От длинной воли к соловью.

Глава 1

Серые камни холма лучились багровым отблеском заката. Пологий склон с западной стороны укрывали луговые травы, а восточный был крут и усыпан бурыми валунами глины. Навстречу догорающему солнцу, стремилось бескрайнее поле. Стебли клевера и шалфея прижимало к земле, порывами холодного ветра.

Приземистый конь мотал гривой и мелко дрожал в ожидании похода. Рвал копытом землю и гремел золотой сбруей о тяжелую упряжь. Но всадник, неподвижности которого могли позавидовать мраморные изваяния, был глух к этим мольбам.

Черные волосы, тронула паутина седины. Каменное лицо, покрытое шрамами, венчал суровый свет карих глаз. Под выщербленным доспехом мерно вздымалась широкая грудь, а в огромных ладонях покоились вожжи.

На седле по обе стороны висел саадак: усыпанные жемчугом колчаны и два лука работы мастеров востока. Широкая сабля грозно покоилась на бархатном кушаке, а к седельной сумке прикреплен круглый щит с искусно выгравированной головой дракона.

Уругхан со свитой расположился на вершине холма.

Там вдали меня ждет бессмертие. Ничто не заставит повернуть назад.

Воздух чужих земель проникал в легкие. Субедэй ощущал вкус величия близких побед.

С каждым днем было все труднее сдержать желание пришпорить коня и нестись навстречу ревущему ветру. Топтать непокорные племена в поисках славы и достойных врагов. Но нельзя было делать этого сейчас. Который день от разведки не было вестей и ожидание превратилось в муку.

Победы берут терпеливые. Цена ошибки слишком велика.

Передовые отряды Улуса Джучи часто пропадали в северных землях. Выживали единицы. Обескровленными губами шептали о половцах, что держаться в седле ничуть не хуже степняков; о русских богатырях, крепких словно вырезанных из дуба. Субэдэй этому не верил. Глаза труса застланы страхом, но мифы расползались подобно лесному пожару. Больше медлить было нельзя. Уругхан решил сам проверить крепость северных щитов.

Оставлять за спиной сильного врага — глупая ошибка, в этом пытался убедить Субэдэй Чингисхана. Но только через год ему вручили пятьдесят тысяч конников и трехтысячную гвардию Безликих Сынов. Так начался поход на север от Закавказья. Армия выступила в конце лета и уже к осени стояла неотвратимой лавиной у берегов Дона.

День клонился к вечеру. Войско монгол замерло без движения. В свите уругхана все чаще раздавались усталые вздохи, на смену которым приходил злобный ропот. Недовольство зрело и тут же потухало, ведь каждый знал жестокую длань сына Джарчиудая.

Вдруг, к счастью уставших дворян, на горизонте заиграла темная фигура. Дрожащая словно мираж, она неумолимо приближалась. Возле нее клубилось облако пыли, и вскоре стало ясно различим одинокий всадник.

Взмыленный конь исходил липкой пеной. Злобно жевал удила. Хрипел, но мчался во весь опор. Всадник подгонял замученное животное коротким кнутом, сильно пригибаясь к гриве.

Грузный широколицый тумен подошел к Субэдэю и заговорил глубоким клокочущим голосом:

— Повелитель, это он.

— Надеюсь, мы ждали не зря, — отозвался Субэдей.

Военачальник прошел сотню битв, и на каждой пировал со смертью, но лед в глазах командира заставил отступить на шаг. Сообщить дурные вести, грозило отсечением головы.

— Конечно, владыка.

Раненый в правое плечо разведчик рухнул к ногам Субэдэя. Заговорил сбивчиво, не поднимая головы:

— Светлейший Хан, два дня пути на север русская крепость.

От неожиданности толпа за спиной ахнула и зажужжала, словно пчелиный улей.

— Что ты мелишь? — встрял старший советник, — это половецкие земли. Русичи далеко впереди.

Глаза Субэдэя метнули молнии, рука потянулась к кинжалу, но у самой рукоятки замерла.

Этот старый мерин заговорил раньше уругхана!

— Повелитель Себэдей и мудрейший Ухлаж, — затараторил разведчик, — клянусь предками. Богатая крепость и сильный отряд, еле унес ноги! Половцы обходят ее стороной. Высокий частокол, большое хозяйство, поля и скот. Много продовольствия, воды. Мы попали в засаду, мне пришлось бежать.

Грузный тумен посмотрел на владыку, тот разрешающе кивнул.

— Вы отправились на разведку неделю назад, — взревел Алхаир, — что бы узнать не готовится ли половецкое войско, а не для того что бы найти одну жалкую крепость в двух днях пути.

Уругхан поднял руку в останавливающем жесте. Воевода замолк.

— Мою лошадь убили, — не унимался разведчик, — бежал в лес, нашел одного отбившегося от стада коня русичей. До этого три дня шел пешком.

