Браво

О, как я глуп! С ней говорят другие.

Две самых ярких звездочки, спеша

По делу с неба отлучиться, просят

Ее глаза покаместь посверкать.

Ах, если бы глаза ее на деле

Переместились на небесный свод!

Про их сиянье птицы бы запели,

Принявши ночь за солнечный восход.

Стоит одна, прижав ладонь к щеке.

О чем она задумалась украдкой?

О, быть бы на ее руке перчаткой,

Перчаткой на руке!

…

В аудитории повисла тишина. Актер, исполнивши отрывок, выдержал паузу с чувственным лицом, и в конце поклонился, под аплодисменты немногочисленных зрителей.

— Великолепно, Леонард! — поднявшись, воскликнул куратор. — В этот раз намного лучше. Ты, видимо, понял, чего я добиваюсь от вас.

Он встал с преподавательского кресла и уже обратился ко всем:

— Больше жизни, ребята! Чувствуйте! Театру ни к чему лживая показуха. Он требует правды!

Группа зашлась громким восторгом. Леонард ещё раз в шутку поклонился, будто перед громадной толпой, и раздал всем воздушные поцелуи. В руки ему полетела бутылка воды, как бы вместо розы.

— Это главное, что нужно не просто знать, но и впустить в себя, — продолжал куратор. — Вы должны жить на сцене, показывать истинные проявление ваших душ. Любите, скучайте, переживайте, ненавидьте — всё это должно быть искренне.

А для этого необходимо знать, что вы показываете. Чем глубже и сложнее вы внутри — тем интереснее вы на сцене.

Именно это нужно зрителю. Ведь все понимают, что такое Эмпатия?

Аудитория закивала.

— Это один из ключевых инструментов сцены. Эмпатия — способность сочувствовать, переживать за другого человека, входить в его положение. А она возможна лишь при наличии искренности. В случае с Леонардом кто-нибудь хоть что-то почувствовал?

Длинноволосая актриса в оранжевых кедах подалась из всей группы вперёд, шагнув на сцену.

— Я смотрела тебе прямо в глаза. Я видела искренность. Я уловила и то, как ты обращался к кому-то, стоящему перед тобой. Будто ты адресовывал эти слова кому-то реальному.

— Так и есть. — Не без гордости ответил тот. — Я старался показать то, что уже когда-то чувствовал.

— Прекрасно. Это необходимо усвоить всем, перед переходом на дальнейшие лекции. — Так же восторженно проговорил куратор.

Аудитория снова наполнилась громкими разговорами. Маленькая комната, в которой сцена занимала бо́льшую половину пространства, с несколькими лавочками и старым пианино, была полностью забита, хотя группа собралась небольшая.

Эти пробные отрывки были первой проверкой первокурсников. Обучение началось месяц назад, и спустя десятки пар, проведенных за различными упражнениями, будущим актерам предоставили возможность показать свой прогресс.

Занятие подходило к концу.

— Спасибо, Леонард, Так, и последний… Э́́́йдан! Где ты там? Он здесь?

Эйдан был здесь.

Он был спокоен, как всегда. Холодно расчётлив. Его тело не подавало никаких признаков страха, либо стеснения, так присущих начинающим. Но он не был уверен.

Слова об искренности чувств его озадачили. Он сможет сыграть, сможет показать то, чего они ждут. Но разве это правда?

Он не верил словам Леонарда, будто тот чувствовал. Это лишь имитация, не важно, на сцене или в жизни. Не верил и актрисе в оранжевых кедах, будто она видела что-то в его глазах.

Это лож. В этом он давно уверился.

Куратор говорит об искренности. Но Эйдан не понимал. Вместо этого, он пытался разобрать, что же такого особенного изображал Леонард, за что его похвалили.

Несколькими ночами ранее он сидел перед телевизором, повторяя выражения лиц, жесты и голоса героев из фильмов. Он пытался понять, как правильно изображать чувства.

Отражение в зеркале его радовало.

Эйдан видел, что мог играть не хуже знаменитых актёров.

Но слова куратора выбили его из колеи. Как любая непонятная вещь становиться неприятной, ты не обращаешь на неё внимания, но всё же, переживаешь. Мы ужас как не любим непонятное.

— Давай же.

Эйдан легко поднялся и прошёл к сцене.

Уже отрепетированный ритуал. Расправить плечи, глубокий вдох. Взгляд перед собой и мысленный старт.

