ДЗНП

ДЗНП, или На островах морских

ПОВЕСТЬ

Глава первая.

На обитаемом острове

Маму надо слушать. Мама никогда плохого не посоветует. Гуль еще не расстался с соской, а уже не слушал маму, проявлял ненужную самостоятельность, в садике он писался. Поэтому нянечки и воспитатели называли его «наш зассыха». Как будто они гордились тем, что у них растет такой замечательный мальчик, после которого надо было постоянно сушить простыни. В школе он учился на четверки п пятерки, поэтому ни в одну школьную компанию его не принимали. Зачем нормальным пацанам хорошист и зубрила? В университете он не пропускал ни одной лекции, не прописал стипендию, не носил рваных джинсов и не ломился по ночам в комнату к девчонкам. Даже преподаватели называли его наш ненормальный». Такие всегда вызывают подозрение и сомнения в их человеческой полноценности.

Женился. И опять не на той, которую ему выбрала мама. Мама его не прокляла. Мамы не имеют такой привычки проклинать своих детей, даже когда они не слушают их советов. Но уже на свадьбе вместо поздравления она прошипела ему в ухо, но так, чтобы никто не слышал:

— Ну, ты еще хлебнешь с ней полной ложкой! Помяни мое слово, сынок! Я ее насквозь вижу.

Он хлебнул в полной мере. В самом прямом смысле. Морской водицы. Правда, жена здесь была ни при чем. Чуть было не отправился к Нептуну. Но не отправился. Всё-таки мама-ангел не могла допустить такой несправедливости, хотя и неблагодарный сын отмахивался от ее советов. Иначе это был бы некролог и пора было бы уже ставить точку. Некролог не может быть многословным. Это же не книга из серии «Жизнь замечательных людей».

Это вполне правдоподобная, полная жизненного оптимизма история, которая еще толком и не началась. И в конце концов герой выйдет сухим из воды. Но обсыхать ему придется очень долго.

Какую же мамину заповедь на этот раз нарушил Гуль, что вовлекло его в круговорот таких событий, которые он не мог представить даже в самых фантастических видениях? Мама, провожая его сначала в школу, потом в университет, потом в большую взрослую жизнь, постоянно ему напоминала: «Сынок! Ене верь девкам! Не бойся мышей! И никогда не проси у моря погоды!» Всё-таки материнская сердце — это вещун, оно видит на много лет вперед. А расстояния для него вообще не помеха.

Как он не мог верить таким милым, загадочным созданиям, как девушки? Разве их уста приспособлены для лжи? Он делал им контрольные, мыл за них пола сначала в школе, а потом в общежитии, подносил им сумки, затаскивал для них мебель на пятый этаж. Но целовались они не с ним.

Мышей он не просто боялся. Это был панический первобытный страх. Если он видел мышь, то взлетал на стул и визжал так, что мыши навсегда уходили из этого помещения, кроме тех, которые навсегда оставались там, сраженные мышиным инфарктом.

Вот с морем ему не повезло. А ведь всё начиналось так хорошо. По-праздничному начиналось.

Две семейных пары отдыхали на побережье. И какой его черт дернул угоститься морской рыбкой, которую без всякой суеты можно было купить в ближайшем поселке.

Солнце поднималось над горизонтом. Он прихватил удочки, баночку с червяками и отправился в свое первое морское путешествие. Чувствовал себя настоящим Колумбом. Не клевало. Он отгреб подальше, но и там ни один из обитателей морских глубин не покусился на полудохлых червей. Видно, заелись, буржуи! Отплыл еще пару сотню метров. Уж слишком сильно было желание удивить всех ухой с дымком.

Утро было тихое, солнечное и жизнерадостное. Ничто не предвещало беды. Волны ленивые и небольшие покачивали резиновую лодку. Гуль поклевывал носом. Наблюдать за прилипшими к водной глади поплавками, которые не подавали никаких признаков жизни, было нестерпимо скучно. Особенно для того, кто никогда не увлекался рыбалкой. Что же? Не все наши желания исполняются. Он уже решил возвращаться назад. Скажет, что решил совершить прогулку по морю, а удочки случайно оказались в лодке.

Взялся за весла и застыл, как статуя. На него надвигался темный высокий столб. Водяные потоки по спирали взмывали вверх. Столб выл, как голодный волк, засасывая в себя воду и неотвратимо надвигался на него. Вода возле лодки забурлила. Это смерч. Конечно, с берега он вызывает другие чувства, рука сразу хватает телефон, чтобы запечатлеть это редкое природное явление и поделиться им с другими. Когда ты в море, а берег так далеко, тонкой ниточкой, то у тебя совершенно другие чувства. Как-то не восхищаешься природным феноменом, а испытываешь перед ним самый примитивный страх.

Другой бы заматерился, чтобы выразить свое отношение к этому стихийному явлению, но Гуль не матерился, а потому только бормотал непрестанно: «Мамочка! Мамочка!» Но мамочка была далеко и ничем не могла помочь любимому сыночку. Даже советом. Вот его лодка стала крутиться всё быстрее и быстрее, а потом, как будто могучая рука стала поднимать ее вместе с гребцом, который судорожно ухватился за борта. Гуль пробормотал «Мамочка!» — и всё! Больше его не стало. Был Гуль и нет Гуля. Последний проблеск сознания был именно такой: «Мне конец!» А дальше никакого сознания.

… Всё тело ломило. Такое ощущение, что тебя долго и старательно лупили палками. Может быть, даже арматурными прутьями, не спрашивая его согласия. Это как-то нецивилизованно. Он пошевелился. Но движение доставило ему боль. Даже дышать было больно. Застонал.

— Живой! Хэ! — хохотнул невысокий плотный мужчина.

Один глаз у него косил и жил своей отдельной жизнью, то есть не выражал никаких эмоций.

Фамилия у него была короткая и легкая Пух.

Рядом с ним возвышался грузный мужчина, которого по-простому все называли Толяном. На подбородке его одутловатого лица была ямочка, которая то расширялась, то сжималась. Сапогом он пошевелил лежащее тело. Прикасаться рукой он брезговал. Раздался стон.

— Ага! — согласился Толян. — Живой. Видно море пожалело его и выбросило на берег.

Пух спросил:

— Вызывать »скорую»?

— На фига? — удивился Толян. — Мы его и без всякой «скорой» его вылечим. У меня, знаешь, какой богатый опыт? Погранцов надо вызывать. Чудится мне, что иностранец это. Может быть, даже шпион. Хочет разнюхивать наши секреты, там, про секретные объекты и прочее. Нам награду за него дадут. Сечешь, Пух? Бухнем тогда! Ты давай сторожи, а я погнал за погранцами.

Погранцы, как и положено в рабочее время, пили водку.

— Во! Толян! Падай!

— Это… мужики! Там на берегу какой-то мужик валяется. Не наш и в отключке.

— Может быть, бухой?

— Не! Не пахнет! Море выбросило.

— Ладно! Пойдем глянем!

Глянули.

— Во! Блин! Точняк не наш. Одежка не наша на нем. Наш клиент. Грузим, мужики! А вам за бдительность выпишем награду.

— А может, его тут и чпокнуть? — предложил Толян. — Делов-то! Каменюкой по кумполу и всё! И в море его бросим! Откуда пришел, туда пущай и идет. Зачем нам иностранцы?

— Ты бы только чпокал, Толян! — сказал старшой. — Не начпокался, пока в мусорах ходил? Всё кровь мусорская играет? Не! У нас так не работают. У нас тонкая работа.

— Как скажите!

— Нет! Мы его доставим, допросим, потом особистам сдадим. Пусть те его раскручивают. За это нам благодарн

Гуля привезли на заставу, выгрузили и занесли. Посадили на лавку. Он завалился на бокость и премия. А за трупака фига с маслом. Грузите его, мужики! Только осторожно! Не бросать! Это же вам не дрова какие-нибудь!

Гуля взяли за руки — за ноги и понесли к машине. Затолкали на заднее сидение. Гуль застонал, чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их. Его подперли с обеих сторон.

= Это, — нюнил Толян, — корефан! Про меня с Пухом-то не забывай. Это же мы его нашли. Хотя бы на пузырь выдели! Ладно уж, ордена и звезды на погоны пущай уж вам достаются!

