Влюблённый взгляд, ушедшей навсегда.

Октябрьские ночи — самые тёмные и зловещие ночи из всех, что случаются в течение года. Снега ещё нет, но небо рано скрывается мглою, превращая землю в холодную чёрную твердь, которая зачастую становится похожей на болото из-за постоянных дождей. В этом году октябрь выдался на редкость дождливым. С неба ни днем, ни ночью не сползали тяжёлые тучи, пряча мир от солнца и луны под беспросветной тёмно-серой пеленой.

Около одиннадцати вечера, когда мрак уже основательно окутал территории городского зеленогорского кладбища, тяжёлые стальные ворота громко взвизгнули, и на центральную аллею, пошатываясь, вышел странный человек, одетый в чёрное замшевое пальто и вязанную шерстяную шапочку. Ботинки смачно хлюпали по холодной грязи, чавкали, когда он наступал в разъезженную похоронными кортежами колею. В одной руке тускло светился огонёк тлеющей сигареты, в другой побулькивала бутылка с кагором.

Пройдя до конца аллеи, человек затянулся сигаретой, кашлянул, и тут же выбросил её прочь. Очевидно, порция тлеющего фильтра пришлась его лёгким не по душе. Он плюнул в сторону и сделал несколько жадных глотков из своей бутыли. Кагор слегка обжёг гортань, но помог избавиться от привкуса фильтра. Человек огляделся по сторонам: вокруг только всё сгущающиеся сумерки, высокие тёмные сосны и памятники, памятники… кресты, снова памятники, надгробные плиты… Царство мёртвых, недоступное живым.

Казалось бы.

Свет вспыхнувшей зажигалки на секунду осветил его лицо, довольно симпатичное, если не считать недельной небритости и тёмных кругов под глазами: тонкий нос, словно вылепленный античным скульптором, симметричный аристократический подбородок, и глаза, большие и тёмные, словно два колодца засасывающие в бездну прекрасного и пугающего бытия. Того самого, что находится по ту сторону от мира суеты и злободневности, того самого, что мы в течение жизни пробуем на вкус, погружаясь в пучину мистических сновидений, и окунаемся навсегда, когда сердце перестаёт биться.

Ещё глоток, и ещё, и ещё…

Он медленно пробирался по кладбищу, блуждал как призрак среди могил, заглядывал на каждый памятник и постепенно начинал хмелеть всё сильнее. Наконец предательский организм изрыгнул излишки кагора коротким рвотным рефлексом. Парня согнуло пополам, словно тонкую осину под порывом резкого осеннего ветра. Когда он поднял голову и вытер выступившие слёзы, мир начал приобретать привычные черты: все искажения, вызванные возбуждённым состоянием сознания, отступали.

Но неожиданно, взгляд, практически праздно брошенный в сторону, заставил его вернуться в мир опасных иллюзий. Из груди вырвался надрывный стон. Парень бросился к высокому чёрному памятнику, что доселе неприметно располагался за кустом шиповника, перемахнул через стальную оградку с кованными розочками на калитке и, зарыдав, упал на могилу.

— Господи! Я нашёл тебя, нашёл!

Всхлипывая, он поднялся на колени и стал целовать памятник, холодный чёрный мрамор, на котором ещё пару лет назад старательные работники похоронного бюро выгравировали портрет симпатичной улыбающейся девушки и надпись «Лилия Лебедева 1995-2011. Нет утешения нам, потерявшим тебя навсегда».

— Я нашёл тебя! Нашёл! Прости меня, господи! Прости меня!

Парень упал на могилу вновь, зарываясь лицом в опавшую листву и сосновые иголки. С неба хлынул промозглый октябрьский дождь, приглушая рыдания и стоны человека. Ночь становилась темнее. Скоро дожди должны были смениться снегом, и может быть тогда, хоть кому-то в этом маленьком страшном мирке станет немного легче.

МЕСЯЦ СПУСТЯ.

За индевевшим окном плавно, словно танцуя балет, падали большие снежинки. На кухне за простым раскладным столом «ушатиком» сидели двое мужчин, двое братьев, старший и младший. На плите посвистывал, закипая, чайник. Один из этих парней смотрел в окно, на танцующие снежинки, второй наполнял бокал красным, как венозная кровь вином.

