной палки, которую можно было бы приставить к стене и подняться при её помощи к окну лаборатории или перекинуть её к этому окну с ближайшего дерева. Тут даже не палка нужна, а целое бревно (точнее ствол корабельной сосны). Понятное дело, что бревна он не нашёл.

Тогда йети обошёл вокруг здания института в поисках какого-нибудь другого входа (свободного от охраны), или хотя бы открытого окна в пределах досягаемости (он знал, что окна имеют свойство открываться). Ничего подобного лесной человек не обнаружил.

Тогда он нашёл густые кусты, откуда был виден вход в НИИ, затаился и стал ждать, когда институт откроют. Йети хорошо чувствуют время, и наш герой понимал, что до рассвета не так уж и долго осталось (чувство времени сохранялось и в теле человека, благодаря обмену информацией со своим телом через первичное информационное поле). Сундуков приходил на работу очень рано, часто на час-полтора раньше положенного по служебной инструкции времени (когда приходили другие сотрудники лаборатории). Поэтому дождавшись открытия института можно было, находясь в теле Сундукова, беспрепятственно прийти в лабораторию и поменяться с ним телами, пока не пришли другие люди. В кармане пиджака Сундукова была связка ключей. Наблюдательный йети давно заметил, как работают эти предметы. Он не сомневался, что один из ключей от двери того помещения лаборатории, где его держали. В крайнем случае, запасной ключ есть у дежурного по этажу — это он тоже знал.

Вот с таким мыслями, перебирая правой рукой ключи в кармане, йети ждал рассвета. К тому времени тучи на небе полностью рассеялись, и луна окончательно вступила в свои права. Дул приятный свежий ветерок, в кустах стрекотали сверчки, а на лацкане сундуковского пиджака сиял в лунном свете драгоценный значок лауреата государственной премии (грамота лауреата в роскошной папке осталась лежать в квартире Сундукова в коридоре на полочке, куда её положили сопровождающие йети сотрудники администрации).

О том, что его (точнее того в чьём теле он находится) ищет полиция — йети не знал. К его счастью тогда его не нашли.

Зато нашли другие. Прямо, как по закону жанра! Ночные хулиганы увидели, что в кустах какой-то худощавый тип прячется. Явно «ботаник» по внешнему виду. И ещё с какой-то красивой брошью на груди, или может быть это орден такой. Вещь явно не дешёвая. Решили отобрать.

— Папаша, огоньку не найдётся? — спросил главарь, чтобы «приклепаться» к старичку.

— Каплун, — ответил йети, почему-то вспомнив о пиршестве в президентском дворце.

— Что за каплун? — хулиган явно не знал старинного названия кастрированного петуха.

— Петух жареный, — уточнил йети.

— Это ты меня петухом назвал!!! Да ещё и вжареным! Сейчас я тебя, так вжарю, что кровавой юшкой умоешься!

Хулиганы собирались побить беззащитного, как им казалось, «ботаника». Да куда там! «Ботаник» оказался каким-то каратистом, или может это генерал спецназа в засаде сидел, недаром у него орден на груди (так подумали хулиганы). Он дал такой неожиданный отпор, что хулиганы едва спаслись от него. И спаслись только потому, что сдались полицейским, которые вышли на поиски Сундукова (хулиганы тоже находились в розыске, йети был не первый, к кому они «приклепались»). Но хулиганы решили, что лучше в КПЗ посидеть, чем быть убиенными в эту бурную ночь… По виду «ботаник», а по ветвям несётся, аки обезьяна, прыгает сверху и сбивает наповал, да ещё ревёт при этом, аки буйвол лютый.

Йети остро чувствовал несправедливость и решил проучить ночных грабителей не потому, что был агрессивен. Он понял, что на нём они не остановятся, нападут ещё на кого-нибудь, кто, в отличие от него, окажется беззащитным перед ними. Потому и гнался за хулиганами, имитируя рёв разъярённого медведя. В исполнении глотки Сундукова рёв вышел так себе. Больше на мычание коровы похож. Но ночным грабителям и этого хватило.

Однако, когда они сдались людям в форме, йети сразу же прекратил преследование и шмыгнул в ближайшие кусты. Он ничего не знал о полиции, но обратил внимание на то, что эти люди в необычной, отличной от других одежде; что их одежда одинакова — скорей всего они имеют какие-то особые права в мире людей. И йети не ошибся. Как видим его вживание в социум шло, как говорится, семимильными шагами.