— Находчивые вы мои! Разве можно про вас забыть?

Гуля привезли на заставу, выгрузили, занесли и посадили на лавку. Он завалился на бок. Его выпрямили. Только опустили, он опять на бок. Это раздосадовало погранцов.

— Малой! Позови лепилу! — приказал старший.

Пришел фельдшер с непременным белым чемоданчиком с красным крестом. Из грудного кармана выглядывал градусник. Пощупал ребра, посмотрел зрачки, зачем-то постучал по голове. Правда, не сильно. Гуль только стонал. Каждое прикосновение доставляло ему боль.

— Хрен его мама знает! — наконец-то выдал он диагноз. — Вроде всё на месте: руки, ноги, голова. Может, очухается. Хоронить заранее не будем. Это не наш принцип.

— Может, ему в торец врезать? — предложил один из бойцов.

— Бабе своей врезай! — сурово сказал старший. — Тебе бы только врезать. Надо тонко работать. Что это тебе тренировочная груша? Это ценный агент иностранной разведке! Кладезь ценных для государства знаний. И он их нам должен выложить. Всё выложить! Мы его должны беречь, как око зеницы. Уяснили, сявки? Или мне повторить?

Хорошо, что никто не знал ни что такое око, ни что такое зеница. Но начальству положено время от времени произносить непонятные слова. Все поняли, что этого чела надо беречь, а боксовские навыки отрабатывать на ком-нибудь другом, не таком ценном материале.

— Может, ему водяры дать? — предложил отличник пограничной службы. — Она меня всегда в сознание приводит. За редким исключением. Хотя, конечно, жалко переводить добро на этого хлюпика.

— Говоришь, водяры?

Старшой задумался.

— А что? Можно попробовать? Ведь лучшего до сих пор человечество пока еще не придумало.

На заставе водка всегда водилась. Налили полстакана. Запрокинули Гулю голову, раздали зубы ложкой и вылили водку. Она забулькала, проскакивая всё дальше и дальше. Гуль дернулся, как от электрошокера, потом открылись и округлись глаза, потом рот, щеки его порозовели, на лбу выступили капельки пота. Пальцы что-то быстро перебирали.

— Чмошник-то наш очухался! — обрадовались погранцы.

— Водка творит чудеса, — авторитетно произнес старший. — Свершилось очередное чудо. Возрадуйтесь, братья!

Ткнул Гуля пальцем в грудь.

— Говорить можешь?

Гуль удивленно оглядывался. Сознание постепенно возвращалось к нему. Он старался понять, что с ним произошло. Где же он находится? К тому же его организм впервые познакомился с водкой. И внутри происходил какой-то незнакомый ему процесс.

— Ты кто?

— Я? — прохрипел Гуль.

Он удивленно посмотрел на старшего, потом перевел взгляд на его подчиненных.

— Свинья! Дурака не валяй! Отвечай, кто ты!

— Гуль.

Старший покачал головой, посмотрел на подчиненных. Те хохотнули. Ну, и дурень им попался!

— Как?

— Гуль.

— Во! Блин! Гуль-буль-буль. Кто тебя забросил к нам? Не молчать! Отвечать на мои вопросы!

Еще кусок сознания вернулся к Гулю.

— Смерч.

— «Смерч» — так спецслужба называется, которая тебя забросила кнам? Отвечать, сволочь!

— Это природное явление.

— Будешь говорить правду, еще налью водки. Будешь молчать, клизму вставлю, тупая скотина.

— Нет! Только не это!

Все удивились. Было понятно, что перед ними иностранный агент. Свои от водки никогда не отказываются. А если и отказываются, то с явным намерением, что их отказ не примут во внимание.

— Какое у тебя задание, Буль-буль?

— Я Гуль.

— Да мне хоть хрен собачачий! Отвечай на вопросы!

— Водку не будете заставлять?

— Не будем! Нам больше достанется.

— Понимаете, мы отдыхали две семьи у моря. И я решил побаловать их рыбкой, утречком, пока все спали, я сел в лодку и отправился в море. Но возле самого берега не клевало…

Он рассказал, что с ним произошло до того момента, как он потерял сознание.

— Складно поешь, Буль-буль. Хорошую тебе легенду сочинили в центре. Чувствуется рука профессионала. Не желаешь признаваться? Ладно! Сейчас тебя заберут особисты. Помотаешь кровавые сопли на кулак. Там работают настоящие профи.

В особом отделе обрадовались. Уже который год они не вылавливали ни одного агента. Даже ветераны службы не могли припомнить ничего такого. И от этого они скучали и хандрили. Они потихоньку спивались и теряли остатки профессиональных разумов, которыми и так-то были несильно наделены. Даже мускулы слабели.

Тут такой настоящий иностранный агент! Проблема только в одном. Начистить бубен сначала, а потом допрашивать? Или наоборот? Или сразу одновременно начищать бубен и допрашивать? Тут мнения разделились. Даже заспорили. Ждали решающего слова начальства. Ибо издревле повелось, как начальство скажет, так и надо.

Начальство, за годы безделья распылившее до двух центнеров и окончательно спившееся, высказалось так:

— Действуем методом кнута и пряника. Ты….

Палец уткнулся в одного из подчиненных.

— … Будешь добрым следователем. А ты злым и жестоким. Если камень нагревать, а потом охлаждать, он обязательно рассыплется. Чередуй1тесь, чтобы сбить его окончательно с толка.

Начал красноглазый, то есть злой. Он сделал свирепое лицо и взял увесистую дубинку.

Грохнул кулаком по столу. Но не рассчитал силы удара. И т ут же завыл от боли. Что его еще больше рассердило. К тому же стол подпрыгнул и с него полетел на пол и разбился любимый стакан, из которого столько было перепито, что он мог бы писать романы из жизни доблестной разведки. Если бы, конечно умел писать. Осколки любимца блестели по всему полу.

— Говори, скот, с каким заданием тебя забросили к нам?

— К нам это к кому? — наивно спросил Гуль.

Злой следователь понял, что до этого упырка не дошло с кем он имеет дело и куда он вообще попал.

— Дурака корчишь?

— Никого я не корчу. Мне просто интересно, куда я попал. Вы бы не могли бы мне это разъяснить?

— К нам попал. И ты всё расскажешь, иначе…

Злой поднял ушибленный кулак и подул на него. Из-ща какой-то падлы себя чуть не травмировал. Двинуть бы в бубен этому хлюпику! Но он им нужен живой и с не вывихнутой челюстью, чтобы мог говорить и давать показательные признания. И он заговорит! Кулак к тому же еще не отошел от боли. Но тут его сменил добрый. И злой ушел не без удовольствия. Есть прекрасное средство снять любую боль. И сейчас он им воспользуется.

Трубы горели и требовали, чтобы их залили очередной порцией. Зачем терпеть пожар, когда его можно потушить?

— Мы с вами коллеги. Ведь так же? — спросил добрый, улыбаясь. — Ведь мы же делаем одинаковую работу.

— Это в каком смысле?

— Хоть мы и враги, но мы работаем в одних органах. Поэтому нам нетрудно понять друг друга. Чекист всегда поймет чекиста. И я мог бы оказаться на вашем месте. Постучу по дереву. Тук! Тук! Не хочу оказаться на вашем месте. Но не застрахован. Не повезло вам. Смысла упорствовать нет никакого. Ну, провалились. Но жизнь-то продолжается. А дороже жизни ничего нет. А с поражением надо смириться. Профессиональные агенты везде и всегда востребованы. Так давайте работать вместе. Ведь смысл не в том, на кого работаешь, а в т ом, что занимаешься любимой работой. Выдайте явки, выведите нас на резидента и станьте двойным агентом. Это же так увлекательно, когда и вашим, и нашим, балансируешь на бревне, чтобы не упасть. Купоны стригите и там, и здесь. Да любой на вашем месте согласился бы на такое. Перед вами открываются такие перспективы! А какие возможности!

— Вы меня не за того приняли.

