Кому нужна правда?

1.

Меня зовут Андрей Иванов, обычный парень из небольшого городка Тихвин, в Ленинградской области. Сейчас декабрь 20… года. В этот новый год, уже через неделю, мне исполнится двадцать лет. Если конечно доживу. В данный момент я сижу совсем один, в брошенном жильцами доме, точнее в одной из его квартир, на окраине города. Здесь холодно, будто в пещере. Да и как иначе, — печей в квартирах нет, электричество и газ давным давно отключены.

За окном светает. Сейчас раннее утро. Я недавно проснулся и увидел, что ее нет! Она меня бросила! Я надеялся, что сказав ей правду, я удержу ее, но увы. Я остался совсем один. Впрочем все расскажу по порядку.

Я закутываюсь в найденное здесь же одеяло, придвигаю стул к столу у окна и записав в дневник события вчерашнего дня, перечитываю все записи с самого начала.

Еще вчера вечером я был почти. счастлив, был уверен, что дальше все будет хорошо, и вдруг все рухнуло. Я перечитываю записи двухдневной давности. Позавчера вечером я сидел здесь же, смотрел в окно на небольшой магазинчик напротив, прислушиваясь к дыханию спящей рядом, на кровати, Лены и вот теперь все похоже кончено. Я перелистываю дневник еще на десяток страниц назад...

2.

… Похоже мы с Леной остались совсем одни в городе. Я имею в виду совсем одни из живых, — мертвяков-то вокруг полно. В центр города мы вообще не рискуем соваться, там этих гибридов полумертвых, полуживых несколько сотен бродит в поисках пропитания. А их пропитание, это конечно мы, живые. Ну и любые другие живые животины: кошки, собаки, крысы. Правда в последнее время я никаких животных на улицах вообще не видел. Может всех уже схомячили мертвяки, а может те сами убрались из города почувствовав надвигающийся кошмар.

Я сижу за столом возле окна, смотрю на пустой двор и пишу эти строки, размышляя о том, что случилось с нашим миром. Вспоминаю прежних знакомых, которых потом видел лишь в качестве ходячего безмозглого мяса. Помню, как мертвяки ломились всюду, где чувствовали живых. В памяти до сих пор звучат крики раненных детей и их родителей, которых уже никто не мог спасти. Теперь все это в прошлом. Вот уже больше месяца город стоит совсем пустой. Точнее населяют его теперь эти выродки инфецированные.

Во все времена, люди разных культур по-разному рисовали себе загробный мир. Греки к примеру, воображали залитые солнечным светом поля Элизиума и бесконечный, населенный кошмарами, мрак Аида, а вот викинги возможно, воображали себе загробную жизнь, как пир с пьяными драками и резней в чертогах Валгаллы. Данте представлял ад в виде огромной, воронкообразной ступенчатой ямищи. Возможно, вулканы породили образ подземного мира, наполненного огнем. Кстати сказать, я где-то слышал, что словами «геена огненная», которые теперь ассоциируется с преисподней, называли какую-то долину к юго-западу от древнего Иерусалима, где сжигали всякий мусор и мертвых животных. Но все эти представления о мире мертвых оказались лишь сказками. Ад, точнее зомби-ад, если его можно так назвать, пришел сам на нашу землю и уничтожил все, что мы любили. Вряд ли кто-нибудь задавался вопросом о том, какое посмертие ожидает инфецированных этой заразой? Никто и предположить не мог, что мы, обычные люди, можем превратиться в отвратительные существа, противные нашей природе и способные на невообразимые поступки. И никто не знает, откуда пришла в наш город эта беда. Может мы стали частью какого-то правительственного эксперимента? И вообще, этот кошмар происходит везде в России, или только здесь, у нас? А что сейчас на других континентах? Кто теперь ответит?!

3.

Мертвяки, что бродят вокруг, это вообще-то не мертвые, в смысле разлагающиеся тела, как когда-то мы смотрели в фильмах про зомби. Тут что-то совсем другое. Да, они конечно разлагаются, точнее гниют заживо, и мозги у них совершенно отключились, но они еще дышут и… постоянно хотят есть.

Понятие «зомби», насколько я помню, пришло к нам с островов Карибского моря. Тамошние зомби — это недавно умершие люди, воскрешенные колдовством и превращенные в рабов. Наши мертвяки, — это что-то среднее между живым и не живым. Их сердца бьются, правда очень медленно и даже если проткнуть сердце ножом, что я уже делал неоднократно, они еще какое-то время могут двигаться. А вот с мозгами у них действительно того! Похоже что у них остался в генной памяти лишь инстинкт охотника и насыщения, пока живот не треснет! Вся остальная информация из их мозгов просто стерлась, словно флешку отформатировали, — пустой, чистый мозг и первобытные инстинкты.

Мы видели много таких особей с раздувшимися до невообразимых размеров животами и все еще продолжающих заглатывать куски сырого человеческого мяса. А вот убить их не проблема. Для этого совсем не обязательно, как показывали в фильмах, обязательно раскроить им чем-нибудь тяжелым черепушку, или вообще снеся им голову напрочь! Мертвяками же их стали называть просто для удобства.