Прекратив преследование хулиганов, лесной человек вернулся на свой наблюдательный пункт.

И вот наконец забрезжил рассвет. Йети не стал ожидать, когда к проходной потянутся первые сотрудники, решил, что первым будет он. В памяти всплыло, что пару раз Сундуков приходил примерно в такую же рань. Йети не знал, что в те разы Сундуков шёл не через проходную, он просто порой ночевал в институте, когда ставил какой-нибудь длительный эксперимент. Лаборатория Сундукова занимала ещё несколько помещений, кроме той большой комнаты, где томился йети. Среди прочих помещений был и отдельный кабинет начальника лаборатории (кабинет имел приёмную с секретаршей спереди и комнату отдыха с туалетом и умывальником сзади). А институт открывался строго шесть утра, хотя основная масса сотрудников являлась к девяти.

Йети не знал всех этих тонкостей и смело пошёл к вестибюлю. Охранник посмотрел на него сквозь стекло, узнал уважаемого профессора, кивнул ему головой, открыл стеклянные двери нажатием кнопки, потом открыл турникет, что-то бурча себе под нос. Он вообще-то привык к тому, что некоторые сотрудники бывает приходят раньше срока и всегда открывал им. Но такого поведения явно не одобрял. Правила — есть правила! Их должен соблюдать кто бы ты ни был. Будь ты хоть сам Сундуков! Да хоть даже директор института! На то и утверждают всякие уставы и регламенты, чтобы их соблюдать.

А между прочим, увлечённый внутренним монологом охранник и сам нарушил правила. Он не попросил входящего предъявить пропуск. В институте работало несколько сотен человек, и у рядовых сотрудников охранник обычно спрашивал пропуск, но Сундукова он знал в лицо, поэтому пропустил его так. А если бы спросил? Пропуск лежал во внутреннем кармане пиджака, но вряд ли йети понял бы, чего от него хотят. Несмотря на то, что он активно вживался в человеческое общество и достиг на этом поприще немалых успехов, он не знал ещё тысяч и тысяч деталей, без которых нормальное существование в социуме невозможно, даже если ты выглядишь, как один из самых уважаемых его членов, имеешь в карманах деньги и пропуска (у Сундукова был ещё пропуск в университет в другом кармане).

А йети, не оборачиваясь, шёл к лифту. Не оборачивался он специально, старался выглядеть уверенным и спокойным — это потому, что очень волновался. Дело в том, что, когда его возили по коридорам института в различные лаборатории для экспериментов, йети обратил внимание на такое людское изобретение как лифт. Он старался понять, как люди им пользуются, а когда понял общий принцип, то тщательно запоминал порядок нажатия кнопок. И сейчас предстояло проверить, насколько хорошо он выучил урок.

Вообще-то, неподалёку от лифта находился альтернативный способ поднятия в виде лестницы. Но йети ничего не знал о ней — лестничные ступеньки не самое удобное средство для транспортировки снежных людей с их весом в полтора-два центнера, поэтому лаборанты никогда не пользовались лестницей при перемещении своего подопытного. А знал бы йети о лестнице, то непременно воспользовался бы. Но приходилось идти к лифту. Ему бы было гораздо спокойнее, если бы не охранник. Йети чувствовал, что тот смотрит ему в спину, поэтому старался ступать твёрдо.

— Ишь как вышагивает… ступает как журавель… или как цапля, — пробурчал охранник, глядя вслед йети, — заважничал наш Сундуков, когда лауреатом стал…

И вот наконец долгожданный лифт. Йети замешкался на секунду и нажал кнопку. Лифт моментально открылся. Снежный человек вошёл и нажал кнопку четвёртого этажа, как это делали сотрудники, когда везли его с процедур назад в клетку. Лифт привычно зажужжал и ринулся вверх. Сердце учащённо билось.

И вот он до боли знакомый коридор. Вот дверь лаборатории. Неужели он сейчас снова увидит своё тело?!

А вдруг его на этот раз увезли в другое место?! Эта мысль впервые пришла к йети в голову и ужасом обожгла его сердце, но он отогнал её.

Достаёт ключи и ищет нужный. Он видел, как сотрудники открывали дверь, хотя порой звали дежурного по этажу, у того тоже был ключ, а сотрудникам видать было лень, или ключа под рукой не было… С охранником этажа, как уже говорилось, был запасной вариант и йети приберёг его на крайний случай… Он услышал свой голос из лаборатории. Голос звучал ободряюще. Значит Сундуков там, он ждёт его и подбадривает. Наверное, ему тоже не терпится вернуться в своё тело.

