Двойники

Действующие лица:

ОНА

ОН

ДВОЕ, КОТОРЫЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ В КОНЦЕ

Непонятное помещение, которое соответствует описанию «где-то, когда-то». Нет отличительных признаков. Появляется он. Паника.

Он. Эй…откройте…зачем здесь столько дверей? Когда столько дверей, хоть за одной из них должен кто-то быть! Эй!

Входит она.

Она. Потише. Надорвёте горло.

Он. Вы кто?

Она. Отвечу. Позже. А вы кто?

Он. Я первый спросил.

Она. Что ж, тогда оставим пока вопросы без ответов.

Он. Где я нахожусь? Где мы находимся? Что это за место?

Она. Мы в Где-то.

Он. Спасибо, а то я сам не догадался, что мы «где-то».

Она. Нет, вы меня не расслышали. Мы не где-то, мы в Где-то.

Он. И как я должен это понять?

Она. Как хотите.

Он. Отлично. Вы очень мне помогли. Ответили одним махом на кучу вопросов.

Она. Ладно, успокойтесь. Я сама не имею представления, где мы с вами находимся. Это очень странное и непонятное место. Чтобы не сойти с ума, я дала имя этому месту.

Он. Вы назвали его «Где-то»? Оригинально.

Она. Зато не забудется. Знаете что? В этом месте происходит что-то странное с памятью. Думаешь о чём-то одном, а через минуту ловишь себя на мысли, что думаешь уже о другом. А о чём думала раньше, уже не помнишь, хотя очень стараешься.

Он садится на стул и натягивает на глаза тряпичную рваную повязку, которая была в кармане.

Она. Вы что это?

Он. Вы о чём?

Она. Зачем вы натянули на глаза повязку?

Он. Какую повязку?

Она. Которая сейчас у вас на глазах.

Он. Вы, должно быть, шутите. У меня на глазах нет никакой повязки.

Она. Это вы, должно быть, надо мной издеваетесь.

Сдёргивает с него повязку.

Это что, по-вашему?

Он. Не знаю. Первый раз это вижу. Вы говорите, что это было у меня на глазах?

Она. Да. Вы сели на стул, достали из кармана эту тряпку и натянули себе на голову.

Он. Всё это очень странно.

Она. Да уж.

Он. Вдвойне странно, потому что у меня нет карманов.

Она рассматривает его одежду.

Она. Да, действительно. Я даже не знаю что сказать.

Он. Как вас зовут?

Она. Я не помню, честно. Хотя помнила, когда увидела вас десять минут назад.

Я говорю, с памятью тут творится что-то странное.

Он. А у вас есть мобильник?

Она. Да.

Он. Дайте (берёт телефон).

Она. Это бесполезно, я пыталась звонить.

Он. Утопающий за соломинку, как известно…

Набирает номер телефона, слушает, затыкает одно ухо пальцем.

Он. Алло…Алло…Привет, ты меня слышишь? Слышишь меня, я говорю? Ты меня, слышишь, чёрт тебя подери!

Тут выражение лица его меняется, он опускает телефон и смотрит в одну точку.

Она. Что с вами?

Он. Связь работала…и сейчас работает…я дозвонился своему другу. И только когда начал с ним говорить, вспомнил, что он уже девять лет в могиле.

Она берёт у него телефон, подносит к уху. Слышен шум, статика, какие-то голоса и шёпот. Она выключает телефон, голоса смолкают.

Он. Что это за место? Почему столько дверей?

Она. Я не знаю.

Молчание.

Он. А вы давно здесь?

Она. Тут и со временем что-то неладно. Я думаю, что около недели, хотя может уже и тысячи лет.

Он. И как вы сумели не сойти с ума?

Она. А кто вам сказал, что не сошла?

Он. Почему здесь столько дверей?

Она. Я уже отвечала на этот вопрос. Я не знаю.

Он. Вы никогда не думали, что хоть за одной из них что-то должно быть? Или кто-то.

Она (после паузы) Думала. Но мне никогда не хватало духу проверить.

Он. Почему?

Она берёт его за руку.

Она. А вы только представьте – а вдруг за каждой из них что-то типа этого места, только ещё хуже. Здесь мы хотя бы вдвоём, а вдруг там такая же комната и только ты со своим одиночеством.

