Ормус. Мистерии Возвращения. Глава 6.

Его имя пришло из глубины веков. Из зороастрийской мысли и гностических текстов, где это слово является синонимом понятия Света. В масонской традиции Ормус был египетским мистиком, гностическим последователем из Александрии, где, как считается, он жил в первые годы христианской эры. Обращенный, согласно легендам, в 46 году в христианство вместе с шестью своими товарищами святым Марком, учеником Иисуса, он стал родоначальником новой секты, где смешивались принципы зарождающегося христианства и более древних верований.

Глава 6. Гора Хорив.

В отношениях с Ормусом не отпускало Иисуса ощущение бессмысленности всего, что от Ормуса исходило. Во всяком случае, в те времена, когда они с Учителем были вместе. Потом, когда их разделило быстротекущее время и собственное их желание расстаться, стало иначе. Всё то, что было когда-либо совершено вместе или сказано каждым из них, получило своё объяснение и наполнилось смыслом. Но это было потом, и тут сыграло немалую роль то обстоятельство, что всегда гораздо легче понять что-либо в прошлом. Когда возникает возможность оценки всего разом при взгляде назад. А пока, что бы ни делал Ормус, чем бы он не заставлял Иисуса заниматься, представлялось бессмысленным и чуждым.

Всё то, что составляло опыт жизни Иисуса, Ормусом отрицалось. Вообще, Ормус не принимал чужой опыт (как и свой) в качестве собственного судьи, в этом была его особенность как человека. Он сомневался во многом сам, он сеял сомнения в душах. Он любил выходить за рамки установленного.

Справедливости ради отметим, что бессмысленное — это то, что вступает в конфликт с правилами, и оно далеко не тождественно ложному. Оно не истинно и не ложно. Очень часто то, что представляется бессмысленным одному, вполне сопоставимо с действительностью другого…

Ормус искал следы Мозе в этом мире. И он их находил. А был ли в этом смысл, ему виднее, чем Иисусу, которому не это было нужно.

Им предстояло еще многое пройти вместе. В этот раз Иисус должен был увидеть истинную гору Хорив.

— Мне надо понять, — говорил Ормус, хмурясь. — Я ещё не видел её, или уже видел? Я был на горе, которая хранит следы присутствия Мозе. Но многое мне не понятно. Почему не видел я сгоревшей вершины горы, о которой рассказывает твой народ? Следы присутствия огня не могут исчезнуть так просто, особенно огня божественного. И потом, у этой самой горы, которую я видел, не нашел я признаки присутствия множества людей, огромного стана. Не нашел остатков жертвенника, о котором думаю, что он не мог быть унесен, и многого, многого другого, что должно было бы остаться, если поразмыслить. Многого мне не хватает, чтоб понять и успокоиться. Итак, я иду в другое место, о котором дошли до меня слухи. Ты идешь со мной…

Ясно, что «со мной». И как же долго, долго нужно было идти!

Когда впоследствии вспоминал Иисус их путешествия, не окружающие их просторы, не города и деревни, не пустыню и скалы вспоминал он, и не дорожные встречи. Все это смешалось в какую-то кучу отрывочных впечатлений, которые не мог он соединить воедино, не мог даже точно сказать, где и когда случилось то-то. А вот разговоры с Ормусом он запомнил. Может, не все, но те, которые потрясали основы существования, те, что он считал бессмысленными, вот их он и запомнил. Может потому, что эти разговоры Ормуса предрекли его будущее. И когда он посмотрел на них, как на свое прошлое, ему пришлось удивиться тому, как точен был Ормус-предсказатель, и как он был прав.

— Разрыв между тем, что есть ты сам, и тем, что скажут о тебе люди впоследствии, огромен. Как то расстояние, что лежит между небом и землёй. Вот ты, например. Ты нес народу своему слово божье, как ты его понимал. Можешь ли ты быть уверен, что все услышали именно то, о чем ты говорил? Увидели тебя таким, как ты был? Можешь быть уверен: если ты вдруг вернешься, и обнаружишь, что память о тебе не умерла (я кое-что сделал для того, чтоб этого не случилось, да и ты тоже, но быть до конца уверенным хоть в чем-то весьма сложно), ты будешь поражен тем, какая это память…

Иисус не понял, что хотел этим сказать Учитель. Он пожал плечами, словно спрашивая: что можно придумать обо мне, чья жизнь была так проста и так очевидна многим.