В ту же секунду мозг его разогнался на полную мощность. Обрывки увиденных сцен, сотни запомненных лиц, детали поведения людей — из всего этого он молниеносно искал нужные фрагменты и складывал чувства.

Эйдан думал, что делает всё правильно. Он изображал. Так же как и все, но с большим мастерством.

Он добавлял в каждое движение больше грации, больше смелости, показывал, что "чувствует" лучше, чем все они.

Это было по истине прекрасно. Лишь игра прогоняла всепоглощающую скуку.

Лишь осознание того, что ты выше наблюдателя заставляло сердце биться чаще…

— Довольно! — внезапно вскричал куратор.

Пелена восторга вмиг исчезла с глаз. Перед Эйданом показались озадаченные лица.

— Хватит, хватит этого!

Студенты были явно ошарашены.

"Им не нравиться" подумал Эйдан.

— Это совсем не то, о чём мы говорили, парень. Этому никто не поверит. Честное слово, это даже отвратительно. Разве эти кривляния кто-то посчитает искренними?

— К-кривляния? — Выдавил актёр из себя.

Он не понимал, что же не так. В голове всё сразу перемешалось.

— А что же ещё? Люди так себя не ведут. Я даже представить не могу, где ты такого набрался. Мы же не клоуны, хотя и они выглядят естественней.

Среди других актеров послышались насмешки.

"Им не нравиться"

Эйдан был в полной уверенности, что его выступление не отличить от реальности. Но он пока не мог понять, что его реальность отлична от реальности других.

***

Этот вечер он, как всегда, проводил в просторном кафе на первом этаже своего дома. Здесь он всегда садился за столик в углу, откуда открывался вид на каждого посетителя кафе. От его взора не мог скрыться никакой секрет здешних гостей, никакой скрытый мотив их движений. Он видел всё, а его мозг неустанно запоминал каждую деталь.

Официантов уже не удивляли его частые визиты. Он по обыкновению заказывал чашку кофе, лишь бы его не выгнали, хотя терпеть его не мог.

Иногда, находя слишком хитрое сплетение чувств, ему приходилось их зарисовывать. Было достаточно секундного взгляда — и точная копия готова на бумаге.

Но в этот вечер он не сидел в углу. Даже не взял обычный кофе.

Эйдан стоял перед огромным зеркалом у одной из стен кафе, и в точности повторял всё то, что показывал в аудитории.

Его бесило непонимание. В чём же разница между ним и другими…?

— Эйдан?

В отражении показался слегка затемнённый облик длинноволосой актрисы. Стройные ноги, худое тело, острые скулы. Образ сразу запечатался в память.

— Что тебе нужно?

Девушка немного опешила от его резкого тона, но Эйдан этого не мог понять.

— Я… я хотела сказать, что кое-что увидела в твоём выступлении.

Она помолчал секунду, ожидая реакции, но Эйдан молчаливо слушал.

— Куратор посчитал это бездарностью, но я видела, как ты пытался справиться со всеми своими чувствами. Они взяли верх над тобой.

Ты просто не был готов их выразить.

Они не поняли этого, но я уловила искренность…

— Хватит лгать, — с расстановкой проговорил Эйдан.

Девушка заметила, как его рука с силой сжала спинку стоящего рядом стула.

На лице читалась явная злость.

— Ведь мы оба всё поминаем. Мы оба привыкли играть, изображать чувства. Как и все остальные. К чему эти разговоры об искренности, если все это лишь социальная необходимость? Почему никто об этом не скажет? Мы ведь все притворяемся!

Девушка отступила назад. Её не столько испугали слова, сколько выражение, с которым они выходили. Ледяная злость. Пронзительный взгляд. Он будто говорил то, что очень долго сдерживал.

— О чём ты? — спросила она. — На сцене мы лишь...

— Я говорю не о сцене. — Эйдан подошёл ближе, но девушка снова отшагнула. — А о жизни. Искренность — пустой звук. Чувства — необходимость.

Без них мы просто бы не получали того, что нам нужно.

— Неужели ты чувствуешь только ради выгоды?

— А ты разве нет!?

Ошарашенный взгляд девушки вдруг заставил его запнуться.

Эйдан прервал дыхание. Неустанный механизм внутри на секунду заглох.

…

Тогда он всё понял. Понял загадку, которой для него были окутаны чувства других, и которой лишены его собственные.