— Сём, может, выпьешь?

— Нет. Старый мир отошёл от меня прочь. И вместе с ним мои старые привычки.

Старший брат устало вздохнул и одним махом осушил бокал.

— Тебе надо устроиться на работу, ремонт сделать в квартире. Посмотри, как ты себя запустил.

В голосе явно слышался укор, но сквозь него так и просачивались нотки жалости. Таков он и есть, старший брат. Таким он и был всегда.

— Я устроюсь на работу. Обещаю.

— Ты собирался сделать это ещё полгода назад, но не сделал. Знаешь, я давно хотел спросить, почему ты не берёшь деньги за эти свои сеансы?

Семён продолжал задумчиво смотреть в окно.

— Лично я не верю в эти твои способности. Да мне и плевать на них. Но если люди к тебе ходят, просят помочь, отнимают твоё время, почему бы им не платить за это? Или они даже не предлагают?

— Предлагают. Я сам не беру.

— Почему?

— Зачем мне их деньги?

— Но ты же должен как-то жить, что-то есть. Я не могу всегда платить за твою квартиру. Мне нужно кормить семью.

— Стас, — прервал его Семён. — Я найду работу. Я обещаю. Я теперь больше не пью, и снова начал слышать, как поют деревья, когда снег сыплется на их ветки…

— Ох, чёрт, опять…

— Помнишь ту маленькую девочку сегодня у магазина? Ей всего три года, не больше.

— Ну, помню, и что?..

— А то. Она стояла с розовым шариком на улице и была очень счастлива.

— Сём, она просто ребёнок…

— Нет, просто ей, чтобы быть счастливой, нужно всего лишь смотреть на свой шарик и держать маму за руку. А вы в поисках счастья изрыли всю землю, испробовали всё, что было возможно, но вместо счастья обрели только боль. И чем больше вы ищете счастья, тем острее становится ваша боль.

— А ты? Ты разве не чувствуешь боли?

— Нет. Теперь уже нет.

ЗА ГОД ДО ЭТОГО.

Семён сидел за столом в простой клетчатой рубашке и джинсах. В зала горел яркий свет стоваттной лампочки. В комнату вошли мужчина и женщина средних лет. Она была чуть полноватой и выглядела явно старше, чем ей было на самом деле. Под серо-зелёными, покрасневшими от слёз глазами, набухли мешки. Мужчина небрежно скинул дублёнку и плюхнулся в кресло, протирая лысину носовым платком. Женщина осторожно опустилась на стул по другую сторону стола. Тот жалобно скрипнул под её грузной фигурой.

Мужчина огляделся по сторонам и явно не найдя того, что искал, с улыбкой заключил:

— А где свечи, магические шары, карты Таро и прочая хрень?

— Вова, — тихо выдохнула женщина и опустила глаза.

— Я этим не пользуюсь, — спокойно ответил Семён.

— А как вы будете, мм, гадать?

— А я и не буду гадать. Вы ведь не за этим сюда пришли, верно?

Мужчина сделал паузу, вновь оценивающе оглядел комнату и молодого худощавого парня в клетчатой рубашке, сидящего за столом.

— Ты… э, вы экстрасенс?

Семён пожал плечами:

— Если честно, я не знаю. Просто иногда могу помочь людям, вот и всё.

— В чём же заключается ваша помощь?

— Вова, перестань, — уже громче сказала женщина.

Семён улыбнулся:

— Всё нормально, я не обижаюсь. Людям сложно поверить в то, чего они не могут видеть и слышать. Я это понимаю.

Лысый мужчина устало вздохнул. Ему явно не нравилось подобное времяпровождение.

— И всё-таки, вы мне не ответили, — начал он.

— Перестаньте, — мягко перебил его Семён. — Вам нельзя нервничать. У вас ведь и так много болезней: язва, простатит. Всё это от нервов.

Мужчина резко переменился в лице. А Семён продолжал:

— У вас очень плохая работа. Там много пыли и грохот. Металлический грохот. Все постоянно кричат, потому что друг друга там очень сложно услышать, если не кричать. Это отнимает много сил. И ещё вы дышите горячим воздухом. Лицо словно горит.