Меня мучает вопрос, откуда появились самые первые инфицированные? Может эта зараза, распространившаяся по городу, какое-то химическое оружие, или какое-то вещество попавшее в питьевую воду и так влияющее на живых. Еще я слышал, что впервые о заразе в городе узнали, когда ночью в местную больницу явился какой-то мужчина, стонущий и трясущийся от лихорадки. На руке глубокие следы от укусов, то-ли собаки, то-ли еще какого-то зверя, из бедра вырван кусок мяса. Доктор сделал что мог, но бедняга все равно вскоре скончался. А вскоре заболели все, кто с ним контактировал...

Правда перед смертью тот рассказал доку и санитаркам, что его покусали какие-то огромные, бешенные крысы, но ему никто не поверил, — судя по следам, это должны были быть крысы величиной с собаку.

Так говорили поначалу в городе, когда началось это безумие, но возможно все это лишь выдумки и все происходило совсем не так. Да какая теперь, собственно разница?!

Ну все! Хватит грустных мыслей. Мы с Ленкой живы и это сейчас главное. Мы мерзнем, — следовательно живы. Мы голодны, — но не тем тупым голодом, каким одержимы мертвяки, превращенные болезнью в тварей, не живых и не мертвых. Наш голод вполне человеческий, в нем есть ощущение пропущенных завтраков и обедов. Его можно терпеть, он не доводит до сумасшедших поступков, свойственных тем, другим.

4.

Небольшой магазинчик во дворе дома, на который я смотрю в окно, я приметил еще по дороге сюда, уже в сумерках, но сегодня уже туда лезть никак нельзя, слишком темно. А в темноте могут скрываться мертвяки. Поэтому я и Ленке о магазине ничего не сказал. Хотел приятно удивить, а может наоборот, не хотел разочаровывать, так как все магазины уже давно разграблены, хотя этот выглядит вроде неплохо. Окна целы, дверь закрыта. Я сижу и мечтаю о богатой добыче, что ждет нас в этом давно заброшенном одноэтажном строении. Может нам повезет и мы найдем несколько банок тушенки, а еще лучше несколько упаковок шоколада...

Но это все завтра. А сейчас надо хоть немного поспать. Сегодня у нас с Ленкой выдался трудный день, несколько раз, мы чуть не попались в руки мертвяков, но все же убежали. Я сижу в чужой пустой квартире среди мусора и вещей брошенных хозяевами, посматриваю то на магазин, то на Лену, посапывающую и постанывающую на кровати в беспокойном сне и продолжаю размышлять.

Ленка, надо признаться, конечно не самая прекрасная девчонка в мире. По крайней мере раньше я бы на нее и внимания не обратил. А сейчас привык и мне она кажется вполне уже ничего. Такая худенькая блондинка с мальчишеской фигурой, полная противоположность Светке. Света, это моя жена… Но Светы больше нет, а кроме Ленки девчонок вокруг тоже нет. Выбирать в итоге не из кого.

Сейчас для меня уже не важно, насколько Ленка выглядит невзрачной, серой мышкой. Просто, будучи единственной, в кругу парней, любая, самая никудышная девчонка, чуть раньше, или чуть позже, всем покажется очень даже привлекательной. А с недавних пор, мы остались с ней вообще лишь вдвоем...

Вот мне она и кажется теперь совсем даже ничего. Мужской инстинкт берет верх над мозгами и заставляет неистово желать любую девчонку, если поблизости нет других, более привлекательных. И я действительно очень хочу Ленку. Когда была жива Света, я и представить себе не мог, что захочу кого-нибудь другого. Я конечно в курсе, что мужчины нередко меняют женщин, но чтобы это коснулось меня?! Я всегда считал, что это было-бы чудовищным предательством. Считал так до смерти Светы. Даже не представлял тогда, насколько мучительным бывает одиночество и с какой силой толкает оно на поиски человеческого тепла и хоть какого-то общения.

5.

В самом начале всего этого кошмара, примерно месяц назад, нас было шестеро: пять пацанов от двадцати до тридцати лет и Ленка. Ей всего восемнадцать. Эту группу из пяти выживших, я встретил примерно через две недели, после начала всей этой зомби-мерзости и через неделю после смерти Светы. И вот уже неделя, как из всей этой группы мы с Леной остались одни.

Когда эпидемия только началась, мы с женой заперлись в квартире, которую снимали и стали выжидать. Нам бы еще тогда рвануть куда подальше, но увы, — мозгов не хватило! В итоге Светы не стало. Мы выходили из квартиры только днем за съестными припасами в ближайшие магазины. Тогда там еще что-то можно было найти. Ночами мы, лежа в кровати, слушали, как мертвяки бродят по ночным улицам, бьют стекла в окнах, где учуяли живых. Если днем, местные отчаянные парни еще предпринимали попытки бороться с мертвяками, — днем они бродят как сонные мухи, — то ночью с ними никто не связывался. Ночью они почему-то становятся намного активнее. Мертвяков раздражает солнечный свет и они до ночи отсиживаются по подвалам, а потом всю ночь напролет бродят по городу. Мы были осторожны, но… все же Света стала добычей мертвяков. Так получилось, что на нее внезапно напали в одном из магазинов, а я не успел. Я был в другом конце магазина и когда подбежал, все было уже кончено.

После ее смерти, я бросил нашу квартиру и пошел искать других, оставшихся в живых. Вскоре я и наткнулся на ту группу. Но вот теперь, спустя всего пару недель из всей компании остались лишь мы с Ленкой.

