ПРОПАВШИЙ ВИСЕЛЬНИК (окончание)

— А где же висельник? Выбросили за борт?

— Петлю не развязывают, а отрезают, чтобы ни её, ни висельника на корабле не было.

— Кто-то хочет попугать храбрых моряков?

— Найду этих шутников — уж я их попугаю.

— Тогда кто ночью мне лекарство давал?

— Может ты в бреду сам его себе налил и выпил, а теперь не помнишь?

— Может быть. — Веревочная петля опять качнулась. — Убрать эту дрянь. Ветер поднимается. Где команда, почему у штурвала никого нет?

На палубу вышли два матроса и боцман. — Боцман, всем по местам — дал команду Кашалот.

Вечером Кашалот зашёл в каюту капитана. — Сильвио, боцман опросил всех матросов, и никто не сознается, что снимал висельника.

— Не сам же он выпрыгнул за борт. А где, кстати, вещи Кухарша? Там же должны быть лекарства?

— Его сумки тоже нет. Я думаю, что и её выбросили. В травах все равно никто не разбирается, а признаться боятся, или не помнят, потому что напились рома. С твоего разрешения.

— Может все и так, но утром моя кружка пахла тем зельем, которое мне давал Кухарш. Я его выпил, оно действительно помогает. Только кто его туда налил, если ни сумки с травами, ни её хозяина на борту уже не было? Это как ты объяснишь?

— Не знаю, Сильвио. Да забудь ты про это. Дня через три будем уже на Гаити. Там начнётся настоящее дело.

— Хотел бы забыть, но меня опять трясти начинает. Кухарш говорил, что его снадобье нужно, как минимум, три дня принимать. А я выпил лишь два раза.

— Если хочешь, я хины принесу, у меня есть.

— Хина мне плохо помогает. Все равно принеси. До Гаити мне нужно поправиться.

Шон заступил на вахту с полуночи. После выпитого рома он хорошо выспался, поэтому был уверен, что у штурвала не заснёт. Боковой ветер уверенно подгонял "Альбатрос" к заветной цели. Дня через два они буду на Гаити, а там… Что будет там, он не знал. Кашалот заверял его, что дело будет не рискованное, но даст хороший улов. Шон стал мечтать, на что он потратит свои деньги, однако фантазии на много не хватило, и его мысли вернулись на корабль. "Зачем кок украл медальон у Николо.? Парень вроде не плохой — ром не пил, ни с кем не ругался, от него даже брани никто не слышал. И вдруг — украл. Он не моряк, морских законов не знает, поэтому рассчитывал, что всё сойдёт? А может, действительно, ему подложили в сумку этот медальон? Только кому это надо? И зачем? Отомстить? Тогда это..."

Чьи-то руки крепко зажали его рот. Шон похолодел. — Тихо, только тихо — услышал Шон голос, который сразу узнал и мёртвой хваткой вцепился в штурвал, чтобы не упасть.

— Я не мертвец, и не вернулся с того света, чтобы пугать. Я живой, потому что не умирал. Чувствуешь тепло моих рук? Если понял это и будешь вести себя тихо, кивни.

Давление ладоней, занимавших рот Шона, ослабло, и он смог кивнуть в знак согласия. Кухарш убрал руки и Шон повернулся к нему. — Тебя же повесили! Я видел, как ты дергался на верёвке. Как… это возможно?

— Я могу напрягать шею так, что она становится как камень и долго держаться в таком состоянии. А подергаться пришлось, чтобы все поверили в мою смерть. Вот только разговаривать в таком положении не могу, поэтому и подмигнул тебе, чтобы ты сообразил, что я не умер.

— Сообразил! Я чуть ума не лишился, когда увидел, что мертвец мне подмигивает. Так помчался с палубы, что чуть не сшиб боцмана. Он то точно решил, что я сошёл с ума, бедняга.

— Этот бедняга и подложил в мою сумку чужую вещь. Я слышал, как он говорил об этом с помощником капитана.

— Вот оно как! Это месть тебе. Ты же их опозорил перед командой. Никому ещё в одиночку не удавалось свалить Кашалота. И боцман здоров, как горилла. А ты, такой худой, их обоих по палубе распластал. Этого они тебе простить не могли. Матросы про подлог узнают — двойной позор.

— Никому ничего на говори. Никто не должен знать, что я на шхуне. Мне нужно добраться до берега, а ты помоги мне спрятаться там, где меня не найдут. Поможешь?