«Подожди немного», — подумал йети. Он почему-то не мог открыть дверь, поэтому решил ещё раз перепробовать ключи. Во-первых, у него не было навыка пользоваться ими, как они работают он видел лишь со стороны, поэтому надо немного попрактиковаться. Во-вторых, он сильно волновался, поэтому мог сделать что-то неправильно. Ну, не может у Сундукова в кармане не быть нужного ключа! Он всегда приходил первым и открывал сам. Никогда не звал дежурного по этажу. Йети выдохнул, тщательно осмотрел связку, и чтобы не пропустить ни один ключ решил перепробовать все, отодвигая в сторону тот, что не подошёл. И действительно, третий (из девяти) ключ провернулся в замке, просто надо было его слегка потянуть на себя. В прошлый раз он вошёл, но не прокрутился. На уровне подсознания чуткий йети вспомнил это движение тех, кто при нём открывал дверь и повторил его.

Дверь бесшумно распахнулась и он, наконец, увидел себя сидящего за решёткой. Точнее — Сундуков в его теле не сидел, а стоял, обхватив прутья руками. Он не мог скрыть радости при виде своего тела, тем более, что в теле йети эмоции выражены сильнее. Сундуков пытался трясти прутья, тихонько ухал, а глаза его светились от счастья.

В другое время, увидев похитителя своего тела, Сундуков может быть и стукнул бы того хорошенько. И всё равно было бы жалко. Тело-то своё. Не ставить же самому себе бланш под глазом! Но, как мы знаем, профессор, пока сидел в клетке, полностью пересмотрел своё отношение к йети. Он решил, что они такие же люди, как и представители его вида. Только другие. Он больше не будет ловить их. Никогда!

Йети встал и задумался, что ему делать дальше. План, что он наметил до того подразумевал, что он войдёт в клетку, поменяется телами с Сундуковым, запрёт того в клетке, пока тот не опомнился — и убежит. Йети гораздо сильнее человека, поэтому он в своём теле без труда одолеет Сундукова, если тот вдруг решит препятствовать побегу.

Но Сундуков что-то кричал из клетки. Это было как бы на смеси двух языков — того на котором общаются йети и того из человеческих на котором говорили в социуме Сундукова. Йети понял смысл. Сундуков пытался сказать, что выведет йети, что отпустит его, чтобы тот не боялся и верил ему. Сундуков хотел сказать, что после пережитого он стал другим человеком (ещё бы!).

Йети почувствовал, что ему можно верить. Может потом, успокоившись, профессор и передумает, но сейчас судя по глазам — говорит правду. Он действительно готов отпустить пленника.

На этот раз йети не ошибся в людях.

Он подошёл к клетке и снова хотел заняться подбором ключей, но Сундуков просунул руку из-за решётки и сразу указал нужный.

Войдя в клетку, йети жестом приказал Сундукову сесть на ивовое ложе, а сам сел на привинченный к полу клетки стул, что стоял возле также привинченного стола. Он уже хотел было запустить процесс переноса, потом передумал, вывел профессора за руку из клетки и указал ему на лабораторную кушетку.

Внезапно он посмотрел на ладони. Они были слегка подраны во время прыжков по ветвям. Брюки тоже слегка порвались. Но главное — ладони. Они немного побаливали в человеческом теле. У йети кожа на ладонях и пальцах гораздо толще и прочнее. Они могут скакать по ветвям безо всяких неприятных последствий. Но у снежного человека выбора другого не было, кроме как прыгать по веткам в тщедушном (по меркам снежных людей) теле Сундукова.

— Извини… стесал… саданул… ссадил… содрал, — промолвил он, тщательно подбирая слова. Скорей всего его мышление настолько обжилось в мозгу Сундукова, что оно добралось к той части памяти, где хранился словарный запас и начало осваивать его (что как мы знаем, небезопасно).

Сундуков мимоходом удивился тому, насколько быстро йети овладевает человеческой речью, но ему сейчас было не до этого.

— У-уу-у, — ответил он, показывая, что не имеет никаких претензий за содранные ладони.

Наконец Сундуков сел на лабораторную кушетку, однако йети попросил его лечь — жестами он пытался объяснить, что в такой позе перенос пройдёт быстрее и легче.