Больше хан не смотрел на солдата, того быстро подхватили под руки и утащили вглубь строя.

— Что это за крепость? — равнодушно спросил Субэдей у военачальников.

— Слыхивал я от торговцев, — вступил один из них, — на Дону стоит город Саркел. Русский. У половцев договор оберегать его. Князя там нет, да и войска тоже. Пятьсот голов по некоторым слухам.

— Это полный вздор, — небрежно махнул рукой советник Ухлаж.

Военачальник тронул рукоять меча, но спустя мгновение остыл.

— Продолжай, — велел уругхан.

— Так вот там монастырь православный возведен. Монахи и защищают крепость. Эти иноки варягов отгоняли, половцев с печенегами бивали. Больше охранять стены некому.

— А вот и первая встреча, — воодушевился хан, — Алхаир, собери пять тысяч воинов из своей тьмы, на рассвете выступаем. Джэбе, поведешь остальное войско за нами.

— Да, мой повелитель, — прогремел хмурый воин, которого Субэдей назвал Джебе.

Угловатые черты лица и глубоко посаженные глаза, с нависшими тяжелыми надбровными дугами, выглядели дерзко и самоуверенно. Телосложением ничуть не уступал уругхану, а доспехи еще более роскошны. Меч, усыпан драгоценными камнями всех мастей, с ручкой из чистого золота. Серебряные пряжки с ремнями из китайского шелка. Шлем усыпан жемчугом и рубинами, в лучах заходящего солнца играл всеми цветами радуги. В седле держался надменно, на владыку смотрел свысока.

— Брат, оставляю войско тебе. Жду у дымящихся стен через два дня.

Джэбе нехотя кивнул, но глаз не опустил.

— Повелитель, — подал голос старший советник Ухлаж.

Хан медленно повернулся и посмотрел на крючковатые черты, сгорбившегося старика. Жидкие волосы, тощие пальцы и высокий лоб у Субэдея вызывали отвращение, но мудрость совета часто спасала жизни тысячам монголов. Власть старейшин, даровалась самим Чингисханом, поэтому была незыблемой. Частые разногласия с военным советом не могли этого изменить. Субэдэй понимал пользу мудрецов, но считал, что они наделены слишком большой властью, и совершенно зря неприкосновенностью.

— Что ты хочешь, Ухлаж? — пренебрежительно бросил уругхан.

— Мы считаем, что не стоит хану отправляться в мелкий поход. Ваш брат прекрасно справится, — проскрипел старческий голос, а остальные советники лениво закивали.

— Это все?

Ухлаж утвердительно наклонил голову.

— Джэбе, разбивайте лагерь. Алхаир тебя с отрядом жду перед рассветом. Опоздаешь хоть на мгновение, повешу.

Старший советник, злобно сверкнув глазами, удалился.

Ночь хмурой пеленой опустилась на монгольский лагерь. Воины, стреножив коней, растягивались на сырой земле под открытым небом. Холодные звезды источали тусклый свет, словно усталые глаза богов, чьи грустные взгляды с тоской рассматривали сынов степи.

Костры угасали. Едва различимо тлели угли, их покидало последнее тепло.

Нападать на монгольской лагерь было бы смертоубийственной дерзостью, все это знали, но дозорные стояли на постах самоотверженно, ни на миг не смыкая глаз. Опустилась густая, почти осязаемая тишина, изредка прерывалась уханьем ночной птицы и плачем цикад.

Но кое-что все-таки нарушало ночной покой. Поодаль от основного лагеря, в одном из туменских шатров, сотканном из грубо выделанных бычьих шкур, сквозь входные лоскуты просачивался неуверенный свет масляной лампы. Внутри, средь дорогих убранств, висел стойкий запах пота и бараньего жира. От небольшого огонька танцевали черные тени, смешивая развешанные по шатру клинки и расставленные по углам сундуки в один роскошный карнавал мягкого света и тьмы.

— Почему бы мне просто не убить его? Заколоть словно шакала.

Заговорил разъяренный воин. Укутанные в латные перчатки руки до хруста сжимали подлокотники резного трона. Под ним прижал уши к затылку серый пес. Его пугал рык хозяина. Трусливые глаза то и дело устремлялись к дубовому столу, на котором исходил соками жареный баран. Запах жгучих трав манил голодное животное. Пес злился и скулил.

— Не говори глупостей, Джэбе, — как можно небрежнее бросил Ухлаж, — это бесчестие.

Советник вальяжно восседал на звериных шкурах с противоположной стороны обеденного стола. За тонкими морщинистыми губами исчезал второй десяток янтарных фиников. Ухлаж сладко причмокивал, наблюдая за собеседником прищуренным взглядом.

Не трудно было заметить, что в отсутствие посторонних глаз советник не казался пожилым, как при свете дня: плечи не горбились, мученические черты лица разглаживались, а в некогда дряхлом теле ощущалась если не сила, то уже точно скорость.