Он. Ну ещё не факт, что одиночество страшнее чьего-то общества. В конце концов, ад – это другие. Да и потом, если даже девять из этих дверей ведут в ещё более страшные места, то десятая всегда приведёт туда, откуда мы пришли.

Она. Вы просто философ.

Он. Нет, я…Я не помню, не помню…кто я.

Она. Успокойтесь, это нормально, я тоже не имею ни малейшего представления о том, кто я такая.

Он. Так, я же помню…Я…Я…строитель, нет, врач, нет, учитель, нет…нет. Я не помню.

Она. Вы вспомните. Память здесь берёт отгул достаточно часто, но и возвращается обратно тоже неожиданно. Главное, помнить про это.

Он. У вас есть ключ?

Она. Ключ? Какой?

Он. Гаечный. Да любой ключ, который предназначен для открывания чего-либо.

Она. Нет, у меня нет ключей. Хотя…

Залезает в карман, достаёт маленький ключ.

Она. Подойдёт?

Он. Вы даже не спросили, для чего мне.

Она. Мне кажется, я догадываюсь.

Он берёт ключ и начинает ходить вдоль сцены широкими шагами, будто измеряя расстояние.

Она. Что вы делаете?

Он. Пытаюсь произвести кое-какие расчеты. И был бы вам признателен, если бы вы помолчали немного, мне хорошо думается в тишине.

Продолжает шагать. Потом останавливается.

Он. Вот. Здесь. Я думаю, что первая дверь здесь.

Она. Так что, вы тоже не видите эти двери, хотя знаете, что они тут есть?

Он. А вы думали, что возможно по-другому?

Она. Тут возможно всё.

Он начинает ощупывать пространство.

Она. А сейчас что вы делаете?

Он. Дверь я нашёл. Ключ у меня тоже есть. Осталось только найти, куда вставлять этот самый ключ. Я ищу замочную скважину. Ага, вроде вот…Идите-ка сюда. Готовы? Поворачиваю.

Поворачивает ключ, открывает мнимую дверь, они вместе переступают порог.

Она. Когда я была маленькой, в газетах часто печатали детские головоломки. Одну я любила особенно сильно – там были рядом два почти одинаковых рисунка, но не одинаковых, и вот нужно было найти десять отличий. Я всегда находила одиннадцать, а то и больше. Так же и здесь. Эта комната полностью идентична той.

Он. Вы себе противоречите. Сами же сказали – нужно найти десять отличий. И первое я уже вижу.

Поднимает с пола листок бумаги.

Она. Мне страшно, давайте вернёмся назад.

Он. Нельзя. Дверь исчезла.

Она оглядывается.

Она. И правда. Что же делать теперь?

Он. Искать дальше.

Она. Что искать?

Он. Да чтоб я знал! Если двигать вперёд, можно проиграть, но если всё время стоять на месте, то точно ничего не выиграешь. А так хотя бы есть шанс.

Она. Скажите, вы, наверное, думаете о том же, о чём и я?

Он. Я вас расстрою – я понятия не имею, о чём вы думаете.

Он. Ну ведь мы же умерли, да? Это место и есть загробный мир. Я, конечно, думала, что здесь всё будет несколько другим, но можно попытаться найти свои плюсы и здесь.

Он. Я думал об этом, но нет, мы не умерли. Я совершенно точно это знаю.

Она. Откуда вы можете знать это «совершенно точно»?

Он. Так написано.

Протягивает ей листок.

Она (читает) «Вы не умерли».

Он. Ну вот видите, а вы боялись.

Она. Это что, чья-то злая шутка?

Он. Похоже на то. На самом деле, мы почти разгадали эту тайну. Мы поняли, что есть третье лицо, которое это всё и устроило.

Она. Мне от этого должно стать легче?

Он. Нет

Она. Хорошо, предположим, есть третье лицо, которое придумало всё это. Но как это меняет дело?

Он. Не знаю, пока не знаю. Но тот человек, который всё это устроил – он человек. Рано или поздно он или она просчитается.

Садится на стул и опять натягивает на глаза повязку.

Она. Ну вот опять.

Он. Что опять? О чём вы?

Она. Вы уселись и натянули на глаза повязку.

Он. Да нет же. Мои глаза открыты, я прекрасно вас вижу. Я хочу подумать.