6.

Вот, например, Денис Круглов. После того, как я встретил их группу и мы обосновались в одном из брошенных домов, он продержался всего несколько дней. Мы как-то обшаривали днем очередной магазин, он отстал, забравшись в склад, и этого оказалось достаточно. Десяток мертвяков, притаившихся, или просто сидевших там в полусне, тут же схватили его и начали рвать на куски. Я услышал крики Дениса, успел еще вернуться и выпустить несколько пуль в мертвяка, оседлавшего Дениса и раздиравшего его горло зубами. Помню, как склад наполняется огнем, и голова мертвяка разлетается осколками костей, брызгами мозга и крови. Со стены позади головы, стекает все хорошее, чем он когда-то был при жизни, и все гнусное и грязное, чем он стал сейчас. Но помочь Денису я уже ничем не мог. Надо было самим успеть выбраться.

Эти несколько моих выстрелов, хоть и не помогли спасти Дениса, но возможно тогда спасли оставшихся. Одни мертвяки, отвлеклись на какое-то время, на своего безголового собрата, начав и его потрошить, — они не едят своих, пока те бегают, но туши с вышибленными мозгами пожирают только так, — другие кучей навалились на Дениса. За это время мы успели выскочить из магазина и убраться подальше. С тех пор мы были очень осторожны, но и это не спасло остальных.

7.

Сейчас, когда остались лишь я и Ленка, мне частенько приходится идти первым, но не постоянно. Лена, хоть и не красавица, но она сильная девчонка и очень храбрая. Себя я и вообразить не могу настолько же сильным и решительным. Конечно, физически я сильнее ее, да и оружия хватает и у нее и у меня, — успели разжиться забравшись в здание полиции, — и я пытаюсь оберегать ее и защищать, но на самом деле мы друг друга защищаем почти в равной мере.

Интересно, а по ее мнению, кто в нашей паре кого защищает?

Немногим дольше Дениса протянули братья Фроловы. Чтобы заправить их фургон, на котором мы и передвигались в последнее время по городу, мы на попавшейся нам по дороге стоянке, пытались сцедить остатки бензина из баков стоящих там машин. Серега Фролов, старший из братьев, попался мертвяку, который затаился на стоянке, под старой «Волгой». Уж не знаю, специально он там спрятался или просто не мог вылезти на солнечный свет, но вцепился он в Серегу крепко и сразу изувечил ему ногу серпом, — где он только его раздабыл, — а потом начал рвать ногу зубами.

Увидев его разодранную голень, мы все сразу поняли, — он пока еще жив, но уже готов. Ведь чтобы заразиться этой зомбидрянью, хватает и небольшой раны, куда попала, слюна мертвяка, или капелька его крови попавшая в рану здорового человека. Мы все понимали, что очень скоро он станет одним из этих. Серега и сам все прекрасно понимал, поэтому и оста лся на той стоянке. Лишь попросил оставить ему пистолет, топор и флягу воды. Убить его ни у кого из нас не поднялась бы рука, а сам он, видно хотел еще повоевать с мертвяками напоследок.

Его младший брат, Славка порывался хоть как— то помочь брату, но тот сказал нам, чтобы мы забирали его, садились в их машину и уезжали.

8.

Славка попался мертвякам через пару дней, когда мы залезли в какой-то торговый центр. Он пошел по лестнице на второй этаж, и тут из-за угла на него вышли несколько мертвяков. Он отбивался, угощая их пинками, но их зубы щелкали все ближе, руки ухватились за одежду. Один укус — и все будет кончено. Славка прыгал и дергался, пытаясь отцепиться, что ему в итоге все же удалось.

— Я вырвался! — крикнул он нам, задыхаясь и отбегая в сторону. Он и сам не заметил, как подскочил к сломанному ограждению второго этажа. От радости, что избежал страшной участи, бедняга не смотрел, куда мчится, и грохнулся со второго этажа на бетонный пол. Когда он упал, мы увидели, что его нога была неестественно вывернута. Стопроцентный перелом. Тут, помимо уже спускающихся по лестнице со второго этажа мертвяков, из соседнего зала показались еще с десяток. Славка замахал нам рукой: мол, минуточку подождите, все в порядке, сейчас поднатужусь и встану. Но этой минуточки ни у кого из на не было. Мертвые уже окружали его, а некоторые ковыляли к нам. Мертвякам легко застать живых врасплох, они не разговаривают. Немы и тихи, как могила и могут без единого движения, застыв, словно статуя находится так очень долгое время, возможно размышляя о чем-то своем. Но стоит им схватить кого-то из живых, как они начинают реветь, как всбесившийся медведь. А после обильной трапезы, опять мертвая тишина.

Пока мертвяки, навалившись обезумевшей толпой, рвали Славку в клочья, нам вновь удалось удрать. Спасать его уже не имело смысла, мы это прекрасно понимали, поэтому даже не предприняли такой попытки.

В итоге мы остались втроем; я, Кирилл и Ленка. Кстати Кирилл с Ленкой были вроде как помолвлены — оба совсем молодые, как мы со Светкой, когда поженились. Сошлись они еще до того, как мир превратился в полнейший зомбихаос.

9.

