Бермуха

Даша Баскакова была внучкой школьного завуча Людмилы Серафимовны. Бабушка фактически заменила ей мать, потому что гулящая невестка прижила Дашиного полубрата от любовника при живом муже. Отец Даши, аэрокосмический инженер, год терпел пасынка на своей фамилии, пытаясь сохранить хотя бы видимость семьи для шестилетней дочери, но Татьяна Николаевна не согласилась оставаться с нелюбимым уже мужчиной и подала на развод. Они с сыном ушли к другому главе семьи и стали Быковыми. Дошкольница Даша не сильно переживала уход психологически холодной мамы: она любила отца и дедушку с бабушкой, которая по вечерам сидела за стопкой тетрадей и школьных журналов. Даша, ещё малышка-шестилетка, уже играла "в школу", подражая бабушке. Самым главным учеником кукольного класса был рыжий кот Федька, которому Даша выламывала лапки, изображая чистописание. Кот глядел укоряющими оранжевыми глазами и молчал, понимая, что с ним играет ребёнок.

Пойдя в школу, девочка хорошо зарекомендовала себя в плане интеллекта, пойдя головой в отца и деда, но вот поведение страдало: попав в коллектив сверстников, несадовская, домашняя замуштрованная девочка развинтилась. Её интересовала романтическая дружба с мальчиками, перед которыми она кривлялась, кокетничая и закатывая глазки, задолго до двенадцатилетия самоопределившись в женском поле.

Однако биологическое определение состоялось гораздо позже, в четырнадцать. Тогда она её романтические порывы перешли в поцелуйчики и объятия. Она меняла мальчишек-сверстников как перчатки, покамест опасаясь вступать в "интимные отношения", и ждала по совету подруг того момента, когда "мурсики" стабилизируются и станут регулярными. Парнишки с неутоленными аппетитами обижались на нее и распускали про неё слухи, что она банальная давалка, "насадка на хуй и попизделка." Бабушка ахала, узнавая в избалованной всеобщим школьным вниманием внучке невестку Таню.

— — Митя, ты только посмотри, что она творит! Мне так стыдно! — — Людмила Серафимовна жаловалась мужу и подумывала перевести Дашу в другую школу, хотя в этой был уклон английского языка.

— — А что ты хотела? Девочка живет без матери, а отец за такими деликатными вещами уследить не может. Не будет же он в трусы ей заглядывать?! Ты тоже хороша, развратила её шмотками, магазинами и сплетнями! Ты хоть раз сказку ребёнку почитала? Нет. Вот и получай шалахуйную девку! — — стукнул по столу кулаком дед Митя.

Но Людмила Серафимовна была непреклонна, она перевела непутевую внучку в новую школу, тоже английскую, прямо после новогодних каникул. Дед обиделся, что важные жизненные решения его Людочка принимала без него, как будто он был пустое место, а не глава семьи. Но когда Даша стала успевать по прилежанию и поведению в новом коллективе, он оттаял.

В новом восьмом классе был мальчик, Миша Софронов, которому понравилась красивая пухлая девушка с третьим размером бюстгальтера, и когда мальчики играли против девочек в волейбол, этот третий размер прыгал двойными прыжками-биениями на упитанной груди. Сначала Софронов пытался быть кавалером, но потом предложил Баскаковой:

— — Давай на четырнадцатое февраля потрахаемся?

— — Это если мурсики не придут, — — улыбнулась Даша, прикинув время.

— — Да что, мне что ебать, что резать — — лишь бы кровь была! — — сбравировал Миша.

И они сделали это. Было парадоксально, но гораздо лучше, чем постоянно муссировать клитор. На первый, незащищенный, раз все обошлось, но потом неглупая Даша вчиталась в науч-поп литературу по женскому здоровью и вычитала формулу секса, то есть бесплодных и фертильных дней и придерживалась их, не манкируя и презервативом. Конечно, во время овуляции ей хотелось больше чем обычно, но она сдерживалась и отсиживалась в доме на даче, на которой можно было жить зимой, за компьютером, бегая в рпг "Айон". Мальчика привести домой она не смела, чтобы накликать гнев бабушки и дедушки. А отец Даши, Борис Дмитриевич, вообще пребывал в счастливом неведении, что его дочь ведёт активную половую жизнь.

… А однажды под Восьмое марта Софронов пригласил Дашу на вписку на даче, в другой стороне области, но в интересной компании незнакомых молодых людей с девушками. Приглашал их Мишкин друг из секции по конькобежному спорту Владика Воронина, у которого был старший брат, на которого и была записана эта дача. Короче, седьмая вода на киселе, но с Мишкой было не страшно, потому что одноклассник был бойкий, почти что хулиганистый и мог защитить от любых недоброжелателей, если что.

Даша наряжалась к празднику женщин как на свадьбу, уделяя особое значение белью, намечая пофлиртовать и с будущими знакомыми, очаровать их своей женственностью и милотой, и, возможно, соблазнить еще более соблазнительного парня, например самого хозяина дачи.

— — Ты такая сасная хэнца, — — поприветствовал Стас Воронин, брат Влада, поцеловав голую, покрасневшую от холода ручку модницы. Из зимнего домика доносились звуки музыки, наверное там стоял мощный усилитель. Даша и Миша зашли внутрь и увидели, что два курчавых и черноглазых парня лет двадцати, похожих на армян.

— — Знакомьтесь, это Али и Селим. Они турки. Они учатся со мной в институте Востоковедения на кафедре Арабоведения. Ну и, конечно, они сами были докладчиками, когда мы писали реферат по Турции, — — пыжился Стас. — — А еще у нас рок-группа. Я играю на акустике и сочиняю стихи, а наш клавишник Толя пишет музыку. Правда он у нас в кулинарном техникуме учится, они со Светкой и Веркой чего-то готовят. А ты проходи, выпей виски с колой в качестве аперитивчику.