— Э… опять ты мне не веришь. Смешно. Я же говорю правду. Я расскажу тебе о Мозе. Мозе был египтянин. Мозе был знатного рода, и как гласит предание Иуну, не просто знатного рода, но сын фараона. Многое исчезло во тьме веков, но достоверно известно, и я видел сам записи Верховного жреца нашего бога, что он выполнял свою часть общего дела. Он был назначен к тому, чтобы вывести из Та-Кемет рабов-хаабиру. А других, своих, египтян, должны были вести иные люди. Что-то пошло не так, это бывает. Когда величие замысла опрокидывает здравый смысл и привычный опыт, довольно и части выполненного долга, чтоб прослыть великим. Не так уж много людей, способных выполнить и эту-то небольшую часть. Мозе выполнил. И это стало началом его конца.

Иисус не обратил большого внимания на слова Ормуса, не выразил свой протест или согласие, это вдруг разозлило Ормуса. Он стал говорить коротко, зло, рублеными фразами.

— Мне все равно, что ты думаешь. Но посуди сам. Если способен мыслить. Вечная сказка о выловленном из воды мальчике. Наш Анубис-Инпу[1], например, был брошен Нефтидой в камышовых зарослях. И слышал я еще легенду, об первом из царей Аккады[2]. Как родила его втайне мать, да положила в тростниковую корзину. Запечатала смолой. И отдала реке…

— Совпадения, — довольно уверенно отвечал Иисус, — ещё не означают лжи. Это просто о том, что многое в жизни повторяется. И повтор этот еще не уличает во лжи именно мой народ.

— И твой, как другие! Слушай меня, ученик! Важно установить истину. Даже если при этом улетучится многое из того, что окружает нимбом твой избранный народ, это несущественно. Суть и содержание — не величие твоего народа. Суть и содержание, — Господь и Его дела, — все же останутся неизменными. Что бы мы оба не говорили.

С этим Иисус не мог не согласиться. И потому кивнул, к удовольствию Ормуса.

Ромул залаял громко, разглядев какую-то живность посреди камней. Заржал возмущенно ослёнок на вечного нарушителя тишины и покоя. Как будто нельзя бежать медленной трусцой до ближних колючек, или дождаться угощения от Альмы. Непременно следует, при виде чего бы то ни было живого, ринуться вперед с громким заливистым лаем. Ох уж этот Ромул.

Иисус даже головы не повернул в сторону Ромула. Предмет спора был ему интересен.

Ормус тем более не интересовался изысканиями Ромула. У него довольно было своих.

— Я буду говорить о совпадениях до той поры, пока ты не признаешь, что они странны. И неестественны. Слушай.

И Иисус слушал. О том, что некий вавилонский царь, Хаммурапи[3], получил свои законы от бога по имени Шамаш[4]. И среди этих законов было: «око за око, зуб за зуб». А еще в этих законах предусмотрено было убийство вора, вошедшего в дом силою и обманом. И оговаривалось, когда следует отпустить раба на волю, после какого срока.

— Не хочешь сказать мне, откуда взялись эти законы у Мозе? Совпадения?

— Совпадения!

— Не говорил ли я тебе, те чудеса, что, творил Мозе, — египетские чудеса?

— Не все из них нам повторить…

— Да, мы не можем вызвать цветение Нила по своему желанию. Но красные водоросли в нем, когда вода тоже становится красной, такое бывало. Ты, быть может, еще увидишь море, цветущее красным, я позабочусь об этом. И я научил тебя тому, где можно искать воду, и набатеи тоже поделились с тобою этим по моему желанию. Они хранят свои знания в тайне, но из желания быть единственными и неповторимыми в этом мире. Чудом сочли умение набатеев другие люди, сами они знают, что это — просто знание. Многое из того, что сделано Мозе — знание. Остальное выдумано людьми, либо из желания творить, либо, что чаще бывает, из желания превознести самих себя, пусть через Мозе. Говорю тебе, сам Мозе не узнал бы себя в рассказах. Не узнаешь и ты себя. Так будет.

— И много еще у тебя совпадений из вавилонских и египетских песен, что перепел мой народ на свой лад? — с горечью спросил Иисус.