Я вообще то не люблю вспоминать те дни, когда мы остались втроем. Я был совсем один, ни друзей, ни жены, а эти двое Ленка и Кирилл, непрерывно обжимались, спали, плотно сплетаясь в объятиях, как единое существо, да и любовью занимались ничуть меня не стесняясь, лишь прикрывшись одеялом. Я чувствовал себя рядом с ними изгоем. Я мучался от тоски по Свете, страдал, а рядом самозабвенно ворковала парочка голубков. Никогда бы не подумал, что наступивший на земле ад может сделаться еще хуже, — но картина взаимной и такой самозобвенной любви этой парочки, не смотря на происходящий вокруг бардак, была одним из худших моих кошмаров.

В тот день, когда не стало Кирилла, мы с ним решили залезть в аптеку за лекарствами для Лены, так как она сильно простыла, у нее поднялась температура. Сказались ночевки в неотапливаемых квартирах.

Я с тоской воображал предстоящие недели: Кирилл будет с бесконечной заботливостью хлопотать возле больной Ленки, и каждым словом, каждым жестом напоминать мне о моем одиночестве. Мне так не хватало Светы!

Блуждая по городу с Кириллом, мы приметили аптеку со взломанной входной дверью, но целыми витринными окнами, а значит, возможно не разграбленную до конца. Мы зашли внутрь. Кирилл пошел в подсобное помещение, а я двигался сзади, с пистолетом наготове, чтобы прикрывать его. Все дальнейшее произошло в течение нескольких секунд и Кирилла не стало. Я ничего не мог сделать… или мог?

Вернувшись в наше временное убежище, я только и смог Лене сказать: «Кирилла больше нет!». Через несколько дней Лена понемногу оправилась от болезни, но долго еще не могла прийти в себя от потери Кирилла. Несколько дней она пролежала в неотапливаемой квартире на кровати, отвернувшись к стене, закутавшись в одеяла и не желая со мной разговаривать. Но все постепенно забывается и она вскоре свыклась с мыслью о потере любимого. Так мы остались вдвоем.

10.

Сколько всего на нас свалилось за эти несколько недель! В итоге мы с Леной, оба разбитые горем, потерявшие самых дорогих людей, как-то незаметно переключились друг на друга. Телевидения и прочих развлечений больше не было, нам только и оставалось смотреть друг на друга, и я смотрел на нее во все глаза. И не смотря на то, что поначалу она мне совсем не понравилась, постепенно свыкся с тем, что Лена всегда рядом. Мало того, с каждым прожитым днем она нравилась мне все больше и больше.

Вскоре после смерти Кирилла, мы перебрались в другой дом. Мы разговаривали днями напролет, говорили ни о чем и обо всем. Я рассказывал ей про наши счастливые дни со Светой и про то огромное место, которое жена занимала в моей жизни. Лена рассказала, как встретилась с Кириллом в студенческом общежитии, как вскоре они сняли комнату и переехали жить туда. Я рассказывал ей про свое детство, когда-то услышанные истории, повторял все самое смешное и нелепое, что когда-либо слышал от друзей. Лена рассказывала, как она ухаживала в больнице за своей умирающей от рака сестрой, чем занимала себя в долгие часы безделья, когда начался весь этот кавардак с нежитью...

Никакая тема не казалась нам слишком скучной, никакая подробность слишком интимной. У нас ничего не осталось, кроме времени, и этими разговорами мы заполняли его. Ленка во многом еще жила понятиями прошлого, а может, будущего. Во всяком случае в ее представлении, цивилизация не погибла полностью, а как-бы взяла тайм-аут, и она была уверена, что рано или позно, все опять будет как всегда. Я не хотел ее разочаровывать, да и сам еще надеялся, что рухнул не весь мир, а лишь наш городок, и если перебраться куда-то подальше, то возможно там живут нормальные люди, как и прежде. Но чтобы куда-то уехать, нужен был большой запас бензина и провизии. И если бензин еще можно было где-то найти, то продуктов уже не было ни где.

11.

… Я сижу у окна, пишу свой дневник и глядя временами на нее, спящую на кровати рядом, понимаю: ни с кем и никогда я не был так близок. Даже у моей жены были свои тайны. Но когда мир вокруг летит в пропасть, все тайны и секреты становятся излишеством, ненужной роскошью.

Странно было это чувствовать, но мне казалось, что я снова влюбился. Мое горе, моя тоска по Свете превратились в сильное чувство к Лене. Сильное, страстное, но вот настоящее ли? Я задавал себе вопрос: "В самом ли деле я люблю ее так, как любил Свету?" Или попросту мне сейчас настолько нужна подруга, что я готов отдать сердце кому угодно? Впрочем, если и так, наплевать.

В последние дни, я каждую минуту, когда не спал, думал только о Лене. Здорова ли она? Всем ли довольна? Не боится ли? Не устала? Да и о чем еще думать, если в мире не осталось ничего ценного. В смысле для души. Никаких привязанностей, друзей, надежд на будущее. У меня осталось главное желание: выжить любой ценой и оставаться вместе, пока возможно, а о том, что будет дальше, не хотелось и думать.

Грудь Лены мерно вздымается во сне, с губ иногда срывается легкий, едва слышный стон. А я уже думаю не о том, что полезного можем мы найти в магазинчике напротив для себя, а о том, не будет ли там чего подходящего для Лены. Чтобы она хотела поесть? Что ей может понадобиться из одежды среди возможных запасов? Хотя вряд ли кто-то, что-то оставил там. Этот магазин, как и многие до него, скорее всего тоже окажется пустым, но об этом лучше не думать. Думать следует о хорошем. Я откладываю дневник в сторону и опять вспоминаю, вспоминаю...