И Гуль уже в который раз рассказал историю, как две семьи отдыхали у моря, и он решил побаловать их ухой с дымком и отправился на лодочки в открытое море. А тут налетел смерч…

— Разговор у нас не клеится, — вздохнул добрый. — Ну, что ж, дружок! Пусть с вами пообщается мой коллега. Он уже, конечно, успел отдохнуть и набраться свежих сил. Я не одобряю его методы. Но…

Вошел злой. Лицо у него раскраснелось. На лбу блестели капельки пота. И, кажется, прежняя злость уменьшилась. Он уже охладил горящие трубы. И злость улетучилась. Поднес кулак к лицу Гуля — да! Да! Тот самый! — и спросил:

— В бубен хочешь? Только не задерживайся с ответом. Считаю до дясяти. Я вообще-то только до десяти и умею считать.

Гуль догадался, что под бубном имеется в виду его лицо. Ему, конечно, не хотелось, чтобы его били по лицу. Это же очень больно. И как любой нормальный человек, он старалася избегнуть боли.

— Не хочу.

— А не хочешь, тогда колись!

— Да не в чем мне колоться. Если было бы в чем колоться, я бы давно раскололся. И не докучал бы вам.

Он принялся рассказывать историю про семейный отдых у моря. Рассказывал скучно, потому что эта история ему уже самому надоела.

— Падла! Издеваешься надо мной? Ты чего мне горбатого лепишь? Я тебе пацан что ли какой-то? Я уже восемь лет в органах. Таких раскалывал, что тебе и не снилось. Тут передо мной матерые волки сидели. А через полчаса плыли, как говно на палочке. Знаешь, что я из тебя сделаю?

И злой рассказал, что он сделает из Гуля, подробно, с картинками, не упуская самых мелких деталей. «Какая боагатая фантазия! — восхитился Гуль. — Ему бы романы ужасов писать! Стивен Кинг отдыхает. А может быть, он не умеет писать, поэтому и пошел в органы?»

Допрос продолжался до позднего вечера. Злого менял добрый, а доброго злой. В перерывах они удалялись в красный уголок, где под портретом президента была тумбочка с горячительным.

— Здесь кушают чего-нибудь дают? — не выдержал Гуль. — Я уже сто лет ничего не ел.

На этот раз допрос вел добрый. Он замолчал и удивленно уставился на Гуля. Так смотрят на инопланетянина.

— Конечно! Конечно! — согласился добрый. — Но только после того, как вы признаетесь и согласитесь на сотрудничество. Так что в ваших интересах сделать это как можно быстрей.

Дешевле согласиться со всем, иначе заморят голодом. Еще и бубен начистят умирающему от голода. А ему это надо? Сколько он себя помнит, еще никто ему не чистил бубен.

— Я агент иностранной спецслужбы, — вздохнув, признался Гуль.

Он вспомнил прочитанные им шпионские романы и стал в подробностях рассказывать о своей шпионской деятельности. Как его готовили к заброске, какие ему давали инструкции. Добрый был на седьмом небе. Наконец-то за много лет они поймали настоящего шпиона и доказали, что они недаром едят свой хлеб и водку. А то ведь время от времени им доводилось слушать горькие упреки.

С резидентом вышла заминка. И Гуль признался, что он и есть тот самый резидент, который будет создавать здесь агентурную сеть и вся связь будет осуществляться через него.

Гуля накормили и дали ему матрас. Не спать жде двойному агенту на голых досках. Агент с ревматизмом как-то им не очень кстати. Не будет уже прежней прыти.

Гуль без всякого стремления со своей стороны стал самым ценным двойным агентом ДЗНП. Тем более, что других агентов у спецслужбы не было. Как-то иностранные агенты обходили их великую державу стороной.

Он спросил, что значит ДЗНП, которой он отныне будет беззаветно служить. Чекист глубоко задумался, закатил глаза к потолку, почесал за ухом, наморщил лоб и глухо произнес:

— А хрен его знает! ДЗНП и есть ДЗНП! Зато звучит красиво и величественно. А это самое главное.

— Вы не знаете, что значит аббревиатура вашей страны? — удивился Гуль.

— Абре… виа… — забормотал чекист. Было понятно, что это слово он слышит впервые. — Это… не надо иностранных слов. У нас этого не любят. У нас народ простой. И он понимает только простые слова или когда ему съездят в бубен. Тогда ему все сразу проясняется.

На досуге Гуль попытался самостоятельно разгадать это название. Но каждый раз получалась какая-то чушь, полная бессмыслица и нелепица. Даже перед самим собой было неудобно.

Демократическое заморское независимое пространство… Добрый знаковый национальный проект, — бормотал он и тут же отбрасывал. Всё это было настолько глупо.

ГУЛЬ ПОЛУЧАЕТ ЗАДАНИЕ

Гулю выделили особую комнату, где кроме кровати, тумбочки и умывальника.., ничего не было. Наверно, боялись, что в комфорте он разнежится и потеряет бойцовский азарт. Еда у островитян была непривычная для него. Это была даже не экзотика, а какое-то извращение. Рыбу он ел с удовольствием, не отказывался от водорослей и овощей, а вот есть кузнечиков, змей и летучих мышей отказался наотрез, чем вызвал немалое удивление. Это же деликатесы, которые подавались самым дорогим гостям. У местных жителей сушенные кузнечики, змеи, пожаренные на собачьем жиру и крылышки летучих мышей считались изысканным блюдом, которые они уминали с поразительным аппетитом. Настаивать не стали. Самим больше достанется. Водки ему больше не предлагали и не столько потому, что он отказывался. Но из соображения, что если кто-то не пьет, значит, тиы выпьешь его долю.

Водку начинали пользовать с раннего утра, только продрав глаза. Это было что-то вроде утреннего ритуала.

Уже к середине рабочего дня все ходили под бодуном, шумно разговаривали и удачно, как им казалось, шутили. Иногда разыгрывали друг друга. Например, могли сходить по малой нужде в карман крутки коллеги.

Гуль полностью восстановился. Начальник его вызвал к себе.

— Ну, вот что, Буль-Буль, — торжественно произнес он, как будто собирался вручить ему почётную грамоту.

— Вообще-то я Гуль.

— Молчать! Сказал Буль-Буль, значит Буль-Буль. Старшему по званию всегда виднее. Хватит тебе задаром государственный хлеб жрать. Начинай работать! Приносить обществу пользу. Тот, кто не приносит пользу, бесполезный элемент. И от таких мы решительно избавляемся.

— Что же жто за работа?

— По специальности. По специальности. Ты кто? Иностранный шпион. Ты должен создавать в стране агентурную сеть. Вот и создавай ее. Выполняй свою непосредственную работу.

— Как это?

— Ты дурака не включай! Ты же профессионал. Не мне тебя учить. Сам всё знаешь прекрасно. Ходи и вербуй! Создавай агентурную сеть! Даром мы тебя кормить не будем. В нашей конторе бездельникам делать нечего. А ты теперь наш, двойной агент.

— Да среди всех.

— А среди ваших можно?

— Нужно! Так мы выявим кротов и продажных шкур. Очистим свои чекистские ряды.

Нужно сказать, что страна, куда Гулю посчастливилось попасть, состояла из острове находилась столица.

Северный остров напоминал крючок, если смотреть на него сверху. Здесь жили сельские обыватели, которые пахали землю, выращивали сады и виноградники, разводили скот. Они кормили всю морскую державу. Еще и платили налоги в государственную казну. Узкий пролив отделял «крючок» от острова, почти круглой формы с небольшой зазубриной с боку. Это была гавань, где стоял флот республики, торговый и военный. Получался такой вопросительный знак, сплошное недоразумение. На круглом острове была столица, которая скромно называлась Стольным Градом. Именно здесь и находился Гуль в офисе спецслужбы, где ему и отвели скромное жилище.

Гуль вышел из здания СБО — службы безопасности островов — и скоро оказался на берегу моря. Перед ним открылась бескрайняя даль. Где-то там очень далеко его семья и друзья.

На горизонте ни одного паруса, ни одного дымка. Мысль о том, что он никогда не вернется назад, была невыносима. Никто за ним не следил. Неужели ему так доверяют? Да и куда ему бежать? Только к морским обитателям на закуску. Кинув несколько камешков в набегавшие волны, он поплелся в город. Настала пора познакомиться с этой страной. Чтобы он не вызывал подозрения, ему выдали подходящую одежду. Ничто не должно было выдавать в нем иностранца. Он свой, коренной житель. На нем были полотняные штаны, кожаные мокасины и гимнастерка из плотной ткани. Местные жители одевались просто, но основательно. Главное для них было удобство и надежность одежды. На голове у него был серый берет. Появись он в таком виде в родном городе, его бы приняли за бомжа и пугливо бы шарахались от него.

