Город спит спокойно

Громыхнуло совсем рядом. Они упали на землю, закрыв головы руками. Хоть какая-то защита, если камень упадет на голову. Небольшой, конечно. Это была ракета. Ее взрыв отличишь от взрыва авиабомбы. И земля содрогается особенно сильно. И по грохоту было ясно, что рухнул не один дом, а два-три, а может, и больше. Конечно, нужно было надеть каску. У него была настоящая армейская каска. Он забрал ее у убитого вояки. Но не будешь же целый день на такой жаре таскать эту железяку на голове. А рвануть может в любой момент.

— Эй! Хватит валяться!

Она поставила ногу на его спину и перекатила несколько раз ступню с пятки на носок. Она часто так делала.

Он сел и протер глаза.

— Наши. Я сразу понял.

— А наши — это кто?

Он махнул рукой в сторону юга.

— Если это наши, то зачем они обстреливают город, убивают своих?

— Потому что город сейчас не наш, — ответил он.

— А почему тогда мы здесь, если город не наш?

Она была очень дотошной.

Он передернул плечами.

— Не знаю.

— Но если это город их…

Она повернула лицо к северу. Вдалеке были видны горы.

— … почему тогда они обстреливают свой город?

— Потому что у них дальше не долетают снаряды. Да и ракеты у них слабенькие.

— Тогда им вообще не надо стрелять.

— Но если они не будут стрелять, значит, они не воюют. Значит, они признали свое поражение. А они никогда не признают себя побежденными… Довольно болтать! Пойдем!

Он поднялся и отряхнул пыль с джинсов. Она не могла не залюбоваться им. Интересно всё же: откуда его родители, с юга или севера? Он никогда не говорит о них. Для южанина у него слишком смуглая кожа. Но разве у северянина могут быть такие синие глаза и такие чувственные алые губы? И вообще такие черты лица?

Они обошли развалины разрушенного дома. Во время обстрела здесь самое безопасное место. Ракеты и снаряды выпускают по целым зданиям. И потом здесь на тебя не упадет стена, потому что всё, что может упасть, уже давно упало.

Она посмотрела на него вот этим особым женским взглядом, снизу вверх и исподлобья, и спросила:

— Почему тебя называют Слоном?

— Откуда я знаю.

— Это имя, фамилия или кличка?

— Сколько себя помню, меня всегда так звали.

Да, сегодня можно было поживиться. Хорошо, что они вовремя выбрались из-под развалин. Ракета угодила в торговый центр. Только нужно будет поспешить. Пока никого на руинах не видно. Вскоре здесь будет уйма народа. А немного спустя появятся крутые ребята с автоматами, и до их появления нужно будет унести ноги и унести то, что успеешь захватить. Иначе будет плохо.

Они, не договариваясь, побежали. Он мог бы бежать еще быстрей, но она отставала. Он остановился.

— Дай руку! — приказал он.

«Ого! Он начинает мной уже командовать».

— А ты сильный!

Она улыбалась. Бежать стало легче, как будто уцепилась за задний бампер несущегося автомобиля.

Вот это ничего себе! Они увидели такое, чего им до сих пор не доводилось видеть. Хотя перевидали они уже немало. Как будто огромный великан разбросал на огромном пространстве обломки панелей, куски кровли, причудливо изогнутую арматуру, стеллажи, прилавки, витрины, а сверху всё это щедро посыпал разноцветными коробками, упаковками, пакетами, мешками, банками и прочей мишурой. На какое-то мгновение они застыли на месте, разглядывая эту волшебную картину.

— Я беру продукты, а ты…

— Ага! — кивнула она.

Если хватать всё подряд, то нахватаешь всякой дребени. И многое потом может оказаться ненужным. Эффективней всего работать командой, когда каждый занят только своим отделом, работает на ограниченной территории. Они менялись через раз: он собирал продукты, она — непродовольственное. В следующий раз делали наоборот. Так было интересней.

Перед сектором, где продавались продукты, он подобрал большой мешок. Нужно было торопиться. Но тут не разгонишься. То и дело приходилось перелазить через завалы. И вообще двигаться с осторожностью. Заберешься на какой-нибудь кусок плиты, а он рухнет, и полетишь, да еще сверху тебя чем-нибудь придавит. И получится такой сэндвич с начинкой из человеческого мяса и костей. Наверно, очень аппетитно! Тут еще то и дело возникал соблазн. А как же, если у тебя под ногами хрустят электробритвы «Филипс», о которых ты и не смел мечтать до войны, навороченные плэйеры, сотовые, диски, шампуни и прочее разное добро. Но только начни собирать, увлечешься — и тогда всё пропало. Нужно держать себя в руках. Потому что набить мешок с верхом — это еще полдела. Даже меньше полдела. Главное, чтобы целым и здоровым вынести этот мешок. Тут нужны сноровка и опыт.

«Быстрей! Быстрей! Быстрей!» — подгонял он себя. Вот он наконец-то этот чертов продовольственный сектор.

Ох! Какая же здесь вонь! И мяса, и копченостей, и рыбы, и консервированных овощей, и соусов, и соков, и вина! И всё это густо смешалось.

