ВЕДЬМА

ВЕДЬМА

Марьяна рожала долго и тяжело. Повитуха взяла на руки младенца и тяжело вздохнула.

— Не жилец, — потом посмотрела странно на мать и произнесла, как приговор. — Разве к ведьме отнести только.

Ведьма жила неподалёку в лесу, хорошая изба её была полна трав и амулетов. Чем она там занималась, никто не знал, её боялись, но и уважали. Ведьма могла вылечить кого угодно, правда цена порой была слишком высока. Человек уходил из дома и уже никто не слышал о нём, но это если она смерть обманывала. А так лечила травами и заговорами, и при большой нужде деревенские ходили к ней. Марьяна взглянула на свою девочку, не хочется с ней прощаться, но в могилку класть ещё тяжелее, поэтому всплакнула, да и пошла к ведьме.

— Поздно пришла, — прокаркала ведьма, — не жилец она.

— Как же так, неужто совсем ничего сделать нельзя?

Ведьма не хотела брать девочку на руки, потом стала бубнить чего-то себе под нос, разогнулась и посмотрела на Марьяну.

— Нечего было в Карачун этим заниматься, вот вы её тогда и зачали. Подождать три дня терпения не хватило? А теперь грехи свои на меня решила переложить? Убирайся отсюда!

Как ни тяжело было Марьяне, но медленно повернулась и уже собралась уходить, как ведьма снова открыла рот.

— Дитя оставь! Куда понесла?

Марьяна отдала девочку и вышла из избы. По дороге домой она рыдала в голос, да только что поделать, если по-другому никак нельзя было.

— А ведь быть тебе ведьмой, — посмотрела на ребёнка ведьма, потом добавила, — если выживешь.

Она растопила печь, нагрела воды, достала свои пузырьки и травы и начала колдовать над младенцем. Уж, какие там она заговоры говорила, какие травы заваривала, тому свидетелей не было. А ведьма попробовала печь, вроде простыла уже, можно и обряд начинать. Она взяла хлебную лопату, посмотрела на неё, вздохнула и отставила в сторону. Потом ведьма разделась, размотала ребёнка и так и полезла в печь.

Утром Марьяне стало дурно, она места себе не находила, наконец не выдержала и побежала к дому ведьмы. Младенец кричал, хотел есть. Марьяна распахнула дверь и влетела в избу. В печке плакала её дочка возле тела мёртвой ведьмы. Марьяна схватила её и выпростала грудь, к которой девочка жадно припала. Накормив дитя, Марьяна запеленала её, да и понесла домой, боясь даже вспомнить о ведьме. Только прикрыла заслонкой печь, покойников она боялась с детства. Вот так и зажили они с доченькой, только она подросла и стала бегать к дому ведьмы. Удержать было невозможно. Она плакала, кричала, билась, как в падучей. Делать нечего, у Марьяны потом и ещё дети были, здоровые и красивые, так, что махнули рукой на странную девчонку. А потом она стала лечить деревенских жителей. Откроет заслонку и вроде как с печкой разговаривает. А потом приготовит отвар и хворь уходит. Хотели деревенские подсмотреть, что там, в печи, да только заслонку открыть никто не сумел. Теряли сознание и падали без чувств люди, потому и плюнули на это дело. А потом революция случилась, а когда комиссар приехал колхоз создавать, то и он упал возле печи. А когда очнулся, то поджёг ведьмину избу, чтобы навсегда извести пережиток прошлого.

*****

— Бабушка, а девочка та так и стала ведьмой?

— Ведьмой, это слишком, но людей лечила, ты спи, поздно уже.

Она погладила внучку по голове и та заснула до утра. Через год девочке в школу, а здоровье слабое, вот и привезли её родители в деревню к прабабке. Та хоть и старая, а в живом уме и по дому сама управляется.

— Не слушают, кто же в такие дни этим занимается, вот и дети слабые выходят, не так уж и много их в году, запретных дней, неужели трудно потерпеть? — шептала и вздыхала старуха, — ничего, подниму, только бы не увезли раньше времени.