Здесь он сходил за своего. Начальник посветовал ему говорить попроще, без всяких иностранных слов, вставлять побольше слов-паразитов и слов из ненормативной лексики. Именно на таком языке говорят местные жители. А грамотная речь вызывает у них подозрение. Гуль органически не переносил мата, так же, как и водки, и согласился только на «блин» и «ёкарный бабай». Начальник махнул рукой.

Недалеко от берега располагался рынок. Здесь всегда было многолюдно и шумно. Большую часть жизни островитяне проводили именно в этом месте, или как покупатели, или как продавцы.

Приезжали сельчане с северного острова целыми семьями и привозили товар для продажи.

Они торговали хлебом, овощами, фруктами, виноградом, мясо м, молоком и маслом. Столичные жители их открыто презирали, но обойтись без них не могли, потому что иначе сдохли бы с голода. В свою очередь сельские обыватели смотрели на столичных жителей, как на трутней.

Жителей северного острова сразу можно было отличить от столичных обывателей. И по внешнему виду, и по речи, и даже по запаху, который исходил от них.

Лица их были темными, кожа толстая и задубелая, поскольку круглый год они были продуваемы всеми ветрами. С утра и до заката они проводили свой день в поле.

Гуль решил, что рынок — это лучшее место для вербовки, поскольку оно самое многолюдное. Что можно ожидать от человека, который знал о разведывательной деятельности только из шпионских романов. Да и те были им читаны еще подростком. Он чувствовал себя настоящим Джеймсом Бондом, суперменом. Это придавало ему наглости. Осуществилась его детская мечта. Сейчас он зайдет в паб. Кажется, так называется это злачное место, где шпионы проводят большую часть своего рабочего времени. Между вторым и третьим глотками виски застрелит пару негодяев, которые пытались его убить. В это время на его коленях будет сидеть ослепительная блондинка с глубоким декольте.

Между четвертым и пятым глотками он собласз0нит ярко-накрашенную красавицу, а между шестым и седьмым глотками обзаведется очередной парочкой свежеиспеченных агентов, которые будут заглядывать ему в рот и исполнять любые его приказы.

Выпив стакан виски, он выполнит важное задание и совместит приятное с полезным.

Никаких пабов он на рынке не увидел, виски не пил, а все роковые красавицы торговали ширпотребом и снедью, а на него даже не обращали внимания. Видно, что-то с Джеймсом Бондом у него не вытанцовывалось.

В этих туфлях он впервые увидел ее. В этих туфлях он пришел на первое свидание. В этих туфлях он плясал на свадьбе. В этих туфлях он встречал ее на крыльце роддома с первенцем.

Как же он их выбросит? Он их будет хранить до тех пор, пока они не начнутся рассыпаться от прикосновения. Ведь это не просто туфли. Это жизнь, это прошлое, это его душа.

Он их положит в коробку, перевяжет коробку алой ленточкой и уберет коробку на антресоли, забитые ненужными вещами, которые рука не поднимается выбросить на помойку.

Каждый раз перебирая содержимое антресолей, он будет брать трепетно коробку в руки, развязывать бантик, приподнимать крышку и любоваться ветхими туфлями, вспоминая первое свидание, первый поцелуй, как он нес невесту до крыльца дома, плясал с ней на свадьбе и т.д.

Гуль подумал об этом мгновенно, пока сапожник забивал гвоздики в каблук. Он всего себя отдавал этому делу, как будто создавал мироздание. Он взглянул на Гуля строго из-под густых бровей, которые нависали над его невыразительными глазами, смотреть в которые было очень скучно. Бывают такие люди со скучными глазами, которые ничего, кроме зевоты, не могут вызвать.

— Чего тебе? — спросил башмачник.

— Во-первых, здравствуйте, милейший!

Гуль был само дружелюбие. Он был уверен, что первое достоинство агента расположить к себе другого человека.

Башмачник пробурчал что-то себе под нос, показывая всем своим видом, что он не любитель всяких условностей. Если что-то надо, то сразу приступай к делу. А не ходи вокруг да около.

— Любезный, я иностранный агент.

Гуль сказал это без всяких эмоций, как будто сообщил, что во дворе чудесная погода.

На лице башмачника тоже ничего не дрогнуло. Глаза его по-прежнему оставались блеклыми и невыразительными. Такое впечатление, что он не понял того, что ему только что сказали.

«Конечно, он не понял смысл моих слов, — подумал Гуль. — Или принял меня за шутника». Признаков интеллекта на лице башмачника при всем желании нельзя было обнаружить. Он был похож на тупое животное, которое умеет делать свое несложное дело — и всё. Гуль сделал второй заход.

— То есть я прибыл в вашу прекрасную страну из другой страны. Я иностранец. Я впервые у вас. У меня задание создать здесь агентурную сеть, которая собирала бы различные сведения и выполняла поручения нашей разведки. То есть разведки иностранного государства. Сапожник задумался. Или скорее всего впал в недолгую спячку. Ибо задумываться он, скорее всего, не мог. А от обилия новых для него слов у него сработал механизм торможения. Наконец он спросил:

— Ну?

— Не согласитесь ли вы стать агентом. Всё-таки ваша профессия располагает к этому. К вам заходят самые различные люди.

— Как это?

— Будете мне сообщать, о чем говорят ваши посетители. Особенно, если это касается критики властей, выражения недовольства существующими порядками, призывов к сопротивлению.

— А пити-мити?

Башмачник сделал жест, понятный людям всех стран во все времена: он энергично потер большим пальцем об указательный и средний пальцы и вопросительно глянул на Гуля.

— Само собой. И вот что, любезный. Вы будете агентом номер один, самым главным. Завербуете еще три агента и за каждого получите по одному пити-мити. А я буду вашим резидентом. Каждый из завербованных вами агентов должен завербовать по три агента и за каждого получит по пити-мити. То есть получится уже девять агентов. А значит, вы получаете дополнительно еще по девять пити-мити. А те девять агентов вербуют по три агента каждый. И уже получается двадцать семь агентов. Значит, вы получаете еще двадцать семь пити-мити. Все растет в геометрической прогрессии.

Башмачник почесал лохматую голову, которую он мыл только под дождем или когда залазил в море искупнуться.

— Блин!

Директора спецслужбы, кстати, звали Грохот. Вот к нему Гуль направил свои шпионские стопы, чтобы отчитаться за первый день своей деятельности, чтобы знали, что он недаром ест государственный хлеб. Рассказал о своей схеме вербовки. Учитывая искреннюю любовь островитян к пити-мити, схема должна была принести неплохой урожай. Гуль даже радовался за себя, что он оказался таким находчивым в совершенно новом для нег деле.

Грохот одним глотком опорожнил полстакана и рявкнул:

— Ты голова, Буль-Буль. Плохо, что водку не пьешь. Но это дело поправимое. Еще будешь хлестать, как заправских островитянин.

Гот хохотнул.

— Пити-мити на благое дело найдутся. У нас и статья такая имеется: на вербовку агентов. Только мы ее, сколько мне помнится, не использовали. Так пити-мити и пропадали даром.

Через неделю оказалось, что Башмачник завербовал несколько сотен агентов. Когда в бухгалтерии конторы посчитали, сколько ему должны были выплатить пити-мити, то схватились за головы. Грохот прослезился и чуть не налил Гулю водки, но вовремя усел остановиться. И выпил за него и за себя. И крякнул так громко, что спугнул ворон даже на соседнем здании.

— Даром мы хлеб не едим. Буль-Буль! Это же успех. На следующей неделе мне с докладом к президенту. Впервые отправляюсь без всякого страха и трепета, а напротив с радостью. Теперь уж доложу, так доложу. Такую операцию провернули! Хо-хо! Эх, надо дырочку сверлить на мундире. И тебя Буль-Буль не забудем. Хороший ты работник!

островной республике уже насчитывалось полторы тысячи предателей родины, готовых за пити-мити продать и мать родную. Складывалось впечатление, что вокруг тебя только одни предатели. Да и ты сам вполне мог быть предателем.