В повисшей тишине было слышно, как тикают настенные часы. Наконец, женщина заговорила:

— Да, всё правильно, мой муж работает на заводе, и у него именно те болезни, о которых вы сказали…

— Но вы пришли не из-за этого.

Женщина шумно выдохнула. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами и заговорить вновь.

— Наш сын ушёл из дома два месяца назад…

— Он умер, — перебил её Семён. — Он принимал наркотики и умер от передозировки ещё неделю назад, или около того. И вы знаете об этом. Зачем вы обманываете меня?

— Откуда?.. кто вам?...

Женщину душили слёзы. Они крупными каплями скатывались по её пухлым щекам, падали на стол бесцветными кляксами. Наконец она не выдержала и дала волю эмоциям. Она больше не могла говорить.

— Простите, — тихо сказал Семён.

В это время с кресла поднялся мужчина. От его недавнего скептицизма не осталось и следа. Он дышал тяжело, глаза блестели, но явно лучше справлялся с эмоциями, чем жена.

— Мы, — судорожно сглотнув, начал он. — Мы просто не хотели так сразу. Нужно было вас проверить, ну, что вы настоящий, понимаете? Так много шарлатанов вокруг в последнее время.

— Проверили?

Мужчина кивнул.

— Зачем вы пришли ко мне?

— Понимаете, — начал мужчина, с трудом двигая пересохшим языком. — Наш сын был наркоманом. Вы это правильно заметили. Он в последнее время стал совсем невменяемый: всё тащил из дома, бил сестру и жену, чтобы они дали ему деньги на дозу. Мы два раза ложили его в больницу, но всё без толку. Однажды у меня лопнуло терпение, и я выгнал его из дома. А через полтора месяца его нашли мёртвым в подвале. Да, вы правильно сказали, это была передозировка.

— Чем я могу помочь вам? — Семён в упор посмотрел на собеседника, простой молодой парень, под взглядом которого взрослый крепкий мужчина сжался и поник.

— Мы хотели узнать, не злится ли он на нас из-за этого? Ведь мы выгнали его из дома?

Семён удовлетворённо кивнул, расслабился и полуприкрыл глаза.

— Тише, пожалуйста.

Женщина разом перестала плакать.

— Как его звали?

— Боря, — сказал мужчина.

— Боря, — эхом отозвался Семён.

— Боря, — имя ушло в глубину, проваливаясь сквозь реальность, как частица антивещества. Оно тянуло сознание Семёна в холодную мёртвую бездну, во вселенную, лишённую звёзд. Там звучит музыка, которую невозможно услышать, там движется то, что не может двигаться, там живёт то, что здесь уже умерло.

Боря. Он откликнулся откуда-то снизу, словно из трясины глубокого сна. Вокруг хаотично разбросанные иллюзии, вещи, отсутствующие в реальной жизни и вместе с тем, чёткая картина его видений: подвал, тусклая лампочка под грязным потолком, шум в водопроводных трубах.

Боря ты умер.

Я так и знал.

Уходи.

Ладно.

Злишься на родителей?

Нет. Пусть Машка меня простит. Я сдал её золотые серёжки-бабочки. Она от них тащилась.

Простит.

Правда?

Я обещаю. Иди с миром.

Хорошо.

 Семён открыл глаза и пристально посмотрел на мужчину и женщину.

— Ему очень стыдно. Он не злится на вас.

Женщина опустила голову и снова заплакала.

— Он просит прощения у какой-то Машки за то, что украл её серёжки-бабочки.

Женщина громко зарыдала. Мужчина, сделав титаническое усилие над собой, смог только выдавить:

— Маша, его младшая сестра.

И тоже заплакал.

ЧЕРЕЗ ДЕНЬ.

 — Я чувствую, что за дверью стоит женщина. Её душа не на месте. Она словно часть себя потеряла, потеряла то, чем жила все последние годы жизни. Она очень страдает. Я хочу ей помочь.

Молодой парень в очках, может быть лет на пять старше самого Семёна, поднялся.

— Хорошо, — сказал он. — Если так, я могу зайти и завтра. Я понимаю, что моя проблема не столь серьёзна. Могу и подождать.