Она. С повязкой на глазах?

Он. Да нет, чёрт побери, никакой повязки!

Снимает её и убирает в карман.

Он. Простите, я погорячился. Но эти события выбили меня из колеи окончательно.

Она. Ничего. Скажите, а вы помните…кем вы были… ну, по ту сторону этого места, по ту сторону дверей?

Он. Мы же вроде говорили с вами на эту тему. Я не помню ничего. По крайней мере пока.

Она. А вот я начинаю припоминать.

Он. И что же вы вспоминаете?

Она выходит на авансцену.

Она. Я помню, что я была замужем. И у меня был сын. Мой муж умер, когда сын был уже взрослый…

Он. Взрослый сын? Но вы так молодо выглядите.

Она. Я сама не могу этого объяснить. Но дело в том, что у меня был роман. С братом моего мужа. Как только муж умер, стало известно, что мы с его братом вместе. Сын отреагировал ужасно. Он вдруг решил, что именно брат моего мужа, его дядя, убил его отца. Отравил каким-то экзотическим ядом. Он стал строить планы мести. Шизофрения всё развивалась, и мы положили его в клинику.

Он. Что было дальше?

Она. Он покончил с собой через три месяца.

Он. А он был прав? Насчёт смерти отца?

Она (после недолгого молчания) Нет. Он был не прав. Это я отравила своего мужа.

Он. Серьёзно? Вы убили своего мужа?

Она (улыбается) Да нет, конечно. Я сказала это, чтобы напугать вас.

Он. Но как я могу теперь доверять вам? Вы соврали и даже не покраснели. Откуда мне знать, что вы не соврёте опять?

Она. А с чего вы вообще решили, что я говорила вам правду с самого начала?

Он. Действительно. Вы правы. Я не могу этого знать.

Она. Я не травила мужа. Не делал этого и мой…его брат. Больно говорить об этом, но сын просто был шизофреником. А то, что его мама вышла замуж за его дядю, когда ещё не успели доесть угощения с поминок, стало последней каплей, он и не выдержал. Он чуть не прирезал друга семьи. Тот спрятался за шторой, чтобы напугать нас, а мой сын схватил нож и хотел ударить его. Еле спасли.

Он. А для чего вы это всё мне говорите? Хотите получить отпущение грехов?

Она. А вы священник?

Он. Не знаю. Но вроде нет.

Она. Вот когда вспомните, тогда и поговорим об этом…Я рассказываю это, потому что пытаюсь понять, где мы находимся и что с нами. Здесь должен быть какой-то ключ. Всё это напоминает постмодернистскую версию ада, поэтому я подумала, что разгадка может быть в наших жизнях. Поэтому, наверное, мы их и не помним.

Он. Мы же вроде решили, что живы.

Она. Мы не можем знать наверняка. Да и потом, кто сказал, что нельзя очутиться в аду при жизни?

Он. Вы так и сыпете цитатами. Изучали философию в университете?

Она. Нет, у меня её там не было. Я училась на медицинском…Постойте, я начинаю вспоминать ещё кое-что! Давайте и вы! Не может быть, чтобы вы ничего не помнили! Я ведь вспоминаю!

Он. Вы сами сказали, что вы здесь дольше, чем я.

Она. Всё равно! Вспоминайте! Чем быстрее мы поймём, что натворили, тем быстрее выберемся.

Он. Сдаётся мне, что мы выберемся отсюда в строго назначенное время. Если вообще выберемся. Подождите…кажется, я что-то припоминаю…Я воспитывался и рос в обеспеченной семье. Когда мне было под двадцать, один художник нарисовал мой портрет. Портрет был просто как живой, взгляд не оторвать. Художник потом уехал. А я по молодости был глупым, избалованным мальчишкой, ну и творил всякие глупости. И знаете что? Прошло года четыре, и я вдруг понял, что не изменился вообще никак! А вот портрет мой чуть-чуть постарел. Прошло ещё лет десять. Я вёл не самый хороший образ жизни, потому что знал – что бы я ни делал, что бы ни говорил, всё отразится только на портрете, а со мной не будет ничего.

Она. Это всё правда?

Он. Да вы в своём уме? Это «Портрет Дориана Грея»! Книжку не читали? Или, может быть, хотя бы кино смотрели?