12.

Сюда, в эту квартиру, где я сейчас нахожусь, мы пришли уже на закате, и времени хватило только на то, чтобы проверить, безопасно ли здесь ночевать, да найти по соседним квартирам на чем спать, да чем прикрыться. Благо в квартирах осталась кое-какая мебель и несколько старых одеял. Занятая обустройством нашего ночлега, Лена в окна не смотрела и не видела магазинчика напротив.

Когда я проснулся на следующее утро, она стояла у окна и смотрела вниз, дыша радостным предвкушением и надеждой.

— Ты видел там, напротив есть магазин!

Я так люблю, когда она радуется любым мелочам. Лена умеет им радоваться, хотя вокруг только смерть и боль.

— Да, видел, — отвечаю я. — Но хотел сделать тебе сюрприз.

— Спасибо! — растроганно восклицает она.

Она недолго предается наивной радости и вскоре выгоняет меня с постели. Ей не терпится. Иногда мне нравится даже ее нетерпение.

— Ну тогда пошли скорее! — подгоняет Лена, сдергивая с меня потрепанное одеяло. — Так хочется увидеть, что там внутри! Может что-то вкусненькое найдем!

С едой у нас постоянные проблеммы и мы бы рады были любой еде. А вот подходящую одежду сейчас найти довольно просто, ведь повсюду в городе валяется масса брошенных вещей. Ни я, ни Лена не заботимся о подборе одежды по фигуре и размеру, да и стиркой мы не занимались, — каждые несколько дней находили что-то новое, стараясь по возможности держать себя в чистоте.

Пока я одеваюсь, Лена все время расчесывает волосы, чтобы они не превратились в колтун. У нас даже есть специально для нее пара флакончиков шампуня, но мы стараемся экономить. Мне же и обычного хозяйственного мыла хватает, — как-то нашел несколько кусков.

— Я уже почти готов, осталось шнурки завязать! — сообщаю я Лене.

— На, перекуси немного, — говорит она, когда я уже готов и протягивает мне половинку шоколадного батончика.

Я послушно принимаюсь за батончик "Сникерс". Он засох и жуется с трудом, но ничего лучше у нас нет. Глотаю, едва не давясь, и наконец мы отправляемся в магазин.

13.

Двери в таких местах редко остаются целыми. Да и вообще я целых дверей не видел с самого начала всей этой передряги. Практически все двери в магазинах оказываются сорванными с петель.

Пока людей еще было много, грабили все, что подворачивалось под руку. Я думаю, что у нас больше шансов наткнуться на склад продуктов где-нибудь в заброшенной квартире, чем в магазине, — их выпотрошили подчистую. Все те места, где люди привыкли находить себе еду, были опустошены до последней крупинки. В то время, надо думать, люди и посрывали двери. Тогда их, в смысле живых людей, еще хватало. А может это уже мертвяки потом постарались, забыв напрочь, что такое двери и как ими пользоваться.

И теперь почти все такие места, вроде этого магазинчика, стали чертовски опасными — мертвяки свободно проникают в них и иногда там остаются надолго. Возможно, им по старой памяти нравится сидеть под крышей. Главное нам не на секунду не забывать, что в подобных местах нужно соблюдать особую осторожность.

С собой у меня лишь два охотничих ножа в чехлах, висящих на ремне и пистолет "ТТ". У Лены тоже нож и пистолет. И еще бейсбольная бита, — она ею не плохо орудует! Впрочем выстрелить сейчас на улице — все равно что позвонить в колокольчик, приглашая мертвяков на обед, — они всегда идут на громкие звуки. Иной храбрец сказал бы: пускай идут, я с ними разберусь! Но это еще как получится, даже с оружием. Их слишком много. По мне, так лучше вовремя смыться. Умные люди знают: заметил мертвяка — беги прочь, не строй из себя героя, тогда все возможно и обойдется. А начнешь стрелять и тебя окружат в мгновение ока, повылазят из всех щелей и считай ты мертвец. Так что от пистолета в наше время больше вреда, чем пользы. В толпе мертвяков ты все равно покойник, есть у тебя пистолет или нет. Только в одном случае от него может быть прок: если успеешь застрелиться до того, как тебя разорвут на куски. И это тоже причина, по которой я ношу пистолет.

Глядя на то, какая Ленка маленькая и хрупкая, и не подумаешь, что к примеру ее излюбленное оружие не нож и пистолет, а именно бейсбольная бита. Разносить череп ею не обязательно, достаточно сбить мертвяка с ног, а уж в этом Ленка профессионал. В случае опасности, она бьет мертвяка по башке, тот падает и долго-долго возится, перекатываясь с боку на бок и соображая, как бы снова встать. А мы тем временем убегаем.

14.

И вот, наконец мы идем в магазин. Лена идет первой. Перед тем, как войти в двери магазина, она поворачивается ко мне, прикладывает палец к губам, будто я не знаю, что нужно двигаться, как можно тише. Передвигаться тихо практически невозможно, под ногами кучи мусора. Если кто-нибудь поджидает нас внутри, он сразу услышит. Но и мы услышим, попробуй он сделать хоть шаг.