— Вот как мне нравится, — начал Джэбэ, взяв кубок с водой со стола, — когда бродячие псы вроде тебя говорят о чести. Издревле власть отдавалась по закону сильного. Кто убил хана тот и правит его наделами.

— Эти, как ты выразился «законы степи», привели к самым кровопролитным распрям в истории монгольского государства. Каждый кто хоть немного знаком с историей, должен это понимать. Только Царь Царей смог остановить безумие. Или ты готов оспорить и его могущество?

По лицу Джэбе пробежала угроза, но он смолчал.

— Одно дело жена, богатства. Ты уверен, что так будет и с армией? — интонация старика изменилась на доброжелательно-снисходительную, как-будто он разговаривал с ребенком.

— Иначе никак. Я ближайший родственник. Если он умрет, встану на его место.

— Еще мальчишкой, будучи человеком длинной воли, дав клятву защищать и преумножать земли царя царей, твой брат служил под стягом Чингисхана. Всю жизнь варился в котле кипящих страстей междоусобиц, а затем огненным мечом прошелся от Китая до Адриатики. Заслужил звание медноголового свирепого пса и титул уругхана. Неужели ты одним убийством хочешь встать на его место?

Воин еще больше потемнел в лице и швырнул кубок, тот с мягким звуком ударился о стену шатра и упал на шкуры. Пес на секунду поднял уши и повернул морду, а после также тоскливо положил ее на лапы.

— Какая разница? Я самый сильный и богатый воин его армии. Я водил войска за южное море трижды. И всякий раз возвращался с победой.

Губы Ухлажа насмешливо поползли в стороны.

— Три великих похода на полуголые племена с дубинами. При чем возвращался потеряв непростительно большую часть войска. «Джэбевы победы» как говорится.

Лицо Джэбе перекосила ярость. Он рванулся с трона, мгновенно подскочил к советнику, одной рукой оторвал его от земли, а вторая рука отточенным движением метнулась к ножнам. Звонко скрипнула сталь огромного ятагана, острое, словно бритва железо уперлось в старческий живот. Балахон грязно-серого цвета, не сопротивляясь, поддался металлу и в этом месте просочилась капля крови.

Глаза советника в миг из надменно-насмешливых превратились просто в округлившиеся блюдца полные страха. Порывы ночного ветра через щели двери приносили запах ночи. Ухлаж долго помнил этот запах, ставший для него предвестником смерти.

Но меч не пронзил податливую плоть.

— На этот раз прощаю, — еле шевеля губами сказал воин. Еще что-то подобное, проткну тебя как муху.

Когда стальная рука разжалась, лицо советника вновь приобрело былой надменный вид. Тощее тело рухнуло на мягкие шкуры. Ухлаж улыбался. Затем поправил балахон и снова принялся кидать в рот финики.

Идеальный владыка монгольского племени. Туп будто пень. Силен словно бык и безгранично тщеславен.

— Ты прекрасно знаешь, дорогой Джэбе, только тронь советника, тебя тут же повесят на ближайшем дереве. Но не будем об этом. Ты умеешь пользоваться саблей, а я головой. Вместе мы посадим тебя на трон уругхана.

При этих словах воин инстинктивно выпрямился во весь огромный рост. Он в миг остыл от гнева, а черты приняли блаженный вид. Легкие втянули полной грудью гарь бараньего жира и затхлость шатра, пропитанного потом. Джэбе запомнил этот запах, как запах грядущего величия.

Воин великодушно оторвал кусок от барана и бросил его псу. Тот, пол ночи ожидая именно этого, с готовностью схватил мясо и выбежал прочь из шатра.

— Меня всегда интересовало, — начал воин, — а кто ты вообще такой? Знаю только, что вышел из одного покоренного племени. Как раб смог попасть в совет старейшин?

Глаза советника лучились самодовольством. В мире прыгающих теней они, казалось, сочатся безумным фанатизмом и коварством.

— Когда вы убили двух моих дочерей, — начал старик ровным голосом, — надругались над третьей, проткнули грудь кривым мечом моей жене; когда ваше племя сожгло мою деревню, вырезало моих друзей; я понял кто на самом деле владыка мира. Осознал в чем истинный путь. Увидел тогда, кто принесет в мир свободу и спокойствие. Я выбрал какой цели буду служить.

— Не надо высоких слов, — отмахнулся Джэбе, — как все-таки попал в совет?

— Своевременные мысли, заметные поступки. Иногда даже подлость и вот через год целую руку самого Чингисхана. Отрекся от своих богов и вступил в малый совет. Спустя еще три года был замечен и прикреплен к уругхану Субэдэю. Первый в истории монгольского ханства чужеземец, попавший в высшие круги. А у себя в родном селе я был обычным пьяницей.

Что-то было странное в рассказе старика. Джэбе не мог понять что именно, а потом и вовсе забыл.

Где-то в ночи завыл пес.