Путешествие вокруг дома. Мама старая с детьми

Мама старая с детьми

Мама старая с детьми

Под одною крышей.

Умер Петр — глава семьи.

В доме стало тише.

Был забавником Петро.

Он не мог без шутки.

И глядел всегда хитро,

Сыпал прибаутки.

Там, где он, там смех такой

Просто гомерический.

Хоть он был мужик простой,

Но весьма комический.

Был он низеньким, тщедушным,

Не красавец далеко.

Никогда он не был скучным.

И любому с ним легко.

Мужики заржут, как дети.

«Ну, даешь, ядрена вошь!

Ох, гляди за шутки эти,

За язык свой пропадешь».

Он душа любой гулянки,

Тамада и балагур.

Даже после бурной пьянки

Не бывал он зол и хмур.

И все взрослые и дети,

Не боясь попасть впросак,

Называли его Петей,

Как мальчишку. Только так.

Никогда не обижался

И улыбкой отвечал,

Если кто-нибудь ругался

На него или кричал.

А потом лежал в больнице

В девяностые года.

На свои лекарства, шприцы

Покупал больной тогда.

Ну, а если ты без денег

И цепляешься за жизнь,

Не устраивай истерик,

Молча стенами лечись.

Петя стенами лечился.

Кипятильником из бритв

Грел чаек. И в карты бился,

Как герой картежных битв.

Умер Петя. Рак желудка.

Мир немного посерел.

Ведь известно: смех и шутка

Как бальзам для душ и тел.

А жена-пенсионерка.

С нею взрослый сын и дочь.

Хоть уборка, хоть побелка,

Есть всегда кому помочь.

Проработав в школе долго,

Обучив большую рать,

С чувством отданного долга

Стала дома отдыхать.

И болячек в ней немало.

Тут болит, и там свербит.

Получается, что стала

Полноценный инвалид.

Не бывает в магазине

И не ездит с этих пор.

Для нее весь мир отныне —

Дом ее и этот двор.

Лучше нет у ней работы,

Чем сидеть писать стихи.

А домашние заботы —

Это вроде чепухи.

Много пишет о природе,

О березах и полях,

О закате, о восходе,

Снегопаде и дождях.

Сыну лет уже немало.

В этом возрасте семьей

Жить отдельною пристало,

А не с мамою родной.

Но Серега шалопутный

И болтливый, как отец,

Пил годами беспробудно

И не рвался под венец.

Закодировавшись, снова

Заявленье настрочит.

А в совхоз берут любого.

Там рабочих дефицит.

Год — другой, опять сорвется.

Умоляй его, проси!

Всё равно он так напьется,

Хоть святых всех выноси.

И когда домой приходит,

Не болтает, не хохмит.

И сестра его уводит

На диван. Пускай поспит!

Утром он глотает воду,

Клятву матери дает:

«Век не видеть мне свободу!

Больше я ни капли в рот!»

Терпит час, второй и третий.

Но терпенья больше нет.

Он на улицу, где дети

И глаза слепящий свет.

К корешам идет. Решают,

Как спиртное добывать.

Деньги здесь не обитают.

Надо что-то продавать.

«Есть у нас отходы в стайке, —

Предлагает корешок.

— Только кто возьмет, узнайте,

За пузырь у нас мешок!»

Кто? Серега самый бойкий.

И подвешен язычок.

«Только тоже вы не стойте!

Насыпайте же мешок!»

Стоит тут начать, а дальше

Всё пойдет само собой.

Только позже или раньше

Всё равно идти домой.

Дома мать опять заплачет:

«Что ж ты делаешь, злодей?

Что ж ты пьешь, Сережа? Значит,

Смерти хочешь ты моей?»

А запой — такое дело,

Раз запил, то будешь пить,

Тут никак без опохмела

Ломку не остановить.

И друзья всегда найдутся.

Тот, кто ищет, тот найдет.

За работу ту берутся,

Где бутылкой им расчет.

«Не дождусь я, видно, внуков.

Вас вовек не оженю».

Кот пушистый, замяукав,

Трется боком о ступню.

Эх, Серега, ты, Серега!

Что ж ты так бездарно пьешь?

Наплевать тебе на Бога

И на черта ты кладешь.

Вроде парень-то не глупый

И умеет пошутить.

Вот придумали б шурупы,

Чтоб мозги вам подкрутить.

Ни семьи ты не имеешь,

Ни наград и ни похвал.

Даже мать не пожалеешь.

Всё на водку променял.

Просыпается Серега.

Пьет, но ничего не ест.

«Буду пить, одна дорога —

На погост за переезд».

В этот день он не мотался

Корешкам своим на зло.

Отлежался, отоспался

И немного отлегло.

А с утра он выпил чаю.

«Всё! Иду работать, мать!

За себя я отвечаю.

В рот и грамм не буду брать».

Дочь Светлана как монашка.

Некрасива и худа.

Близорукая бедняжка

Не выходит никуда.

Кончив колледж, в педагоги

Испугалась поступать.

Это ж надо голос строгий,

На детей порой кричать.

Мира внешнего боится

И народ ее страшит.

В четырех стенах девица

В заточении сидит.

Дома варит, прибирает,

Погуляет по двору.

Книги разные читает.

Книги учат нас добру.

И к стихам неравнодушна,

Тоже любит сочинять.

Пишет бледно, пишет скучно

И бездарнее, чем мать.

Свету в школу приглашали.

Но представила она,

Как ее б там унижали,

Как глумилась бы шпана.

А она же, как овечка,

Никого не оскорбит.

Только бедное сердечко

От обиды заболит.

«Нет! Я в школу ни ногою!

Я не буду там ни дня!

Будут Бабою-Ягою

Дети называть меня!»

И опять сидит Светлана.

Принц не едет на коне.

«Я такая обезьяна.

Кто поженится на мне?»

В садик Свету пригласили.

Что же дома мы сидим?

Место там освободили.

Няня требуется им.

Света долго не решалась.

«Мам! Какой совет ты дашь?»

«Ты бы, Света, соглашалась.

Заработать надо стаж».

Так Светлана стала няней.

В коллективе, не одна.

Дети тянутся к Светлане.

Не кричит на них она.

Может быть, и муж найдется.

Ведь с лица не воду пить.

И на старости придется

Внуков матери носить.

Сколько их таких девчонок,

Незатейливых, простых,

Не крученых, не верченых,

Но душою золотых!

Не увидите их в барах

И в найт-клубах дорогих,

На Багамах и Канарах

Не увидите вы их.

А сидят они в светлицах.

Кофта. Бабушкина шаль.

На простых девичьих лицах

Ожиданье и печаль.

Ни косметики нет броской,

Не специальных модных линз.

К ним не едет принц заморский

И отечественный принц.