Многословие старшего брата из семьи Ворониных наводило на мысль, что он датый не только алкоголем, но еще и обторчавшийся под неизвестными веществами амфетаминового ряда. Усадил гостей за стол с закусками из чипсов, вскрытых банок кукурузы и порезанной колбасы — — из кухни доносились ароматы курицы и овощного рагу. Даше и Мише налили по стакану пива, "припугнуть печень" перед основной попойкой. Даша выпила пиво, но ей захотелось вина. Вина в баре не оказалось — — организаторы "тусича с бухичем" как-то недоглядели за разнообразием напитков. И тогда в пригородную тьму за пойлом пошли Миша и хозяин дачи. Даша же попробовала виски с колой и заигрывала с турками, которые наигрывали разные мелодии из родной музыки, но без флейт и барабанов это было скучно и неаутентично. Потом они сели играть в карты и Али достал спичечный коробок с зелёными шарками насвая.

— — Приз кому выиграет! — — на исковерканном русском объявил турок и слил партию.

Короче, насвай перепробовали все по очереди, но действия его не ощутили, потому как были пьяны. Толя, Света и Вера подали жаркое, замученная Даша взяла колу, запивать жирное птичье мясо. Она отхлебнула полстакана, как пришли сильно запоздавшие Миша и Стас, с бутылой вина и сами пьяные.:

— — Мишка! Ты где был?

— — Мы "Красное и Белое" искали, — — вместо Мишки ответил Стас.

— — А почему без нас перепились?

— — Пиво брали, а потом водку вкусную. Ну и потом, по-мужски поговорили...

Мишка отнял у Даши питьё и залпом опрокинул в себя — — у него начинался сушняк. А хозяин дачи ушел на второй этаж и залёг спать.

… Все, кто пил колу, "словили бледного", то есть смесь необъяснимой вялости и тревоги с повышенным пульсом, панических атак и беспричинной тошноты. Миша мужественно вывел парней проветриваться по проселочной дороге-— девочек он тоже звал, но они забились кто в спальник, кто под одеяло или покрывалом, сделав себе шалашик от буки под кроватью или под полом, кто лежал на полу. Турок будить не стали, щетинистые иностранцы пали ниц и посапывали как младенцы. Но только мужская половина компании ушла, Али и Селим волшебным образом пробудились. Допили колу напополам и начали бурагозить, задирая девушек и рассказывая им всяческие непристойности. Через несколько минут у них тоже округлилсь глаза от вселенского ужаса и они принялись онанировать при дамах, забывашись в панике. Они не получали удовольствия от мастурбации, просто это было механическое спасение от паники. Половина девок сбежали на второй этаж, но у Даши сил было меньше всего — — в глазах расплывалось, она лежала ничком под пледом и тряслась, вспоминая всю свою сексуальную жизнь и деятельность в соцсетях. Ей казалось, что если она хорошенько замрет, то исчезнут пять лет ее "неправильных" селфи в инстаграмме, флирта в приложении знакомств ВКонтакте и глупых шуток с искренними стенаниями в твиттере. Надо было протянуть руку и, взять гаджет и стереть свои профили из интернета. Она и протянула, но ощутила в ладони слегка смазавшийся смазкой мужской член.

— — Мишка, давай не здесь и не сейчас! Меня на измену высадило!

Сзади кто-то откинул плед и начал стаскивать с нее джинсы. Даша завизжал — — она явно не планировала секс в таком состоянии. Но спереди ей засунули член в рот и стали дергать за голову возвратно-поступательными фрикциями, а сзади то анально, то вагинально пенетрировал второй турок. Ладно, фелляция, но пенетрация происходила без барьерной контрацепции и Селим кончил внутрь. Даша, выплюнув член, не извергнувший семя — — да, у Али была задержка эякуляции — — вскочила и стала натягивать на себя стринги, не могущие впитать в себя вытекающую сперму, которая потекла по джинсам и слипалась на едва отросших волосках промежности. А Али явно мучительно для себя мастурбировал, глядя на ее попытки одеться.

… Даша долго приходила в себя после неудачного праздника, но горечь сексуального насилия не сильно её беспокоила — — она была из тех, кто переносит случайный секс легко. Ничего не сказав Мише, она продолжала с ним общаться, а тот выдал на-гора умную мысль:

— — Слушай, наверное, у нас на даче был бэд-трип.

— — Чего это такое? — — перепроверяла своё подозрение Даша.

— — Солей нам подсунули, альфа-пвп! Наркоту, короче.

— — Откуда ты знаешь? — — ей так хотелось сказать на него "наркоман", но она сдерживалась, так как боялась отогнать единственного человека, который любил её, додавая ей любви, не доданной ей родителями.