Постоянно нужно смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться в какой-нибудь жиже или каше. Он хватал и бросал в пластиковый мешок упаковки, бутылки, банки, пакеты. Мешок быстро стал тяжелый. Рядом раздалась ругань. Это двое других бродяг тоже торопливо набивали мешок. И хотя он был в нескольких шагах от них, они даже не взглянули на него.

Вскоре он тоже выругался. Он наступил на что-то мягкое и, когда поглядел вниз, то увидел кровавый человеческий обрубок без головы и ног, из развороченного нутра вывались дымящиеся паром кишки. Пора было убираться отсюда. Он бросил на спину тяжелый мешок и заспешил назад. На обратном пути ему всё больше и больше попадалось людей. Но никто ни на кого не обращал внимания. По большей части, груженные мешками, люди торопились выбраться отсюда. Но были и такие, которые двигались навстречу. «Наверно, в первый раз, — усмехнулся Слон. — Им-то уже ничего не обломится». Потные, вытаращив глаза, они бежали к центру разрушенного товарного рая. Успеть. Ими двигало лишь одно: успеть, обогнать других, чтобы загрузиться по полной.

Впереди раздались крики и ругательства. Потом автоматная очередь. Слон автоматически присел на корточки. Стал вслушиваться. Это были они — шакалы. Можно было бросить мешок. Тогда его никто не остановит. Но жила еще надежда, что удастся незаметно проскользнуть. Несколько раз у него уже получалось такое. Впрочем, могли остановить и без мешка. Кто же поверит, что ты сюда пришел на прогулку. Еще и начнут бить, заставляя принести брошенный мешок. Как бы ни было еще хуже. Крики становились всё громче. Они не дураки. Оцепили развалины по периметру. Теперь уж точно мимо них не проскользнешь. Но им тоже нужно торопиться. Потому что вскоре сюда прибудут другие грабители, но уже официальные. Если шакалы просто отберут мешок; может быть, раз — другой двинут по роже, если твоя рожа им чем-то не понравится; то эти в добавок ко всем этим радостям отправят тебя еще и в каталажку, как мародера.

Слон, пригнувшись, взял в сторону. Вон за теми панелями его могут и не заметить. Не могут же они возле каждого камня поставить своего человека! Потом он пополз на четвереньках, подтягивая за собой мешок, потому что они были рядом, и он даже мог разобрать, о чем они говорят.

— Ну, и куда же ты, дурень, ползешь?

Слон стал подниматься. И тут же удар по нижней части носа, губам и подбородку. Он даже не успел разглядеть того, кто ему нанес удар.

Это был удар профессионального боксера. Слон отлетел и на какое-то время потерял сознание. Потом, держась за стену, он медленно поднялся. Какой смысл отлеживаться? Вскоре должна появиться полиция. А уж с ней никто не желал встречаться.

Ребята хорошо накачаны. На них либо майки, либо черные кожаные жилетки прямо на голом теле. У многих разноцветные татуировки и непременная сережка в ухе.

— Что, жаденок?

Ствол автомата уперся ему прямо в лоб. Чего им еще надо от него?

— Решил, что проскользнешь мимо нас?

— Я не жаденок. Если в городе и были южане, то они давным-давно ушли отсюда.

Теплая струйка крови бежит ему на грудь.

— Да я по глазам вижу, кто ты есть, — говорит бандит. Но автомат всё-таки убирает. — К стенке бы тебя! Но времени нет. Живи! Но больше мне не попадайся. Вали!

С внешностью ему не повезло. И те, и другие принимают его за чужака. А кто же он на самом деле? Ведь ни у кого не спросишь. Своих родителей он почти не помнит. Они погибли еще в ту далекую войну. А бабушка, у которой он воспитывался с трех лет, и которую убили в начале этой войны, никогда ему не говорила об этом.

Пошатываясь, он побрел прочь от дымящихся развалин. Отойдя несколько десятков метров, он услышал свист.

— Эй! Иди сюда!

Это Анна. Она выглядывала из-за развалин и махала рукой, подзывая к себе.

— Погляди!

Она радостно захихикала, раскрывая перед ним мешок. Вот это да! Девочка постаралась на славу. Если удастся всё это загнать, у них будет довольно увесистая пачечка денег.

— Ну, а я…

Он развел руками.

— Кажется, праздничного ужина у нас сегодня не получится. Придется довольствоваться оставшимися сухарями.

— Да не бери ты в голову!

Она снова хихикнула. Потом наклонилась и вытянула из-за бетонного блока объемную спортивную сумку.

— Чего это?

— А ты погляди!

— Ну, ничего себе! Да когда ты успела?

Жрачки было на целую неделю. Но не летала же она по воздуху!

Завыла сирена. Вот дурачье! Заранее предупреждают бандитов, чтобы они успели загрузить грузовики и благополучно скрыться? А может быть, между ними сговор? Выловят каких-нибудь доходяг, которые еле переставляют ноги, волоча хилые мешочки. Потом начнут везде трезвонить, что задержали банду мародеров. И спишут на них все грехи.

— Валим отсюда!

