Ты довела!

Часы двенадцать раз пробьют.

Калитка шепчет скрипом вдруг.

И слышны четкие шаги,

по плитке шаркают они.

В дверь кто-то тихо постучит,

за ручку дернет и молчит.

Замки защелкали во мгле,

и спела свистом дверь во тьме.

Потом походкой шелестя,

прошел он в спальню, где жена.

Жена уже давно не спит,

остолбенела и молчит.

С окошка полная Луна

бросает светом неспеша.

В том свете черный он стоит,

губами синими хрипит:

"Пошел в сарай я по утру,

что делать мне, с собой смотрю.

Хотел я просто пошутить,

тебе за нервы отомстить.

Накинул петлю на бревно,

что в потолке торчит давно.

Ее на шею я надел,

со стула быстренько слетел.

Но как-то сразу осознал,

что очень страшно я попал.

И задушила смерть меня,

не смог я вырваться тогда.

Поступок можно совершить,

а про последствия забыть.

Теперь я вынужден бродить,

мне в мир иной не поступить.

Я в муках столько дней хожу,

покой себе не нахожу.

Привязан здесь я навсегда

и буду мстить тебе жена.

Где сердце, органы мои?

Их в морге вырвали-скоты!

Зашили швами лишь бы как,

а мне в гробу лежать-вот так."

Жене, так хочется кричать,

но силы все как будто вспять.

Не шевельнуться, не уйти,

а он не слышит те мольбы.

Вмиг резко к ней он подскочил,

стальною хваткой обхватил.

Пошло удушье у нее,

и жизнь вот-вот уйдет ее.

Но видно ночь пришла к концу,

уйти ему пора к гробу.

И в свете солнечных лучей,

он испарился словно тень.

На кладбище его приют,

с Луной продолжит он свой труд.

Жене он будет долго мстить,

чтоб задушить, чтоб задушить.

Но быстро дом свой продала,

уехала к родным жена.

А с кладбища ночной порой,

услышать можно громкий вой.

Слова в нем странные слышны:

"Ты довела", — несут они.