… Однажды в апреле она не дождалась мурсиков вовремя и не столь уж беспечно прождала еще неделю, не думая, что после солена забеременела. Тогда она подыскала себе в интернет-аптеке подходящий тест на беременность — — ей понравился "Clear Blue", который бы показывал и количество недель. Только она не верила собственной интуиции и успокаивала сама себя, что "под солями забеременеть невозможно", однако тест показал пять недель. Впечатлённая открытием, Даша сразу же стала испытывать ипохондрические недомогания типа игры сосудов, разноцветных "звёздочек" на черном предобморочном фоне и удушливой дурноты во время жарки лука и чеснока. Восприняв беременность как болезнь, она поспешила от неё избавиться и тайком съездила в по месту жительства матери в Женскую Консультацию, куда она не смогла дозвониться. Там не сказали ничего путного, кроме как "У нас региональный месячник против абортов, и никакого направления в больницу тебе, девочка, не светит. " Даша решила, что с этими проволочками она скорее родит, чем прервёт беременность. Пришлось обращаться в платную клинику, где за деньги сделают и попу вылижут, лишь бы пациент нес туда деньги ещё и ещё. Конечно надо бы найти гинеколога,. Даша пошла и записалась в платную поликлинику с громким названием "Центр репродуктивного здоровья и планирования семьи НАДЕЖДА" — — там взяли кровь на ОМБ * и через час сделали кольпоскопию с осмотром на кресле. Анализ был положительный, на УЗИ было видно плодное яйцо, и докторица (в клинике не было ни одного врача-мужчины, которые обычно относятся к пациенткам добрее и нежнее смотрят), вдоволь поиздевавшись над ранним началом сексуальной активности и пораздирав нежные отроческие ложесна, заявила, что сама манипуляция будет проходить в больнице и стоит восемь тысяч рублей. Так же врачиха взбрыкнула:

— — Девочка, а деньги ты найдёшь?

— — Мне папа даст! — — соврала Даша.

— — Позвонишь мне после аборта, я тебя понаблюдаю.

Даша собрала с класса по 200-500 рублей без отдачи, якобы на внеочередной подарок классной руководительнице.

… В больнице в гинекологическом отделении Даше дали две таблетки, велев выпить их с интервалом в два часа. От них скрутило живот маточными коликами и резями, как будто у нее была альгоменорея. На самом же деле Даша претерпевала химический выкидыш, сидя на "белом друге" в вип-палате с туалетом и душевой кабиной. Правда, коек в палате было четыре и три из них были заняты.

— — Даша, долго ты еще? — — то и дело подходила девица лет двадцати пяти, сгоняя абортницу из-за то малой, то большой нужды, то переодеть прокладку.

— — Тут жизнь моя решается! — — стенала Даша. — — А ты иди в общий туалет и сри там!

— — Не бурчи, я вчера то же самое перенесла. Мне, вообще, чистку без наркоза делали, это ноги привязали и живьём как будто пупок вырвали! Меня из-за низкого гемоглобина тут оставили.

— — А мне в 97-м году под кетамином аборт делали, — — проговорила сорокалетняя баба, глядя на девиц поверх очков и электронной читалки. — — Так мне под ним минут десять скребли. Наркоз мне понравился, я летала по белой трубе. А потом у меня эндометриоз был, бесплодие было, теперь вот миому нашли, на седьмой этаж в большую операционную повезут.

… Даша мучилась кровотечением сверх того времени, что сказала медсестра, выдав таблетки. Но школьница до жути испугалась чистки без наркоза, как у соседки по палате и поспешила домой, не сдав анализы на гемоглобин для врача и группу крови для страховой. Дома дней через пять, когда недомогание слегка утихло, она поскакала в другую поликлинику, скрыв факт химического выкидыша. Молодой врачихе было всё равно, хоть она и выпытывала девицы "акушерскую формулу" о количестве беременностей, родов, абортов и выкидышей. Даша же промолчала и соврала, что ведет сексуальную активность с барьерной контрацепцией в виде кондома, а что это за кровотечение, она не знает. Врачиха пощупала Дашино подбрюшье и выдала в заключение, что у той "дисфункция яичников" и выписала ей отвар крапивы и десять уколов дицинона.

Чтобъ не шастать по процедурным кабинетам, Даша купила шприцы и подсмотрела, как делают уколы в бедро, и кололась полторы недели по ампуле в день. Вроде бы кровить перестало.

Мурсики у нее начались как положено и шли с небольшим продолжением, удлинившись по времени — — Даша затыкала их истечение дициноном. Но она заметила, что стала округляться и прибавлять в весе, к тому же увеличилась грудь, и ей пришлось менять лифчик. Даша последнее время охладела к сексу, и этот факт ее премного удивлял, но с Мишкой они продолжали сексуальные экзерсиции, клядя на алтарь отношений физическую неприкосновенность. И однажды они вот так лежали после соития и Даша почувствовала, что по внутренним органам что-то бьёт. И Мишка тоже почувствовал, что в его живот что-то толкнуло.

— — Дашка, да ты беременная! У тебя, наверное, ребенок толкается. Мне мамка рассказывала, что отец меня так чувствовал. А я матери все почки отбил. Думали, футболист родится, а я программист!

Даше, девочке, которой предназначено природой в один момент (а то и не один!) забеременеть, никто таких подробностей в детстве не рассказывал — — у нее фактически не было матери, а бабка была слишком старой закалки, чтобы рассказывать ребенку сексуалезированные вещи, хотя бы даже и такие невиннные, как нахождение ребенка в утробе. Ведь всем детям говорят, что они родились "из живота", но никто не рассказывает, как они туда попали. Даша спохватилась, что пила алкоголь и курила после аборта, решив, что она больше не беременна. Однако эмбрион не отслоился, задержался в организме и продолжал отравлять ей самочувствие отеками и головокружениями, которые она списывала на похмелье и похмелялась пивком на заново "на старыве дрожжи". Значит, у беременности будут патологии.

— — Дашка, если так, то делай аборт, а то я от тебя уйду! — — настаивал Мишка.

Тогда что же делать? Хирургический аборт поздно, эмбрион уже стал плодом, живым и активным. Наверное, придется донашивать. Вот и повод познакомиться с родной матерью и поговорить на женские темы, подруг-то нет, а интернетику Даша не доверяла, не считая его "сейфспейсом для дружбы и взаимовыручки", как полагал Мишка, а, наоборот, агрессивной средой для распространения сплетен со скоростью электромагнитных волн в среде.