— Я не болтун, а ты парень хороший — спрячу. Где научился так драться?

— Мои учителя долго учили меня, чтобы я мог помогать людям, лечить их. Они же учили боевым приёмам, чтобы уметь защищать себя и других, то есть помогать, а не вредить. Это умение я использую только в крайнем случае.

— Я скоро сменюсь и найду надежное место, где тебя никто не сыщет. Кто-то идёт.

Кухарш бесшумно растворился в темноте. К штурвальному подошёл боцман с фонарём в руке. За ним шёл матрос, который должен сменить Шона. — С кем это ты разговаривал?

— С кем можно разговаривать, когда ты один? Я молитву вслух читал.

— Ты знаешь молитвы?

— Настоящие не знаю. А эту сам придумал. Прошу удачи в нашем деле, чтобы, наконец, иметь много денег и никогда больше не выходить в море.

— Тогда и за меня проси, чтобы разбогател. Меняйтесь.

Под утро Кашалот направился к каюте капитана. Стараясь не шуметь, он приоткрыл дверь и прислушался. Услышав ровное дыхание, открыл дверь пошире и посветил фонарем — Сильвио спал спокойным сном. "Помогла хинна" — подумал Кашлот довольный и закрыл дверь.

Утром капитан вызвал своего помощника к себе. Выглядел он достаточно бодро, но по лицу было видно, что чем-то озабочен.

— Выглядишь неплохо Сильвио. Зачем звал?

— Сильвио взял со стола кружку и протянул Кашалоту — понюхай, хиной пахнет?

Тот поднёс кружку к носу — каким-то зельем, но не хиной. — Он поднял глаза на Сильвио — снадобье Кухарша?

— Да, именно оно.

— Откуда?

— Мне тоже хотелось бы это знать. В привидений я не верю, даже в хороших. Осмотри всё судно и найди доброго лекаря.

— Он же мёртвый!

— Ищи.

"Боцман туповат, но без его помощи не обойтись" — рассудил Кашалот. Он нашёл его, и они о чем-то пошептались на носу шхуны подальше от чужих ушей. Потом вдвоём стали обходить судно, заглядывая во все укромные места. Иногда, как бы невзначай, когда рядом оказывался кто-нибудь из членов команды, Кашалот громко говорил, что нужно проверить Альбатрос на готовность к предстоящему делу. Матросы недоверчиво поглядывали на них — таких проверок никогда не было.

— Никаких живых мертвецов или привидений нет — сказал боцман, когда они обошли все судно.

— Тише, ты — шикнул на него Кашалот — не вздумай проболтаться. Нечего баламутить команду перед предстоящим делом. Пойду доложу капитану, что ничего опасного на его корабле нет. Мало ли что ему в бреду померещится.

К вечеру стало ясно, что на "Альбатросе" становится неспокойно. Матросы то переговаривались вполголоса, то оживлённо о чём-то говорили. Даже ночью из кубрика были слышны громкие голоса. Утром боцман постучал в дверь каюты квартирмейстера. — Войди — сказал Кашалот и сел на койке.

Боцман вошёл. — Там команда паникует.

— Разболтал, мурена плешивая.

— Клянусь моими...

— Ладно, хватит! — Чего хотят?

— Не хотят оставаться на корабле с привидением. Требуют капитана.

— Я как раз к нему собираюсь. Можешь идти.

Кашалот дернул к себе ручку двери капитанской каюты. Закрыто. Несильно стукнул в дверь. — Капитан!

Дверь тут же открылась, словно хозяин каюты только и ждал сигнала на это. Сильвио стоял у двери, вопросительно глядя на своего помощника.

— Команду штормить начинает. Из-за этого пропавшего висельника!

Сильвио продолжал молча смотреть на Кухарша.

— Все хотят уйти с Альбатроса в первом же порту.

— Сможешь на Гаити за сутки набрать новую надежную команду?

— Это невозможно.

— Тогда иди и успокой эту. Вдохнови её чем хочешь, пообещай несметные богатства, наплети что угодно. Тебе вести корсаров на дело. Они должны быть как крепко сжатые пальцы — мощный кулак, а не дрожащий на ветру линь. Ты затеял это дело с коком — тебе и выправлять.

Вся команда "Альбатроса" собралась на палубе. Кашалот поднялся на носовую надстройку, откуда ему хорошо были видны все собравшиеся. — Из-за чего шум? Чем недовольны отважные моряки, не раз прошедшие через бури морей и океанов, через картечь и ядра неприятелей?

