Великаний пир

Близятся сумерки. Небо полностью скрыто синеватыми облаками. Где-то на окраине деревеньки, среди поля, вьётся дорога, на обочине которой синеет цикорий. По ней размеренно, совершенно не напрягаясь бредёт патлатый мужчина, и встречный прохладный ветер треплет его угольную гриву, его выцветшую бежевую куртку, его лоснящиеся чёрные порты. В руке он сжимает телефон. Из его динамика слышен ленивый наигрыш Blinding.

Устало, хмуро щурится мужчина на мир вокруг. Его взгляд упирается в небо и улавливает там, в вышине, какое-то движение. Вскоре взору мужчины предстаёт огромная богиня с умиротворённой улыбкой на устах, будто сошедшая с танки, и он узнаёт её — Белую Тару. Он еле заметно усмехается, выказывая тем самым, что рад её появлению, кивает головой – и Тара, прикрыв раскосые длинные глаза, обращается в поток воды, который яростно обрушивается на землю.

Спустя несколько мгновений мужчина видит, как с земли поднимается, вздыхая, молодая, бледнокожая, четырёхглазая великанша со множеством толстых белых кос, и у него загораются глаза от предвкушения и восхищения. Встав с грохотом на колени, она вгрызается в почву своими сильными руками с длинными крепкими ногтями, и комья земли нескончаемым потоком начинают лететь за спину исполинки.

Через некоторое время она замедляет свои раскопки, начинает что-то осторожно разгребать на дне просторной ямины и натыкается на что-то мягкое и розоватое, похожее на кожу. Великанша проводит по ней своим острым ногтем длинную борозду, отчего та лопается и кровоточит, а затем хватается за края раны и медленно отрывает розоватый лоскут, обнажая подкожный жир и красноватые жилы. Отодранный кусок она быстро, как голодная псина, сжирает, стирает ладонью кровь с губ и продолжает срыв покровов и раскурочиванье мышц.

Пока исполинка насыщается плотью, её живот всё растёт и растёт, и наконец она устало вздыхает и ложится на спину, закатив глаза. Неожиданно из её чрева появляется голова, плечики, а потом и целый младенец – кричащий, мокрый, окровавленный. Новоиспечённая мамаша откусывает пуповину младенцу и подносит его, нежно покачивая, к набухшей груди – и тот мигом присасывается к ней, причмокивая.

Напившись вдоволь молока, младенец с невиданной быстротой вырастает до размеров своей мамаши-великанши. Он похож на неё как две капли воды. Теперь они вдвоём продолжают рыть землю, пожирать свежую плоть и рожать себе подобных.

Четырёхглазых великанш — всё больше и больше; кровавые озёра – всё шире и шире; горы мяса, жира и раздробленных костей – всё выше и выше. Хлюпанье, чавканье и хруст слышатся отовсюду, и звуки их только нарастают.

Меж тем душа у мужчины, забрызганного всевозможной дрянью, пылает от лицезрения великаньего пира, он готов самолично присоединиться к нему — но тут музыка кончается и чья-то громадная грязная пятка не оставляет и мокрого места от путника.

Пир же продолжается, пока, наконец, вокруг не остаётся ничего, кроме замешанной на крови бесплодной грязи. От голода тысячи и тысячи бледнокожих великанш теряют сознание, плюхаются лицом в жижу под ногами и более не поднимаются, захлебнувшись.

Так и лежат их тела, не тронутые тленом, по сей день на опустевшей земле.