И она пошла к матери, хотя та была для нее "чужой теткой", но, по факту, та родила двоих детей, так что могла рассказать опыт не одной беременности. Даша попала к ней тогда, когда она распекала домработницу и сиделку не такой старой, но уже обезумевшей от Альцгеймера бабушке по женской линии.

— —… Анжела, ты что не поменяла памперс моей матери? Ты сидишь в гаджетах в своем вотсапе и в Одноклассниках, а она гниет от пролежней и к тому же упала с кровати!

Анжела прятала руки за спиной и хлопала чернявыми молдавскими глазами. Даша, ввалившаяся в модных летних ботильонах на платформе и шнурках, после долгой ходьбы устала и уже не могла наклониться через пузо, чтоб разуться и попросила материну домработницу помочь. Анжела забурчалаа, дескать, кто ты есть, девочка, но Даша настаивала на том, что она дочь ее хозяйки, и потому Анжела должна исполнять хозяйские прихоти.

— — Мам, она у тебя пять тысяч стащила! — — заявила Даша. С тумбочки взяла и в карман!

Это не было наветом, Анжела правда комкала в руках купюру и пыталась как можно незаметнее положить ее в карман шорт-юбки. Уличенная в воровстве, домработница швырнула в Дашу бумажным комком и выбежала в открытую дверь. Татьяна Николаевна подняла деньги и предложила:

— — Дашенька, пойдем пить чай? Я тут пироженок купила вкусных, "от Палыча".

Со шкафа спрыгнула трехцветная кошка, мявкнула "ауай" и потрусила на кухню есть сухой корм. Даша тоже проплыла за матерью. Та закипятила электрочайник и нырнула в недра серебристого, как НЛО, холодильника.

Даша взяла из коробки на столе пирамидку чая и, вертя его в руках, заварила чай.

Мать вынырнула из холодильника с уже початой пластиковой коробкой

— — Что, доченька?

— — Мам… я должна тебе сказать одну вещь… — — Даша сделала над собой усилие и приосанилась, оглаживая пузо рукой. — — Я это… забеременела. Вот, смотри!

— — Ого, да это уже пузо месяца на три, — — поправила очки мать. — — Как тебя так угораздило?

Впрочем, ей было как бы даже положить на дочь, если не болт, то толстую сиську пятого размера. Она восприняла Дашину беременность как неожиданное и бесповоротное взросление, приглашение поговорить с Дашей как с подружкой-конфиденткой.

— — Тебе уже поздно делать аборт или ты попросишь отца, чтоб он устроил тебя в клинику на заливку или капельницу с простагландтином?

— — Мам, мне поздно, поздно! Я ходила к врачу, она говорит, что надо рожать, — — как-то слишком беспомощно пискнула Даша срывающимся голосом. — — Я хочу спросить, это страшно, это больно — — рожать?

— — А что ты собираешься сделать с ребенком?

Даша поняла подружкино настроение матери и доверилась ей, потому что поняла, что та не расскажет отцу, загулявшему с очередной женщиной. А бабушка… ну что ж, бабушка будет в шоке, но побухтит и смирится в итоге.

— — В роддоме оставлю. Я не знала, я пила водку и пиво, он больной будет, наверное.

— — Рожать… да больно. Но все это быстро забывается, чтобы забеременеть и походить девять месяцев цветущей и радостной, когда лоснятся волосы и ты не чувствуешь никаких тревог, ты просто излучаешь свет и ждешь появления на свет нового человечка, ты рожаешь его и испываешь такой кайф от процесса, как не может принести ни один наркотик мира. Я это испытала дважды.

Даша едва не покрутила пальцем у виска — — мать ей вешала лапшу на уши. Точнее, полу-лапшу и полуправду. Да, бабушка рассказывала, что Татьяна болела генерализованным тревожными расстройством с молодости, но на время беременности отказывалась от транквилизаторов на фоне натуральных гормонов, но после родов теряла интерес к рожденному ребенку. Разве что второй ее муж, Быков, заставлял ее заниматься Данилой, но мальчик оказался наполовину отсталый, наполовину педагогически запущенный. Ныне Данила отдыхал с глаз подальше в детском оздоровительном лагере.

— — Ммам, а что такое схватки и потуги? Это не одно и то же?

— — Нет, не одно. Схватки это как будто у тебя кишки схватывает, только болит как при месячных, а потуги — — это как будто ты уже гадишь.

— — Мам, а как мне быть с бабушкой? Это пока она меня не замечает, а потом, когда живот будет виден?

— — Хорошо, я скажу свекрови, что ты например, рожаешь на продажу и деньги отдашь мне — — погасить кредитные долги. А потом я скажу, что ребенок родился больной и приемные родители отказались платить, — — рассуждала мать.

— — Хорошо бы он умер! — — воскликнула Даша, подобрав крем с подола платья и облизывая палец.

— — Ауай! — — утробно крикнула кошка, потеревшись о Дашины ноги.

Даша выдавила крем из пирожного и отдала зверушке. Дальше сбежались разноцветные (рыжие, черные и белые) котята и наперебой стали требовать лакомство. Хозяйка помедлила, но потом встала и сняла со шкафа коробку сухого корма "Хиллс" для котят с причитанием:

— — Ну вот как я их раздам? Может кто котятами удава будет кормить, а кто-то поиграет и выбросит годовалым?

Бабушка просто разрывалась между работой(не от безденежья — — по причине деятельности характера), магазинами (ходили с дедом, который был младше её и оставался в силе таскать сумки), телевизором по всем вечерам и научным Watsapp'ом с такими же бабками садового товарищества.

— — 'СЕРАФИМНА, ТЫ ЗНАЕШЬ, А ДАШКА ТВОЯ КАЖИСЬ ПУЗАТАЯ ХОДИТ. ТЫ ЕЁ КО ВРАЧУ СВОДИ НА ПРОВЕРКУ. ПАРЕНЬ С НЕЙ ГУЛЯЛ, А ТЕПЕРЬ БРОСИЛ С ПУЗОМ!'