Она. Стойте, вы помните книгу, которую вы читали, но не помните, кто вы сам?

Он. Выходит, что так.

Она. И у вас нет совсем никаких идей, как это можно объяснить?

Он. Были бы – я бы с вами поделился. Нужно искать новую дверь. Теперь ваша очередь.

Она. Почему моя?

Он. Потому что в прошлый раз был я.

Она. Ну может и сейчас попробуете?

Он. Да поймите, дело не в моём желании. Просто мы оба должны делать попытки. Я буду в следующий раз.

Она. Но я совсем не знаю, как искать. Я даже не поняла, как вы это определили ещё в той комнате.

Он. Где была та дверь?

Она (встаёт на то место) Здесь.

Он. Смотрите! Вот опять появилась новая дверь. Вы молодец – только подумали, что должна появиться дверь, и дверь тут же появилась.

Она. Но я даже не успела подумать…

Он. Тем более вы молодец. Идите-ка сюда. (берёт за руку) Готовы? Хорошо. Идёмте.

Проходят сквозь дверь.

Она. И тут опять всё то же самое.

Он. Совсем нет. Смотрите – другой листок бумаги.

Поднимает.

Она. Что там написано?

Он (отдаёт ей листок) Там написано: «Наденьте костюмы».

Она. Что? Какие ещё костюмы?

Он показывает ей два пакета в углу.

Он. Видимо, эти.

Они начинают доставать костюмы. Костюмы – громкое название. Это несколько париков, простенькая мантия, ещё что-нибудь на усмотрение режиссёра.

Она. Какое-то тряпьё.

Он. Да нет. Знаете, как в захудалых провинциальных театрах? Шить хорошие костюмы очень дорого, поэтому всякие бездарные режиссёры купят несколько шмоток и потом с пеной у рта доказывают, что именно такие костюмы необходимы по замыслу спектакля.

Она. Почему вы заговорили о театре?

Он. Ну как же? Смотрите, тут парики и записка с просьбой…да какой там просьбой, настоящим приказом. Поэтому мы должны надеть эти, с позволения сказать, костюмы.

Одеваются.

Она. И что теперь?

Он. Мы должны что-нибудь разыграть.

Она. Как мы можем что-то разыграть? Я же не актриса.

Он. А вы думаете, я актёр?

Она. А кто вы?

Он. Не помню, может быть и актёр.

Она. Нравится тебе мой новый король?

Он. Не вассалу рассуждать о короле.

Она. Ну а браслет этот как тебе? Это его дар.

Он. Носи на счастье.

Она. Ну почему ты так себя ведёшь? Почему считаешь себя моим слугой? Мы с тобой друзья, понимаешь? Друзья.

Он. Я уже давно не помню, кто я, но зато очень хорошо помню, кто ты. Но в сторону шутки. Здесь заговор. Везде заговор.

Она. Заговор?

Он. Да, на твою жизнь и на жизнь того, кто дороже жизни для тебя. Но я предупредил короля. Ровно в полночь он будет ждать тебя в беседке у Розового куста. И если вам повезёт, на заре вы уже будете за пределами королевства.

Она хочет его поцеловать

Он. Я – слуга, а ты — королева. Это не принесёт нам счастья.

Она. Боже, помоги мне, я иду, я грешница, в аду мне гореть, я не хочу, чтобы он меня целовал, но он будет меня целовать, он злой, злой, злой, да ещё и колдун, у него длинный чёрный плащ и чёрные волосы, он носит чёрную маску. Пора, прощай, слышишь там, далеко, это топот его коня!

Падает на пол.

Он. Что ж…Это было неплохо. А говорили – не актриса.

Она. Спасибо. По крайней мере, не профессиональная.

Он. Профессионализм – это ещё не всё. Есть куча образованных посредственностей и совершенно необразованных гениев.

Она. Я скорее образованная посредственность.

Он. Я бы не хотел с вами спорить, вы себя всё-таки лучше знаете.

Она. (улыбается) Вы – сволочь.

Он. Да. Я знаю. Но нужно идти. Новая дверь открыта. Вставайте.

Она. А почему она открылась?