Сквозь пыльные окна проникает свет, и поблизости от окон все видно хорошо, но в глубине помещения сгущается мрак. На улице ярко светит солнце, и нашим глазам нужно время, чтобы привыкнуть к полутьме. Магазинчик довольно старомодный — маленький и тесный. Похоже, ремонта не видал годков десять.

Я иду в темноту подсобки чтобы проверить, нет ли там кого. Я не хочу, чтобы Лена слишком уж рисковала. Бегаю я быстрее ее, это уж наверняка. Я стою перед сплошной стеной темноты, судорожно шарю по карманам в поисках спичек.

Никогда не угадаешь, что таится в темноте. Возможно никого там и нет, а возможно, на огонек спички из темноты на меня рванет дюжина мертвяков, засевших здесь специально, в ожидании удачно подвернувшейся им пищи.

Но в этот раз я вижу лишь голые стены и пустые полки. Накатывает облегчение и одновременно горькое разочарование. Магазинчик обчистили капитально, — ничего не осталось. Почти ничего.

Лена подходит сзади и шепчет, что нашла под прилавком пару банок каких-то рыбных консервов. Любые консервы люди расхватывали в первую очередь, но эти банки видно упали и закатились под прилавок. Я тем временем осматриваю полки в глубине магазина.

Мертвяк появился из-за дальнего стелажа совершенно неожиданно и двинулся ко мне, шаря впереди руками, будто слепой, — они все так делают. Я быстро отступаю, оглядываясь, чтобы не зайти в тупик, — как-то меня уже угораздило попасть в такой переплет, но теперь я более внимателен.

Мертвяк сворачивает, огибает полки, приближается… Но я сейчас думаю не о нем, а о Лене.

— Осторожно! Мертвяк! — ору я. Лена в это время орудует уже где-то за другими стелажами.

Слышу ее шаги — она бежит на помощь.

— Сам справлюсь! — поспешно кричу я. — Не подходи!

Закончить не успеваю: меня перебивает ее крик. Там еще один мертвяк, а может и не один, а она видно не заметила.

Я отбиваюсь от своего, не даю его лязгающим челюстям впиться в меня, не успеваю вытащить пистолет. Наконец изловчившись, выхватываю из ножен нож и не раздумывая втыкаю мертвяку в глаз. Отталкиваю монстра и бросаюсь к Лене. Еще не вижу, где она, бегу на шум, петляю среди стелажей.

Да где же она!

За углом шевелится темная груда тел. Где Лена? Наверху? Внизу?

До меня доносится только пыхтение. Не знаю, она ли его издает. Все-таки она. Подбегаю к темной куче тел, собравшись с духом, наклоняюсь, растопыриваю руки, прыгаю и сшибаю с нее монстра, наваливаюсь на него сам.

В это время чувствую, как пальцы мертвяка хватают меня за куртку. Надо срочно удирать, но тварь держит меня мертвой хваткой. Изо всех сил молочу свободными конечностями, не глядя, куда попадаю. Вдруг соображаю, что дерусь, зажмурив глаза. Поднимаю веки и вижу, как Лена опускает бейсбольную биту на голову моего мертвяка.

Череп лопается с одного удара. Тварь выпускает меня, я свободен и могу подняться, но ноги словно ватные. Лена стоит надо мной с битой в руке, а мертвяк теперь уже окончательно мертвый, застывает на полу бесформенной грудой. Наконец я встаю и вовремя, на меня прет еще один. Этого я вновь прикончил ножом. Когда с мертвяками покончено, Лена без сил оседает на пол.

— Что с тобой? — кричу я.

Она не отвечает.

— Тебя укусили?

В темноте крови не видно. Не знаю, она просто обессилела от возможных ран, или ее слишком утомила борьба, ведь мы давненько уже недоедаем. В любом случае я понимаю, что нужно поскорее вынести ее на свет, чтобы можно было ее осмотреть. Скорее на улицу, там светло и более-менее безопасно. Опускаюсь на колени, с натугой поднимаю Лену на руки, упираюсь спиной в стелаж, отчего тот едва не опрокидывается, и все-таки с трудом встаю. Еле-еле переставляя ноги, несу Лену наружу. За спиной слышу шорох. А может мерещится? Надеюсь, что так.

Наконец я кое-как донес Лену до квартиры, где мы временно обосновались, благо это не далеко. Укладываю ее на кровать. Рассматриваю лицо: крови нет. На рубашке тоже, и на брюках, но сама одежда порвана во многих местах. Возможно, укус оказался неглубоким, потому и крови не видно. Когда я начинаю стягивать с нее рубашку, Лена приходит в себя и помогает мне.

На теле ни царапины, — наверное, она потеряла сознание просто от усталости и напряжения. Моя подруга улыбается, и у меня гора падает с плеч. Сейчас мы вроде в безопасности.

— Как я выгляжу? — спрашивает она, вытирая вспотевшее лицо и поправляя волосы.

— Отлично! — заверяю я.

Звучит фальшиво, но я не знаю, что еще сказать.

— Теперь давай тебя осмотрим, — говорит она вставая.

Мне конечно тоже надо провериться, и это не пустая формальность. Я слышал про два случая, когда в горячке драки люди забывали об укусах и не вспоминали до самого начала изменений… Сам я, правда, такого не видел, но мы не можем себе позволить ни малейшего риска.