Президент и главные специалисты сели за низенький столик. Грохот разложил перед собой бумаги. Так его доклад будет выглядеть солидней.

Начальник администрации президента поставил на столик графинчик и наполнил обе стопки. Президенту налил чуть побольше. И встал в сторонке.

— Дело нужно начинать со стопки, — изрек президент.

Они синхронно смахнули стопки. Начальник администрации облизнулся. Но своевольничать он себе не позволял.

Грохот рассказал о Гуле и о том, сколько уже завербовано агентов. Все они, разумеется, под колпаком спецслужбы.

— Можете работать, когда захотите. А то, что это за страна, в которой нет иностранных шпионов и их агентов. Значит, никому такая страна не нужна. Это так, мелочовка. Не великая держава, а какой-то Мухосранск, который никому не интересен. Обидно получается. И что подумают подданные о правителе такой страны?

— За слежкой за агентами нужен штат контрагентов. Прошу вашего согласия на то, чтобы увеличить нашей штаты. И даю вам слово, эффективность нашей работы увеличится ого-го!

Президент кивнул.

— Ну, и финансами поддержать. Даром шпионить никто не будет. Пити-мити правят миром.

— Дам распоряжение министру финансов. Пусть нарисует новые пити-мити. Он уже руку набил на этом. Осталось только морду набить. А морда у него широкая, лоснится.

Посмеялись удачной шутке. А в прочем, президент не может шутить неудачно. Это же известно каждому. Каждая его шутка быстро расходилась в массах и становилась народной пословицей. Готовился уже пяттый том шуток и афоризмов президента.

Грохот радостно потирал руки. И благодарил судьбу, которая послала ему Буль-Буля. Он удвоил суточную норму выдачи водки сотрудникам. Это должно было их хорошо подстегнуть.

Через пару недель его настроение начало портиться. Нет! Президент свое обещание сдержал. Увеличили штат сотрудников, финансирование, даже выделили два десятка костяных счетов. Но теперь счет агентам уже шел на тысячи. И количество их продолжало увеличиваться. Агентурная сеть росла как снежный ком. Месяц — другой и окажется, что все население островной республики — это иностранные шпионы. Это бы уже явный перебор. И за это президент по головке не погладит.

Даже контрагенты станут агентами во главе с Грохотом. Во будет смеху. Он вызвал Гуля. Посмотрел на него сердито и не предложил даже ему сесть. Пусть знает свое место!

— Буль-Буль! Эту фигню прекращай!

Гуль и правда не понимал, чего от него хочет начальник. Ведь все складывалось так прекрасно.

— Вербовку.

— Но ведь всё так хорошо идет. Вы сами говорили. И президент вон вами остался доволен.

— Когда что-то идет очень хорошо, то это уже плохо. Что я буду президенту докладывать в следующий р аз? Что все граждане нашей великой державы иностранные шпионы и агенты? Что у нас полстраны предатели, наймиты, агенты иностранных разведок, готовых мать родную продать с потрохами? Это что же за страна такая? А ты читал, что они пишут? Вот беру наугад. «Довожу до вашего сведения, что на заборостроительном комбинате производится секретная военная продукция. Как-то: остро заточенные штакетины, прожилины для дальнего боя и стобы для того, чтобы разбивать ворота вражеских крепостей. То есть это продукция двойного назначения. Она складируется и распространяется. С работников берется подписка о неразглашении государственной тайны». Грамотно пишет, собака. А по сути бред. Или вот еще. «В приюте для бездомных животных идет подготовка боевых собак для использования их на полях сражений, где они будут выполнять различные функции. Персонал держит собак на голодном пайке. Мясо уносят домой. У собак вызывают голодную агрессию. Поэтому они готовы растерзать любое живое существо. Собак постоянно дразнят, тыкают им в морды палками, чтобы они стали еще злобнее и не знали жалости и пощады ни к кому. Это очень страшное оружие. Выпущенные на врага, такие собаки разорвут его в клочья, не оставят ему никаких шансов. Как известно, это оружие массового поражения, запрещенное международными конвенциями». Что это? Секретная шпионская информация? Это бред сивой кобылы. А вот это! Это просто шедевр! Да это золотыми буквами надо пропечатать! А вот еще! «В публичном доме «К марка» дам с пониженной социальной ответственностью обучают различным приемам соблазнения и вербовки мужчин для использования их в последующей шпионской деятельности». И вот таких донесений целые мешки. Мало того, мы еще и оплачиваем этот бред. Мои сотрудники получают меньше, чем некоторые доносчики.

= По-моему, рациональное зерно в этих сообщениях есть, — решился возразить Гуль. — Из них мы узнаем о состоянии общественных нравов, о чем говорят в обществе.

— Это, Буль-Буль, не надо меня путать своими заграничными словами. Хочешь, как сыр в масле кататься, слушай, что я тебе говорю и мотай на ус, которого у тебя нет. Умничать не надо. В нашей конторе хватит одного умника, то есть меня. А остальным слушать и исполнять. Буль-Буль! Разбери эти мешки и отправь своему начальству самые толковые, чтобы там не подумали, что у нас одни дураки живут. Из дураков какие агенты? Остальные сжечь! И сеть сократит. Пару сотен агентов нам хватит по самую макушку. Нечего на дармоедов государственные деньги тратить. И пару-другую десятков надо арестовать.

— Как арестовать? — смутился Гуль. — Мы же сами их втянули в агентурную сеть. И получается, что теперь мы должны их предать. Я им пообещал полную неприкосновенность.

— А мне по барабану, что ты им наобещал. Тут обещать только я могу. Заруби это себе на носу.

— Как нам отправлять сообщения? Сотовой связи здесь нет, телефонов нет, про дроны вы понятия не имеете. Конечно, можно семафорной азбукой. Только кто ее увидит?

— Эти иностранные словечки отставь! А не то!

Он поднял кулак и помахал им перед глазами Гуля. Кулак был чуть меньше его головы.

— Виноват, — кивнул Гуль. — Больше не повторится.

— Знаешь про бутылочную почту? Еще наши предки использовали ее. Дешево и сердито.

— Как у Жюля Верна?

— Как у нас. Заталкиваешь донесение в пустую бутылку, запечатываешь ее сургучом и бросаешь в море. Делов-то! Вот тебе и вся связь. Посылай свои донесения!

— Течение может вынести бутылки куда угодно.

— — И чо с того? — Грохот пожал плечами. — Пущай оно несет их хоть к черту на кулички.

— Мои кураторы, пардон, мои руководители не получат этих сообщений. Выходит, что вся наша работа зря. Что толку с донесений, если они не дойдут до тех, кому предназначены.

— Ты, Буль-Буль, вроде не дурак, а рассуждаешь, как дурак. Ведь куда-то они всё равно приплывут. На то оно и море, чтобы по нему всё куда-нибудь приплывало. А для чего оно тогда, море, нужно?

— Возможно.

— Не возможно, а приплывет. Всегда приплывало, а сейчас не приплывёт? Так, Буль-Буль, не бывает. Ее выловят, прочитают донесение. Ведь ясно же кому донесение. Вот и доставят донесение кому нужно. Это же просто, как два пальца об асфальт. Доносчики еще и вознаграждение получат. Так что донесут донесения, будь спок! А когда другие узнают, что за бутылки вознаграждение положено, так наперегонки понесут бутылки. А те, кому не достанется бутылок, сами напишут какое-нибудь донесение. Вот как надо рассуждать, Буль-Буль! А не как ты, недотымка.

— Ведь это…

— — Какая разница? Главное, чтобы донесение было. А кто его написал, не имеет значения.

— А что ожидает тех агентов, которых вы арестуете? Всё-таки они доверились вам, мне. А теперь вот как. Нехорошо получается, товарищ начальник. Как-то не по-людски.

Грохот указательным пальцем оттянул нижнюю губу и отпустил ее. Так он проделал несколько раз. И каждый раз получалось громкое чпоканье, как будто захлопнули с силой дверь. Этому его научил давным-давно, когда он еще был мальчишкой дядя по материнской линии, который потом героически погиб, когда пытался выпить н а брудершафт с акулой. До той поры выпивание на брудершафт у него происходило без всяких инцидентов. Безмозглое животное неправильно приняло его намерение. А может быть, ему было недоступно чувство дружбы и взаимопонимания. Водку пить акула не стала. А вот закуску в лице дяди использовала в полной мере. Так что дядя остался даже без могилки, потому что хоронить было нечего.