Людмила Серафимовна подглядела за внучкой во время вечернего сеанса ежедневного мытья и ахнула: да, пузо было и его нельзя было спутать с ожирением. Бабушка ворвалась в ванную комнату

— — Даша уронила мочалку и попыталась спрятать живот под руками, но отпираться было бесполезно. Внезапно прозревшая Людмила Серафимовна набросилась на внучку:

— — Ах ты, сучка, где ты пузо такое нагуляла?

Даша онемела. Обычно наглая и не лезущая в карман за словом, она замерла, как раненный зверь, притворяющийся убитым. По ее спине от затылка до лопаток будто прошел электрический разряд.

— М-меня… изнасиловали!

— Что ж ты виноградный сок не пила? — набросилась ба.

— Зачем еще виноградный сок? — вздорила Даша, оттпаяв от шока.

— Кисленькое, от сперматозоидов… А, что сейчас говорить, — Людмила Серафимровна оборвала сама себя. — Домывайся и вылазь.

Пока Даша мылась, её опекуны держали семейный совет: сыну своему, Дашиному отцу, ничего не говорить, домой его не пускать, деньги на Дашу пусть на карточку переводит и держится на расстоянии, всё равно он на ножах с матерью. А что до ребёночка, так мы заплатим, и Дашеньке выкидыш сделают. А так её нужно из лицея в колледж переводить. Во-первых, новый коллектив, во вторых, колледж — — филиал института. Дашенька умная, экзамены хорошо сдаст и поступит. Пока бабушка распекала Дашу, у той сделалась истерика. Хотя она была сильной и независимой, но на форменное издевательство отреагировала гормональными слезами и с того момента её перемкнуло — ледяное спокойсствие сменлось 'беременным комком нервов'. У неё даже опять начались кровотечения, но желанного всеми выкидыша не наступило. Миша, убоявшийся, что ребёнка повесят на него и принудят к раннему подростковому браку, перестал выходить на связь в соцсетях и мессенджерах. Даша хотела его вернуть, он занимал важное место в её внутреннем мире. Она плакала по ночам в подушку, но потом утешилась виртуальным флиртом с тридцати-тридцатипятилетними дядьками, рассылая свой бюстовый портрет топлесс, удовлетворяя желание нравиться хоть кому-то.

… Когда беременность подошла к пятимесячному сроку, а год к осени, Даша пошла в новое место учёбы и в новый коллектив. Там её определили на первый курс, ибо по специализации она отставала, а вот общеобразовательные предметы пришлось проходить заново в объёме девятого класса. Конечно, Даша хотела сдать информатику и высшую математику, изучив её на уровне второго курса колледжа, но провалила экзамен, отупев от зашкаливающего пролактина. И пришлось учиться с младшими, несмотря на то, что и в отрочестве разница в год — огромная пропасть. И в этом коллективе она стала самоууверждаться, попытавшись подчинить складывающуюся компанию лидеров группы.Даша была образованна, начитанна, занималась английским с репетитором и, если бы не беременность, её бы отправили за границу по обмену.

Несмотря на гормональные изменения в организме, Даша не утратила сексуального чувства и всё-таки завела себе мужика и перехала к нему на квартиру. Он сначала сдавал её, а потом въехал туда, убежав от жены и ребенка. Мужик согласился на 'беременный секс', а вот секс после родов он уже не приветствовал.

— Я останусь с тобой, если тебе сделают кесарево.

Даша понимала, что Мишк — любовь на всю жизнь — у не вернуть, а теперь половые партнёры будут меняться как перчатки, а значит, после этого мужика будет кто-то ещё. И она согласилась на несколько месяцев отношений. Однажды мужику позвонила жена и попросила посидеть пару часов с заболевшим ребёнком, пока она сбегает в поликлинику за педиатром. Мужик обворчался, но ушел. Вернулся тоже обворчавшийся и сказал, что он предлагал жене отдать ребёнка в детдом, где он будет плакать, а его будут кормить, мыть и лечить, когда он заболеет. Даша, желавшая избавиться от ребёнка, всё равно испытала материнский инстинкт и из женской солидарности, заложенной не социумом, а самой эволюцией, возмутилась на мужика с его бесчеловечностью.

Потом заболела Даша. У нее поднялась температура до 371.5"С и она, разбитая субфебрильной ломотой в теле, наготовила еды на обед и ужин, чтобы вечером полежать. Мужик же возмутился тем, что вечером ему придётся есть 'разогретое' и выбросил содержимое сковороды в унитаз и отправил Дашу восвояси. Она собрала спортивную сумку с вещами и рюкзак с ноутом и учебниками. От тяжести тянуло живот, она поддерживала его свободной рукой и горько, но беззвучно плакала. По дороге она, слушавшая музыку (выбрала самый грустный плейлист) загуглила лекарство (поисковая система присоветовала ей антибиотик) и тут же купила его в аптеке. Только бы не попасть в больницу, а то врачи расскажут все отцу, хотя ее опекуны это дед с бабушкой.

Бабушка встретила Дашу неласково:

— Что, шлюха, нашлялась? У самой пузо на нос лезет, а она всё по херам прыгает!

… В колледже, в Дашиной группе, разразилась эпидемия непонятной инфекции. У всех поднялась температура, и они покрылись красной сыпью. Некоторые студенты попали в детскую больницу, а остальных распустили по домам на карантин. Даша тоже отсиделась, но после выздоровления колледжский медпункт ухватил всех студентов на анализы. Заведующая' медпунктом' из двух человек, в прошлом фельдшерица врачебно-физкультурного диспансера, не поленилась делать забор крови, а её заместительница и подчиненная (в прошлом врач-кардиолог того же диспансера)сидела и записывала, у кого они взяли анализ. Через три дня медпункт вывесил объявление у двери с результатами, а Дашу персонально пригласили в кабинет. Заместительница заведующей насела на студентку, как будто видела её впервые, хотя при поступлении Баскакова сдавала медицинскую справку от всех врачей и после начала учёбы в медпункте её обследовали.