Он. Видимо, решила нам помочь. Итак…

Открывает дверь, проходит, она проходит вслед за ней, но он вдруг возвращается обратно и захлопывает дверь. Визуальная связь между ними прервана. Он отходит на край сцены и садится, обхватив голову руками. Она достаёт мобильник и набирает чей-то номер.

Она. Алло, ты слышишь? Да, я не знаю, зачем он это сделал. Наверное, о чём-то догадался. И сколько мне ещё водить его по этим комнатам? Что? Что ты вообще собираешься доказать? «Вы не умерли, наденьте костюмы»! А что будет в следующий раз? Обмажься маслом и потанцуй вокруг шеста? Хорошо, хорошо, я спокойна. Просто напомни мне ещё раз, ради чего я это делаю. Нет, я думаю, он не подозревает. Он всё время достаёт повязку и надевает себе на глаза. Я думаю, он подозревает, но не знает. Хорошо, хорошо. Всё, до связи (прячет телефон) Эй! Эй, вы! В той комнате? Вы слышите меня?

Он поднимает голову.

Он. Знаете, а ведь у вас нет рта.

Она. Что? В каком смысле?

Он. В каком-то точно. За то время, что мы провели здесь, я тысячу раз посмотрел на ваше лицо, у вас есть губы, есть я зык. Но почему-то, когда вы разговариваете, губы ваши совсем не шевелятся. Рот просто чуть-чуть приоткрыт, но нет ни малейшего движения. А когда я смотрю на вас искоса, то я вообще никакого рта не вижу.

Она. Не знаю даже, что и сказать.

Он. Когда мы переоделись и стали играть, я кое-что вспомнил. Я актёр. Или был актёром, ну без разницы. А может не актёром, но помню точно, что была в моей жизни пьеса, очень важная пьеса. Речь в ней шла о двух людях, отношения которых какая-то неведомая сила перекинула в Вечность. А Вечность эта состоит из кучи комнат, которые соединяются между собой невидимыми дверями. И вот скитаются они по этой самой вечности, открывают одну дверь за другой. Они хотят в итоге выбраться на свежий воздух, но понимают, что никакого свежего воздуха нет и никогда не было. Они понимают, что в этой вечности только они вдвоём. Навсегда. Навеки вечные. И никуда им не выбраться из этой вечности. Потому что рядом всегда другие вечности, ещё более пустые. И мужчина, главный герой этой пьесы, присматривается в женщине, главной героине и понимает, что рта-то у неё нет. Рта нет, а она продолжает говорить и никак не может остановиться. А потом он решает отдохнуть, немножко поспать, потому что уже давно не спал, целую вечность. А сон ему снится про то, что он умер и попал в странные комнаты, в которых всё говорит и говорит женщина, у которой нет рта. Вы меня слышите?

Она. Да.

Он. Отлично. Вот я тоже устал, давно не спал. Пойду посплю, хотя куда я здесь могу уйти.

Поворачивается спиной к зрителям. Потом уходит.

Она Мне тебя так жалко. Веришь или нет, но я не хочу тебя так мучить. Помнишь древнюю легенду о царе, который убил отца и женился на собственной матери? Ты скажешь, что он не знал об этом, во всём был виноват Рок, и я отвечу: да, ты прав.

А помнишь, что сделал с собой этот царь?

Ты подумал, что ты был актёром. Странно, я всё время говорю «был», хотя ты и сейчас есть. На самом деле ты не актёр. Хотя твоя настоящая сущность близка актёрству. Помнишь, ты всё время натягиваешь на лицо какую-то повязку?

Он выходит на сцену, стоит спиной к зрителям.

А ты говоришь, что нет такого. Так ты помнишь, что сделал с собой тот царь из древней легенды? Когда он узнал, что его жена – его собственная мать, и что много лет назад на дороге он убил своего отца? Он выдрал себе глаза, своими собственными пальцами, чтобы не видеть того, что он сделал. Он стал слепым, стал добровольно, но перестать видеть он так и не смог. Этот царь – ты.

Он медленно поворачивается лицом к залу. На нём белая рубашка или футболка и она вся в крови. На глазах повязка, и всё лицо тоже в крови.

Поэтому ты постоянно хочешь надеть на глаза эту повязку. Ты чувствуешь, что глаз у тебя нет, но в этом месте всё не так, всё странно, и ты хочешь напомнить себе о слепоте, на которую ты себя обрёк.