Оставаться было небезопасно. Полиция обычно подъезжала к объекту с нескольких сторон. Могла оцепить и соседние участки. А это тебе не простые бандиты: если к ним попадешь, так просто не отделаешься.

Слон закинул мешок за спину. Как же она его тащила? Теперь бы всё это продать. В другую руку он взял спортивную сумку. Тоже нелегкая. Анна забрала у него сумку.

Почему она выбрала его? Не могла найти парня получше? Он же неудачник, недотепа. Пропадет она с ним. Или он без нее. Или оба пропадут?

—

Женская рука — много что значит! В развалинах дома Слон обнаружил вход в подвал. Анна же создала уютное гнездышко. Она даже побелила стены. Они приволокли сюда диван, кровать и другую мебель. Но вначале всё приходилось разбирать, а потом уже заново собирать в подвале, потому что в узкий лаз всё это не проходило. По этой причине пришлось отказаться от антикварной мебели, которая не разбиралась. Ежедневно Анна что-нибудь волокла в их гнездышко. И вообще она не любила возвращаться с пустыми руками. И вскоре их комнатушка была обставлена довольно приличной мебелью, на полу и стенах были ковры, в углу стоял приличный музыкальный центр, в другом углу — домашний кинотеатр, на потолке роскошная люстра из поддельного хрусталя. Но с началом войны в городе не было электричества, поэтому все эти приборы служили лишь для украшения. Были в городе какие-то движки, которые выдавали ток. Они мечтали разжиться таким движком, но пока им ничего такого не попадалось.

Затем одной комнатушки им стало не хватать. Анна жаловалась, что от бензинки, на которой она готовила пищу, у нее болит голова, и поэтому им нужна кухня. Это просто безобразие: спать и варить в одной комнате. Слон вырубил лаз в соседнее помещение, а со временем расширил его. Теперь у них была и кухня.

Они привыкли к постоянным обстрелам, к тому, что могли быть убиты в любую минуту, как к этому привыкли и другие жители города, которые не были настолько богаты или иностранными гражданами, чтобы покинуть его. Жизнь продолжалась несмотря на взрывы, гибель всё новых и новых людей, бандитов, боевиков, армейские подразделения, стремительно врывавшихся в город и так же стремительно его покидавших, полицию, безвластие. Горожане жили так, как будто другой жизни никогда и не было, а такое вот состояние было всегда, и иначе просто и не может быть с их городом. И когда кто-то говорил, что «это было до войны», то слушатели это воспринимали так же, как если бы он сказал «это было до нашей эры». Мирная жизнь представлялась сказкой, которую интересно слушать, но верить нельзя.

Вечером после неудачного для Слона похода на разбомбленный торговый центр и удачного для Анны они, и на самом деле, устроили пирушку. Не пропадать же добру!

А какие были деликатесы — пальчики оближешь! Анна готовила каждое блюдо на кухне и заносило его с торжествующей улыбкой — «а вот это попробуй!» Блюдами был заставлен весь стол. Слон был голоден, но сдерживался, дожидался начала трапезы.

— Может быть, у нас сегодня будут гости? — спросил он.

Играла музыка. Негромко. Анна принесла новые батарейки.

— Не мешало бы! Я люблю гостей. Мне раньше так нравились всякие вечеринки, тусовки, походы в кафе. Но сейчас-то никому нельзя доверять.

— Это так, — согласился Слон.

Когда началась война, все старались держаться вместе, группами. Но потом всё изменилось. Ежедневно каждый терял кого-нибудь: близких, друзей, знакомых, соседей. И когда не осталось своих людей, каждый стал стараться выжить за счет другого: украсть, ограбить, убить, чтобы ограбить, сдать, чтобы завладеть чужим имуществом. Сдать можно было бандитам, боевикам, полиции, и тогда тебе доставался чужой скарб, чужой угол. Оговорить можно было даже самого ангела. Теперь выживали в одиночку или вот так — по двое — по трое. Всё-таки одному было труднее выжить.

— Сэр! Прошу вас к столу!

— Ого! — воскликнул Слон.

Он взял бутылку в руки и прочитал этикетку.

— Но это же ужасно дорого! Я такое раньше видел только на витринах. Его пьют богачи.

— Я тоже видела только на витринах, — рассмеялась Анна.

Всё-таки в войне была и своя хорошая сторона. Разве в то время до войны он мог мечтать о том, что ему придется пить вино, один бокал которого стоил полугодового его заработка. А многим этим деликатесам он даже названия не знает.

— Вы сегодня великолепны, мадмуазель!

— Благодарю, сэр! А вы, оказывается, льстец!

—

В этот вечер Слон мог бы назвать себя счастливым. Он смеялся, неустанно шутил и не закрывал ни на минуты рта. Конечно, подействовало вино.

— Ох ты! А я и не знала, что ты такой болтун, — засмеялась Анна.

Она уже успела третий раз за месяц переодеться, и с каждым разом одежды на ней становилось всё меньше. В конце концов, должна же она кому-нибудь показать свои наряды! После третьего переодевания она была в совсем короткой маечке, шортиках и в серебристых туфлях с подвязками почти до колен.