— Знаешь ли, Дарья Борисовна, у тебя антитела к краснухе в анализах. А это значит, что ты бессимптомно переболела.

— И что из этого следует? — Даша напустила на себя вид полной дурочки, хотя поняла намёк.

— Сходи в Женскую Консультацию и сделай внеочередное УЗИ, У твоего будущего ребёночка может быть… То есть может не быть, но надо это исключить… — докторица смущалась и никак не могла озвучить будущей матери диагноз, подозреваемый у плода, вовсю существовавшего внутри. — У ребёнка может быть ДЦП! — наконец выдохнула зав.медпунктом.

— Хорошо, доктор! -. — лупала глазами пациентка, лишь бы не вызывать конфликтную ситуацию. На самом деле прогрессивная девочка испытывала иррациональный страх перед медицинскими манипуляциями и, тем более, хамством ммедперсонала.

Потом врачиха испросила у Даши разрешения её обследовать почти как гинеколог, только без узи и кресла. Она измерила окружность талии, послушала фонендоскопом пульс зародыша, прощупала его положение и радостно возгласила:

— Голова на месте! Маловата, но и плод сам ещё мал.

А Даше уже было тяжело ходить и дышать — пузо изнутри сдавливало лёгкие. На самом деле, девочка ощущала себя гружёным пароходом, идущим против течения в ледоход. Вес прибавлялся ежедневно, хоть она пыталась есть меньше, но аппетит подсказывал ей съесть ещё и ещё, пока не начнётся изжога и не настанет лёгкая тошнота, которая означала, что Даша наелась за двоих. И она срывалась и ела. Еще у нее отекали ноги и ей пришлось купить себе мягкие дутые сапоги, типа старомодных угги, чтобы не скакать на каблуках.

Один раз зравпунктовские медички шли с работы после детских занятий и увидели компашку учеников, которые распивали водку в парке на лавочке. Даша тоже пила водку с соком наравне с остальными и закусывала сигареткой.

— Баскакова! — возмутилась зав.медпунктом. — Ты чего делаешь, ты же беременная?!

— А, все равно больной родится!.. — нервно хохотнула Даша, делая затяжку.

… К декабрю, под зачетную сессию, Даша раздалась на двадцать килограмм и сто десять сантиметров в талии. Честно сказать, она чувствовала себя все хуже и хуже: поясница болела, ноги отекали и тоже болели, угрожая лопнуть даже без прикосновения, щиколотки не сгибались и ноги выглядели колодами. Даша вычитала, что от отеков ног помогает фуросемид и пила его по несколько таблеток за день и не слезала с унитаза, хотя она ползала по-маленькому и без мочегонного. Это было как цистит — сходить понемногу, но потом опять прятаться в туалете. Вместо обезболивания для спины она клюкала рюмочками дедову настойку из шкафа и пила пиво, лежа на диване со смартфоном, ноутбуком или планшетом, приползая из колледжа.

В конце месяца, перехаживая срок на 2 недели (а вот она, угроза выкидыша, фиг вам пополам!), она на следующий день после гулянки в честь католического Рождества, на котором она выпила шампанского, пива и вискаря, пошла с похмельной головой сдавать высшую математику на допуск к экзамену. Она купила в колледжском кафе бутылку минералки и сидела, водя трясущейся рукой авторучку по бумаге, прихлебывая из горлышка и порождая каракули на вырванном из тетради листке. Полчаса она выводила формулы, потом поставила питье под парту и пошла к математичке отвечать по конспекту. Вдруг в животе начались ноющие рези, отдающие перфоратором в спину. Из вагины вытекла капля, как при начинающихся мурсиках и Даша машинально слазила рукою в трусы — на пальце осталась кроваво-розовая жидкость. Математичка смотрела на эти манипуляции, а потом сказала:

— Давай езжай домой и поспи, ты рожаешь! Ночь у тебя будет бессонная. Я мать, я знаю, что говорю. Я тебе ставлю зачет автоматом.

Даша подняла на преподавательницу остекленелые глаза и протянула зачетку:

— Вызовите скорую, я хочу в роддом! Живот болит!

— Это еще нескоро, это тренировочные схватки. Съезди, забери обменную карту и вещички для себя и ребенка.

— Звоните! — дико заорала Даша, ничего не соображая скорее от испуга, чем от боли. Сама она забыла номер 103 и вынуждена была просить помощи от более трезвомыслящих людей. — Нет у меня ничего.

… За вещами приехал дедушка и взял на себя тяжеленный рюкзак, и в это же время подкатила гинекологическая скорая и забрала будущую роженицу в машину для осмотра.

— Пока раскрытия нет, довезти успеем, — отчитался семнадцатилетний медбрат фельдшеру средних лет. Оба были мужского пола и даже развратная Даша смутилась, хотя подружки говорили что «настоящим гинекологом может быть только мужчина». Потому что добрее к женщинам. Рожающую отроковицу привезли не в роддом, а в клиническую больницу с родильным отделением — просто потому, что было ближе ехать. Даша думала, что её сразу отведут в родзал, где она будет лежать, а вокруг неё будет суетиться целая операционная бригада: ставить капельницу с окситоцином, делать эпидуральную анестезию — короче, всё как в заграничных фильмах про медицинских сериалах, но на самом деле фельдшер записал доезд с картой вызова в будке регистратуре и бросил девочку корчиться в приемнике в ожидании ещё одного осмотра врачами. Врачиха велела Даше раздеваться, медсестра в кабинете сгребла шмотки вместе с сапогами и положила в большой полиэстровый мешок с вешалкой, выдала ночнушку в застарелых розовых потеках после стирок и дезинфекций, и вонючие тапки из «чертовой кожи». Врачиха потыкала в Дашу двумя пальцами, отчего ей стало больно так, что она вцепилась в поручни кресла, и из нее потекло кровавое. Она поерзала на кресле, но врачиха рявкнула:

— Хватит извиваться как под мужиком, шалава малолетняя! Руки на дойки, живо!

