Царевич-лягушка

Жил-был на свете царь-государь. У было у него три сына, все, как на подбор, красавцы: высокие, широкоплечие, румяные, светловолосые. Только беда — холостые. А царю охота на внучат посмотреть. И начал он думу думать, как женить дитяток...

Думал царь долго. Аж поседел на три волоса. Но решил, как до свадеб дело довести, да с невестой не ошибиться. Вывел он сыновей рано утром во двор, дал им в руки луки туги, да стрелы вострые, и говорит: "Пущайте, мол, стрелу. Куда попадет, там и невесту сыщете".

Нечего делать, повиновались царевичи. Натянули луки, пустили стрелы… да отправились в путь-дорогу. Первый невесту сразу же нашел — эльфийку синеглазую, красавицу, умницу. Сыграли свадьбу.

Среднему досталась гномиха, дородная, пожилая. Но хозяйственная, та и пирожков напечет и меч мужу скует.

Один младший, неприкаянный, все бредет через поля широкие, леса дремучие, реки-овраги глубокие… Вышел он на полянку лесную, и глядь — девица. Косы до полу, глазищи зеленые, что листва по весне, сама в шелках да каменьях. А в руках… ба, стрелу царевича крутит! Ну, младший и обрадовался, что не хуже братьев, нашел невесту. А девица на него взгляд хитрый бросила, прищурилась.

— Твоя стрела? — спрашивает.

Царевич, обрадованный, кивает.

— Ты погляди на эту счастливую рожу! Меня этой стрелой чуть к дереву не пригвоздило! А, что я говорю!.. тьфу, — сказала так, да в лягушку обратилася и ускакала.

Царевич закручинился — как так, невеста сбежала? Поднял с травы стрелу, да отправился на поиски. Хоть и лягушкой, но девка она девка и есть. Долго ли, коротко… но набрел он на еще одну полянку. Сидит на траве девица эта, на голове венок из ивы, в руках птица дивная что-то поет, да так, что заслушаешься… замер румяный молодец. А девка возьми и брось на него недовольный взгляд.

— Ишь, душегубец явился. Эх, годы мои молодые...

А царевич засмущался. Не знает, как девице про сватовство объяснить, что она невеста его теперь. А та смотрит — глазищи огромные, зеленые, что у русалки иль ведьмы. И улыбается ехидно.

— Чего явился? — спрашивает.

Царевич помялся, помялся… да и выложил всю правду, про отца, про стрелы, про свадьбу. А девица возьми и начни хохотать, да так громко, заливисто, что испугался царевич.

— Ой не могу… — хохочет, — я, да и невеста! Ох, душенька моя, смех берет… не могу.

— А чего? — удивился царевич. Но хохочет чернокосая, не останавливается. — Я ведь без приданного беру. Хоть босую.

Девица вдруг прекратила смех, оправила одежду. Смотрит так ехидно.

— Босую? — и смотрит сапожки свои, зеленые, узорчатые. — Босую не возьмешь. И вообще никакую не возьмешь, — и опять в хохот. Царевич же смотрит удивленно, думает, не нечисть ли какая в девицу вселилась. А та вдруг опять прекратила смеяться, вздохнула так протяжно:

— Ох, душенька моя, давно же я так смеялся. Повеселил, царевич. Только ты тут невесты не сыщещь. Придется тебе домой без нее возвращаться.

— А ты? — хлопает глазами царевич.

— А я? — опять хохот. — А мне самому невеста нужна!

— Зачем? — удивился молодец, окинул девицу изумленным взглядом. Та смехом залилась.

— А тебе зачем? Ох, ох, годы мои молодые… парень я, а не девка.

Царевич и обомлел: смотрит и не верит. Косищи в пол, одежка вся в узорах, вышивке да каменьях. Такую только царевны и носят. Но не смеется больше, глядит зорко, остро. Вздохнул молодец.

— А невеста?

— Нет невесты, — усмехнулся парень (иль девка?).

Царевич закручинился. Как это без невесты вернуться? Засмеют же братья, а отец выругает. Тяжкий вздох пронесся по поляне.

— Точно не девица?

Кивнул парень, опечалив царевича еще больше. Легла тень на румяное лицо. Но делать нечего, пришлось домой идти… но не успел он уйти далеко, догнал его голос звонкий:

— Ладно, стой, душегубец! У меня сестра есть, Василисой звать...