Слон загляделся на ее живот, но, перехватив ее взгляд, смутился и стал поспешно рассказывать анекдот. Анна раскрыла вторую бутылку.

— А у тебя была девушка?

— Девушка? — переспросил Слон.

И глупо улыбнулся.

Он хотел соврать, но не смог.

— Нннн… нет! не было.

— Так ты что никого не любил?

— Любил, но…

—

Сверху раздались шаги. Анна метнулась и выключила музыку.

— Идут к лазу, — прошептал Слон.

— Да тут они! Чуешь, какие запахи!

Какая-то гадина выследила и выдала их. Еще бы! Достанется такое уютное гнездышко с мебелью, кухней, различной утварью. Сколько раз Слон говорил себе, что нельзя расслабляться. Кто же это такие? Бандиты, боевики, вояки или полиция? Одеваются все одинаково. Да и повадки похожи. Разными могли быть только последствия. Одно только ясно, что эти последствия будут неприятными и для него и для Анны. Такой вечер поломали!

Шаги уже совсем рядом. Пролазят. Спускаются вниз. Вот они четверо мордоворотов в камуфляже. Ехидно улыбаются, щурятся, отпускают разные шутки. Подходят к столу, бросают в рот галеты, бутерброды, запивают их вином.

— Смотри, как устроились! — говорит самый мордатый. Наверно, их командир.

— Парочка! Баран да ярочка! — хохотнул другой, оценивающе оглядывая Анну.

— Киношку смотрят!

Это третий показал на домашний кинотеатр.

— Какая киношка! По всему городу нет электричества.

— Ничего! Сейчас мы им покажем кино! Кинокомедию!

Мордатый подходит к Слону и пристально смотрит на него. Потом в пятерню захватывает его волосы, отклоняет его голову к стене и подносит к самому носу кулак с пудовую гирю.

— Ну, и что, ублюдок! Решил отсидеться, пока другие будут за тебя кровь проливать? Еще и мародерством занимаешься.

Его лицо возле самых глаз Слона, и он видит, как мелко подергивается кожа под его левым глазом.

—

Всё оказалось не так-то просто, как вначале представлялось Слону.

«Не будут же они всё время возле меня держать охрану! — подумал Слон, когда боевики вели его к армейскому джипу, то и дело награждая подзатыльниками. — При первой же возможности убегу!»

Ехали они долго, петляя по улицам города. Время от времени выключали свет и тогда двигались осторожно в кромешной темноте. Поэтому понять, куда они направляются было совершенно невозможно.

Слона определили на подсобные работы. Он помогал поварам, убирал территорию, таскал разные тяжести, стирал униформу. После обеда устраивалась стрельба по мишеням. Вечером — патриотическое воспитание. Так это называлось. В лагерь прибывал очередной оратор и часа три обличал южан и их державных покровителей и призывал к беспощадной борьбе.

Слон не рискнул сразу пуститься в побег. Мало ли что? Сначала нужно приглядеться. И как показали события, поступил он совершенно верно. На первый взгляд казалось, что лагерь совершенно не охраняется, и каждый волен покинуть его в любое время. Но оказалось, что это не так. На четвертый день его пребывания в лагере, привезли смертельно напуганного бледного паренька. Судя по кровоподтекам, ему сильно досталось. Командующий объявил, что он пытался убежать из лагеря, чтобы перейти на сторону южан. Он презренный предатель и трус, а таким не место на их многострадальной земле. Пусть он будет проклят во веки веков. Он будет повешен. Слон хотел уйти. Но оказалось, что на экзекуции должны присутствовать все. Это тоже входило в программу патриотического воспитания. Командиры отделений следили за тем, чтобы никто не посмел отвернуться или закрыть глаза. « Смотри во все глаза, гаденыш!» — злобно прошептал боевик и пущей убедительности ткнул Слона прикладом между лопатками, когда он опустил голову, чтобы не видеть происходящего. Зрелище было ужасное.

Мысль о побеге пришлось на время оставить. Нужно было тщательно готовиться. К концу второй недели в лагерь привезли трех пленных южан. Объявили, что это шпионы. И приговорили к расстрелу. Расстреливать должен был Слон и еще один паренек, которого забрали в лагерь чуть раньше, чем его. До этого случая Слон уже успел переброситься с ним несколькими фразами.

— Но почему я? — жалобно спросил новобранец и тут же лишился пары передних зубов.

Патриотическое воспитание не ограничивалось одними лишь беседами. Командир показал им на виселицу, на которой под палящим солнцем продолжал болтаться труп несчастливого беглеца. И в самом деле: зачем пустовать такому прекрасному воспитательному средству?

— Для парочки таких, как вы, там еще найдется место.

Им выдали автоматы с тремя патронами на каждого.

— Промахнетесь, будете добивать прикладами! — усмехнулся бородач.

Южан привязали к деревьям. Они были так же молоды, как и их палачи. И не очень-то верилось, что это матерые шпионы. Может быть, где-нибудь беспечно болтались и попали в лапы боевикам. Один из них всё время плакал, поминал маму и всё время молился своему Богу. Остальные двое делали вид, что рассматривают облака, и их совершенно не касается то, что происходит сейчас. Они понимали, что пощады им не будет. Хорошо еще, что хоть расстреливают, а не забивают камнями или не сбрасывают в ущелье.

