Вопросы теософии

В далеком девяносто седьмом Евгений Жаров поступил в аспирантуру. Чтобы не перебиваться с хлеба на кефир, молодой человек подрабатывал то дворником, то репетитором. Аспирант, проживающий в хрущевке вместе с бабушкой и дедом, увлекался фотографией и собирал заметки об аномальных явлениях. Любимая девушка, Лидочка, в шутку звала его Охотником за привидениями. Джейем его величали друзья, впечатленные фильмом «Люди в черном». Научный руководитель обращался к нему Евклид. Петр Васильевич любил археологию, историю Древней Греции и часто цитировал древнегреческих философов. Особенно когда его приглашали на телевидение и на радио, в качестве эксперта принять участие в околонаучных передачах, а точнее, «разгромить» новоявленных уфологов.

Евгений на прозвище не обижался и тихо посмеивался над старческими причудами профессора. Но не с издевкой, а по-доброму, ибо доктора исторических наук, профессора, отдавшего кафедре Истории половину жизни, безмерно уважал. Да и стариком он был только по паспорту, а выглядел гораздо моложе. Помимо увлечения историей и археологией, Петр Васильевич крепко дружил со спортом, а так же увлекался закаливанием. На вопросы о религиозной принадлежности профессор неизменно отшучивался.

— Я сталинист! — с ехидным прищуром заявлял он.

— Что это значит, Петр Васильевич?

— Это значит «Птицы, покайтесь в грехах публично, а не то мы вас расстреляем!»

А если серьезно, то профессор снискал славу материалиста до мозга костей, и никакое событие в мире не могло пошатнуть прочный фундамент его мировоззрения.

— Петр Василич, американцы тарелку сбили!

— Надеюсь, она была пустая, без супа?

— Петр Василич, в Шотландии Лох-Несское чудовище сфотографировали!

— Ох уж эти любители «Виски»! Пускай переходят на водку — от нее галлюцинации попроще.

— Петр Василич, в старом доме полтергейста нашли! Он стуком общается.

— Наверное, это и есть тот пресловутый Тыгыдымский конь.

И все в таком роде. Коллеги за глаза называли его советским материалистом, кто-то простым ученым сухарем, иные философствовали, что старость и скептицизм — часто идут ноздря в ноздрю.

Однажды Евгений даже присутствовал при споре профессора с преподавательницей — дамой в летах. Предметом спора являлась вера.

— А я говорю, что бог есть! Вы посмотрите, все, буквально все культуры построены на почитании разнообразных божеств. Даже в Древнем Египте додумались до монотеизма!

— Кого Вы пытаетесь убедить — себя или меня?

— Профессор, древние люди не могли ошибаться!

— Особенно, когда приносили человеческие жертвы на алтарь богов и палили Александрийскую библиотеку!

— Ну Вы сравнили! Может, на то была воля божья.

— Из Вашей логики следует, что если в вашей квартире замкнет проводку и начнется пожар, то Вы не вызовите пожарных.

— Ах, Петр Васильевич, Вы невозможны!

Преподавательница ушла, обиженно хлопнув дверью, а профессор, посверлив тяжелым взглядом улыбающегося Женьку, изрек:

— Запомните, молодой человек, никакого бога нет и быть не может!

Аспирант пожал плечами. Если честно, он не задумывался о подобных вещах. Он и сейчас не задумывался, а просто мысленно составлял меню на вечер. Бабка с дедом уехали к дальним родственникам в Тверь, оставив Евгения на «хозяйстве». Бутерброды ему порядком надоели. Разве что по-быстрому настрогать салат из яиц, риса и рыбных консервов?

На следующий день Женька встретился с Петром Васильевичем в библиотеке, как и уславливались. Одному нужно было сдать книги, а другому набрать новых.

— Пройдите в читальную залу, Евклид.

Они сели за стол, вполголоса обсудили будущую Женькину диссертацию и планы на лето.

— Зачем Вы поступали на исторический? — вдруг спросил профессор, глядя на него внимательными серыми глазами в зеленую крапинку.

— Чтобы заполнить пробелы, — воодушевленно начал Женька. — Сколько в мире артефактов находят, и никто не знает для чего они, а ученые постоянно соревнуются в выдумывании версий. Все изощреннее и изощреннее.

Петр Васильевич поинтересовался у Женьки, что он сделал бы, если бы узнал, что мировая история — это грандиозный проект определенных структур.

— Ух! Я бы предал все огласке, а там пускай народ решает.

— Демос ничего не решит, ибо живет по простейшему алгоритму: работа-еда-сон.