— Будь спок! — заверил Грохот. — Ничего с ними не случится. Ну, немного мои ребята поотрабатывают боксерские навыки на живых грушах. Им же нужны тренировки, приближенные к реальным условиям. Отпустим их с миром. Зачем их держать и кормить за государственный счет? А кто будет землю пахать, сапоги тачать? Кто детишков будет заделывать, будущих солдат и заботливых матерей? Папа Карло? Вот то-то, Буль-Буль! Думать надо стратегически, чтобы о всей державе сразу.

— Решение разумное, — согласился Гуль.

— А то! Мы тоже не пальцем деланные! Кумекаем, что к чему, как, куда и сколько раз!

Раздался тихий шелест телефонного звонка. Грохот скукожился, уменьшился в два раза и стал похожим на пушистого домашнего котенка, которого хочется взять на руки и тетешкать.

Двумя пальцами, как пирожное, он снял трубку и медленно поднес ее к уху. Лицо его стало умильным и сладким, как будто у него во рту была необыкновенной сладости конфетка.

— Господин президент! Я весь внимание.

С Грохота ручьями лился пот, брови его подрагивали, а нос нервно дёргался и жил своей самостоятельной жизнью.

— Господин президент, будет сделано. Непременейшим образом! В самом лучшем виде, так сказать. Как вы сказали, так и будет сделано.

Медленно опустил трубку, шумно выдохнул, выпрямился, вырос и первым делом налил себе полный стакан и выдул его в два глотка. После чего счастливо заулыбался.

= Das ist fantastisch! — произнес он.

Гуль удивился. Он ожидал чего угодно, но чтобы услышать немецкий язык в устах Грохота!

— Вы и по-немецки шпрехаете?

— Кого?

Грохот поднес кулак к носу Гуля. Гуль отодвинулся. Со страхом посмотрел на кулак, потом на лицо начальника.

— Я должен повторять, чтобы ты свои непонятные слова забыл. Тут тебе не там! Заруби это!

Тут же руку он спрятал за спиной.

— Не сердись, Буль-Буль! Случайно вырвалось. Работа нервная, сам понимаешь. Постоянно в напряжении, как струна. Президент хочет с тобой побеседовать.

— Со мной?

Неужели он ослышался. Как его скромная особа могла заинтересовать президента?

— На завтра назначена встреча. Ты это, Буль-Буль, если я тебе что когда сказал со зла, ты уж не держи на меня обиду. Ведь я тоже человек, не из железа. Срываюсь. Это бывает. Ты уж прости меня, дурака. Это всё равно, когда газы скапливаются, скапливаются, а потом, как бабахнет. Так и со мной бывает. Ругаю себя за это. Понимаю, что так нельзя.

— Что вы? Кроме добра, я ничего от вас не видел.

— Хороший ты человек, Буль-Буль. Ты мне ср азу понравился. Как увидел тебя, так ты мне и понравился. Плохо, что водку не пьешь. Но это дело поправимое и исправимое. А что мы болтаем. Времени-то у нас в обрез. Надо готовиться к встрече. Это же вам не пыхти-мыхти. Распоряжусь, чтобы тебя экипировали, как надо. Церемониймейстер разучит с тобой ритуал. Там все надо точь-в-точь. Это же тебе не девку щупать в кустах. Первым делом в баню. Там тебя отпарят, отмоют, умаслят всякими благовониями, чтобы от тебя исходил приятный свежий запах, как от цветочной оранжереи. Девок в бане не будет. Девки потом. А сейчас тебе нельзя ни на что тратить силы. Ту должен быть сосредоточенным и сжатым, как пружина. В тебе должна чувствоваться сила.

Всё закружилось вокруг Гуля. Сначала его, действительно, парили, мыли, обливали ароматной водой. Для этого вызвали лучших банщиков, которые обслуживали только вип-персон. Явился портной, долго снимал мерку, потом шили в авральном режиме, подгоняли, подшивали, добавляли, подтягивали, расширяли, украшали.

Гуль стоял в новом одеянии перед большим в человеческий рост зеркалом и не узнавал себя. Красная бархатная курточка с позолоченными пуговицами, в нагрудном треугольном разрезе пузырилось волнами накрахмаленное жабо, в котором вспыхивали разноцветные блестки. На рукавах кружевнее оборки. Кошмар! Но еще больший кошмар начинался ниже. Это уже было выходящее за всякие границы фантазии.

Широкий зеленый пояс держал атласные штанишки, которые доходили ему до колен и были овен чаны алыми бантами. Верх был прошит золотой нитью. Нить эта извивалась змейкой. Еще и с пышными оборками. А на ногах немыслимо блестевшие алые башмаки с пышными помпончиками, которые подрагивали при малейшем движении.

НА ПРИЕМЕ У ПРЕЗИДЕНТА

Президент Байда, сколько помнил себя, всегда ыл президентом. У него даже было такое ощущение, что уже в материнской утробе он уже был предназначен для президентства. Он просто не мог ничем, кроме как президентом. Некоторые рождаются обычными детьми, а он с разу родился президентом. Когда его спрашивали: «Будет ли он баллотироваться на следующий срок?», он улыбался и отвечал:

— Пора уже и честь знать. Надо давать дорогу молодым и энергичным. А я уже устал. Я такой же человек из крови и плоти. Я старею и слабею. И нужна молодая кровь и плоть. Я разорву цепь и сбегу с галеры. Буду лежать на берегу моря и ни о чем не думать. Вот о чем я мечтаю. И поверьте, это самая моя заветная мечта. Самая большая мечта.

Снова на выборах за него отдавали 99,99 % голосов. Остальные 0,01% голосов кроме самих кандидатов, за них больше никто не голосовал. Депутаты нижней и верхней полок парламента время от времени вносили предложение сделать пост президента пожизненным и передавать его по наследству. И доказывали, что это было бы очень суверенно и демократично. Байда не соглашался.

— У нас народовластие. Народ — верховный суверен и господин. А все мы лишь слуги его. Когда народ верит в своего президента, он будет голосовать за него и без всяких поправок в конституцию. И вообще ложил он на эти поправки вот такущий с пробором. Не будем давать повода нашим партнерам обвинять нас в зажиме народовластия. Мы всегда были, есть и будем сторонниками самой демократичной демократии.

Депутаты верхней и нижней полок парламента находили эти слова президента очень разумными и на какое-то время споры о введении пожизненного президентского правления и наследственной передачи власти утихали. Но только на время.

С женой Байда развелся. Почему? Он никогда не говорил на эту тему. На вопрос: собирается ли он снова жениться, Байда отвечал:

— Зачем? У меня уже есть жена, которой я никогда не изменю. И больше мне никого не надо.

Страна замирала и жаждала узнать, кто же эта счастливица. И каждый раз Байда отвечал:

— Моя жена — это моя великая держава. я однолюб. и никогда ей не изменю. Кроме нее, мне никого больше не надо. Так было, есть и будет всегда, пока я буду президентом.

Каждый раз после этих слов народ приходил в такой экстаз, что на несколько дней опустошал прилавки вино-водочных магазинов и пивных маркетов. Резко вверх шла кривая самогоноварения. Потому что такое счастье, что тебе так повезло с президентом, нельзя было не отметить широким загулом. Везде звучали здравицы в честь президента.

Церемониймейстер встретил Гуля приветливой улыбкой. Это был мужчина с бесцветными глазами и усами песочного цвета. Его светлые волосы стояли ежиком. Иную форму им придать было невозможно. Он остался доволен одеянием Гуля и повел его через залы и коридоры президентского дворца. Двери им открывали рослые гвардейцы.

Они каждый раз щелкали каблуками вскидывали карабины с примкнутыми штыками и медленно приоткрывали очередную дверь. Глаза их оставались неподвижны и ничего не выражали. Когда Гуль дошел до президентского кабинета, он уже был раздавлен роскошью президентского дворца. Любой султан бы от зависти слюной подавился.

Президент Байда очаровал его с первой минуты. Стоило гулю войти в п резидентский кабинет, как его хозяин вскочил с позолоченного президентского трона и поспешно бросился ему навстречу. Взял его ладони в своим и потряс их. При этом ласково улыбался, как улыбаются старому хорошему другу, с которым связано много воспоминаний.