Плохо было одно, что расстрел поручили молодым. Вон как они держат оружие, как будто боятся, что оно сейчас у них разорвется в руках. Новички еще! Совсем зеленые! Лучше бы расстреливали вот эти матерые бородачи. А эти же могут и промахнуться. Будут потом добивать прикладами. А это не совсем приятно.

Командир махнул рукой. Слон с напарником стали стрелять. Пули попали в головы и грудь пленников.

— Значит, пошла впрок стрелковая подготовка! — похвалил командир. — Ничего! Скоро вас ожидает настоящее боевое крещение. Там будет видно, какие вы патриоты.

«Вот и я убил человека, — тупо подумал Слон. — А до этого я думал, что никогда не смогу убить человека. Оказывается, это так просто. Просто не нужно брать себе в голову и не смотреть тому, кого убиваешь в глаза. Если бы я увидел их глаза, я мог бы и не выстрелить. Ну, а так это очень легко».

Перед тем, как заснуть, он думал об Анне и вспоминал дни, проведенные с нею. Где же она сейчас? Одна ли? Или нашла себе другого? Они даже ни разу не поцеловались. Он еще ни разу не целовался ни с одной девушкой. Тогда в последний раз она спросила его, любил ли он кого-нибудь. Зачем это ей нужно знать? Но если она спрашивает его об этом, значит, он ей неравнодушен. Может быть, она даже любит его. А если она его любит, то будет ждать. И будет узнавать о нем. Нужно бежать из этого чертового лагеря! Хорошенько осмотреться и бежать. Он не хочет больше никого убивать.

На следующий день, как только выдалось свободное время, Слон отправился бродить по лагерю. Причем старался придать себе самый равнодушный вид. Но как только он пытался удалиться от лагеря, из-за камня высовывалась свирепая рожа и, нацелив на него автомат, свирепо ревела:

— Куда? Пулю словить захотел, сопляк?

Слон понял, что лагерь охраняется незаметно для постороннего взгляда, но профессионально. И так просто покинуть его не удастся. Командир говорил о скором боевом крещении. Что он имел в виду? Рейд по тылам противника? Скорый бой? Но что бы это ни было, это был единственный шанс для Слона. Разве в боевой обстановке или на марше уследишь за каждым бойцом? И Слон теперь с нетерпением дожидался этого боевого крещения. Стрельбе же он стал придаваться с особым рвением.

Одно обстоятельство озадачило Слона. Почему авиация южан с завидным упорством никак не обнаруживает лагерь боевиков, хотя они даже и не пытались особо маскироваться, и с таким же завидным упорством продолжает засыпать бомбами и ракетами город, хотя и дураку было понятно, что в городе уже давным-давно не осталось никаких воинских частей. Да и в разговорах боевиков не звучало ни одного названия воинского соединения южан, а только деревни, городки.

—

С рассветом лагерь пришел в движение. Чистилось оружие, примеривалась новая форма и армейские ботинки. Ботинки, конечно, были классные: Слон почти полчаса потратил на шнуровку. Командиры отрядов разрывались от криков. Ясно было, что готовилась боевая операция. Все были возбуждены. Слон обмундировался и вооружился, как какой-нибудь Рембо. В самые последние минуты он пытался узнать, как использовать то или иное оружие. Так весь день прошел в ожидании. Наступил вечер. Неужели отбой? Как поется в песне: напрасны были ожиданья, мой милый не пришел ко мне. Когда уже стало смеркаться, в лагерь стали прибывать один за другим армейские джипы и тяжелогрузные грузовики. Тут же стали загружать вооружение.

Когда Слон собирался садиться, к нему подошел командир отряда.

— Ну, что, парень, наверно, задумал деру дать? Я же по глазам вижу.

Слон потупился.

— Что ж… на марше или в бою это сделать проще простого.

Командир расстегнул кобуру.

— Но я бы тебе не советовал этого делать. И знаешь почему?

Командир взял Слона за подбородок и повернул его лицо к своему. Слон отвернулся. Он не решался поднять взгляда.

— Потому что мы все такие акции снимаем на видео. А потом отсылаем кассеты. Ты разве не видел в продаже подобных кассет? Само собой, сначала южане проверяют: не монтаж ли это. А потом показывают это по всем каналам. Каждый час. Да и не только они, а весь мир. Ты представляешь, что на следующий день твою рожу видит весь мир. Даже папуасы какие-нибудь. И с этого времени у тебя всемирная слава, как у какой-нибудь Мадонны. Тебя увидели сотни миллионов людей. Но я не завидую твоей славе. Теперь ты у южан враг номер один. Они начинают охоту за тобой. А охотники они славные. Так что поздно или рано они выйдут на тебя. Они за твою глупую башку назначат выкуп. Я сам бы сдал тебя, потому что этот выкуп гораздо больше, чем мое годовое жалование командира. Однако я тебя не сдам, потому что я человек идейный. Идейный же я потому, что южане убили всю мою семью. Накрыли бомбой дом, в котором жила моя семья. Но не думай, парень, что все такие же идейные, как я. Идейных очень мало. Ты, парень, обречен. Рано или поздно тебя найдут и шлепнут. Хорошо, если просто шлепнут, а не нарежут перед этим из тебя ремешков. Если ты хочешь быть порезанным на ремешки, беги! Но если ты хочешь еще пожить, то оставайся в отряде. Здесь для тебя самое безопасное место. Ты меня понял, говнюк? А если понял, то быстренько сигай в грузовик!