— Много. О потопе и о Ное[5]. Помнится, в Иуну называли мне праведника не Ноем, но Зиудсуром [6] шумерским. И выпускал он голубя из своего дома-корабля, и, не найдя сухого места, вернулся голубь. А ты, говорящий в кнессете: «Амен[7]», не египетского бога ли тайны призываешь? У меня много совпадений.

— И ничего, что сотворили бы мы сами?

— Почему? Вы не хуже, чем иные любые. Не стоит бросаться в другую крайность от привычной, вы тоже творили. Козла отпущения[8] не знал я до ваших песен. Козла отпущения открыл мне этот, который… Ханан[9]. Ты его хорошо знаешь. Но я умею быть благодарным, ученик. А ты — нет. Это плохо…

В таких разговорах и в каждодневном труде проходило время. Сухие ветры пустыни высушили им кожу. Жаркое солнце ее вычернило. Они вновь покоряли страну страха и жажды.

Песок, повсюду песок и камни. Всхолмленная поверхность пустыни и скоротечная ее растительность.

Но самое страшное в пустыне не жара, не песок и не жаркий ветер. Самое страшное в пустыне, как ни странно, вода…

Когда опрокинется над пустыней ливневой дождь, то вода, смешавшись с пылью и песком, потечет-польется по ущельям, заполняя их. Земля пустыни, каменистая и песчаная, не умеет впитывать воду, и уровень воды и грязи быстро растет. И вот уж все пространство вокруг превращается в полноводную реку…

Приходилось им пережить и такое. Приходилось, и они пережили. Потому что был с ними их Учитель, и их неумолимый погонщик, египетский жрец по имени Ормус.

Ормус вел их, и он их привел туда, где встретились они с Мозе снова. Даже не встретились, а столкнулись лицом к лицу.

Не было предела удивлению Иисуса, когда предстал он перед горой Хорив, самой настоящей, той, что описана была в Пятикнижии Моисеевом.

На самом деле то была горная цепь, со множеством возвышений и небольших равнин. Но самая большая гора была с черной вершиной, словно опаленной присутствием Того, в кого верил Иисус всей душой.

Они еще шли к ней, дивясь тому, что видели, а оба — уже понимали, что нашли. Нашли истинный свой путь, и пришли к горе, где Мозе даровал людям свои скрижали и заповеди на них. Позднее им довелось подняться на самую вершину, и они, опьяненные высотой и своим успехом, швырнули вместе, в четыре руки с Ормусом, огромный черный валун на уступ скалы, что был ниже их. И убедились в том, что расколовшийся камень и впрямь имеет обычную сердцевину, а вот поверхность его оплавилась, и потому черна как уголь из костра.

Когда они пошли вдоль нее, самой большой горы, приближаясь и отдаляясь, в зависимости от особенностей окружающей местности, то наткнулись на чудо.

На возвышении из камня и песчаника стояла скала, рассеченная от подножия до самой вершины, надвое, на неравные половины. Камни, что падали вниз от скалы, были гладкими на ощупь. У самого подножия скалы полукруглый природный бассейн, словно дно высохшего озера…

Иисус, ученик набатеев, знал, что водою омыты и округлены камни, многолетним ее течением. Он знал уже, что вода не ушла насовсем, и мог бы найти ее при желании. Дитя Израиля, галилеянин Иисус знал, кто рассек скалу и почему. «И сказал Господь Моисею: …и жезл твой, которым ты ударил по воде, возьми в руку твою, и пойди; вот Я встану пред тобою там, на скале в Хориве, и ты ударишь в скалу, и пойдет из неё вода, и будет пить народ»[10]. И цепь колодцев, что шла вдоль горы, не удивила даже, а порадовала его тем, что верна была догадка…

А еще видел он жертвенник, и остатки двенадцати мраморных колонн. Видел рисунки тельцов, нацарапанные на камнях жертвенника, и касался их руками. А еще на камнях были нацарапаны десять прямоугольников: по два ряда в пять. И знал он, что это значило, и знал это Ормус.

Видели они на горе пещеру, в которой жил Элияху[11], пророк, почитаемый Иисусом…

Все знаки видели они, что указывали на гору Хорив. Все известные признаки того, что перед ними — гора Богооткровения.