Что произошло в последующие минуты, он не помнил. Про девушку, стоящую прямо перед ним он в ту же секунду забыл.

Внутри всё быстро начало становиться на свои места.

«А ты разве нет?»

***

Вокруг беспрерывным потоком плыли толпы людей. Эйдан наблюдал за каждым прохожим, что нёс с собой какую-то новую, доселе неведомую частичку мозаики человеческих эмоций.

Теперь он понимал, в чём его сила. Он неподвластен чувствам, которые управляют всеми остальными и ведут их путём ничтожности. Теперь он властвует над ними. Для него они просто инструмент.

Для другого человека осознать то, что он не можешь ничего чувствовать — было бы трагедией. Но для Эйдана это был прямой путь к единственному доступному ему желанию величия.

Но была одна проблема: ему недоставало знаний. Миллионы запомненных лиц — лишь маленькие фрагменты разных изображений, и потому то их сплетение для людей выглядело неестественно. Ему нужен был конкретный опыт.

Поэтому сейчас он стоял в углу площади (слишком уж сильно его привлекали углы) и пристально высматривал нужный ему экземпляр.

Со времени его неудачного отрывка прошло больше недели. За это время он успел завоевать некий авторитет в группе. Но это только начало.

Вдруг из вихря пешеходов на дорогу выбежала девушка. Машины, сигналя, резко остановились.

Эйдан сразу уловил это движение. Она была высокая, с завязанными сзади волосами. Круглое, слегка наивное лицо обеспокоенно искало что-то или кого-то вокруг. Стройное тело двигалось быстро, хотя неуверенно, а яркое платье выделяло её на черно-белом фоне города.

— Осторожней! — Эйдан вмиг появился возле неё. — Куда ты так спешишь?

Девушка проговорила что-то невнятно, пока он провёл её на тротуар.

— Я только с поезда… Я ищу отель, «Гранд Будапешт», он должен быть где-то здесь…

«Прекрасно!»

— Так ты приезжая. — Эйдан отвёл её в сторону от толпы, приобняв за талию. — Ещё не привыкла к столичной спешке.

— Да… пожалуй, стоит опомниться от долгого переезда. — Сбитые с толку глаза метались по сторонам.

Они быстро пошли по переполненной улице. Девушка и не пыталась высвободиться от его руки.

— Не лучше ли тебе где-то отдохнуть в тихом месте, чем опять нырять в эту суматоху? Смотри, там на углу ресторанчик. Не откажешь мне в компании?

Он сразу же свернул по переходу, в направлении кафе.

— Я… Эээ…

— Осторожно, машина. — Эйдан пробежал с ней по зебре, не давая времени ответить.

«Ещё чуть-чуть, и она в моей власти»

Все его движения, выражение лица и тон голоса искусно повторяли изученные ранее лица. Он соединял повадки харизматичных героев из фильмов, повторял жесты, увиденные в жизни. Его гениальная память делала своё дело. Сбить её с толку было не сложно, к тому же её неуверенность играла ему на руку.

В ресторане Эйдан завёл с ней беседу, в которой по большей части говорил сам, заставляя её внимательно слушать. Хорошим знаком было то, как она иногда внезапно заходилась смехом от его слов и часто повторяла его жесты. Он делал комплементы с острейшей точностью, использовал обещания, такие сладкие для того, кто только начинает новую жизнь в городе. Его прикосновения вызывали дрожь, а взгляд кружил голову. В тот момент его мозг ликовал от пьянящего чувства власти.

К концу вечера остался лишь последний штрих:

— Так тебе негде переночевать?

***

Любовь. Для Эйдана она, как и все остальные чувства, была недоступной. Ничто не могло затронуть холодной его сущности.

Для него она была инструментом.

Он с улыбкой представлял, какой силой будет обладать, когда постигнет всю её тайну и научится ею управлять.

Для этого сейчас возле него, светясь всеми красками наслаждения и извиваясь, лежала та девушка. Её имя было Агния.

Не было сомнений, что он завладел её разумом. Слепое подчинение, готовность сделать всё, что он скажет. Вера в каждое его слово.

Будь эта девушка сильнее, он бы не смог ею манипулировать.

Но он станет сильнее благодаря ей, благодаря ей узнает, как выглядит их наслаждение (теперь Эйдан говорил «их любовь», «их радость» и тд), какими движениями люди показывают привязанность, как скучают.

Сам он этого не мог понять, а потому использовал Агнию.