Пока они ехали, наступила ночь. Потом выгрузились и пошли пешком по горным тропинкам. Когда стало светать, они вышли к долине. Внизу было селение южан. Сверху оно было похоже на разноцветную мозаику.

На окраине стоял танк и бронемашина.

— Объясняю задачу! — сказал командир. — Запоминайте каждое мое слово! Эти железяки сейчас будут уничтожены. Мы врываемся в селение и всё предаем огню. После нашего ухода здесь должен остаться только пепел и обугленная земля. Пощады не должно быть никому. Мы их предупреждали, что если они не уйдут отсюда, то все лягут в эту землю. Это наша территория. Здесь веками жили наши предки. Они не послушали нас. И не ушли отсюда. Действуем очень быстро. Всем понятно? Или у кого-то мозги набекрень?

— Понятно.

— Всё делаем бегом. У нас всего лишь полчаса в запасе. Максимум час! Потом появится авиация. И если мы не успеем уйти, то… Но я надеюсь, что мы успеем.

— Командир! Это всё-таки мирные жители.

— Кто это вякнул?

Лицо командира стало багровым. Он передернул затвор. Бойцы молчали.

— За такие слова надо расстреливать. На месте. Вражина! Запомните: это не мирные жители, это враги. Вбейте в свои бараньи мозги: это враги, враги, враги… И постоянно повторяйте эти слова! А теперь заглохните и ждите сигнала. Наша вон та улица! На соседние не лезьте. Всё распределено. У каждого отряда своя улица.

Они пролежали с полчаса. Потом… Слон даже не понял, как это произошло. Раздались два глухих взрыва. На месте танка и бронемашины поднялись два огненных столба. Все закричали, вскочили и побежали вниз к поселку. Слон видел впереди себя только спины бегущих боевиков. Сзади на него жарко дышали. Все вопили, как сумасшедшие. И он тоже кричал и матерился. Раздалась пальба. Бегущий впереди него боевик упал. Слон перепрыгнул и побежал дальше. Пули свистели со всех сторон. Все стали стрелять. И он, продолжая кричать, тоже стрелял. Удивительно, но он сейчас не боялся смерти. Он даже на секунду не задумался о том, что его могут убить в любой момент. Это было похоже на игру, на съемку фильма. Вот они еще пробегут, постреляют, накричатся. И раздастся команда: «Всё! Снято! Мотор стоп!» И все разойдутся, кто куда. И будут говорить о своих делах, вытирать пот, пить холодный сок, смывать с себя томатную пасту и грим.

Они ворвались на улицу. Разноцветные двухэтажные домики. При каждом домике цветник и садик. Поразительная чистота. Ни одного жителя не видно. Понятно, что они успели попрятаться. В кого же они тогда сейчас стреляют? Никак не могут успокоиться?

— Стойте, идиоты! В кого вы сейчас стреляете? Вы кого-нибудь видите перед собой? Готовьте огнеметы!

У каждого за спиной огнемет. Переводят их в боевое положение.

— А теперь все рассредоточьтесь по улице! Каждый берет себе по три — четыре дома. Устройте им, ребятки, ад! Они давно его заслужили. Поджарьте их, как цыплят на вертеле.

Они рассредоточились по улице. Адские трубы нацелены на дома. Последние мгновения мирной идиллии. Адские трубы изгрыгают струи пламени, которые жадно набрасываются на дома, облизывают стены, лопаются стекла, и всёпожирающий огонь врывается вовнутрь, всё испепеляя на своем пути. Дома-игрушечки через несколько минут превращаются в полыхающие факелы.

Слон добежал до самого конца улицы. Сюда еще не успели дойти боевики со своими огнеметами. Он скинул огнемет и бросился на соседнюю улицу. Огонь уже дошел до ее середины и стремительно продвигался вперед. Слон побежал прочь от поселка. Но бежать было тяжело. Мешало оружие и боеприпасы. Он выбросил всё. А потом снял с себя и форму, оставшись лишь в трусах и майке. Стало очень легко. И он побежал быстрее.

Поселок закончился. И дорога пошла на подъем. Он оглянулся назад и увидел огненное озеро. Даже здесь у подножия горы чувствовался жар. Так, наверно, выглядит ад. На противоположной стороне он увидел крохотные черные фигурки. Это уходили боевики. Не нужно, чтобы их пути пересекались.