— Никаких врагов и штормов мы не боимся. Но оставаться на корабле с привидением не желаем. Привидение — не к добру. Это хуже, чем женщина на борту.

— Свен, ты своими глазами видел привидение? Что молчишь? Если кто-нибудь сам видел привидение, пусть расскажет как это было. Есть такие?

— Мы не видели, а капитану привидение лекарство приносит, лечит.

— Тебе, Джек, капитан сам это на ушко шепнул? Или он говорил громко, чтобы и другие знали? Кто слышал его слова?

— Все говорят, что дух кока является к капитану, чтобы лечить его.

— Кто первый понёс эту чушь, пусть выйдет. С чего бы это кок проникся такой любовью к капитану, что стал с того света приносить ему лечебное снадобье?

— А что же капитан сам не пришёл объяснить?

— Хину от лихорадки приносил капитану я! И в его обязаннности не входит лечить вас от детских страхов. За боевой дух, за сплочённость команды отвечаю я — ваш квартирмейстер. Я водил вас на абордаж и всегда был с вами во всех схватках. Предстоит серьёзное многообещающее дело, в котором могут потребоваться ваша отчаянная смелость и сплоченность — один за всех, и все за одного. А кто сейчас передо мной? Горстка трусливых мышей, которые испугались мнимой тени чего-то неизвестного? Крыс, бегущих с корабля, который, по их предположениям, может утонуть, держать не будем. Желающих быстро и крупно разбогатеть всегда хватало в любом порту. Мне больше нечего сказать, а сходку глупости и трусости можете продолжать без меня.

— Ладно, Кашалот, не гони волну. На горизонте вот-вот покажется Гаити, а мы до сих пор не знаем на какой абордаж идём.

— Хватит темнить! Давно пора карты открывать!

— Вот это голоса акул пиратства, готовых кинуться на жертву. Засиделись на торговых шаландах без настоящего дела, раскисли, как медузы на суше!

За открытый абордаж каторгой можно не отделаться, хотя виселица может оказаться и лучше каторги. Наш план построен на опережении. Из Марселя, в сопровождении двух военных кораблей, к Гаити идёт шхуна. Она должна взять на борт большой груз золота, серебра, сахара и кофе из Восточного форта.

Мы приходим раньше и становится на разгрузку в порту рядом с этим фортом. Форт — под охраной гарнизона французских солдат, и о нападении на него нечего и думать. Положение складывается в нашу пользу, потому что там готовится восстание невольников кофейных и сахарных плантаций. Приход Альбатроса будет сигналом для начала восстания. В тюках сукна и мануфактуры, которые мы везём, спрятано оружие для повстанцев.

— Мы будем воевать за освобождение каторжан?

— И они нам за это заплатят мешками золотых кофейных зёрен?

— Не спеши обгонять пушечное ядро, Этьен, я ещё не договорил.

— Наша цель не освобождение несчастных подневольных, а сундуки с богатой начинкой, которые привезены с Коста-Рики, и вместе с кофе и сахаром ждут отправки за океан. Надёжные люди до начала восстания принесут в форт вино со снотворным. Местные индейцы умеют готовить зелье, которое начинает действовать через час. Этого времени хватит, чтобы вино с этим снотворным хлебнули офицеры, солдаты, часовые и их сменщики. Нам откроют ворота, которые ближе к складу с золотом, за которым мы приплыли. Надо будет быстро переправить ценный груз на шхуну. Группа повстанцев, готовых уйти с нами, будет помогать с погрузкой. В освободителей играть не будем, поэтому в стычки, которые могут возникать, не ввязываться, а то, что мешает — безжалостно уничтожать.

Когда войдем в форт, первым делом — переодеться в форму солдат. Боцман наденет форму офицера, поскольку на меня вряд ли такая сыщется. Это нужно будет, чтобы не вызывать подозрений у тех, кто будет встречаться в городе и в порту. Мы спасаем ценный груз от восставших! А чтобы эти восставшие не перестреляли нас в самом форте, рядом с каждым переодетым будет кто нибудь из местных, которые удостоверят, что мы их освободители.