— Ага! — самодовольно потирая руки, воскликнул аспирант, словно поймал старика с поличным. — Значит ни в инопланетян, Вы, Петр Василич, не верите, ни в привидений, ни в человечество!

Разговор заворачивал в иное русло, и научный руководитель переключил внимание на пыльный библиотечный фолиант.

В начале лета, Женьку отправили в археологическую экспедицию. Истфак остро нуждался в бесплатной рабочей силе, и в таких случаях использовался резерв, состоящий из аспирантов и подающих надежды студентов. В прошлом году работа была скучной и однообразной. Находили какие-то скребки, наконечники от стрел и тому подобную муть. Зато в этом году Женьке посчастливилось разгребать скифские курганы. Там попадались весьма интересные артефакты: гигантская кость неизвестного происхождения, монеты, пара сережек и серебряные пояса. Венцом раскопок была скифская золотая чаша, несущая на своих тусклых боках загадочные письмена. Со дна чаши на дольний мир взирало Око Гора — треугольник с глазом посередине.

— Какое отношение имеют скифы к египтянам? — Вечером следующего дня довольный находкой Евгений сидел в аудитории напротив научного руководителя и смотрел, как Петр Васильевич лениво перебирает фотографии чаши, запечатленной в разных ракурсах.

— По-видимому, выторговали или награбили, — профессор извлек из ящика лупу и долго рассматривал последний снимок.

— Но она совершенно не вяжется с культурой скифов! Может быть мы нашли что-то сенсационное!

— Уймите фантазию, молодой человек. Чаша похожа на подделку.

Женька вздохнул и воззрился на учебную доску, пестрящую разнообразными датами. Вне всяких сомнений, Петр Васильевич проверял знания вечерников. Оно и понятно — летняя сессия «на носу». В дверной проем заглянула бритая голова лаборанта. Он извинился за вторжение и, получив «индульгенцию», попытался сагитировать профессора на посещение концерта институтской группы, в которой самолично запиливал на электрогитаре. Местные дарования надеялись таким образом доказать, что их концерты пригодны для всех возрастов, а не только для подросткового. Ученый отказывался, лаборант настаивал.

Жека слушал пустой разговор и смотрел на руки Петра Васильевича, возлежащие на фотографиях с раскопа.

— «Пионэры, идите в жопу!» — Профессор процитировал лаборанту Раневскую.

— Господи, как с Вами трудно! — лаборант воздел глаза к потолку.

— Бога нет! — незамедлительно отреагировал Петр Васильевич, поправляя печатку на мизинце. Женьке она всегда нравилась, потому что выглядела загадочно и добавляла солидности владельцу. Но вообще-то он в печатках не разбирался.

— Ну что же! — профессор возвратился к своему делу и принялся складывать фотографии в папку. — Нужно провести радиоуглеродный анализ чаши. Чтобы отмести подозрения, так сказать.

Через неделю Евгений нетерпеливо ждал лабораторных результатов. Заключение оказалось ошеломляющим — находке было, по меньшей мере, пять тысяч лет. Счастливый Женька носился с лабораторным листочком, как курица с яйцом.

— Вот видите! Сколько всего недосказанного и даже не открытого в мире! — важно заявлял он, прикидывая новую главу будущей кандидатской диссертации, которая, конечно же, будет посвящена найденной чаше.

Профессор посматривал на него странным взглядом и отмалчивался. На совещании с коллегами было решено отправить чашу на повторную экспертизу. Вторые результаты сдвинули дату изготовления на пять тысяч лет вперед.

— Как же так? — сокрушался Женька.

— Подделка. Гениальная подделка, — пожимал плечами Петр Васильевич.

В конце того же лета Евгений уехал в Египет в компании своей девушки. По правде говоря, он хотел потратить скромные накопления более выгодно, однако, Лидка заупрямилась и раскапризничалась.

«Тоже мне фифа! — мысленно возмущался Женька. — Мы еще не женаты, а она уже распоряжается моими деньгами!»

Хотя перспектива отдыха в стране Сфинкса, пирамид и круглогодичных раскопок выглядела заманчивой. Может в Египте восстановиться его душевное равновесие, изрядно пошатнувшееся после той позорной истории с чашей? В последнее время его начала разочаровывать выбранная специальность. Наверное, надо было поступать на физико-математический.

Шлепая по раскаленному песку, Женька ощущал себя Генрихом Шлиманом, ищущим легендарную Трою. И пускай в одно ухо щебечет восторженная Лида, а в другое рычит погонщик, на смеси английского, арабского и русского предлагая проехаться на верблюде за смехотворную цену. Женька не обращал внимания на внешние раздражители, заворожено глядя на шафранные пирамиды. Это их вторая экскурсия на плато Гиза. Если бы у него водилось больше денег, он бы сюда каждый день приезжал.