Слон вспомнил слова командира. Нужно было уходить, как можно быстрее и как можно дальше. Он успеет опередить боевиков. Вдали раздался нарастающий гул. Один, другой, третий, десяток самолетов. Они всё ближе. Самолеты шли в том направлении, куда уходили боевики. Вскоре они обнаружат их. Всё! Содрогнулась земля. Взрывы ощущались даже здесь на далеком расстоянии. Что же тогда творилась там, куда сыпались бомбы и ракеты?

Нужно было определиться, куда идти, потому что от этого теперь зависело его жизнь. Он не мог ошибиться. К поселку они вышли ночью. А поэтому дорогу Слон не мог запомнить. Да тогда он как-то и не задумывался об этом. Одно было ясно: нужно идти на север. Только бы не нарваться на патруль южан или оставшихся в живых боевиков. И от тех и от других вряд ли он дождется пощады. Его не спасет даже то, что кроме трусов и майки на нем ничего нет. Только бы никто не попался на его пути.

Солнце палило нещадно. Ни дуновения ветерка. Камни так раскалились, что к ним невозможно было притронуться рукой. Жар чувствовался даже через подошвы кроссовок. Слон стянул майку и обвязал ею голову. Плохо, что он всё выбросил. Но не возвращаться же назад. В рюкзаке был сухой паек и фляжка с водой. Уже сейчас во рту была сухость. А что же будет с ним через несколько часов? Но думать о плохом не хотелось. Он не может себе позволить остановиться даже на пять минут. Вскоре здесь будет полным-полно южан, злых и беспощадных. Они станут обшаривать каждый камень в поисках боевиков. Ладно! Быстрее! Быстрее! Главное — перебраться на ту сторону гор. Там спасение. На той стороне Город, а в Городе можно спрятаться, спастись. Там никто его не найдет. В Городе его дожидается Анна.

Так! Гул! Это еще хуже. Это совсем плохо. Это вертолеты. Они идут на самой низкой высоте и осматривают каждый камень. Из кабины вертолета видно даже притаившегося тарантула. Если с вертолета его заметят, это конец. От вертолета тогда уж не уйдешь и не спрячешься. Слон огляделся. Конечно, можно спрятаться за камнями. Но это с земли тебя не заметят. А с верху ты, как на ладони. Очень удобная неподвижная мишень. Гул стал ближе. Слон побежал наверх. Нет! кажется, уже поздно. Сейчас вертолет вынырнет из-за скалы, и пули крупнокалиберного пулемета разорвут его на куски. За день не соберешь! Слон, отчаявшись упал, закрыв руками голову, как будто это могло спасти его. Гул приблизился. Вертолет облетал скалу. Летчик действовал грамотно. Он методически осматривал отведенный ему квадрат. Через несколько минут он облетит по периметру скалу и убедится, что здесь нет боевиков. А вот он! Слон взвыл и ткнулся лбом в камень. Он труп. Ничто не спасет его. Он поднял голову… И чудо! В шагах десяти от себя в сплошной каменной стене он увидел расщелину, которая могла полностью скрыть его.

Это было чудом. Вот оно спасение! Если он только успеет добежать до расщелины и укрыться. Так чего же он развалился? Каждая секунда дорога. Слон резко вскочил на ноги и метнулся к расщелине. Слишком узка. Когда он протиснулся в расщелину, вертолет как раз вывернул из-за скалы и стал ее облетать как раз с той стороны, где прятался Слон. Вертолет летел так низко, что Слон даже разглядел лица людей и оружие.

Идти дальше было смертельно опасно. Но и прятаться здесь он не мог. Скоро начнут прочесывать эти места, и тогда никакое укрытие уже не спасет его. Если от вертолета ему удалось спрятаться, то от бойцов спецназа с их ищейками вряд ли. Они отыщут даже иголку в стоге сена.

Слон вылез из расщелины и двинулся дальше, то и дело останавливаясь и прислушиваясь — не слышно ли гула вертолета. Солнце пекло уже в полную силу, пить хотелось нестерпимо, всё его тело было в ссадинах и ушибах. Но он не мог позволить себе остановиться даже на кратковременный отдых. Порой ему казалось, что вот-вот его хватит солнечный удар. Если бы он упал и не смог подняться, это была бы верная гибель. Вдруг ему показалось, что он слышит голоса людей и лай собак. Всё в нем сжалось. Это шла по пятам его смерть. Он долго стоял и прислушивался. Тишина. Значит, померещилось. Он засмеялся. И с удвоенными силами двинулся вперед. Нет! не возьмете!

—

Вот он каков его Город! Как будто гигант разжал пальцы и преподнес на своей морщинистой ладони ему этот подарок! Бери, Слон! Он родился и всю свою жизнь прожил в Городе, он нигде не бывал и ничего не видел, кроме Города. Весь мир для него ограничивался Городом. Нет, он знал, что есть другие города и другие страны, об этом говорили в школе, чужие края показывали по телевизору, он встречал туристов из других стран. Он мог даже помечтать о том, как он отправляется в далекое путешествие. Но всё это было так далеко и казалось нереальным, сказочным, киношным. А вот Город был его жизнью. Ничего кроме Города у него не было. Он жил Городом, Город ни на одно мгновение не отпускал его, он был смыслом его существования. Он не мог представить себя вне Города. Он не мог жить без Города, как рыба не может без воды. Поэтому, когда началась война, он даже и подумать не мог о том, чтобы оставить Город, уйти в безопасные места. Да и война ему представлялась, как постоянные обстрелы его Города. Что было за пределами Города, его совершенно не интересовало. Даже то время, которое он провел у боевиков, нисколько не изменило его представлений о мире. То, что его вырвали из Города, было нелепой случайностью. Он ни на мгновение не сомневался, что вскоре всё закончится и он снова вернется в лоно Города. Город рано или поздно все равно заберет его к себе.