Семён покачал головой:

— Нет. Твоя проблема тоже серьёзна. Ты очень много пьёшь в последнее время. Ты разочаровался в себе.

— Я знаю, — согласился парень в очках.

Семён неожиданно улыбнулся:

— Я читал твои рассказы. Они звучат как музыка.

— Правда?

— Да. Они как музыка.

Парень улыбнулся и кивнул. Ему было приятно слышать такое о своём творчестве. Но там ждала женщина с реальной проблемой, и потому он более не мог задерживать Семёна. Уже на пороге молодой экстрасенс его окликнул:

— Лёха.

— Да?

Семён как-то по-детски улыбнулся:

— Напиши как-нибудь рассказ обо мне.

— Хорошо, напишу, — ответил парень в очках, слегка замешкавшись. Затем он поклонился и молча вышел.

— Только пусть он тоже звучит как музыка.

ЗА ТРИ МЕСЯЦА ДО ЭТОГО.

Они любили гулять по крыше, особенно в такую погоду как сегодня. Яркое солнце плавило своими лучами остатки самого плохого настроения. Свежий ветер трепал их длинные, выкрашенные в чёрный цвет волосы. Лиля улыбалась.

— Лилька, — сказала Альбина. — У тебя глаза, как у кошки.

— Зелёные? — Лиля засмеялась звонко и заразительно.

— Хитрые, — Альбина тоже захихикала. — Как у моей Муськи.

Девочки схватились за руки и начали танцевать на крыше, напевая припев из TheKill группы 30 SecondToMars. Испуганные голуби вспорхнули ввысь, теряя по пути свои перья. Солнце отражалось на льдинках мириадами крошечных ярких звёздочек.

Когда девочки остановились, Альбина отпустила руки подружки и посмотрела ввысь, в синеву яркого ноябрьского неба. Из её рта вырывался парок. Не смотря на солнечную погоду, было довольно прохладно. Лужицы вчерашнего дождя превратились в миниатюрные ледяные катки.

— Лилька, ты когда-нибудь влюблялась?

— Ну, — девочка смущённо покраснела, а затем неожиданно вновь громко рассмеялась. Её смех звучал как первоапрельская капель. Такой же звонкий, неожиданный и позитивный.

— Опаньки! — Альбина сморщила личико и подмигнула подруге. — Расскажи-ка мне свой секрет.

— Ну, я не знаю. Это такая тупость, вообще! Это тупость, Альбинка!

— Давай, рассказывай!

Когда смех утих, Лиля неожиданно стала серьёзной. Она уселась на самом краю крыши в позе полулотоса, подставив лицо свежему прохладному ветру. В этот момент она показалась подруге старше своих лет. Гораздо старше.

— Я даже не знаю, как его зовут. Тупость.

— Ты влюбилась? — спросила Альбина.

Лиля согласно покивала.

— Он старше меня почти вдвое. Ему уже тридцать.

— Ого. Не знаешь, как зовут, но знаешь, сколько ему лет?

— Угу, — Лиля грустно улыбнулась.

— А кто он?

Лиля пожала плечами:

— Не знаю. Он ездит на красной машине и живёт в третьем подъезде моего дома. Он классный.

— Слушай, а он это, случайно не женат?

Лиля неожиданно улыбнулась:

— Случайно, нет.

— Ага, и это ты знаешь. А как его зовут, не знаешь?

— Нет.

Девочки снова рассмеялись, резво вскочили на ноги и, схватившись за руки, начали снова танцевать на крыше, напевая свою любимую песню.

ТРИ ДНЯ СПУСТЯ.

Было пасмурно. С неба снова падал редкий снежок. Его красная «лада калина» стояла возле подъезда. Левая передняя дверца была приоткрыта. Из салона доносилась музыка. Это была Леди Гага. Возможно, он просто слушал радио, но вдруг это была его любимая исполнительница. На всякий случай Лиля решила запомнить эту песню. Сердце бешено колотилось внутри. Но если не сейчас, то когда? Наверняка такая любовь приходит к человеку только раз в жизни, и Лиля просто не имела права её просто так, из-за своей трусости упускать.