Я не могу понять одного: что ты сделал? Ты не тот царь, это просто была метафора, но ты, как и он вырвал себе глаза, чтобы перестать что-то видеть. Что именно ты не хочешь видеть?

Он становится на колени. Она подходит к нему сзади, тоже становится на колени и обнимает за плечи.

Ты глупый. Ты думаешь, я перестану любить тебя слепого? Слеп ты или нет – всё это глупости. Тебе не скрыться от моей любви. Сними эту тряпку, она тебе не к лицу.

Снимает с него повязку.

Вот, совсем другое дело. Ты говорил, что у меня нет рта, но говорить-то это мне не мешает? Так почему ты решил, что станешь слепым, ослепнув?

Гладит его плечи.

Эти комнаты, эти коридоры, эти записки, это всё – ничего этого нет. Если ты скажешь слово – всё исчезнет. Потому что ты создал это. Ты создал меня. Я – твоя мать и твоя любовница. Я твоя дочь и сестра. Я твоя муза и твоя тоска. Я – то, что движет тобой, когда ты создаёшь мир, я – то, что двигало Богом, когда он создавал этот мир. Но если ты скажешь хоть слово, даже если подумаешь, зачем говорить, я сделаю всё, что ты хочешь.

Целует его в щёку.

Только скажи и я буду твоей.

Падает рядом с ним. Он поднимается и уходит со сцены. Некоторое время она лежит на сцене, потом возвращается он. От крови не осталось и следа.

Он. Это был пылкий монолог. И довольно большой…А говорила, что не актриса. Интересно, она его заранее написала или на ходу составила?

Ты думаешь, я не догадался, кто ты такая? Думаешь не понял, что это за место? Понял, почти сразу. Но после тысяч лет блуждания здесь, я осознал наконец-то, что неважно что это за место, неважно, кто я и неважно, кто ты. Неважен даже тот, кому ты звонила по телефону. Даже если ты ни с кем и не разговаривала.

Я выдрал себе глаза, это да. Но мне не нравится это слово, я предпочитаю слово «разбил». Я разбил свои глаза, понимаешь? Это позволило мне по-новому взглянуть на вещи, на себя, на тебя. Мне теперь нужны новые глаза. А может я обойдусь и без них, не знаю.

Почему ты решила, что я грешник? Потому что Эдип тысячи лет назад переспал с собственной мамашей? Да знаешь сколько сейчас в Интернете порнографии с темой «инцест»? Мы всё время ждём конца света, на каждый год нашей жизни примерно по три предсказанные даты, а понять не можем – конец давно наступил. Нечего уже ждать. Всё давно уже кончилось. А ты действительно сделаешь всё, о чём я попрошу?

Она. (не поднимаясь с пола) Да.

Он садится на стул спиной к зрителям.

Он. Тогда я прошу – будь моей.

Она встаёт, садится на его и начинается пластическая сцена с изрядной долей эротики.

Она. Ну? Ты доволен?

Он. Да. Целиком и полностью.

Она. Что теперь? Новая дверь, новая комната, новая записка на полу?

Он. Нет. Я подумал, что нет резона теперь ходить по комнатам.

Она. С чего это?

Он. Ну, мы же решили рассказывать друг про друга истории.

Она. Мы ничего не решали.

Он. Ты испугалась, что начну рассказывать про тебя?

Она усаживается на стул.

Она. Я прошу. Валяй.

Он. Нет, ну так неинтересно. Нужно, чтоб это было неожиданно и в тот самый момент, когда ты ждёшь этого меньше всего.

Она. А разве сейчас не тот самый момент?

Он. Не думаю….Тише! Ты слышишь?

Она. Нет. А что я должна слышать?

Он. По-моему, тут, кроме нас, есть ещё кто-то.

Она. Ты бредишь. Никого тут нет.

Из-за сцены выходит её точная копия в таком же самом костюме. Оригинал вскакивает со стула.

Она. Кто это?

Он. Это ты.

Она. То есть как это я? Я – вот она я.

Он. Тем не менее, это ты. Подожди…а почему я решил, что она – твоя копия? Может быть, это ты – её копия?

Она. Ты несёшь бред.

Он подходит к копии и кладёт руки ей на плечи.