И это дало свои плоды.

Его следующие выступления на сцене теперь вызывали живой интерес. Что больше он постигал тонкости чувств, жертвуя девушкой, тем больше создавал себе репутацию.

«Великолепно!», «Как тонко!» или «Верю!» — каждый раз вскрикивал куратор.

Теперь он считал Эйдана своей гордостью.

Девушка была для него, как книга, которую он с лёгкостью раскрывал и закрывал, когда сцена требовала от него новых знаний.

Их ценою были старания Эйдана изображать заинтересованность столь долгое время. Но он постоянно держал в голове одну цель. Один миг, когда представ перед многотысячным залом, сможет показать Миру себя, чтобы тот узрел своего гения.

Но долго пользоваться Агнией он не мог. Очень быстро она стала ему не интересна, до мелочей понятна.

Более не осталось в ней загадки, которую стремился разгадать Эйдан, и когда пришло время этого осознания, вся игра, на которой были построены их отношения, в одну секунду исчезла.

Эйдан понимал, что, возможно, делает девушке больно, но в нём не было ни капли сострадания. Его уже раздражала её слабость, теперь даже один её вид был омерзителен.

«В конце концов, ты всего лишь единичка в этом Мире. Наврядли сможешь его хоть как-то изменить».

С таким же холодным бесчувствием, как и раньше, он оставил её одну на улице, где три месяца назад так удачно встретил.

И на этом Эйдан не остановился.

Он понял, что изучение вблизи даст ему намного больше, чем наблюдения в людных местах.

Ему нужны были мельчайшие детали. Самые драгоценные знания, что таят в себе люди.

Как удачно, что нужные ему экземпляры свободно и безмятежно ходят по городским паркам и скверам. Он чувствовал себя настоящим исследователем.

Пол его комнаты уже во-всю был усеян различными зарисовками, где он запечатлевал самые интересные сплетения эмоций. Эйдан уже подумывал собрать их в целую энциклопедию. Получился бы увесистый том.

Каждый раз, работая над ролью и продумывая своего героя до мелочей, он натыкался на белые пятна: места, где чего-то недоставало, чтобы герой его был полностью живой. В те моменты он отправлялся в очередную «экспедицию».

Следующим после Агнии экземпляром Эйдан выбрал одного из актёрской группы. Была ли это скрытая неприязнь, либо просто удачный выбор, но Леонард показался ему теперь весьма интересным к изучению.

Завести с ним дружбу было не сложно. Эйдан уже намного лучше изображал искренность. Хоть это и стояло усилий, но он показывал, что внимателен к словам Леонарда и всегда разделяет его мысль.

Взамен на это, экземпляр был щедр на эмоции. Их «дружеские» разговоры, походы в паб и вечеринки стали походить на дружбу двух настоящих приятелей.

Доходило и до того, что Эйдану ничего не стояло использовать актёра в своих целях. Тот был готов делиться всем. Если Эйдану нужны были деньги, или какая-то услуга — пленённый разум Леонарда все безукоризненно выполнял.

Эйдана это забавляло.

Вместе с этим, под его острейший взор попал и ещё один весьма интересный предмет изучения. Длинные волосы и стройное тело теперь казались ему подходящими и не только для наружного изучения. Всё же, он не был лишён природных инстинктов.

Молодая актриса, на имя Рози, что почти полгода назад, хоть и сама того не понимая, смогла открыть Эйдану правду о его силе, была, как ему пришлось признать, не так проста, и во многом сильнее предыдущих жертв (Эйдан не любил это слово). С ней ему пришлось повозиться дольше. Она не была так податлива, часто непокорна и требовала от Эйдана того же, что она брал от неё — искренности. Играть в любовь с ней было не просто. Иногда Эйдан замечал, что и сцена не отнимала у него столько сил, как она.

Этот экземпляр надолго занял его.

Но он не думал повторять своей прошлой ошибки, как случилось с Агнией. Он не будет бросать ни её, ни Леонарда, ни следующих экземпляров лишь потому, что они исчерпали себя.

Пусть они в какой-то момент и становились для него пусты, но их готовность в прямом смысле СЛУЖИТЬ была приятней простого изучения.

Он, как паук, плёл свои сети, куда беспечно залетали мелкие насекомые, и превращал их в своих подданных.

Это было то, чего он поистине желал всей своей мёртвой душой.