Она нерешительно приблизилась к машине. Теперь было видно и его: высокий, широкоплечий, с очень выразительными глазами. Сейчас он просто курил. Но каждое его движение заставляло трепетать всю её сущность. Лиля сделала ещё один шаг, и ещё…

— Привет, — небрежно бросил он, глядя на неё с прищуром. О, господи, как же она любила эти карие бездонные глаза и его светлые волосы, зачёсанные назад.

— Привет, — как она не боролась, но дрожь в её голосе выдала волнение.

Он улыбнулся. Господи, он мне улыбнулся!

— Тебя как зовут?

— Лиля.

— А меня Андрей.

Он выбросил окурок:

— Я давно за тобой наблюдаю.

— Правда?

— Угу. Ты мне тоже нравишься.

Внезапно девочка почувствовала, что начинает предательски краснеть.

— Хочешь покататься? — спросил Андрей.

— Я?

Он расхохотался.

— Ну, конечно ты, дурочка! Здесь ведь только ты и я. Садись, поехали.

«Только ты и я», мысленно повторила Лиля.

В тот день они объехали полгорода. Она сидела рядом с ним, смеялась, когда он травил несмешные анекдоты, говорила, что мороженное очень вкусное, хотя на самом деле никогда не любила эскимо в шоколаде. Однажды он даже приобнял её, когда рассказывал свою очередную шутку. С каждым новым жестом, с каждым новым словом Лиля понимала, что влюбляется всё больше и больше.

А через пару дней она написала в своём дневнике стихотворение, которое назвала «Ты самый лучший». Лиле очень хотелось прочитать его Андрею. Она знала, что он будет тронут до глубины души, потому что она очень старалась. Очень-очень. Но вряд ли предательская дрожь в голосе позволит ей сделать это так красиво, как она хотела. Вряд ли он ощутит её подлинную любовь и ответит ей взаимностью, если она будет блеять как овечка, запинаясь на каждом слове.

И тогда Лиля нашла выход. На всякий случай она ещё разок проверила своё творение на предмет ошибок, исправила пару строк, чтобы рифма казалась мелодичнее, а затем взяла открытку и старательно переписала в неё всё цветными фломастерами.

Теперь он точно не останется равнодушен.

СПУСТЯ ПАРУ ЧАСОВ ПОСЛЕ КЛАДБИЩА.

Семён сидел в своей комнате, всё ещё ощущая хмель и привкус сигарет, которые никогда не любил. Лицо покрывал толстый слой грязи. Замшевое пальто он бросил в ванную. Это был подарок брата на его двадцать пятый день рождения. Из глубины души невольно поднималось чувство стыда. Но он ничего не мог поделать. Людям нужно помогать. Пускай даже такой ценой. Пускай даже ценой любимого пальто.

В эту ночь большой свет включать не хотелось, и потому Семён зажёг свечу. И теперь она, слабо потрескивая, освещала его чумазое и слегка напуганное лицо.

Свечки тоже умеют плакать, подумал Семён. Капелька растаявшего воска в тот же миг скатилась вниз, к основанию. Я даже слышу, как она плачет вместе со мной. Но я больше не хочу плакать, потому что могу им помочь. Нужно помогать людям, потому что я могу это делать.

ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ.

Он обещал свозить её в какое-то безумно-красивое место на зеленогорском водохранилище. Стыдно признаться, но за свои шестнадцать Лиля там никогда не была. Однако внутреннее чувство подсказывало, что там и есть то самое место, где можно признаться в любви. Она всегда мечтала, чтобы её первый поцелуй был чем-то особенным.

Зеленогорское водохранилище, господи! От одного названия так и веяло романтикой, незыблемым вдохновением и чувством связи с тем, ради кого ты готова жить и умереть. Да-да, она так и написала в своём стихотворении, что готова жить ради него и умереть, если того потребует судьба.

Андрюша забрал её на своей красной машине от самого подъезда. Хорошо, что мама была на работе, иначе она сошла бы с ума и непременно подумала бы, что Лиля шлюха, раз позволяет себе кататься на машине со взрослым парнем. Ладно, потом, когда с Андреем всё устаканится, Лиля обязательно познакомит его с мамой. Он наверняка ей понравится. Мама всегда говорила, что встречаться нужно только с серьёзными и состоявшимися мужчинами. А Андрей как раз и был таким.