Он. Эй, ты меня слышишь? Твоё лицо разрисовано снегом и ты молчишь. Она вот не молчит, хотя у неё нет рта. А у тебя есть и ты молчишь? Почему так? Ты кого-то убила? Какое преступление ты совершила?

Она. Оставь её, она не ответит. Посмотри лучше сюда.

Он оборачивается. На другом краю сцены стоит он сам. Тот же костюм. Два человека приближаются друг к другу.

Она. Теперь ты понял? Ты отражение этой истории. И её создатель. Нет никакого прошлого, хотя ты выдрал глаза, чтобы от него избавиться. И нет никакого будущего. Вернее, оно есть. Но оно берёт начало в моменте здесь и сейчас. Нет этих комнат, нет этого зала, нет этих людей, которые смотрят на нас сейчас.

Копии уходят, он садится на пол и натягивает на глаза повязку.

Она. Нет меня. Нет даже тебя. Ты творец и тебя нет. В этой Вселенной никогда не было творца, потому что нет и Вселенной. Есть только одно мгновение, которое летает в пустоте. Нет любви, нет сочувствия, нет добра, но и зла тоже нет. Хотя ведь должен был кто-то создать пустоту.

Он начинает кричать, затем срывает с себя повязку.

Он. Что такое? Где я? Что случилось?

Она обнимает его и гладит по голове.

Она. Милый, тише, тише, пожалуйста, успокойся. Была авария, машина впереди взорвалась, и тебе немного повредило глаза. Но сейчас воспаление прошло, врачи говорят, ещё пара дней и нас выпишут.

Он. А ты как? Что с тобой?

Она. Мизинец на ноге сломан. Я даже не почувствовала сначала, только в больнице уже обнаружилось.

Он. Я хочу пить.

Она. Я тебе принесу.

Он. Я хочу пройтись. Всё тело болит.

Она. Я не знаю, тебе ещё нельзя…Хорошо, только чуть-чуть.

Они встают, она его поддерживает и едва заметно хромает. Уходят.

Приходит её копия. Снимает парик.

Двойник. Она сказала ему, что это он создатель. Вот лживая ведьма. (улыбается) А ведь он далеко не дурак. Он понял, что это не я её двойник, а она мой. Только ведь она ему об этом не расскажет. И я не расскажу. Да и зачем?

Никакой он не создатель. Это она всё создала. Вернее, я. Ведь она это я, а не наоборот. Я придумала эти комнаты, эти коридоры, я придумала свет и людей. Слова тоже придумала я, так что могу придумать сейчас любое новое слово, и каждый человек на земле будет заучивать его по мере взросления с целой кучей других слов. А она…она просто…двойник.

Уходит. Появляется его двойник. Снимает парик.

Двойник. Финал, которого никто не ждал. И вечное женское соперничество в конце. А кто заставляет их соперничать?

Смеётся.

Ну конечно же я. Все их разговоры типа «создатель я» или «Вокруг одна пустота» — это я заставляю их так думать. Зачем? Да чёрт его знает. Мне просто скучно.

Он очнулся в больнице, она тоже, и им кажется, что это реальный финал. Нет. В реальном финале они до сих пор блуждают по комнатам, открывают раз за разом двери и всё время рассказывают бесчисленные кровавые истории друг про друга. И самое плохое, что делать всё это они будут вечно.

Когда я создал их, я не планировал такого финала. Я вообще никогда не планирую финалов. Я ставлю горстку персонажей в определённую ситуацию и смотрю, как они будут выпутываться. Глупо думать, что я делаю кого-то злым, кого-то добрым. Единственное, что я им дал, вам дал, — выбор. И Вечность, которую они, или вы, обязаны исколесить. Раз за разом, год за годом.

А Вселенная эта никогда не была слепой и безразличной. В глубинах темноты сияют звёзды и клубится хаос. Это всё никак не может быть пустотой, о которой здесь сегодня болтали. Пускай я был безумен, когда всё это создавал, но кто сказал, что созданное безумцем, тоже безумно?

Через некоторое время эти двое снова окажутся здесь. С каждым разом будет добавляться новая деталь или новое слово.

Ведь в начале времён именно моё Слово сияло ярче всего в бездне темноты, сияло всеми цветами, сияло так ярко, так ярко, что на какое-то мгновение я был ослеплён.

ЗАНАВЕС.