Наш главный козырь — внезапность и быстрота. Через два часа после нападения на форт сундуки с добычей и все люди, включая тех восставших, которые уйдут с нами, должны быть на "Альбатросе". Будет ещё ночь, но те, кто увидит наше отплытие, должны поверить, что мы уходим на ост, в сторону Европы. Отойдем подальше от берега, ляжем на норд. За нами по пятам идут корабли, посланные за золотом и серебром на Гаити, и встречаться с ними нам ни к чему. Когда они поймут, что их пиво уже выпито, кинутся в погоню в восточном направлении, а мы успеем уйти далеко на север. Перейдем Атлантику и подойдем к Ирландии с севера. Там моя родина. Я север побережья хорошо знаю, найду, где укрыться. Там и поделим добычу. Кому золото не нужно, пусть скажет это сейчас, его долю поделим на всех.

Дезертиров, как Кашалот и ожидал, не нашлось, и под одобрительный гул он сошёл на палубу.

— Молодцы командиры! Хорошо придумали! Неплохо бы и кофе с сахаром прихватить, да времени мало. А золота много?

— Я думаю, по сундуку на каждого, не меньше. — Бросил на ходу Кашалот и пошёл к капитану.

Сильвио ждал его, сидя за столом. Кашалот сел напротив, не дожидаясь приглашения.

— Команда в полном составе готова идти на дело. Я, разумеется, не сказал всего, что их ждёт.

— Всё же я считаю, что нельзя с ними так, мы не должны их бросать.

— Не дрейфь, капитан. Ты же умный, на адвоката когда-то учился. И жизнь знаешь не хуже меня. Много моряков, получивших шальные деньги, пустили их в дело, потратили на что-то нужное? Пропьют в тавернах, спустят в борделях. А развяжут языки — откуда такие деньги, по нашему следу ищеек пустят. Мой план верный. Уходим на север подальше от Кубы, повернем на норд-вест. Там дальше — чёрный риф. Посадим на него корабль — я на штурвал поставлю Шона.

Первое проходящее судно, а это будет шлюп Джона Харрисона, пошлёт к нам шлюпку. В неё мы погрузим основные сундуки с золотом, я их отмечу, когда они будут у нас на борту. Пока будут готовить и грузить нашу шлюпку с "Альбатроса", мы с тобой и четверо матросов, которым я доверяют, пересаживаемся на шлюп Харрисона и уходим к северной стороне Ирландии. Я знаю там каждый залив. И там нет англичан!

— Бросим своих? Благодаря им у нас будет золото. И что сделают с нами Харрисон и его матросы?

— Харрисона я от виселицы спас! Он будет помнить это всегда и не предаст. Верный человек.

— А ты? Не окажусь ли и я на рифе, как команда Альбатроса?

— Моряков Альбатроса могут забрать другие суда, там их не мало ходит. А тебя я не подведу — мы же партнёры. Переберемся, как ты предлагал, на восточные острова Индийского океана. Там нас искать не станут, и, главное, там нет англичан. Откроем общее дело — ты знаешь, как это правильно обставить. А я буду у тебя правой рукой. Не захочешь — поможешь мне своё начать, я в таких делах плохо разбираюсь.

Но не это главное. Шон, когда отбывал каторгу на Барбадосе, встретил там мою мать и сестру. Их вместе с другими жителями поселка англичане продали в рабство. Эти английские псы ирландцев за людей не считают, и торгуют ими как скотом. Ирландец стоит дешевле даже негра! — Кашалот грязно выругался. — Я без жалости топил английские суда вместе с людьми. Они заслужили это! Поэтому то и хочу уехать туда, где не увижу их мерзкие рожи. А ты поможешь мне выкупить моих родных из рабства. Мне самому это не сделать — англичане уже дважды приговаривали меня к виселице. Только я убегал — пеньковый галстук не для моей шеи. Второй раз я бежал с Харрисоном на плече. Его тоже собирались повесить, а бежать он не мог — у него была перебита нога.

Нанять надежного человека, чтобы он отправился на Барбадос, выкупил мать и сестру и привез ко мне, стоит больших денег. Я всё поставил на кон, Сильвио. Ты мне поможешь?

Сильвио показалось, что во всегда твёрдом взгляде этого мощного человека, один только вид которого внушал невольное уважение и даже страх, он заметил что-то просящее, по-детски трогательное.