***

Его план стал вырисовываться всё чётче. С ростом репутации, которая, безусловно, имела свои большие плюсы, возможности показать себя всему Миру становились только ближе.

Но не смотря на гениальный ум Эйдана, план не был чем-то логически обоснованным и стоящим таких усилий. В нём он видел лишь шанс удовлетворить своё стремление к власти. Он представлял момент успеха, как действие самого сильного наркотика, что сможет заглушить эту его природную потребность.

А она была в нём сильнее любых иных желаний.

Его безмерный эгоизм считал Мир неидеальным, если в нём не засияет новая звезда, и если свет её не прольётся в столетия.

И напротив — весь Мир станет только лучше, если он будет в нём ярче всего.

Он понимал, что сможет управлять людьми лучше политиков, крупных бизнесменов и прочих сильнейших фигур Мира, если вид его вещающего лица будет на каждом бигборде, на каждом экране, и в каждом уме.

Тогда люди пойдут за ним. И хоть Эйдану не было куда их вести и что дать в конце пути, одна лишь мысль о власти затмевала больной разум.

Та же мысль сейчас царствовала в его сознании и будоражила, хотя вид его неизменно оставался спокойным.

Мистер Даррет, человек мало связанный с театром, но тесно контактирующий со многими необходимостями для реализации его плана, встретил Эйдана скучным ожиданием.

Добиться личной встречи было не просто. И снова он применял всё свои знания, лишь бы внушить людям, что он действительно записан на приём, что он часто здесь бывает и вообще член инвесторской компании «Даррет-Инвестс»

— Это вы Эйдан Мёрфи? — заходя в кабинет, спросил мистер Даррет, читая его имя с бумажки.

— О да, рад с вами наконец-то познакомиться.

— Прошу прощения, что Вам пришлось ждать. Такая уж у меня работа, всё чего-то постоянно от меня ждут.

— Увы, никто не лишён такой участи. — Эйдан с первых секунд пытался понять, насколько сложен мистер Даррет. Движения зачастую говорят больше, чем слова.

— Вы, надо полагать, тоже пришли с просьбой?

Эйдан кивнул, сохраняя самый спокойный и уверенный вид.

— Деловой просьбой.

Мистер Даррет откинулся в кресле с дымящей сигарой в руке. Во всём здании было запрещено курить, но кабинет директора, догадался Эйдан, был оборудован под все потребности его владельца.

— Тогда я вас слушаю.

— Видите ли, я начинающий…

— Актёр. — перебил его директор. — Это мне известно. Первый курс театральной школы. Уже хорошая репутация. Мистер Оуэн, ваш куратор, достаточно сообщил моему секретарю.

На этих словах директор с довольным видом затянул сигару, глядя Эйдану прямо в глаза.

— Ближе к сути вашей просьбы.

— Что ж, тогда без лишних слов: мне нужны ваши инвестиции.

Мистер Даррет выдержал паузу.

— Вы понимаете, какие суммы идут в обороте нашей компании?

Эйдан хотел было ответить, но директор снова его перебил. Это начинало раздражать.

— Зачем они понадобились мелкому актёришке, вроде вас, мм?

— Затем что в будущем, с помощью этих ваших сумм, мелкий актёришка, как вы выразились, сможет стать известнейшим деятелем театра.

Директор скептически усмехнулся. Казалось, его сигара, так тонко подчёркивавшая его статус, никак не истлевала.

— Рекламные кампании, я полагаю?

— Совершенно верно. Чем больше людей узнает обо мне — то больше будет прибыль от моих выступлений. А там и связи со сторонними компаниями, права на обладание брэндом. Негласно, естественно. Осмелюсь предположить, это будет сравнимо с вашими суммами.

Директор молчал. Эйдан почувствовал, что тот заинтересован.

— Я прошу о просьбе именно Вас, так как Ваше спонсорство — само по себе реклама. Мы заключим контракт. Сумма, вложенная вами в моё дело, будет возвращена с процентами, полное право на установление которых я предоставляю Вам.

— Это выгодные условия, спорить не буду. Но знаете, в чём проблема?

Эйдан вопросительно приподнял бровь.

Директор наклонился к нему, всё так же с сигарой.

— Вы никто. И на этом всё.

— Знаете…

— Никто. — Снова перебил его директор. — Вы решились прийти сюда, а я выделил вам время. Полагаю, этой чести вам до конца жизни хватит.