Он стоял на склоне горы и любовался Городом. Это было возвращением к матери, к жизни. До этого он жил внутри Города, а теперь впервые увидел его со стороны. И это зрелище поразило его. Ему вначале даже не поверилось, что это его Город. Но разум настойчиво твердил, что это так, что он наконец-то вернулся. Он смотрел на маленькие коробочки домов, кружки площадей, прямые проспекты и черные ниточки переулков и на передвигающиеся в разных направлениях черные точки. Это уже не была прежняя гармония города, потому что в тех местах, куда попали ракеты или бомбы, были руины. Что-то было закрыто дымовой пеленой. И таких мест-ран было много. Северная сторона города представляла собой сплошные руины. Здесь до войны были заводы. Как будто всё тот же великан, взял и скомкал всё это в своей громадной ладони. Но Город продолжал жить и ждать его возвращения.

Слон улыбнулся и стал поспешно спускаться вниз. Усталости как ни бывало! Он забыл о всякой осторожности, о том, что из-за любого поворота могут показаться люди в форме, что он может налететь на минное поле. На улицах попадались редкие прохожие. Слон мог бы с завязанными глазами идти по Городу. Всё здесь было хожено и перехожено. Он подходил к тому месту, где было их с Анной убежище. Но внезапно остановился, вспомнив, что кто же их выдал, а значит, в их подвале может быть чужой человек. Но что с Анной? Где она?

Слон устроился в соседних развалинах. Идти сразу в свое логово нельзя. Это опасно. Неизвестно, кого он мог там встретить. Разбросав камни, он улегся, устроив себе удобный наблюдательный пункт.

Время тянулось очень медленно. Никто не показывался. На какой-то момент Слон даже задремал. Сказалась усталость. Однако тут же спохватился и выругал себя. За это время кто-нибудь мог пройти. И он даже уверовал себя, что непременно кто-то прошел.

Слон долго и энергично тер уши. Массаж снял последние остатки сонливости. Темнело. Всё больше появлялось людей. С наступлением сумерек начинались поиски пропитания и добычи, которую можно было продать или обменять. Днем это было делать опасно.

Не может быть! Анна! Да! Это была она. Она выскочила прямо из-под земли в своих умопомрачительных топиках и шортиках. На ножках серебристые босоножки. Слон вскочил и замахал руками:

— Ан…

Дыхание перехватило. Рядом с Анной появился мужчина. Он был широкий и плотный, у него было морщинистое и суровое лицо. Шагал он основательно и твердо. Он положил руку на талию Анны. Она повернулась и прижалась к нему. Свободной рукой он потрепал ее по щеке. Он что-то ей говорил, она заулыбалась, обняла его за шею и поцеловала.

Слон опустился еще ниже. Его могли заметить. У мужчины на плечи висела спортивная сумка. Слон ее сразу узнал. Значит, они пошли за добычей. Значит, они были парой. Слон упал и свернулся клубком. Они шли совсем рядом.

— Я хорошо знаю это местечко. Я жил неподалеку от него. Там стоял магазин. А под магазином складские помещения. Туда постоянно возили товары. Значит, там много всякого добра. Главное, чтобы на обратном пути ни на кого не налететь. Но я там знаю все проулки.

Анна всё время хихикала, как дурачка. Они прошли мимо. Слон подождал. Вдруг что-нибудь забыли и надумают вернуться. Потом решительно поднялся и пошел. Всё было, как и при нем. На первый взгляд вроде бы ничего не изменилось. Та же самая обстановка: стол, шкаф, ковры, тумбочка с музыкальным центром. О! появилась вторая кровать, которая стояла вплотную к той, что стояла здесь раньше, и на которой спала Анна. И покрывало новое, яркое. Раньше здесь такого не было. Слон открыл шкафчик. Достал бутылку вина, налил полный бокал и выпил залпом. После чего опустился на стул и долго сидел без движения. Но вот его, как будто током пронзило. Он осмотрел комнатушку. Взгляд его остановился на другом стуле. Да, у них было всего два стула. Слон поднялся, взял стул и со всего размаху обрушил его на экран телевизора. Брызнули ледяные искры. Слон скинул телевизор на пол. Перевернул стол, выломал у него ножку и этой ножкой стал крушить все подряд, приговаривая: «Вот так! Вот так! Вот так!» Порушив всё, что только можно, он выбрался наружу. Было темно и тихо. Так тихо, как никогда не было до войны.

орога пошла на подъем. у, оставшись лишь в трусах и майке.