Она начинает меня раздевать. Торопиться некуда, и процесс явно доставляет ей удовольствие. Да и мне тоже. К тому времени, как она справляется с ширинкой, я снимаю рубашку. Улыбаюсь:

— Видишь — ничего! Мы снова выжили.

— Похоже, мы приносим счастье друг другу, — замечает она.

Мы смотрим глаза в глаза, улыбаясь и радуясь неизвестно чему. Ничто так не возбуждает, как избавление от страшной опасности и ощущение того, что мы по-прежнему живы!

Я еще пытаюсь встать, но Лена нежно притягивает меня к себе, целует, ложит мои руки себе на грудь…

Ради нее я готов на любой риск. Даже если бы сейчас на моей ноге зияла рана, кровавое полукружие с отметинами зубов, и жить оставалось бы несколько часов, я все равно ни о чем-бы не жалел. Инстинкт самосохранения вопит о возможной опасности, но мы продолжаем страстно целоваться, наш пыл возрастает с каждой секундой.

. В объятиях друг друга мы забываем обо всем на свете. Не знаю, отчего она так воодушевилась: может, очнулась и обнаружила, что я ее раздеваю, может, виноват всплеск адреналина во время драки с мертвяками. Да и какая сейчас разница? Мы занимаемся с ней любовью всего лишь второй раз. И как это замечательно!

Я еще успеваю подумать: "Света, пожалуйста, прости меня!"

15.

Но вот все закончилось. У меня кружится голова. А я ведь даже не знаю, что за чувства испытывает ко мне Лена, — мы никогда еще не говорили об этом. Да, мы все время вместе, но у нас ведь нет иного выхода. Возможно, она вела бы себя так же с любым другим парнем, кто достался бы ей в товарищи. Но нет. Она так глядит на меня, что я верю: это настоящее чувство. Психолог из меня тот еще, но тут я уверен, что не ошибаюсь. Может, она любит меня не так сильно, как я ее, но все-таки любит.

Я переполняюсь радостью, а затем приходит чувство вины. Со дня смерти Светы прошло чуть больше месяца, а я уже люблю другую женщину.

Через какое-то время, я все-таки встаю, одеваюсь. В голове полный сумбур.

Потеряв Свету, я был уверен, что больше никогда не полюблю, и смирился с этим. Научился жить один, привык нести груз вины и горя. Света — боль моей души. Но Лена… Ведь я для нее единственный доступный мужчина, ей со мной тепло, да и выжить вдвоем гораздо легче. Возможно нас связывают удобство и взаимопомощь, больше ничего, но как хочется, чтобы я ошибался.

Думаю, что теперь между нами все по-другому. Мы — настоящая пара, влюбленные. Она пережила потерю Кирилла, я пережил потерю Светы, и теперь мы, похоже действительно полюбили друг друга. Я никогда не относился к чувствам легкомысленно, а Лена и ее чувство тем более заслуживают уважения. И потому я обязан сказать ей правду о Кирилле… Или все же не говорить? Скажу! Но решаю это сделать позже.

Времени у нас еще хватает, — полдня с хвостиком. Мы решили обследовать еще ближайшие жилища, собрать где возможно хоть какие-то припасы и идти дальше в поисках живых. Мы одеваемся, вновь выходим на улицу и еще несколько часов бродим по ближайшим пустым домам. Нашли одежду, несколько кусков мыла, и даже зубную пасту. В одной из квартир, мы нашли немного продуктов: консервированные супы, сухари. В нашей ситуации это просто здорово. У нас и настроение сделалось предновогодним: припасов на несколько дней хватит — это же просто праздник! Еще бы бутылочку вина! Теперь можно пару дней и передохнуть, никуда не выходить, и потом уже идти дальше.

Я брел как в полусне, нагруженный собранными припасами, ошеломленный и рассеянный, и все думал, как рассказать правду Лене о Кирилле. Ведь я должен сказать? Или все же промолчать и пусть все идет, как идет?

16.

Когда мы вернулись в квартиру, уже темнело. И я к тому времени принял окончательное решение: мой долг рассказать Лене, как на самом деле умер Кирилл. Хочется думать, что тогда я был не в себе. Отчаянно желал, чтобы прошлое вернулось, чтобы вернулась Света, и бесился оттого, что это невозможно. И бесился еще больше от того, как упивались своим счастьем Кирилл и Лена. Никогда в жизни я не испытывал такого бешенства. Говорят, обезумевшие от горя люди способны на такое, чего в иное время ни за что бы не сделали.

Света умерла у меня на глазах, и на душе моей осталась кровоточащая рана. Твари вцепились в нее, рвали на куски, а я ничего не мог поделать. Она кричала, звала на помощь, я видел ужас в ее глазах — и наблюдал, как жизнь угасала в них. Смерть стала для нас обыденностью, мы привыкли к жутким зрелищам, привыкли к такому, к чему человек не должен привыкать. Потому что так жить нельзя!

Я безумно любил Свету, а Лена очень любила Кирилла. Я не хотел причинять ей боль, но думал, что при других стечениях обстоятельств, Лена была бы счастлива со мной. Я не хотел убивать Кирилла своей рукой, но судьба сама дала мне шанс избавиться от него...

17.

Я думал весь день и все же решился рассказать обо всем Лене. Ведь у влюбленных не должно быть серкретов друг от друга. Мы можем начать наши отношения с чистого листа.