— Счастлив видеть вас!

И потянул его к низенькому столику, за которым он обычно принимал посетителей. С одной стороны стояло кресло для президента с гербом республики, напротив для посетителя без герба.

Они сели. Президент дружелюбно улыбался. На столике стоял графинчик. Президент наполнил стопки. Кивнул, приглашая выпить за знакомство, которое должно быть приятным.

— За знакомство!

— Извините, я не пью.

Президентская стопка замерла на полпути до места назначения. Щека президента нервно дернулась. Так было с ним каждый р аз, когда ему доводилось сталкиваться с чем-то необъяснимым.

— Не пьешь? Разве это возможно?

— А что обязательно, господин президент, надо пить? Для меня лучше всё-таки не пить.

— Как ты живешь, Буль-Буль?

— Нормально живу. Хорошо живу.

— Это хорошо, что хорошо. А я, знаешь, выпью. За наше здоровье.

Президент опрокинул стопку и крякнул.

— Только, когда пьешь, чувствуешь полноту жизни.

— Я готов пофилософствовать с вами на эту тему, но мне думается, что вы пригласили меня совсем не для того, чтобы обсуждать достоинства водки. Хотя соглашусь с вами, что это очень интересный вопрос.

— Само собой. Ну, интересно было посмотреть на иностранного агента, который организовал такую широкую агентурную сеть под самым носом у спецслужб. Это какой же нужно иметь талант!

— Господин президент! Я очень вам благодарен.

— Но не это главное, Буль-Буль! Не это. Вы все, иностранные черти, очень хитрые и умные. И всяких таких финтифлюшек наизобретали, о которых у нас даже не слышали. Сейчас моей стране нужен именно такой человек, как ты, хитрый и умный.

— Это большая честь для меня, господин президент.

— Ладно! Ладно! К делу! Рядом с нами находится островное государство ВОР, враждебное нашей державе. С древних пор они старались захватить наши острова и поработить наш народ.

— Вор?

— Да, ВОР — Великая Океанская Республика. Хотя великого там ничего нет, кроме дури. Вот этого там с избытком. Иначе, как бы они осмелились на войну с нами? Они постоянно вредят и пакостят. Терпеть это уже невозможно. Они подрывают не только престиж нашей великой державы, но и мой собственный. А это уже совершенно недопустимо. Ибо я символ, сакральная фигура. Это все равно, что измазать дерьмом идола.

— Господин президент, у вас же есть армия. Хотя я сторонник мирного решения проблем. По крайней мере считаю, что нужно делать всё, чтобы решить проблему полюбовно.

— Ты настолько наивный? Да, армия есть, но вот только мозгов у наших генералов нет. Они уже давным-давно разучились воевать. Да, наверно, никогда и не умели. Уже три раза воевали с ВОРОом и каждый раз терпели поражение. А вот у вас, у чужеземцев, всякие там штучки, хитрости, которые помогают вам побеждать врага. Буль-Буль! Ты должен помочь! На этот раз мы должны победить и разгромить этих проклятых воров.

Гуль заерзал на кресле. Поглядел за окно, которое занимало полстены и увидел внутренний дворик, выложенный мраморными плитками, ажурные высокие ворота, возле которых стояли два статных гвардейца с карабинами с примкнутыми штыками. Байда прихватил его взгляд и тоже посмотрел за окно. Может быть, он видел там что-то другое.

— Это ты, Гуль, видишь впервые. А я уже полвека. Полвека я уже президентствую. И что я сделал великого? Всё чаще я себе задаю этот вопрос. И всё горше мне становится. Даже эту мразь ВОРа не смог прижать к ногтю.

— И что же вы хотите от меня, господин президент. Наша встреча не случайна же: или я не прав?

враждебное государство, которое должно войти в наш состав, как это было в древние времена.

— А как же? Это воздушные шары, с которых бросают камни на голову противника. Ну, и само собой разведка. Ведь сверху видно всё, ты так и знай. Хе-хе-хе! Короче, назначаю тебя военным министром. Мой личный портной сошьет тебе мундир. А ты готовься в великой войне. Эту войну нам никак нельзя проиграть. Это смерти подобно.

Глава

Гуль инспектирует войска

Осмотр войск разочаровал Гуля. Солдаты жили в деревянных бараках, которые зимой отапливались буржуйками, поэтому по углам была наледь, а спотолка свешивались стеклянные гирлянды сосулек, которые солдаты время от времени сбивали. Кормили их скудно, потому что продукты, которые приобретались по госценам, уходили на рынок, где их уже перепродавали втридорога, имея с этого дела солидный навар.

Деньги складывались в карманы интендантов и генералов, у которых распухали карманы и морды.

Весной салаты рвали крапиву и щавель, из них варили щи и готовили салаты. А еще пили травяные чаи. Это спасало от анемии и цинги.

Оружие, которое они держали в руках, — это были ломы, лопаты и мастерски. Некоторые за годы службы ловко научились владеть ими. Но для борьбы с противником их мастерство вряд ли бы пригодилось.

Генералы соревновались друг с другом: у кого круче дворец. Каждый старался перещеголять другого.

Во флоте было два десятка лодок. Лодки рассохлись, зияли щелями, весла были сломаны. Поэтому их не спускали на воду, чтобы не потерять последнее, что есть в державе.

Воздушные шары в последний раз надували при царе Горохе. Оказывается, и такой был в истории ДЗНП. И прославился он лютым тиранством и изощренными казнями.

Шары лежали в холодном сыром помещении и лопнули по месту сгибов. Восстановлению они уже не подлежали. Гуль распорядился выбросить их на с валку.

Не приходилось удивляться, что это воинство уже трижды получало по зубам от островных соседей. Непонятно было: почему они уже давно не захватили эту великую державу.

Глава

Гуль докладывает президенту

Президент был удручен.

— Сволочи! — прошипел он. — Ну, что мне делать с этими генералами? Расстрелять их что ли всех? Только жируют да дворцы себе отгрохивают. А может быть, их пустить в первую линию на врага. Это же прекрасная мишень. И проблема сама собой решится. Это же какая поьза будет для державы, если их всех перебьют!

— Разумное предложение, — согласился Гуль. — После того, что я увидел, я бы их сам расстрелял. Совсем без генералов, однако, нельзя. Кому-то надо планировать военные операции, отдавать приказы, принимать решения и ледить за их исполнением.

— Других наберем.

— Я думаю, что подойдет сельская молодежь. Сейчас это самый здоровый элемент общества. Они умеют трудиться. Заботятся о своей скотине. Значит, убюут заботиться и о солдатиках. Хотя солдатики — это и не с котина. Но думаю, что они научатся и гуманному отношению к людям. К тому же! Какой сельский парень не мечтает стать Наполеоном, вырваться из рутинной среды, где круглый год одно и то же.

— Наполеон? Это кто еще такой?

— Это великий полководец.

— Может, принять его к нам на службу. Дам хороший оклад, форму сошьем, что надо.

— Он уже давным-давно отошел в мир иной.

Когда генералы узнали, что их дворцы забирают под школы и больницы, а самих их переводят в солдатские казармы, они хотели устроить военный переворот. Хотя никакого опыта в этом деле у них не было. Но недаром же Гуль создавал агентурную сеть. Президенту доносили о каждом слове каждого генерала. Даже о том, чем заняты их жены, любовницы и дети.

Началась чистка. Всех участников заговора сослали в деревни и на каменоломни для перевоспитания. С древних времен известно, что кирка и тачка — лучшие воспитатели. Заменили их худые деревенские парни, которые ретиво взялись за дело. Они и мечтать не могли, что когда-нибудь станут во главе армии. Счастье свалилось, как июльский снег на их головы. Пахали, как и в своей деревне на пашне, с рассвета до заката. Могли среди ночи приехать в часть и устроить выволочку. Казармы поднимали по ночам и проверяли даже постельное белье. Завсклады теперь боялись унести даже мышиный помет.

