Фэйковый Герой: with a shift or with all shit

ФэйковыйГерой: with a shift or with all shit

«Точно не помню, кто из великих:

то ли Конфуций, то ли я, сказал…»

Даг Стэнхоуп

Часть первая.

Ненастоящие герои.

Литература началась с эпоса. Эпос, не успев толком встать на ноги, сразу же заявил Героя. Вокруг возвышенного образа которого неизбежно сформировалась структура художественного произведения. Герой собирал на себя, а затем гнал вперед сюжет с запланированным ускорением, сталкиваясь с врагами и преодолевая препятствия. С теми или иными непринципиальными изменениями литература просуществовала в такой форме несколько тысяч лет.

Но XX век заявил иную парадигму. Сначала в модернизме, а затем уже и окончательно в постмодернизме, образ героя был размыт и со временем совсем затерт. Последние представители сего достойного сословия попрятались по детективам, разнообразным фэнтези, боевой фантастике и прочей бульварщине, пытаясь оттуда напоминать о своем существовании невероятными подвигами и неожиданными умственными кульбитами. Но и в этих бесславных болотах неубиваемости и непобедимости к рубежу тысячелетий оставшихся героев настигла неминуемая плачевная участь.

Что же такое удручающее своей необратимостью произошло в наступившем миллениуме? Традиционная структура художественного произведения окончательно себя изжила. Успех «Игры престолов», «Дэдпула» и иных творений, изменивших надоевшие старые схемы, тому подтверждение. Современному читателю или зрителю гораздо более интересны непредсказуемость, поливариантность, неограниченное количество равноценных (в том числе и условно отрицательных) персонажей. Причем у каждого наличествует своя собственная уникальная история с адекватной мотивацией и оригинальным бэкграундом.

Схематичные сюжеты с одним главным героем и незначительностью остальных, с читаемыми банальными поворотами и эпической битвой в конце увлекают теперь только совсем нетребовательную публику. Автор всегда должен заявлять что-то новое, уникальное, неожиданное.

/Если произведение не удивляет, оно не может считаться удачным. Каждый автор должен воспитать в себе смелость для рискованных экспериментов с формой и стилем. Плодить бессмысленные копии, сделанные с копии, — удел литературных трусов./

Но всё же главная беда с классическим позиционированием героев и злодеев заключается в опасности использования таких художественных структур ура-патриотической и иной агрессивной пропагандой с неизбежной попыткой промывки мозгов.

Часть вторая.

Коллатеральные жертвы.

«Тепло ли тебе, девица?

Тепло ли тебе, красная?»

Станнис Баратеон

Каким образом это происходит? Появление протагониста сразу размывает моральные рамки. Зритель с готовностью сочувствует главному герою (в том случае, конечно, если тот бережно выписан) и начинает по умолчанию ненавидеть всех его врагов, оправдывая любое насилие в их отношении. Тем самым, любой, кто противостоит нашему герою, автоматически превращается в злодея, так как по структуре художественного произведения необходим антагонист (не обязательно физическое лицо, может быть какое-либо явление, процесс, стихийное бедствие, государственная система и т.п.).

Но проблема в том, что против героя могут выступать и вполне невинные люди, просто исполняющие свой долг, и случайно вставшие на его пути незнакомцы.

/В «Клерках» неспроста сочувствовали рабочему персоналу Звезды Смерти: невиновным случайным жертвам, погибшим вместе со всеми остальными; Люк Скайуокер не сильно о них переживал. Коллатеральные потери редко озвучиваются одиозной пропагандой победившей стороны./

Об их моральных качествах мы либо не знаем ничего, либо знаем совсем мало. С протагонистом их может свести конфликт интересов в социальной сфере, суде или бизнесе, они могут быть просто очередными соперниками в спортивной драме.

/К примеру, в условном «underdog movie» мы переживаем за главную героиню, которая, пройдя через множество трудностей и испытаний, получает единственное место в театральной труппе или хореографическом училище. Но все остальные претендентки — пролетают! А для кого-то из них это вопрос жизни и смерти. И, вероятно, они не менее достойны победы. В любом случае — заслуживают сочувствия. Но нам на их беды и поражения плевать, потому что они — массовка. А кто-то из них, возможно, не выдержит бремени ответственности и ожидания родственников: сойдет с ума или даже повесится. Но мы этой пронзительной истории не узнаем (если только в совсем чернушном артхаусе), так как для нас почти всегда подготовлен приправленный сиропом happy end, иначе фильм просто не попадет в широкий прокат.

В итоге всех нас выращивают на ядерной зависти к победителям, и мы рассчитываем в жизни только на полный успех, желательно сразу и без затрат сверхусилий. И, крепко получив от жизни по носу, удивляемся и обижаемся: как так? я же герой! я не массовка! у меня особенная судьба! Но такое восприятие мира — путь не к победе, а, рано или поздно, к психическому расстройству./

Неизбежное поражение таких случайных противников или даже их гибель не вызывают и толики сочувствия, потому что читателю (зрителю) некогда — он болеет за другую сторону, протагониста. А распределять свои эмоции между противоборствующими сторонами — задача слишком сложная для психологически неподготовленного стандартного потребителя творческого контента и грозящая ему неминуемым когнитивным диссонансом.

Часть третья.

Моторола как герой нашего времени.

«Hello, Moto!» — сказал Сатана. —

Сейчас я в твой аккумулятор

такую зарядку вставлю!»