— Это так? — жадно спрашивал Иисус, находя глаза Ормуса и стараясь заглянуть ему в душу посредством взора. — Это здесь?

Касался рукою камней, и получал ответ: «Да!», и боялся верить. Ему нужно было и откровение Ормуса. Едва ли осознавал Иисус, что стал считать Учителя чем-то вроде своей половины, частью себя. Скорее неволей, чем волей, но стал.

— Какая разница? — сказал Ормус, морща лоб. — Важно то, что это было, точно было: из рук Мозе получили вы, бывшие рабы, Декалог, десять заповедей великих. Здесь ли, там, какая разница. Ты ощутил, что это было здесь, и ты нашел своего Моше, так радуйся, и не думай о месте, а думай о событии. Пророк Моше, твоего народа пророк, он сказал: «Ибо это не пустое для вас, но это жизнь ваша»[12]. Жизнь ваша, но не моя…

Так простился Ормус с Мозе-египтянином, и отдал Моше из хаабиру своему ученику.

[1] Ану́бис(греч.),Инпу(др. — егип.) — божествоДревнего Египта с головойшакала и телом человека, проводник умерших в загробный мир. В древнеегипетской мифологии — сынОсириса. Центром культа Анубиса являлась столицаXVII верхнеегипетского нома г. Кинополь.

В Цикле Осириса Анубис был сыномОсириса иНефтиды. Жена Сета Нефтида влюбилась в Осириса и, приняв облик Исиды, совратила его. В результате соития был рожден бог Анубис. Испугавшись возмездияСета за измену, Нефтида бросила младенца в камышовых зарослях, где его потом нашла богиняИсида. После бог Анубис стал помогать Исиде в поисках частей Осириса и принял участие в бальзамировании воссозданного тела Осириса.

[2] «Вероятно, древнейшим из дошедших до нас мифов о герое является миф, датируемый периодом основания Вавилона (около 2800 г. до Р.Х.) и касающийся истории рождения его основателя, Саргона Первого. Буквальный перевод этой истории — которая, судя похарактеру изложения, является, по-видимому, подлинной записью самого царя Саргона звучит следующим образом:

"Я, Саргон, могущественный царь, Царь Аккада. Моя мать была весталкой, отца своего я не знаю, брат же моего отца жил в горах. Мать моя, весталка, выносила меня в моем городе Азупирани, расположенном на берегу Евфрата. В укромном месте она родила меня. Она положила меня в корзину из камыша и, залив крышку смолой, опустила ее в воду, которая не поглотила меня. Река принесла меня к Акки, водоносу. Водонос Акки по доброте своего сердца вытащил меня из воды; водонос Акки вырастил меня как своего собственного сына; водонос Акки сделал меня своим садовником. Когда я работал садовником, меня полюбила Иштар, я стал царем и царствовал в течение 45 лет".» Отто Ранк. «Миф о рождении героя».

[3] Хаммурапи — царьВавилона, правил приблизительно в1793 — 1750 годах до н.э., изI Вавилонской (аморейской) династии. Свод законовХаммурапи (илиКодекс Хаммурапи), созданный Хаммурапи в конце его правления (приблизительно в 1750-х годах до н.э.) является одним из древнейших законодательных памятников. Другими документами подобной ценности являются законы: кодексУр-Намму, правителяУра (около 2050 г. До н.э.); свод законовЭшнунны (около 1930 г. до н.э.); кодексЛипит-Иштара изИсина (около 1870 г. до н.э.).

[4] Ша́маш(отсемитского корня Ш-М-Ш — солнце) — бог солнца увавилонян иассириян. Имя его писалосьидеограммой, обозначавшей: «Владыка дня». Как бог второй части суток (они начинались с вечера), он уступал в значении богу луныСину и даже назывался иногда его слугой. Однако это не мешало его высокому повсеместному почитанию. Главными центрами его культа былиСиппар иЭлассар. В молитвах и гимнах Шамаш назывался царём, врачевателем, праведным судьёй.

[5] Ной(ивр. ‏נֹחַ‏‎‎‎,Но́ах — в Библии (Быт. 5:29) истолковано как«успокаивающий, умиротворяющий»; др. — греч. Νῶε, араб. نوح‎‎,Нух) — последний (десятый) издопотопных ветхозаветных патриархов, происходящих по прямой линии отАдама. Сын Ламеха (Лемеха), внукМафусаила, отецСима (Шема), ХамаиИафета (Яфета) (Быт. 5:28-32; 1Пар. 1:4).