Потом она долго писала анамнез, выспрашивая поплывшую от дурноты отроковицу. Схватки учащались, перфоратор долбил по спине.

Потом Дашу не везли в кресле-каталке по коридору, а погнали по снегу в тапках в одной рубашке. Привели ее в родильный корпус и бросили в обсервации в коридоре, где лежала гнусавая, по всей вероятности, сифилисная цыганка и орущая баба лет тридцати пяти, которая стояла на карачках на раскладушке (коек не хватало, роженицам из коридора ставили абы что) и, едва не падая, заходилась полосующим визгом, который резал слух, как канцелярский нож — бумагу. Медперсонал спрятался от баб в ординаторской. Даша долго мучилась, но сп<b>о</b>лзала к ним, прося анестезию. Но вместо эпидуралки ей сделали клизму, приговаривая на ее возражения:

— Терпи! Я у тебя роды принимать не буду, если ты у меня на кресле обосрешься!

В туалете, испражнившишь, Даша упала на пол от боли, ей казалось что перфоратором фигачат по позвоночнику. Она выкликала медсестру, но пришла заразная цыганка и отвела ее обратно в «палату». Уложив Дашу, сифилитичка вызвала медсестру, а она — врача. Тот проверил шейку матки, а раскрытия нет.

— Ты еще не рожаешь, деточка! Окситоцин!

Медсестра сходила за инфузионной системой, в народе называемой капельницей, разогнув Дашин локоть и тыркала сослепу в тонюсенькую венку катетер прямо в коридоре, вместо процедурного кабинета, но в кубитальную вену она не попала. Пришлось ставить лекарство подключично.

Даша не могла понять, что же тогда происходит. Ей сделали укол обезболивающего, и сказали поспать. Сон правда так и не пришёл, да и обезболивание не взяло. В час ночи она уже хотела выть на всю больницу, бабы из коридора попросыпались все и она опять поплелась к медсестре. Опять пришла врач и уже, НУ НАКОНЕЦ-ТО, дала добро, и отправила в дородовую палату.

А ощущение перфоратора вдалбливающегося в Дашин позвоночник всё усиливалось, хотя казалось, куда уж больше. А в дородовой палате был вообще кошмар. Ещё та 35-летняя баба просто сходила с ума, и то что она вытворяла… от этого было Даше ещё хуже, а медперсонал старался вообще не заходить в палату из-за неё, сказать она всех там выбесила — — это ничего не сказать. А в итоге страдала Даша… Потому что помощи ни от кого не было, Даша осталась со своей болью одна, плюс эта женщина, которая кричала так, что у Даши внутри всё переворачивалось. И если честно, она уже думала сама начать орать на неё, чтобы та00000 заткнулась. Но об этом обо все Даша могла думать только изредка, пока не было схваток, пока не возвращался перфоратор. Хотя уже это был не перфоратор.

В голове крутилась только одна мысль — Это всего лишь один день из твоей жизни, один, будут другие, главное это день пережить. И дышать, главное было дышать. Вдох, выдох, вдох, выдох. Она так мечтала о конце этого кошмара, что между схватками начинала звать их обратно, стоя в очередной раз на коленях и чувствуя, что схватка отступает, Даша звала её обратно, рассуждая что, чем быстрее они пройдут, тем быстрее она уже родит. В те моменты, когда она не падала от схваток я зажималась спиной в угол и начинала тереться об стену, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Она не кричала, она мычала, так как сил на крики не было и она стеснялась, смотря на соседку. А про схватки во время ктг можно вообще промолчать, можно лишь сказать, что колтун на голове Даша раздирала потом со слезами. Медсестра, видя ее безмолвные страдания, подошла к ней и погладила по руке,

— Ты молодец, — сказала она, и это участие придало Даше сил. Когда соседку увезли на кесарево, наконец-то в коридор вернулся медперсонал.

Дашу посмотрели, но раскрытия так и не было. Повели прокалывать пузырь, делали это когтистым пальцем и с руганью.

— Так процесс пойдет быстрее! — сказали врачи.

Даша еле дошла, старалась не падать в светлом поомежутке между схватка,.ми В кабинете, где делали прокол, была куча интернов, но Даше уже было так начхать на то что, она перед ними вся распластанная на кресле, она думала лишь о перфораторе и о том что это «лишь один день из ее жизни», и ребенка, спровоцировавшего все эти страдания, она больше не увидит. Через некоторое время ейразрешили сходить в душ, сказали будет легче. И в душе начались они.

Потуги. Не знаю как она не убилась тогда, когда пришла первая волна, а она стояла на скользком полу. Вот тогда Даша первый раз закричала. Ее просто всю скукоживало и распирало одновременно. Она, кое как вернувшись в коридор, сказала медсестре (или кто там караулит за ними в палате) что, кажется, началось. И тогда та самая медсестра что проявила какое-то участие, начала учить ее тужиться. Даша мало что соображала уже, только просила её помочь. Последняя и помогала как могла, то ли из-за того, что Даша не орала как ее соседка, но с ней медсестра была доброжелательна. Подбадривала, учила дышать и тужиться….