Весь путь до водохранилища Андрей странно молчал, тупо уперевшись в дорогу. Возможно, он тоже нервничал, возможно, он так же как и она приготовил ей сюрприз, и теперь сомневался, стоит ли показывать его Лиле. На всякий случай она решила, что одобрит этот подарок, даже если он и окажется не очень качественным. Андрей ведь работает, и у него нет времени сидеть ночами за шлифованием стихов. Пускай это будет простой стих, но главное, чтобы он шёл от души.

Через сорок минут они были на месте. Пологий берег круто уходил вниз, к серой и холодной ноябрьской воде. Лёд ещё не сковал водоём, но у берегов уже виднелись заиндевевшие зоны. Андрей не спешил выходить из машины. Он нервно выкурил сигарету, выбросил её в окно и стал постукивать пальцами по рулю.

— Послушай, — сказала Лиля, и даже удивилась тому, сколь уверенно прозвучал в этой напряжённой ситуации её голос.

— Да?

— Я приготовила тебе сюрприз.

— Да? Прикольно. Покажи.

Лиля извлекла из наплечной сумки открытку и протянула её Андрею. Теперь он узнает всё, прочтёт стихи, расчувствуется, и мы будем целоваться в машине целый час, а может даже больше.

Он быстро пробежал глазами по аккуратно выведенным надписям, усмехнулся и, расслабившись, откинулся на спинку сиденья.

— Значит, любишь меня?

— Да, — тихо, но внятно ответила она.

— Готова на всё ради меня?

— Да, — снова сказала она.

Он усмехнулся, потёр виски костяшками пальцев, и, отбарабанив дробь пальцами на руле своего авто, так буднично и спокойно поинтересовался:

— Хочешь сделать мне приятное?

— Да.

— По-настоящему приятное?

— Да, — как зомби повторила она.

— Ты когда-нибудь слышала о минете? Можешь это сделать для меня?

Он небрежно отбросил её открытку на заднее сиденье своей машины и начал расстегивать ремень брюк.

ТОТ САМЫЙ ВЕЧЕР.

Мама уже наверняка пришла домой с работы и сейчас терзала Лилин телефон своими звонками. Но девочка была далеко, слишком далеко от этого мира, чтобы смочь поднести мобильник к уху и нажать кнопку приёма связи. Она его даже не слышала. Ветер нещадно лупил по лицу крупинками острого мелкого снега. Город внизу загорался разноцветными огнями окон многоэтажек и придорожных фонарей. Кто-то куда-то ехал на машине, кто-то слушал дома любимую музыку, кто-то писал стихи о любви.

Лиля в последний раз посмотрела на всё это свысока. Мир слишком мелочен и жаден для того, чтобы в него внедряли любовь. Люди пошлы и потерянны, потерянны навсегда и безвозвратно. И потерянны даже те, кого мы любим больше всего, и за кого готовы умереть.

Тушь размазалась по всему лицу от безнадёжно выплаканных слёз. Дыхание врывалось облачками пара в темноту ноябрьского вечера. Дыхание с запахом спиртного, которого он влил в неё насильно, перед тем как…

Она мечтала о первом поцелуе. Она любила его и готова была ради него на всё… Что ж, так и получилось, только Лиля не думала, что будет ТАКОЕ.

Я не хочу думать об этом, решила она, но я не смогу об этом забыть.

Город внизу продолжал жить своей жизнью, медленно погружаясь во мрак холодной осенней ночи. Стиснув зубы, девочка просто шагнула вниз, успев дважды перевернуться в своём первом и последнем полёте. Она падала вниз, но чувствовала, что как журавль взлетает к небесам, оставляя всё, и хорошее, и плохое тем, кто ещё до сих пор продолжает в это верить, таким как мама, как Альбинка, таким как Андрей.

ПРОЩАЙТЕ.

ПРИМЕРНО ЧЕРЕЗ ГОД.