Скоро лица солдат посвежели, спину их выпрямились и на плацу они стройно печатали шаг. Вместо рванины они переоделись в хорошую форму. Пряжки на ремнях блестели, как у кота то место, которое он так любит лизать. Их перевели на бывшие генеральские дачи, благо таких хватило бы еще на две армии. Многие впервые увидели ванную и унитаз. Кормили четыре раза в день. Обязательно выдавали мясное и кусок сливочного масла. Хлеб пах хлебом, а не лопухами и овсюгом. Половину бывших интендантов пришлось отправить на каменоломни и рудники. А те, что остались на местах и не помышляли даже, что можно что-то унести домой.

— Всё какая-то польза!

Президент радостно потирал руки. Гулю он присвоил звание маршала. И торжественно вручил ему маршальский жезл.

Гуль долго отказывался и отнекивался. Но переубедить президента было невозможно. Он был уверен, что Гуль заслужил всё это и необходимо поднять его статус.

Теперь на Гуле был синий мундир, с широкими алыми лампасами, шикарными аксельбантами и позолоченной портупеей. Жезл крепился к ремню с левой стороны,

Лн чтобы его легко можно было взять.

Еще золоченные пуговицы. На голове фуражка с высоко загнутым передним краем. И серебряной эмблемой МВС — маршал вооруженных сил. Так не служивший никогда Гуль сразу удостоился высшего воинского звания.

Ему казалось, что он похож на попугая. И его внешний вид вызовет не почтение, а смех.

Но когда он появился на людях, они, увидев его, замирали и смотрели на него с обожанием и восторгом.

Изготовили новые копья, боевые дубины и топоры. Лодки просмолили и сделали новые весла. На флагманскую лодку, где находился адмирал, поставили мачту и парус.

Прошили воздушные шары. Сделали новые корзины.

Теперь каждый день солдаты занимались боевой подготовкой. Учились владеть оружием.

Президент решил лично проинспектировать армию. И посмотреть, чего добился новый военный министр.

Он проходил мимо строя бойцов, которые вытянулись в струнку. У президента было счастливое лицо. Вот это была настоящая армия, которую не стыдно бросить на войну.

— Буль-Буль! Ты настоящий маршал!

Он приобнял Гуля и похлопал его по спине. Глаза у президента были ласковые. В уголках глаз блестела влага.

— Победишь ВОРа, присвою тебя звание героя республики.

— Господин президент! Я вот что подумал. Вы могли бы выслушать мен. Мне кажется это очень важным.

— Товарищ маршал! Я слушаю тебя!

— Нам надо изменить тактику боя. Старая никуда не годится и обрекает нас на поражение.

— Делай так, как считаешь нужным.

— Господин президент! Ведь как воевали ваши, то есть наши, славные воины. Воевали они по старинке. Ничего не менялось. А время-то идет. В военной тактике появляются новинки. А как мы воюем? На боевых кораблях приближаемся к вражеской территории и начинаем бросать в противника камни, которые, кстати, занимают очень много места. Камни тяжелые, поэтому корабли малоподвижны и не могут маневрировать. Камни порой только вдвоем могут поднять. И бросают, конечно, недалеко. Никакого вреда противнику они не приносят, поскольку просто не долетают до берега.

Президент беспокойно оглянулся, как будто высматривал врага, который мог притаиться за кустами.

— Что же теперь?

— А вот что!

Гель вытащил из брюк кожаный ремень. Байда с удивлением взирал на то, что он делал.

— Ремень, господин президент, уникальное изобретение человечества. Казалось бы, чего проще — полоска кожи. Ан нет!

— Что же в нем уникального? Ремень — он и есть ремень. Куда он еще годится, кроме как для поддержки штанов?

— Это предмет двойного назначения. Гражданского. Как вы верно заметили, для поддержки штанов. Представьте себе ситуацию, если бы нам постоянно приходилось держать штаны руками! Военные называют его пращой.

— Это еще что такое?

— К сожалению, это я не могу продемонстрировать в вашем кабинете. Не могли бы мы пройти во дворик. Тогда вы увидите, что это за оружие, какова его эффективность.

— Во дворик, так во дворик.

Вышли. Гуль сложил ремень пополам, на месте сгиба уложил камешек. Байда наблюдал за его действиями с усмешкой.

— Господин президент! Подальше отойдите! А то мало ли что…

Президент отошел. И стоял в углу дворика, сложив руки на груди. Он смотрел на Гуля так, как смотрят на сумасшедшего. Гуль раскручивал ремень над головой. Всё быстрее и быстрее. Ремень со свистом рассекал воздух. Президент опять ухмыльнулся. Гуль отпустил конец ремня. Камень полетел к стенке, перед которой стоял высокий вазон со цветами. От вазона откололся кусок керамики и с громким стуком упал на гранитную плитку.

— Что это? — воскликнул Байда.

— Это боевое оружие.

Гуль рассказал ему библейскую легенду о Давиде и Голиафе. Прездинт был поражен. Рот его был приоткрыт, он хлопал глазами. Протянул руку и пощупал ремень.

— Тяжеловеса пацан ремнем и камешком замочил! Чудеса!

— Ну, вообще-то это называется пращей. Очень эффективное оружие в руках умелого воина. Опытные пращники в любом войске ценились на вес золота. Часто именно они обеспечивали победу. Господин президент, нам нужно приготовить отряд пращников. И тогда не надо даже будет приближаться к берегу. Для врага мы будем недоступны. А враг станет легкой мишенью для пращников. Представляете, какая это ударная сила?

— Буль-Буль! Ты башка! Ого-го! Готовь мне этих самых пращников!

— Это еще не все, господин президент. Позвольте мне злоупотребить вашим драгоценным временем? Если у нас будет греческий огонь, мы сожжём весь флот противника, тоже не приближаясь к нему, на расстоянии, будучи недоступными для врага.

— Что еще за хрень такая?

— Это оружие еще эффективней, чем праща. Но для него нужна нефть, это такое полезное ископаемое. Оно находится под землей. Нефть очень хорошо горит. И при сгорании дает высокую температуру.

— У нас ее называют жидкими дровами.

— Нужны еще некоторые компоненты, чтобы получить греческий огонь. Думаю, что они тоже имеются в вашей, в нашей, великой державе. Я набросаю чертеж пушки. Пусть ваши мастера сделают десятка три пушек. Думаю, этого будет достаточно. Мы сожжем вражеский флот за считанные минуты. Они даже не успеют ничего понять. Экипаж погибнет, если не успеет выброситься в море.

— Великолепно! Давай твои пушки! Давай твой греческий огонь1 и тогда мы всем покажем! Я сразу поверил в тебя и не ошибся. Я сейчас же подпишу указ о назначении тебя военным министром. Нынешний старый пердун ни на что не годен. Я тебе присваиваю звание генерала. А после победы над врагом ты станешь генералиссимусом. Генералиссимус Буль-Буль! Это звучит… Нет! Фамилию придется поменять. Нет! Генералиссимусом я сделаю себя. А ты будешь маршалом. Это тоже очень хорошо. Почитай, второе место после генералиссимуса. Во так!

Гуль не служил в армии. И о войне знал только из книг и фильмов. Поэтому он дал простор фантазии.

С дерзостью неофита приступил к преобразованиям. Так Петр Великий после разгрома под Нарвой создавал новую армию. Ему пошили генеральский мундир. Сначала он его стеснялся. Ему казалось, что он выглядит в нем индюком и павлином одновременно. Было такое ощущение, что как только он покажется в этом мундире с широкими красными лампасами на штанах, золочёнными аксельбантами и пуговицами, как все начнут смеяться, тыкать в него пальцами и кричать:

— А король-то, то бишь генерал, голый! Какой он генерал, если он никогда в жизни не держал оружия в руках!

Никто не смеялся и не тыкал пальцами. А напротив все вытягивались в струнку и глаза у всех становились стеленными и пустыми. Настоящие болванчики или идолы с острова Пасхи. Это мгновенное преобразование, которое он производил в окружающих, понравилось ему. Он уже свыкся с мыслью, что он генерал, что он военный министр.

Он начинал чувствовать себя Наполеоном, который способен вершить судьбы народов и держав. А что с т ого, что он до этого никогда не был военным: может быть, у него природный дар?

Теперь даже Грохот, этот брутальный мужлан, замирал при его появлении и превращался в статую и оживал только тогда, когда Гуль исчезал из поля зрения. Такой трепет внушала генеральская форма. Что еще лишний раз подтверждает ее необходимость.