Силы кончались, Даша давным-давно потеряла веру в то что сможет родить. Перфоратор? Пф, ей казалось, что ее просто заживо четвертуют. Когда медсестру позвали куда-то, Даша осталась одна… один на один с этим всем ужасом. Страх накрыл ужасный, она вмиг забыла как тужиться и как дышать. Пришла другая медсестра, Даша думала "это мой спасательный круг", но нет… Когда она стала кричать, что если Даша не будет тужиться как надо, она уйдёт — вот тогда юная роженица, наверное, сошла с ума… Страх остаться одной, казалось, убьёт ее быстрее потуг. Она пыталась тужиться, но сил не было, страх застилал глаза.

Когда вернулась самая добрая, самая лучшая в мире медсестра и прогнала эту вторую, села рядом, к Даше вернулись силы. Поддержка медсестры позволила Даше дотужить уже до нормы и отправиться наконец в родовую палату. Идя по коридору, она просто висела на медсестре между потугами, а во время очередной потуги завыла, чувствуя, что головка ребенка торчит в родовом канале, но она не беспокоилась о том, что у новорожденного будет кривошея, все равно его отдавать. Войдя в родовую в ее голове опять что-то сдвинулось. Куча интернов, врачи… Но она видела только этот родильный стол и просила, просила всех, кого видела рядом, сказать ей что делать. И слава богу, ей говорили, помогали как могли. Ничего не существовало тогда, кроме голосов которые говорили когда тужиться, и Дашиных «тужений», которые проходили втуне.

— Плод крупный, посмотрите на ее пузо! Жаль, кесарево не можем сделать, ребенок в пизде застрял! — воскликнула врач.

Тогда 120-килограммовая анестезистка, дежурившая в зале на случай сечения, применила «прием Кристеллера», а попросту навалилась Даше на живот и принялась давить обоими локтями, выдавливая ребенка. Тут юная роженица почувствовала, будто ее сбил КаМАЗ, но совместными с медработницей усилиями они его вытужили и выдавили.

— Девочка, у тебя… мальчик, вот пися! — сказала акушерка, вытирая ребенка, мокрого от остатков околоплодных вод и крови. Шлепнула малыша, он закричал. Потом она отнесла его на пеленальный столик, где стояли весы и лежала металлическая линейка.

— 60 сантиметров, 4 800 грамм. Какой бутуз! — умилялась медсестра. — Хочешь к сиське приложить?

Даше же выдавливали плаценту и дорвали ложесна, повреждённые ребенком, окончательно.

— Не хочу, ничего не хочу, отстаньте! — вызверилась Даша.

В это время подошел неонатолог и осматривал новорожденного по шкале Апгар.

— У него ручки и ножки скрючены, похоже это ДЦП! Будешь его оставлять или отказ напишешь? — проницательный неонатолог посмотрел на шестнадцатилетнюю мамашу поверх очков. — Больно ты юна, родительница, может твоих родителей вызвать?

— У меня опекуны — бабушка с дедушкой, родители в разводе, — скрипела Даша, пока ей почти наживую зашивали разрывы. Пропитка лидокаином не в счет, это мертвому припарки при таких повреждениях. — Заберите его. Я краснухой болела и водку пила.

— По Апгпар 5 баллов, надо в реанимацию.

Толстуха анестезистка что-то пошептала неонатологу, а потом склонилась к Даше и тем же заговорщическим шепотом изрекла:

— Давай я мальчонку твоего в лекарственную снесу, в морозилку положу. Он там быстро зад<b>о</b>хнется. Напишем, что мертвенький родился. Что ему мучиться всю жизнь в интернате?! Говори, ты его хочешь похоронить или для науки завещаешь?

Даша внезапно расплакалась от жалости к себе и сыну, которого она видела на пеленальном столе, но с трудом выдавила:

— Завещаю.

Даша, полежав в роддоме, наподхватила молодого гинеколога— интерна, с которым начала встречаться после выписки. Ихменника Мишу она уже успела разлюбить, и находилась в поиске. Не сказать, чтоб она любила доктора Виталика, но понимала, что бабушка и дедушка стары и их надо лечить, а так — персональный врач семьи Баскаковых.

… Они жили семь лет, пока она не закончила школу, писала диплом и отец пихал ее в магистратуру. И внезапно Даша забеременела вторично. Виталик берег ее как мог все эьи семь лет, но узнав о беременности своей партнерши, спросил:

— — Будешь рожать?

— — Пусть будет! — — буркнула Даша. — — Да, я уже дозрела. У всех мужья, дети....

— — Хорошо, я женюсь на тебе, — — с виду псссивно заявил Виталий, но чувствовалось, что он-то как раз ждет семьи и детей больше Даши.

И женился. А потом у них родилась девочка и Даша села в декрет вместо трудоустройства молодым специалистом. Да, Даша заботилась о новорожденной Викторией Витальевной, но как-тр механически. Было видно, что она родила для мужа. Видимо, материнский инстинкт у нее отсутствовал.

… Однажды ночью в квартире Дарьи и Виталия раздался звонок — — доктора вызывали на работу, на срочную операцию. Виталий раздраженно кричал в трубку, а Вика проснулась и заплакала.

— — Сиську ей дай! — — приказал Дарье Виталий.

Дарья обычно сцеживалась и чередовала натуральное молоко со смесями — — она считала, что таким образом бережет грудь. И вот, впервые дав сосок дочери, Даша вспомнила, как 7 лет назад глотала бромокриптин, чтобы подавить лактацию. И безымянного сына, которого наверняка препарировал Виталик, как "интересный научный фенлмен". Что говорить, какие чувстваа обуяли Дашу в этот момент?!

к о н е ц.

31 дек 2020.