 Семён открыл глаза и с трудом понял, где он находится. Осенняя октябрьская мгла жалила сотнями глаз, уставившимися на него из мира тех, кто хотел уйти, но не смог сделать этого до конца. Он поднял лицо, испачканное грязью, прочитал надпись на памятнике и понял, что смог завершить свою очередную миссию. Жалко пальто. Оно уже ни на что не годно. Семён очень его любил. В прошлом году брат специально купил его на юбилей Сёмы. Ну что ж, без жертв не обойтись. По крайней мере, тот, кто нуждался в помощи, смог её наконец получить.

Он поднялся с холодной земли и медленно побрёл к кладбищенской аллее. Торопиться было некуда. До дома всего три — четыре километра.

Спасибо, Сёма!

Не за что, Андрей.

  Где-то на самой глубине колодца, тень парня на красной машине начала таять. Верёвка сползла с синюшного лица и шеи, длинной как у гуся, исчез язык, высунувшийся наружу, как у ведического бога Шивы.

Она простила меня?

Я думаю, да.

Я правда, не хотел этого.

Я знаю, Андрей, я знаю.

ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ ПОСЛЕ КЛАДБИЩА.

Стас налил себе ещё. Кагор и впрямь походил на тёмную венозную кровь.

— Может, всё-таки выпьешь?

Семён отрицательно покачал головой.

— Я помог людям обрести покой. Кто, если не я поможет им это сделать?

От выпитого Стас почему-то поморщился. А может, подобную реакцию вызвала тема данного разговора. За окном начинало мало-помалу темнеть, однако снежинки всё так же продолжали танцевать свой балет, плавно кружась и падая на землю.

Стас потянулся за сигаретой.

— Давно тебя хотел спросить. На улице ведь уже холодно. Снег выпал. А ты всё ещё ходишь в своей курточке. Простынешь, брат. Одень пальто, которое я подарил тебе.

Семён внезапно потупил взор и поджал губы. В этот момент он более всего напоминал нашкодившего ребёнка.

— Я, — начал он, но слова резко оборвал громкий и резкий звонок в дверь.

— Открыто! — бросил Семён.

— Подожди, ты что, никогда не закрываешь двери?

— Нет, — сказал Семён. — Вдруг придут те, которых я ждал целый месяц.

И неожиданно он улыбнулся.

Стас привстал за столом, приветствуя вошедшую женщину средних лет и странного худощавого парня в очках, который явно был с нею не знаком, судя по тому, как он удивлённо оглядывал всех присутствующих. Женщина держала в руках большой чёрный пакет, прижимая его к груди, как ребёнка.

— Здравствуйте, — сказала она. — Здравствуй, Сёма! Помнишь, ты говорил мне, что однажды Лиля приснится мне, и всё расскажет сама?

Семён с улыбкой кивнул.

— Это странно, — она тоже нерешительно улыбнулась. Было видно, что груз тяжких переживаний начинает её мало-помалу отпускать. — Она и правда мне сегодня приснилась. Но ничего не рассказала, сказала только, что у неё всё хорошо и попросила…

— Что? — спросил Стас.

Женщина начала разворачивать большой чёрный пакет.

— Она попросила Сёмочке купить новое пальто, потому что старое он испачкал. Как это понимать, Сёма?

Семён улыбнулся.

— Всё хорошо. Она спокойна.

Женщина нерешительно улыбнулась, положила пакет на стол и собиралась уже уходить, как вдруг резко бросилась к Семёну, обняла его и замерла так на целую минуту.

— Спасибо, Сёмочка, — тихо сказала она, вытерла скатившуюся слезу и быстро удалилась из квартиры.

— Мать твою, — нарушил тишину голос Стаса. — Слушай, а ты чего стоишь?

Он обращался к странному худощавому парню в очках, о котором все словно и забыли в тот миг, когда мать Лили вошла в квартиру.

— А, я? — он словно проснулся. — Сём, я написал рассказ о тебе. Как ты и просил.

— Твои рассказы звучат как музыка, — сказал Семён с улыбкой.

А снег за окном продолжал свой тихий и безмятежный балет. Однажды на смену ему придёт весенняя капель, затем тёплый летний дождь, затем снова осенний листопад… Вечный цикл, нескончаемый путь, колесо, крутящееся только в одном направлении. Жизнь-смерть-жизнь-смерть…

Какая к чёрту разница?

Ноябрь 2011