Бегущий бисексуал

Теперь он бежал по улице.

Любому можно объяснить бессмысленность бега.

Но это было неизбежно, неотвратимо, необходимо.

Он был бегущим, тем, кто чувствует вину.

Так уже было.Он уже не раз чувствовал это острое

желание бежать, в физическом действии найти опору,

выжечь из себя страх, устать до смелости.

Никому не запрещено быть смелым.

Дело не в количестве тестостеронов.

Дело в огне, что выжигает слабость.

Он чувствовал бессилие и теперь бежал,

шипя...

Его бег был больше, чем бег — это было проклятие,

обретение силы, обретение себя, как строевая подготовка,

из романтика делающая дьявола.

Шагистика — подошва параллельно земле на высоте

семидесяти сантиметров — превращает любителя рыбок

в нормального убийцу, то есть солдата.

В учебной роте нужно было одеться пока горит спичка.

Теперь он как бы видел эту спичку, горение заставляло спешить,

"Догорает" — решил он, поравнявшись с нужным домом

и вбросил тело в дверь...

Она была в халате, засаленном на бедрах, там, где достают руки.

Большой карман, оттопыренный от частого сования руки.

Кажется она была ему даже рада, кажется ее грудь вздрогнула,

кажется точки на халате изменили цвет.

Побежал суп, они все стояли друг перед другом под ниткой

сохнущего белья — золотистые кальсоны, трусы — свидетели

интимной жизни, комбинация со следом повреждения,

как если бы кто-то тыкал пальцем в пузо вместо нежностей...

На кухне было жарко.Мокрый под мышками лифчик и

коричневые трусы.Он столкнул со стола пустую кастрюлю,

какую-то солонку, ложку и, не вытерев воды, преодолел

легкое сопротивление тела...

С взглядом на календарь — какое число? Время слилось

в брусок, в котором что-то дышало...

Он был на кухне как в клетке из поварешек и нарезанного

лука, бился о чужое тело, был кухонной принадлежностью,

чувствовал запах уксуса, хватался за что попадется,

за позвонки между жирными столбами,

пальцы проваливались в недра ягодиц и желание

проникнуть дальше удерживало от рвоты...

Из этой кухни, от шумовки с прилипшей лапшиной,

от жирного полотенца, от стола,

к которому прилип ее халат, продолжил он бег,

оглядываясь, представляя в своем воображении картины

возмездия, ослабевая от половой истомы, зверея,

чувствуя себя голым как во сне, как если бы сразу

из кухни, с липкого стола его оторвали с мокрым

членом, с мгновенно высыхающим белком, с ноздрями,

полными кухонных запахов,

из кухни, высокой как храм от чада,

оторвали от жирных ляжек и пахнущих мылом рук...

… На неописуемой высоте страха,

в холоде объемлющих одежд,

он почувствовал себя самкой,

извечным предназначением

с инстинктивным поведением в ночи,

боязнью света и любовью к темноте...

… Тут, на последнем этаже, на границе

воздуха и камня, на куске битума,

тут, на границе жизни,

ему открылось желание рожать,

тут он захотел быть снизу,

подчиниться любой силе,

полюбить мир как свое порождение...

… в бессмысленном беге обретающий себя,

сопротивляясь усталости тела и души,

задевая за углы домов и взглядов,

бегущий бисексуал, дающий новое значение

встречному живому и неодушевленному,

только он был субъектом истории,

впаянным в лозунг и единственную строчку в истории,

оставался застывшим в лаве истории с раскрытым

кариезным ртом, с мостом между передними верхними

зубами, с треснутым в мотоциклетной аварии ребром

и руками со следами выведенных бородавок,

с выражением глаз как у глубоководной рыбы,

с мышцами, напряженными как при оргазме,

с мыслями откровенными и непотребными,

с вывернутыми карманами, со всей в них мелочью

и талонами, с желанием бежать дальше и после смерти,

с шопенгауэровой волей в отведенном локте...

… кажется его охватил ступор,

он не понимал причину ускорившегося движения вокруг,

мельтешения листьев и людей, бешеной скорости

восходов и заходов розового солнца,

но уже чувствовал отставание, невозможность бега,

насилие слабости, насилие вещества,

тоталитаризм камня и дерева,

ускользание женщин и идей...

уже оставался беззащитным перед миром подвижным

и смеющимся,

представлял себя глыбой чувств,

камнем эмоций, тротиловой шашкой идей

и желал весь мир —

вон ту женщину, состоящую только из бедер и ягодиц,

вон ту собаку с мордой узкой и умной...

он добежал, добрался до места где мог быть камнем,

, где мог не притворяться, где его не ненавидели...

… он остановился наконец в своем безумном беге там,

где мог в безопасности буйствовать и мысленно

совершать теракты,

вон в той пивной, куда спешат работяги, оттягивая

карманы руками и куда шлюха заходит каждый день

или вон в той конторе, куда собираются

как в курятник горожанки с мечтами стать

кинозвездой или в крайнем случае дешевой

любовницей...