Эйдана уже жгло изнутри. Этот человек смеет говорить ему, кто он такой. Ему — гениальному лицедею, что способен подчинять одним лишь взглядом, что познал всю глубину тайны человека. Тому, кто неподвластен никаким чувствам и может направлять их силу по своей воле. Ему.

— А кто же вы? — уже не сдерживаясь, спросил актёр. Маска вмиг исчезла.

— Как минимум, тот…

— Нет. — перебил его Эйдан. — Я скажу вам, кто вы.

Вы всего лишь человек.

И то, чем вы обладаете, не изменит этого факта.

Ничто из вами созданного не сможет защитить вас от того, что сидит внутри каждого из людей. Каждого, но не меня.

Вы ничтожны перед своими же чувствами. Вы живёте у них на поводу.

И ваша власть — ничто, перед их силой.

Вы создали всё это, лишь из одного побуждения. Вы хотите быть больше, сильнее, богаче. Но у всего этого богатства есть и обратная сторона, на которой стоит маленький мальчик, обиженный на весь свет, лишь потому, что родители не хотели в него верить. Лишь потому, что весь свет отвергал его талант.

И это настолько сильно мучает его, что единственное, что ему остаётся — стать великим. Великим в глазах других, но всё таким же маленьким и обиженным внутри.

И ваша власть никак не исправит вашей любви, я прав?

Ваша жена… О даа… Она лишь доказательство вашей слабости. Доказательство нужды в любви но неспособности её получить. Крашенная дешовка.

Вы влюбляете деньгами, но сами их ненавидите.

И ваши загородные виллы в Монтане и Вашингтоне — лишь просьба о помощи. — Эйдан изобразил чувственную гримасу. — Вы как будто кричите «Любите меня, любите, любите!!!»

Вы никто перед этим.

Вас нет, есть лишь эта обида.

Поступи родители иначе, и вы были бы другим. Но родители не поступают иначе, ведь и они, как ВСЕ вы — лишь заложники чувств.

Лицо директора покраснело, сигара наконец истлела. Слова актёра проникли ему в душу, в этом не было сомнений. Они крепко зацепили его. Он с силой сглотнул и Эйдан услышал дрожащий выдох.

— Вы психопат. — Проговорил мистер Даррет.

— Да! — со смехом ответил Эйдан. — И это то, что делает меня всеми, а вас — никем.

***

Эйдан много времени проводил на сцене. Она влекла его своими дарами, давала смысл. Он работал над ролями днём и ночью, лишь при необходимости выходил в Мир за новыми знаниями или обычными потребностями, и выступал.

Всё больше репутация его росла, новые связи и возможности. Он понимал, что идёт правильным путём. Он избрал себе миссию, и её воплощение приносило радость. Какую только мог он испытать.

Мистер Даррет, не смотря на его усилия, не стал ему помогать.

Но это не поражение. Он сможет стать известным даже без огромных вложений. Нужно только работать.

Так проводил он недели и месяцы, становясь всё лучше и лучше в своём деле. Наряду с этим, он готовил важнейшую часть своего плана.

В перерывах между работой он писа́л.

Эйдан представлял, как на сцене, на своём важнейшем выступлении, покажет Миру то, что он, по его мнению, жаждет увидеть. Покажет себя.

Он писал пьесу, в которой, естественно, отвёл себе главную роль.

И хоть пытался он завуалировать всё под художественный стиль, наполнить всё красочным сюжетом и литературным смыслом — писал он про себя.

Писал о человеке, который был неподвластен чувствам, что был лучше всех остальных. Что управлял людьми и стал благодаря этому великим. Человеке, что возвысился, благодаря тому, что все считают болезнью.

Он был уверен, что узнав о его силе — Мир покориться.

Следующим шагом был мистер Оуэн, куратор.

Эйдан осторожно подбирался к нему, ведь это был человек, что не хуже него знал все тонкости человеческой психологии. Он сможет запросто распознать его ложь.

И это заняло у Эйдана время. Непростительный убыток, ведь чем дольше он не писал и не работал — тем дальше от него была его цель.

Эйдан спешил, старался делать всё быстро и чётко.

Чтобы завоевать его доверие, а после и подчинить, Эйдан использовал всё те же приёмы. Искренность была важнейшим оружием. Внимание, понимание и лишь в особых случаях — давление.

