Пианино

***

Ты родилась дождливым осенним днем, вечером, когда уже не было никакой разницы потерялось ли солнце где-то за тучами или просто уснуло. Усталый врач, принимавший роды, слегка удивился, но ничего не сказал, мало ли, как оно бывает, да и не до того было.

Встревоженный отец, многочисленные дядюшки, тетушки и прочие, все были слишком заняты вздохами и слезами, чтобы обратить внимание на некоторую странность твоих первых мгновений. И лишь старуха-кухарка пробормотала про себя какую-то молитву и отвернулась, словно боясь лишние мгновения задержать на тебе взгляд.

Ты не издала ни единого звука. Как и положено любому младенцу, после легкого шлепка врача ты расплакалась, широко открывая рот и размахивая тонкими ручонками с длинными пальчиками, но никто так ничего и не услышал…

Уже позже, когда немного оправившись от той ночи, на тебя стал обращать внимание отец, когда няня приходила тебя кормить и укладывать спать, когда разные близкие и не очень пытались с тобой играть, всем стало все понятно. Врачи лишь разводили руками, мол, бывает, и ничего не поделаешь. Окружающие с видом бывалого знатока говорили отцу, что живут ведь и так, и ничего в этом страшного, со всяким могло случится. Родственники боязливо перешептывались между собой и постепенно разъезжались по своим домам.

И лишь ты молчала и не обращала ни на что внимания. Ела, пила, спала и смотрела в потолок неподвижным взглядом. Бывает, говорили твоему отцу, надо подождать. И он ждал.

Ждал, когда ты научишься сама держать свою головку ровно, ждал, когда ты сама начнешь переворачиваться на живот, ждал, когда ты сама начнешь вставать на ножки. Ждал, когда скажешь свое первое слово, ведь бывает же, что и врачи ошибаются…

Но ты молчала. Бледной тенью, из угла в угол, стараясь не попадаться никому на глаза, ты ходила по дому и молчала. Не реагировала на то, как тебя зовут, сталкивалась с теми, кто резко выходил из-за угла или появлялся сзади, и не издавала ни звука.

И в доме было тихо. Молчали слуги, боясь в лишний раз расстроить твоего отца, молчал он сам, не зная с кем и о чем говорить. Те самые родственники, которые больше всех говорили после родов, и вовсе старались у вас больше не появляться…

Так тянулись дни, месяцы, года. Пока однажды в доме не появилось старое, обшарпанное пианино. Никто словно и не знал, откуда оно на самом деле тут взялось. Кто-то говорил, что его зачем-то купили у проезжего старьевщика, кто-то считал, что его просто забросил к вам кто-то из родственников или знакомых, кто-то и вовсе думал, что оно всегда здесь было.

Но так или иначе однажды ты обнаружила его в гостиной. Открыла крышку, смахнула пыль с клавиш.

И заиграла…

По крайней мере, именно так это описывали потом те, кого там на самом деле и близко не было. Музыка из-под твоих пальцев растекалась по дому, заполняла углы и пустые пространства, вымывала всю ту тишину, которая копилась здесь последние годы. Ты играла и играла, и постепенно в гостиной собирались люди. Твой отец, слуги, родственники, какие-то и вовсе посторонние.

Ты играла и не обращала ни на на что никакого внимания, а они все говорили, мол, бывает и такое, случается, советовали твоему отцу отдать тебя на обучение, пригласить учителей. А он, не обращая на них внимания, кивал. И из глаз его катились слезы. Потому что в том, что ты играла, он слышал голос, который в этом доме не звучал уже много лет.

Голос женщины, умершей при твоих родах…

И все же тебя пытались отдать учиться. Но тщетно, ты все так же никого и ничего не слышала и просто играла что-то свое, пусть, кажется, волшебное и гениальное, но свое. Все учителя вздыхали и разводили руками, мол, и такое тоже бывает. И уходили.

А твой отец медленно сходил с ума. Потому что ты играла, играла, играла, и в каждой ноте, в каждом нажатии клавиш он слышал ее голос, ее слова, ее звуки. Ты ела, пила, спала, безучастно ходила из угла в угол. А потом снова садилась и играла. Мелодия из-под твоих пальцев никогда не повторялась, никогда не заканчивалась и никогда не начиналась. Словно просто была всегда, но появлялась лишь тогда, когда ты опускала руки на клавиши.

И у тебя за спиной всегда кто-то был. Кто-то приходил просто послушать, кто-то посудачить и пообсуждать, кто-то пытался на этом даже заработать. Но ты не обращала на них внимания, тебе не было до них дела. И вновь прибывающим говорили, мол, девчонка глуха и нема, а играет, словно училась этому всю жизнь, мол, талант, гений, дар богов и их проклятье.

Твоему отцу предлагали за тебя огромные деньги, предлагали безумные контракты, тебя пытались даже украсть. Но он делал все, чтобы ты не прекращала играть, даже окончательно сошел с ума, чтобы обычной жизни рядом с вами было как можно меньше. Уволил слуг, прогнал всех слушателей, разругался со всеми родственниками, запер в доме все двери и окна. И просто слушал, слушал, слушал.

А потом однажды он умер. Упал где-то у тебя за спиной и несколько минут конвульсивно стонал, держась за горло. А потом застыл, так и не дождавшись твоей реакции. И не услышал, как порвалась где-то в глубине пианино струна.

Как не заметила этого и ты, просто продолжив играть. Твои пальцы все так же нажимали мертвую клавишу, и некому было заметить рассыпающиеся в непрекращающейся мелодии дыры…

Постепенно твой отец разложился и сгнил. В доме кончилась еда, а еще через несколько дней перестал зажигаться свет. Ты играла, играла, играла, и все больше и больше дыр появлялось в мелодии, которую уже никто не слышал. Пять, десять, двадцать.

И вот уже умерли все восемьдесят восемь клавиш. А ты… а что ты?

Для тебя ничего не изменилось. Как и тогда, дождливым осенним днем, вечером, когда уже не было никакой разницы потерялось ли солнце где-то за тучами или просто уснуло, ты ничего не слышала и не издавала ни звука. Просто играла, играла, играла, бегая длинными пальцами по мертвым клавишам немого пианино.

А потом ты умерла…

29.11.09

wankishta

Пианино

Алисе Лоулесс посвящается...

… и, убрав руки с клавиш, что-то сказала. А твоя мать, улыбнувшись, поцеловала тебя в лоб. Жаль только, что с самого твоего рождения ты так и не поняла, слышит ли она на самом деле тебя.

Или только твое старое, обшарпанное пианино…