Дочка её сбежала в город, учиться в рабфаке, да там и осталась, приезжала иногда, а внуки и вовсе редко бывали. А вот правнучку привезли на свежий воздух, парное молочко и здоровую деревенскую пищу. Ещё до рассвета старуха поднялась, надо было травки собрать для правнучки, самое время по росе. Ходила она далеко, подальше от деревни и дорог, где природа сохранила ещё девственную чистоту, может потому и прожила столько лет. По пути зашла в заветное место, открыла заслонку на печи, о чём-то поговорила, а потом чисто выбелила печку, как к празднику, да он и скоро, Купала-то, вот к празднику и будет чистая печь. Время её не брало, даже заслонка не ржавела, только обугленные остатки сруба напоминали о былом доме. Брёвна сначала таскали на дрова, да только одни беды от этого выходили, потому нижние венцы так и стоят на месте, обозначая территорию, за которую смертным лучше не заходить. Травки и воздух деревенский делали своё дело, и жизнь буквально вливалась в девочку, розовели щёчки и глаза наливались здоровым блеском. Нравилось ей гулять по деревне, бегать с соседскими ребятишками и ходить со старухой доить корову. А потом всё это и случилось.

— Кузьминична, Выручай! — запыхавшаяся Авдотья, жена председателя с порога бухнулась в ноги старухе.

— Чего разлеглась, вставай, да толком говори, — старуха не любила это коленопреклонённое попрошайничество, — что у тебя приключилось?

— Дочка никак не разродится, раньше срока началось, вон и «скорая» из района приехала, да говорят, не довезут они её.

— Кто же грешить заставлял? Ну ладно, везите сюда, до меня недалеко вроде.

Председателева жена убежала, а старуха задумалась, ребёнка надо бы куда-то пристроить на время действа.

— Ты сходила бы, погуляла, может, в гости к кому сходишь, — предложила она девочке, напоила молоком, да и выставила на улицу.

Тут и «скорая» подкатила к дому. Старуха вышла, осмотрела роженицу и покачала головой.

— Сразу-то чего не привели?

— Да он же у неё коммунист, запретил даже думать.

— Дурак он, а не коммунист, идите все отсюда. Уходи и их забирай, только водитель пусть останется, угощай, как следует, и верьте в чудо.

Старуха подождала, когда они скрылись из виду, и подошла к водителю.

— Поехали, милок, тут недалече.

Машина завелась и потихоньку поползла в лес.

— Вот тут и стой, а теперь помоги её занести.

Носилки были для старухи тяжеловаты, но она стойко шла с тяжёлым весом в руках, как будто вторую молодость обрела.

— Всё, иди с богом и не оглядывайся, — махнула она водителю.

А потом старуха открыла заслонку и заговорила с печкой. Что уж она там говорила, но роженицей занялась уверенно, и та вскоре и родила мальчишечку. Хорошенького такого, славного крепыша.

— Вот и, слава Богу, — улыбнулась старуха, — отдохни немного, да покорми его прямо тут, а потом домой поедем.

Домой-то поехали, только старуха сразу к себе, правнучки не было, и она пошла по деревне, но, ни у кого в гостях девочки не было. Наконец один мальчишка сознался, что она в лес пошла. Сердце чуяло что-то нехорошее, и старуха пошла туда, куда показал мальчик. Да что же это, только выздоравливать начала и тут такая напасть. Девочка стояла у печки и смотрела внутрь, заслонка аккуратно стояла рядом, хотя старуха всегда закрывала её хорошенько. А девочка смотрела в печку и о чем-то тихо с ней переговаривалась. У старухи дыхание перехватило. Вот оно когда проявилось, она уж думала, что на ней и закончится это ведовство в роду, но судьба распорядилась иначе.

*****

— Ну что, бабушка, — внучка обняла старуху и расцеловала, — как наша доченька?

— Вот посмотри, да обними, только теперь ты каждое лето должна будешь привозить её сюда иначе беда приключится. Хорошо запомни, ни море, ни лагеря какие, сюда вези, если хочешь, чтобы она жива была и здорова.

Через три дня они уехали, старуха на прощанье водила девочку к печке, потом расцеловала и отпустила с богом.

— Мама, а я знаю теперь, кто бабушкина мама, она в печке живёт, — девочка говорила, а мама не слушала, заботы у неё были земные, и рассказы дочки она воспринимала как обычные детские фантазии.