Когда экземпляры не поддавались, Эйдан начинал скрыто давить на их больные точки. У многих это были проблемы с семьёй, с их любовниками, детьми. Плохое воспитание, личные неудачи: любая проблема жертвы — ключ Эйдана к её душе.

Его до невозможности раздражали моменты, когда приходилось слушать, слушать и слушать их слова. Люди любят говорить о своих проблемах. Всегда и везде.

Но это была необходимая плата.

В то же время, случилось то, о чём Эйдан не подумал заранее.

Один из его экземпляров взбунтовался.

— Нет, ты сделаешь это, Рози.

Актриса стояла перед Эйданом в ярости.

— И не подумаю. Мне надоело быть у тебя на побегушках.

— О чём ты говоришь? Разве я часто тебя о чём-то прошу?

— Нет. Ты делаешь это по-другому… Ты как будто всем своим видом заставляешь меня… Я не хочу это терпеть. Ты обманываешь меня.

— Детка, не говори глупости. — Держать себя в руках становилось всё труднее. — Когда я тебя обманывал? Успокойся, ты слишком напряжена.

— Ты обманываешь меня! Ты лжёшь!

— Неужели просьба о помощи для тебя лож?

— Ну вот, опять! Как хитро ты выворачиваешься.

Рози уже не говорила, она кричала.

— Как я могла раньше не понимать, как я могла не видеть эту фальшь!?

На эти слова Эйдан уже не отвечал. Он пронзительно глядел Рози в глаза. Девушка заходила слишком далеко. Ещё чуть-чуть, и его контроль утрачен.

— Ты монстр. Все твои слова — гнусная ложь. Ты пользовался мной!

— Ну как я мог пользоваться, ведь ты же знаешь, что я чувствую к тебе…

— Нет. Нет, ты не чувствуешь этого… Ты лишь притворяешься. Как удобно иметь такую дурочку под рукой, да? Всегда на всё готова, всегда послушна. Я сама виновата, что не поняла сразу, какой ты.

— И какой же? — Эйдан сам того не заметил, как теряя самообладание, сбросил свою маску. Теперь перед Рози стоял настоящий Эйдан. Холодный. Бесчувственный. Непредсказуемый.

— Ты… Ты как будто никто и все вместе сразу… Я видела, какой ты с другими. Видела, как ты ведёшь себя с Леонардом. О, да, я видела и это.

Дрожащими руками Рози взяла со стола конверт. Увидев на нём подпись «Агния Коувэл», Эйдан сразу понял его содержание.

— Не пытайся отговариваться. Твоя игра тебе не поможет. В этом конверте — правда о тебе. Ты поступал с ней так же, ты…

Она замолчала. Тяжело дыша, смотрела на него. Глаза блестели, а руки судорожно сжимались.

— Ты не человек. Люди на такое не способны. В тебе нет души, нет ничего. Бесчувственный… Бесчувственная тварь! Ты не достоин жить!

Ну всё.

Он не будет это терпеть.

Резкое движение руки схватило со стола алюминиевую статуэтку, и занесло её в лицо девушке. Послышался хруст, брызнула кровь.

В крови же Эйдана царствовала лишь злость. Чистейшая, какой её и сотворила природа.

Это никчёмное тело смеет говорить ему, чего он достоин. Нет, этого он терпеть не будет. Достаточно он притворялся перед ней! Кто она такая, чтобы Эйдан — гений своего времени — перед ней объяснялся?!

Она никто. Она не нужна Миру. Миру нужен гений, а — она препятствие!

Он сделал всё правильно.

***

Из зала доносились многочисленные голоса. Публика всё ещё набиралась. Как сообщили Эйдану, билеты на его выступление были почти все раскуплены. Прекрасно. Мир жаждет услышать его.

Актёры были готовы, и до начала оставалось совсем немного. Все ходили кругами, из угла в угол. Каждый пытался максимально успокоиться, расслабиться. Это главное правило сцены: держать контроль над собой.

Эйдан же сидел на месте. В углу, как всегда. Закрыв глаза, он доводил свой разум до кристальной чистоты. Всё, что до этого тревожило его, что не давало сосредоточиться, сейчас отправлялось на затворки сознания.

Его ссора с Рози. Её мёртвое тело. Долгие разговоры с врачами и старания изображать убитого горем любовника.

Мистер Оуэн, которого он так долго уговаривал дать разрешение для инсценировки собственной пьесы. Мистер Даррет, чья ничтожная, просвечивающая насквозь душа отказалась ему помочь. И все его жертвы, что сейчас с нетерпением ожидали в зале его выхода.