Мы с Кириллом бродили по городу. Я ненавидел своего невольного товарища. Конечно, его смерть не вернула бы мне Свету, но по крайней мере избавила бы от еженощного созерцания их с Леной любовных игр. Я не хотел видеть рядом то, чего жизнь лишила меня самого, но и покидать их и остаться совсем один тоже не хотел.

Возможностей избавиться от него у меня хватало. У меня в руках был пистолет и нож, а впереди беззащитная спина Кирилла. Даже не пришлось бы смотреть ему в лицо. Но я так и не решился. Не мог переступить через себя.

Но теперешний мир вокруг нас полон опасностей. Кирилл шарил по шкафам и витринам аптеки, а я его прикрывал. Приближающихся мертвяков я заметил, а он — нет. А когда заметил, было уже поздно. Он кричал, глядя на меня, звал на помощь. Я еще возможно мог бы ввязаться в драку, спасти его, но отступил. Вся моя злоба, все пережитое сложились воедино, и я остался стоять на месте.

Выскочив из аптеки, я понял, что сотворил, и раскаялся, но что толку? Кирилл погиб.

Лишь на долю секунды отчаяние и злость на чужую любовь овладели мной, и я предал товарища.

Но ведь люди умирают каждый день, каждую секунду, — думал я, возвращаясь к Лене. — Почти все, кого я когда-либо знал, сейчас наверняка уже мертвы. Одним трупом больше, одним меньше…

Если Лена не узнает, как умер ее возлюбленный, то не испытает новой боли. И незачем ей знать. Так я думал тогда.

Теперь Лена любит меня и только меня! — думал я вчера вечером, рассказывая ей все без утайки, — она поймет меня и все у нас будет хорошо! Возможно самой судьбой нам с ней назначено быть вместе, а Кириллу со Светой — умереть? Может, судьба свела нас, чтобы мы смогли вдвоем выжить?

Лунный свет заливал комнату. Мы стояли, омытые им. Я обнял Лену и сказал: «Я люблю тебя». И услышал от нее те-же слова. Я посмотрел на нее внимательно, запоминая мою подругу, еще не узнавшую правды, не ведающую о совершенном мною предательстве. Затем я рассказал ей все.

Рассказал, потому что любил ее. Уважал. Рассказал, потому что надеялся на ее прощение.

Но когда я умолк, меня удивило выражение ее лица. На нем не было гнева, а только печаль и жалость. Она смотрела так, будто своим поступком я убил не Кирилла, а себя. И наверное, это правда. Человек, которому она доверилась, оказался пустышкой, лживым подлецом. Она заплакала, потом забилась в истерике.

Я не ожидал, что она будет так кричать и плакать. Я был к этому не готов.

— Прости, — вот единственное, что я смог сказать. И потом стоял и лишь повторял: "Прости меня, прости! Я же люблю тебя!"

Она била меня в грудь, молотила кулаками, а я стоял и только шептал: «Прости, прости!». Я готов был все стерпеть, я это заслужил.

Вскоре ее гнев утих, обессиленная, она повалилась на кровать. Я обнял ее, и потом мы плакали вместе.

Лежа в темноте, я думал, что прощен. Ведь у нее не осталось никого, кроме меня. Не может же она сердиться вечно. Я чистосердечно признался, мне это зачтется. Она должна знать: я раскаиваюсь в своей подлости и буду каяться, пока жив. Конечно, пройдет немало времени, прежде чем все вновь наладится, зато потом связь между нами будет куда сильнее, ведь у нас не останется никаких секретов друг от друга. Мы нужны друг другу, чтобы выжить! Все будет хорошо!

18

Когда она усрокоилась, я сказал ей, что пора из этой квартиры сваливать и идти дальше. Провизии нам теперь хватит на неделю, а может и больше. Конечно, это было более-менее надежное убежище в нынешнем мире, полном опасностей, и неизвестно, найдем ли мы что-то подобное потом, но правила нынешний жизни просты: когда чувствуешь, что пора уходить, — снимаешься с места и уходишь, не оглядываясь. Мы уже научились доверять своей интуиции.

Так я думал вчера, засыпая с плачущей Леной в объятиях.

А сегодня меня разбудило утреннее солнце, бьющее в окно и радостное возбуждение: я рассказал Лене правду и теперь между нами не осталось никаких секретов. Но я не ощутил рядом привычного тепла. Протянул руку — Лены рядом нет. Открыл глаза, повернулся, осмотрел комнату…

Наших вещей нет. Лены нет. Она ушла и забрала все с собой: все наши припасы, а главное все оружие. На столе, как злая насмешка лежал лишь мой дневник. Она даже не посчитала нужным написать записку. Я отчетливо понимаю, что намеренно или нет, но она убила меня. Скорее всего намеренно. Ее любовь в Кириллу, оказалась сильнее, чем я предполагал. Один, без еды и оружия, я не продержусь и недели. Но, откровенно говоря, без нее я и дня не хочу больше жить. К чему оттягивать неизбежное. Что ж, моя жажда правды и вера в ее любовь, — все оказалось лишь моей фантазией. Я дописываю эти строки, оставляю здесь свой дневник и просто ухожу не зная куда. Что будет, то и будет!

Страничка автора "ВКонтакте" vk.com/aleks_bezuglyy