Сам сел рядом на стул, взял Сундукова за руку и запустил процесс…

И вот его мир снова засиял яркими красками, звуки и запахи тоже стали отчётливей и ярче. Йети снова в своём теле.

Хотя мир Сундукова несколько потускнел, он также был безмерно рад снова стать самим собой, несмотря на содранные ладони, которые неприятно зудели.

Но он подумал, что порадуется потом и потом всё осмыслит, а пока надо решить вопрос с йети.

Получив собственное тело, йети кивнул Сундукову на прощание вышел из помещения лаборатории и пошёл прочь. По опыту он знал, что скоро в институт потянется основная масса сотрудников, в коридорах станет многолюдно и хотел покинуть здание до этого. Ведь теперь йети уже не в обличье человека, поэтому неизбежно привлечёт к себе внимание. А этого ему хотелось избежать.

Ещё когда его возили в кресле-каталке по разным лабораториям института, то проезжали несколько раз мимо выхода из НИИ (точнее это был выход из главного корпуса) в том числе возили после завершения ночных экспериментов и йети обратил внимание, как охранник открывает раздвижные двери рано утром, когда начинают приходить самые первые сотрудники. После открытия дверей проходу препятствует лишь невысокий турникет. Поэтому чтобы выбраться из здания йети надо всего-навсего перепрыгнуть через турникет, выскочить на улицу и убежать (раздвижную дверь вестибюля успели к тому времени открыть, ведь процесс переноса занял достаточно много времени, а йети, как мы знаем, хорошо чувствуют время).

А дальше план был прост. Общее направление пути йети знал, он решил, что будет днём прятаться в лесах и перелесках, а ночью идти. Йети — древолазы, и часть пути можно проделать по ветвям. Пить будет из криниц, рек, ручьёв и озёр. Что касаемо еды, то в здешних краях недавно наступило лето. Правда в этом году оно было холодным, но всё же по дороге можно будет найти каких-нибудь ягод, фруктов и грибов. В крайнем случае, можно какое-то время питаться травой и листьями. Йети не коровы, не жирафы, не коалы и не овцы. Листья и трава не являются их основной пищей, но всё же составляют значительную часть рациона. И в отличие от людей, йети в состоянии питаться листьями и травой довольно продолжительное время, хотя такой скудный рацион не доставляет им удовольствия.

Но Сундуков догнал йети в коридоре. В отличие от снежного человека, он знал, что в институте приняты меры на случай попытки к бегству ценного пленника. Охранник, увидев его сразу же заблокирует раздвижные двери, а стёкла на них пуленепробиваемые, как и в большинстве комнат НИИ, в которые ещё проникнуть надо.

Институт, где трудился Сундуков, занимался не только и не столько лесными людьми, сколько секретными разработками в сфере биологии, биохимии, биофизики, а также психологии и ещё ряда смежных наук. Поэтому на каждом этаже был свой охранник, а внизу дежурила целая смена, один на вахте и два в подсобке рядом. Была экстренная связь с полицией. А все посетители допускались исключительно по пропускам. То же касалось и сотрудников, разве что охранники делали исключение для своих совсем уж близких людей, хорошо знакомым им, а также для директора института, его заместителя и руководителей лабораторий — начальство хорошо знали в лицо и пускали, не спрашивая пропуск, благодаря чему йети и оказался сейчас здесь.

Поэтому Сундуков догнал его и схватил за пушистый локоть (хотя ему было немного боязно прикасаться к гиганту, но обстоятельства не терпели промедления).

— Ты не пройдёшь там, пошли со мной, — как можно отчётливее проговорил профессор.

Йети понял и развернулся. Он каким-то шестым чувством ощущал тревожную атмосферу вокруг себя и понимал, что сейчас ему лучше послушаться Сундукова.

Стараясь не попасться на глаза дежурному по коридору, который к счастью не выходил из своей коморки, профессор чуть ли не на цыпочках повёл йети к запасному лифту, что закрывался на замок и вёл в секретные помещения.

Йети не надо было идти на цыпочках, он и без этого ступал бесшумно.

На лифте они спустились в подземную часть комплекса (главный корпус института Сундукова имел десять этажей сверху и столько же под земной поверхностью). Первый (сверху) подземный этаж через длинный туннель, проходящий под землёй, соединялся с другими корпусами НИИ, один из которых имел выход в парк на краю города, который плавно переходил в густой лес. Причём парк был старинным и мрачным. Там почти никогда не бывало людей.