Всё это крепко засело в голове. "Естественно» — думал он — «Путь на вершину не может быть иным».

Мысли эти как будто уходили, но всё же что-то не давало покоя. Как будто в каждом углу, на каждой стене и в каждом лице был отпечаток его тревоги. Она лишь притворялась, будто отступила. Эйдан знал это.

Но вот в зале погас свет. Сцена озарилась прожекторами, и голоса утихли.

Мир замер в ожидании.

***

— Достоин ли ты жизни?!

Сцена пылала.

— Обременять сей свет своей жестокостью, ответь!

Героиня стояла перед Эйданом на коленях. Её слова сквозь слёзы эхом отдавались от стен зала.

— Бастард человеческого рода, ты дьявол во плоти!

Порутчик смерти, что отравляет разум.

Как гнойное пятно на теле всей Земли,

Ты ширишь свою власть, ты подчиняешь взглядом.

Эйдан стоял на середине сцены. Хитрое сплетение лучей прожекторов делали его выше на фоне всех остальных.

— Ты узнал то, что неподвластно душам,

Заблудшим путникам, зовущимся людьми.

Жестокий лик, холодный взор,

Оледенелый камень, что вместо сердца у тебя внутри.

Ты, всё это ты!

Вокруг Эйдана лежали на полу мёртвые тела остальных героев.

— Не человек, но часть его,

Та часть, что Дьяволу подобна.

Твоё призванье править, подчинять.

Пусть так.

А наш удел покорность.

Слепая преданность, пускай!

Я не виню судьбу за то,

В чём нету смысла.

Со дна ведь тоже виден свет.

Людское бремя — неизбежность!

Людская жизнь — секундный век!

Тяжёлые ноты виолончели и барабаны разнесли по залу чувство отчаянной неизбежности.

— Пусть будет полной твоя чаша,

Где, без сомнения,

Пенится эликсир людских сердец.

Вкушай же их, утоляй своё желанье.

Ведь именно для этого родился ты на свет.

Но помни,

Сколь не безмерна твоя сила,

Какой бы ум не вёл тебя твоей стезёй,

Однажды, ты дойдёшь до края,

Где секунды оборвутся в унисон.

Где глядя назад, увидишь,

Заходящего солнца небосвод.

Вижу и я это сейчас.

Давай, сделай своё дело.

Но помни, свет не вечен.

И я жду тебя в конце.

Я буду ждать.

Эйдан вскинул руки вперёд. Ему незачем было к ней прикасаться. Его власть невидима.

Героиня с криком повалилась наземь. Она задыхалась. Её плач прерывался хриплым кашлем, а Эйдан всё сильнее сжимал кулак.

Музыка усиливалась. Она звучала в каждом уголке его души. Она двигала им, заставила сейчас вскинуть руки вверх.

Свет становился ярче. Стоящий в центре силуэт и мёртвые тела вокруг — символ его безмерной силы — уже блестели, словно в лучах восходящего солнца.

Так загорался его рассвет, освещая собой всех, кто был в его власти.

Эйдан только сейчас понял слова куратора, что были сказаны в первый день. Он не играл на сцене. Он сейчас жил. И это была его искренность.

Музыка всё усиливалась, усиливалась, и внезапно оборвалась. Инструменты затихли, но сердца зрителей всё ещё дрожали.

Секунда тишины.

Две.

Три.

И бурный всплеск оваций. Выкрики «Браво!». Свист и розы на сцене.

Всё, как он желал. Всё, что ему было нужно.

***

— Поздравляю, мой мальчик! — с такими словами мистер Оуэн повёл его за кулисы. — Невероятно! Как сильно, как могущественно! Они надолго это запомнят.

Эйдан весь дрожал. Ноги подкашивались. Шум аплодисментов отдавался в голове, наполнял всё тело. Он всё ещё был там. Всё ещё смотрел на зрителей и держал в руках их сердца. Он владел ими.

— Эйдан! — Подбежал один из актёров. — Тебя кое-кто хочет поздравить. Там, в гримёрке.

Его отвели в небольшую комнату.

Эйдан не мог разглядеть стоящие перед ним силуэты, но он отчётливо услышал их слова:

— Эйдан Мёрфи, Вы задержаны по обвинению в психологическом насилии и убийстве Рози Летто.

Nikntac

06.09.2020