SouthPark.

Запрещенная в России серия.

И всё это равнодушное месиво совершается в ситуации ненамеренного морального искажения в угоду мелодраматическим эффектам. Но существует и сознательное насилие над здравым смыслом и системой добродетельных принципов ничего не подозревающего невинного читателя. В системе авторитарного государства и радостно подчиненных ему услужливых конъюнктурщиков (типа Потроханова, Харепина, Расшаркунова и т.п.) изменения этических координат в художественных произведениях производятся уже сознательно и злонамеренно.

И террористы, безжалостные маньяки из ДНР-ЛНР становятся героями, борцами с мифическими, существующими только в визгливых проповедях телевизионных пропагандистов, укро-фашистами. Взорванный бандит, убийца и военный преступник Моторола (человек, не имевший имени до момента смерти, как активисты проекта «Разгром» из «Бойцовского клуба») в слюнях и соплях главного медийного сумасшедшего Потроханова превращается в былинного русского богатыря, поверженного силами чистого зла. (Если это убийство совершили его гэбистские кураторы, опасаясь разглашения информации по сбитому Боингу, — такая фантазия неожиданно обретает незапланированный смысл.)

Певцы имперского русского мира заражают по мере своих тщедушных, но достаточных для такой несложной задачи, сил собственной кондовой неадекватностью неподготовленных к настолько прямолинейной подлости читателей. Тем самым морально оправдывается вторжение на территорию соседней мирной страны и все творимые там бесчинства, которые со временем приобретают традиционные черты национального мифа и народного эпоса. (Чрезмерное насилие в отношении инакомыслящих — одна из главных посконных традиций и духовных скреп.)

С этой же целью воспитания безмозглой армии покорного быдла в массовое производство давно запущены псевдоисторические фильмы, в которых идеализируются кровавые тираны, тупые исполнительные военачальники, простые солдаты, и оправдывается всё творимое ими насилие. Причем, историческая правда (в той степени приближения, насколько она в принципе доступна исследователям) подменяется на удобные домыслы и откровенные фантазии, которые с невероятной наглостью выдаются за факты и со временем в массовом сознании заменяют их окончательно.

Часть четвертая.

Министр бескультурья на тропе войны

«Отворите мне веки!»

Иван Грозный

В качестве примера — «Александр Невский» и «Иван Грозный» Эйзенштейна, которые на 90% являются вымыслом, но уже прочно вошли в народный миф в виде реально произошедших событий. В итоге народ цитирует придуманные фразы князя Александра («Кто к нам с мечом…») и верит, что тот спасал Новгород и всю северную Русь от полчищ Ливонского ордена (единственная правдоподобная версия изложена в Ливонской Рифмованной хронике — произошла локальная стычка с парой десятков погибших рыцарей, раздутая со временем историками-патриотами до объемов «Побоища»), а не завоевал и разорил этот чуть ли не единственный вольный русский город вместе с Монголо-татарскими ордами. (Сей позорный исторический эпизод стыдливо замалчивают на школьных уроках.)

А в городе Орле губернатор с мозгами ещё меньше птичьих устанавливает памятник людоеду Грозному, на открытии которого веселится сборная дегенератов России во главе с всё тем же вездесущим Потрохановым.

Окровавленный осиновый кол (не буду указывать куда именно) вам ответом как символ любимой и единственной деятельности, которой предавался этот безумный садист на троне!

А весь героический монументальный эпос, описывающий вторую мировую войну, вообще не подлежит критическому анализу вплоть до уголовного преследования. И правды об этой войне не то что не узнать — её знать запрещено на государственном уровне. Министр культуры (!) официально называет любого, кто усомнится в мифе (!) о 28 панфиловцах, «кончеными мразями», хотя и сам не верит в его правдивость, а просто накручивает излишний хайп перед премьерой фильма, на прокате которого хочет наварить побольше бабла.

Но вне зависимости от хирургического отсутствия совести и последнего чувства собственного достоинства клоуна-министра, миф остается неправдой. По сути своего определения и совокупности фактов (или их отсутствия), подтвержденных архивными документами. Но любой, кто хоть немного использует свой мозг в построении причинно-следственных связей, считается в нашей стране мразью.

Давно сложилось так, что почти любой деятель культуры, писатель или режиссер излишне давит высоким статусом, круша возможных критиков и утверждая своё частное мнение как истину в последней инстанции (достаточно открыть позднего Веллера, к примеру). В итоге практически каждый автор безапелляционно навязывает своему читателю, каким героям сопереживать, а чья пролитая кровь не стоит и внимания. И чем выше авторитет писателя — тем большее количество мозгов он может промыть. Причем, даже не прибегая к одиозной пропаганде, а завуалировано — используя только художественные приемы.

Сила авторского слова велика. Жизнь подражает искусству, избранные герои со временем становятся даже более реальными, чем их авторы (умница Шерлок Холмс гораздо более натуралистичен, чем верящий в фей, вцепившийся в спиритическую доску Артур Конан Дойл). А проповедуемая ими сомнительная мораль (например, всенародного Брата Данилы Багрова) принимается с радостью и без возражений, так как более привычна и естественна для традиционного патриархального общества, чем общечеловеческие гуманитарные ценности или закрепленные законом принципы правового государства. Хотя именно этим либеральным идеям мы и обязаны за большую часть культурных достижений цивилизации.

V.V.

2016