Сундуков знал расположение пунктов охраны в лабиринтах и вёл йети так, чтобы миновать дежурки сторожей. Здания НИИ много лет перестраивались и достраивались, поэтому к тому или иному месту можно было попасть разными путями. Альтернативные пути предполагались на случай чрезвычайных ситуаций, но начальство не считало необходимым держать охрану в каждом из многочисленных подземных коридоров. Охранники находились лишь на основных.

По дороге Сундуков рассказывал, что они идут к лесу, он даже показывал что-то руками. Йети понимал общий смысл и согласно кивал.

Но на протяжении всего пути усиливались сомнения Сундукова в том, что йети сможет добраться до Памира. Он боялся, что его питомец погибнет по дороге. А к йети он относился с симпатией, особенно после того как сам побывал в его шкуре…

Прошедший немного вперёд профессор вдруг остановился на повороте и пристально посмотрел в глаза йети. Тот, приблизившись, тоже прекратил движение и спокойно смотрел в глаза человека.

— Давай вернёмся назад, и я потом вывезу теб… — Сундуков хотел сказать «тебя», но осёкся на полуслове и почему-то перешёл на «вы». — Хотите, я вывезу вас на родину. Совершенно легально и безопасно.

Йети понял предложение профессора, недаром он несколько часов провёл в его теле и плотно общался с людьми. Но отказался не задумываясь. Не то, чтобы он не верил Сундукову. Йети понимал, что тот говорит искренне, но решил, что и так доберётся. К тому же, несмотря на то, что сейчас Сундуков искренен — нет однозначной гарантии, что он не изменит своё решение позже.

Но главное всё же не в этом. Йети был решительно настроен на побег, и возвращаться в клетку ему не категорически хотелось. После всего пережитого — снова вернуться в унылую клетку и неизвестно, сколько ждать, когда тебя освободят — от одной мысли об этом его пробирала дрожь.

— Ну, что ж… Тогда пойдёмте.

Сундуков открыл тяжёлую дверь, и они поднялись по лестнице на первый этаж отдалённого корпуса НИИ. В этом здании не велись серьёзные разработки, сотрудников было мало, а охранник всего один в вестибюле, на главном входе. Сундуков вёл йети к чёрному входу, расположенному с противоположной стороны главному. Они совсем немного прошли по коридору. В этом корпусе (на первом этаже) было одно из помещений лаборатории Сундукова, где он и его сотрудники делали текущие химические анализы, не требующие сложного оборудования (для таковых институт имел специальную лабораторию). Поэтому у Сундукова был ключ от чёрного входа. Комната, где они порой работали, находилась в нескольких метрах от чёрного входа, а если идти через парадный, то надо несколько минут блуждать по коридорам, пока доберешься.

Сундуков открыл дверь наружу и пропустил вперёд йети. Потом вышел сам. Пахнуло густым тяжёлым воздухом прелой залежалой листвы и сыростью. Несмотря на раннее лето, все дорожки парка до самого корпуса института были завалены прошлогодними листьями и сучьями, сбитыми ветром со старых деревьев. Парк был одновременно старинным и девственным. Словно подчёркивая это, на верхушке ближайшего дерева сидела, раскачиваясь огромная ворона и пронзительно каркала.

— Кар! Кар! Кар-каралах! Кар! Каррр!

— Памир там, — сказал Сундуков и указал куда-то на юго-восток.

— Я знаю, — ответил йети.

Каким-то чудом он освоил человеческую речь. И это, несмотря на то, что артикуляционный аппарат йети устроен по-другому! Не так как у людей. Может он научился произносить всего несколько слов, но всё равно это было удивительно. Ведь ни у Сундукова в его теле, ни у самого йети до переноса в человеческое тело этого не получалось.

Йети тронулся в путь и пошёл не оборачиваясь. Сундуков смотрел ему вслед. Пройдя несколько десятков метров, снежный человек замешкался. Остановился. Вернулся. Пристально посмотрел в глаза профессора. И они обнялись на прощание...

P.S. А йети по дороге всё-таки поймали, как он ни таился. Его вернули в институт к Сундукову, после чего тот вывез снежного человека на родину — в горы Памира, якобы для исследований в полевых условиях. И там уже отпустил.

Сергей Аксёненко