[6] Зиусудра(такжеЗиудсура, в вавилонских текстахАтрахасис — «превосходящий мудростью», в ассирийских — Утнапиштим; др. — греч.Xisouthros,Ксисутрус) — геройшумерского повествования опотопе, созданного возможно в III тысячелетии до н. э. — девятый и последний додинастический царь легендарного периода до Великого потопа.

[7] В еврейском языке образован из букв А М N — 1, 40, 50 — 91 и таким образом однороден с " Иегова Адонай" — 10, 5, 6, 5 и 1, 4, 50, 10 — 91 вместе; это одна форма еврейского слова "истина". В просторечии Аминь (Amen) считают означающим "да будет так". Но в изотерической речи Амен означает "сокрытый". Мането Себеннит уверяет, что это слово обозначает то, что скрыто. И от Гекатея и других мы знаем, что египтяне употребляли это слово для призывания своего великого Бога Тайны, Аммона (или "Аммаса, скрытого бога&quot, чтобы тот проявил себя им. Бономи, знаменитый иероглифист, очень уместно называет его поклонников "Аменофами", а мистер Бонвик цитирует одного писателя, который говорит: "Амман, сокрытый бог навсегда останется сокрытым, пока не станет антропоморфически выявленным; далеко находящиеся боги бесполезны". Амен величается "Владыкою праздника новолуния". Иегова-Адонай есть новая форма одноголового бога — Амуна или Аммона, которого египетские жрецы призывали под именем Амена.

[8] Козёл отпуще́ния — виудаизме особое животное, которое, после символического возложения на него грехов всего народа, отпускали в пустыню. Обряд исполнялся в праздникЙом Киппур (Лев. 16:29,34) во времена Иерусалимских храмов (X в. До н.э. — I в. н.). Ритуал описан вВетхом Завете (Лев. 16). Надо заметить, что вкниге Исход (Исх. 29:10) и далее повсеместно вкниге Левит есть требованиеМоисея приносить скот в жертву за грех (искупительная жертва) и во всесожжение (во славу Бога). По нашей версии этот обряд возник именно в период Исхода праевреев из Египта.

[9] Ханан или Анна, сын Сета (22 г. до н. э. — 66 г. н.э.) — первосвященник Иудеи с6 по15 год.Тесть первосвященникаКаиафы. Принадлежал к партиисаддукеев.

[10] Исх.17:5-6.

[11] ИЛИЯ́(אֵלִיָּהוּ, אֵלִיָּה,Элияху,Элия; в русской традиции Илия-пророк) — израильский пророк времен царяАхава и его сына Ахазии (9 в. до н. э.), наиболее значительная фигура эпохи «устных пророков». Жизни и деятельности Илии посвящен в Библии цикл легенд и преданий, возникших, по всей видимости, в кругах учеников и последователей пророка. Появление Илии так же неожиданно, как и его чудесный конец, вознесение на небо, — событие совершенно уникальное во всей Библии. Беззаветная преданность ИлииБогу и его самоотверженная борьба против идолопоклонства, процветавшего приИзевель, и против царских беззаконий превратили Илию в идеальную фигуру израильского пророка для всей последующей библейской и пророческой литературы. Ожиданием возвращения Илии — первого пророка, боровшегося за чистоту веры и социальную справедливость, — завершает свою книгу последний из «письменных пророков» (Мал. 3:23-24).

Спасаясь от мести Изевель за избиение пророков Ваала и Ашеры, Илия уходит в пустыню, где, обессиленный, просит смерти. Явившийся ему ангел подкрепляет его силы и велит продолжать путь. После 40 дней скитаний Илия приходит к горе Хорев и там, где Бог явился Моисею внеопалимой купине (Исх. 3:1-5), Он является и Илие, однако не в вихре, «разрушающем горы и расщепляющем скалы, не в громе, не в огне, но в тихом веянии ветра» (I Ц. 19:11 — 12). Бог велит Илие подготовить к их миссии людей, которые станут орудием Его кары: Хазаэля помазать в цари Арама, Иеху — в цари Израиля, аЭлишу — преемником Илии.

[12] Втор. 32:47.