— Мой отец служит клерком в адвокатской конторе. — Никогда не нарушай закон — вбивал он мне с детства. Я же ввязывался во всякие передряги, происшествия, меня тянуло в море, к приключениям. Поэтому и сбежал из дома. Каперством богатства не скопил, от пиратства бог уберег. А может отцовские слова держали руль моей судьбы и не позволяли сменить галс. Так и плавал бы на торгашах, если б не встетил тебя. Если всё сложиться, как мы предполагаем, буду благодарен тебе до конца жизни, и ты всегда можешь расчитывать на меня. — Сильвио протянул руку и Кашалот её крепко пожал.

К острову Гаити "Альбатрос" подошёл ночью. Матросы готовили шлюпку к спуску на воду, а Кашалот отдавал необходимые распоряжения боцману. Ему и капитану необходимо было сойти на берег не дожидаясь утра.

Шон незаметно отделился от команды и спустился в грузовой отсек, где прятался Кухарш. — Мы приплыли к Гаити — сказал он не громко в темноту.

— Ты придумал, как мне добраться до берега? Я плохо плаваю.

— Я приготовил кусок толстой доски и привязал к ней линь. Будешь плыть держась за доску. Это долго, но надёжно. Второй конец линя привяжешь к себе, чтобы не потерять доску. На корме сейчас никого нет, я привяжу там канат, чтобы ты смог спуститься. Я пошёл, а ты выходи чуть погодя.

Шон привязал канат и спустил на воду доску, держа в руке конец веревки, когда сзади раздался голос боцмана.

— Что ты тут делаешь? Я слежу за тобой. — Он хотел ещё что-то сказать, но получил два не сильных, но резких ударов за ушами и потерял сознание.

— Ты его убил?

— Через некоторое время он придёт в себя. Спасибо за помощь Шон. Прощай. — Шёпотом сказал Кухарш и перелез через борт.

— Прощай — так же шёпотом ответил Шон — удачи тебе.

Летняя ночь коротка. С рассветом возвращаются с уловом рыбаки. На берегу их ждут торговцы, чтобы купить рыбу. Начинается разгрузка одних судов и погрузка товаров на другие. Город пробуждается. Открываются лавки, магазины, учреждения.

Сильвио успел сделать два важных визита и теперь ему нужно было зайти в контору Шаньё, чтобы сообщить о доставке груза для него. Он свернул на указанную улицу, в конце которой и должна была находиться эта контора.

Несколько солдат и офицер шли впереди него метрах в тридцати. Им оставалось несколько шагов до серого здания, когда из его двери вышел человек, в котором Сильвио безошибочно узнал своего помощника.

— Взять его — скомандовал офицер солдатам, указывая на Кашалота. Солдаты кинулись исполнять приказание. Первый был сбит одним ударом. Двое других повисли на руках Кашалота, но он их просто стряхнул с себя. Работая обеими руками, как кувалдами, Кашалот валит набегавших солдат одного за другим. Один солдат размахнулся ружьём, нацеливаясь прикладом в широкий лоб противника. Кашалот успел выставить обе ладони навстречу удару, потом перехватил ружьё и отбросил его вместе с вцепившимся с своё оружие солдатом в сторону.

Поднимающиеся с земли солдаты бросались на Кашалота, а он расшвыривал их как щенков по обе стороны от себя. Из переулка вышло ещё несколько солдат. Офицер, который не приближался к месту схватки, рукой указал им на того, кого требовалось арестовать. Подкрепление не проявило себя более успешно. Рослый крепкий моряк, закаленный в пиратских абордажных схватках и портовых драках умело защищался, пятясь назад и выбирая момент для бегства. Он оглянулся назад и в этот момент получил удар прикладом в правую лопатку. Падая, Кашалот сумел развернуться и ногой сбить солдата с ружьём.

Он поднялся на колено и поднял голову — впереди была лишь кучка прохожих. Кашалот резко рванул вперёд. Толпа раздалась надвое, как перед бешеным быком, но сделав два шага он остановился как вкопанный. Посредине коридора из людей стоял Кухарш.

— Висельник! Проклятый висельник!

Подбежали солдаты. Они не смогли свалить крепко стоящего на ногах моряка, и принялись крутить ему руки и вязать их ремнями. Кашалот не оказывал ни малейшего сопротивления. Он не отводил взгляда от Кухарша. — Проклятый висельник!

Солдаты взяли Кашалота в плотное кольцо и повели по улице. А он через шаг оборачивался назад, и, глядя поверх голов своих конвоиров, всё повторял — Проклятый висельник! Проклятый висельник! — словно никогда не знал других ругательства.