К вечеру от полученных впечатлений приятно гудела голова. Лида заботливо предложила Женьке бутылку с водой. До этого они выпили по банке газировки, которая ничуть не утолила жажду, а, наоборот, усилила. До отъезда в отель оставались считанные минуты, экскурсионная группа уже сидела в автобусе, но водитель еще не объявился. Поэтому аспирант с чистой совестью продолжал совать любопытный нос под каждый камень. Неподалеку от автобусной стоянки раскинулся шатер бедуинов. Рядом с шатром жевали «жвачку» флегматичные верблюды.

— О, это будет огромная честь для меня! — до уха донеслась фраза на английском. Женька опешил. Голос принадлежал Петру Васильевичу. Показалось? Да нет! Это действительно его научный руководитель. Вон, вышел из-за шатра в компании щеголеватого с виду мужчины.

— Евклид? — брови профессора уползли наверх, когда он увидел представшего перед ним аспиранта. Последний решил, что будет невежливо, если он не подойдет поздороваться.

— Знакомьтесь, лорд Франклин, это Евклид, аспирант, — профессор представил Евгения.

— Весьма польщен, — вместо рукопожатия лорд сделал какой-то знак. Женька вопросительно посмотрел на Петра Васильевича, но тот, рассмеявшись, перешел на непонятный Женьке язык. Кажется, фраза, сказанная на незнакомом языке, предназначалась исключительно для ушей лорда. Тот понимающе улыбнулся и, помахав новому знакомому рукой, скрылся за пологом шатра.

— Вот так неожиданность, Евклид! — профессор зацепился за Женькин локоть и увел его подальше от места встречи. — Вы верите в судьбу?

— Да! — радостно брякнул Женька. — Я, кстати, отдохнуть приехал. А Вы здесь по делам? Если это раскопки, то я готов помогать! Наша встреча точно не случайна.

— Какие раскопки? Я всего лишь на симпозиуме. А сейчас выпала возможность вдохнуть местного колорита. Когда еще доведется побывать в пригороде Каира и посетить шатер настоящих бедуинов?

— Ну да! — согласился аспирант и вдруг выпалил: — А Вы помните ту чашу? Я много думал о ней и пришел к выводу, что нужно провести несколько радиоуглеродных анализов в разных лабораториях, а затем сопоставить данные.

— Хорошая идея, но мало осуществимая. В лаборатории случился пожар, вследствие чего чаша была уничтожена, — Петр Васильевич грустно улыбнулся.

— Блин! — непроизвольно вырвалось у Женьки.

— Успокойтесь. Она не представляла никакой исторической ценности. Подделка.

— Ладно! — аспирант нахмурился. К счастью переполненный впечатлениями день притуплял возникшее чувство досады и разочарования. В конце концов, это были не последние раскопки в его жизни. Сколько еще артефактов таят в себе сокровища земли?

— Вам пора, — профессор кивнул на экскурсионный автобус, возле которого стояла Лида и сигналила Женьке сдернутой с головы шляпкой.

— Ага! До свиданья.

— Запомните, мой мальчик, в мире нет ничего, кроме фундаментальной науки! — крикнул напоследок профессор.

Убаюканные размерным гулом мотора туристы засыпали один за другим. Лида тоже спала на плече у Женьки. А тот, глядя в темное окно, пытался совладать с постигшим его разочарованием. Все-таки хорошо, что в мире существуют такие колоссы, как Петр Васильевич, которые обладают даром спускать с небес на землю. А он, дурачок, хотел засесть за научную статью и даже название ей придумал: «Мистическая составляющая Египетских пирамид». Курам на смех, да и только! Он прислонился к стеклу и задремал.

Раскаленные за день пески стремительно остывали. Пустыня казалась холодной и безжизненной. Когда созвездие Ориона заняло в небе самое благоприятное положение, вход в пирамиду Хеопса вспыхнул тусклым светом. Вдоль коридора выстроились неподвижные фигуры в темных балахонах, каждая держала в руках зажженный светильник. Мимо фигур шел человек, облаченный в бело-золотой хитон. Он приложил печатку к символу на стене и беспрепятственно нырнул в открывшуюся потайную дверь. За дверью находился идеально ровный прямоугольный зал, высеченный во чреве пирамиды. Человек в хитоне зажег три факела. В его серых с зелеными вкраплениями глазах отражались блики огня.

— «Тот, чье слово истинно и верно» — медленно произнес жрец, опустил пальцы в золотую чашу, на дне которой сияло Око Гора, и окропил алтарь.