Ущелье волка

Я стоял на самом краю обрыва и смотрел вниз; куски отрубленных человеческих тел, голов животных: всяко разных зверей, которые нашли здесь своё пристанище; постоянное место жительство. Моё сердце сжималось сильнее оттого, что не один был таким несчастным; их тысячи; их сотни; таких же несчастных, как и я. Мир делился на два русла; две дороги; там, где счастье, и там, где её — нет. Ветер дул мне в спину, желаю вытолкнуть в бездну и забыть наконец моё лицо. Так многих он и скинул.

Я должен это сделать, ради будущего нашего мира, ведь ничего уже не изменится, есть я, или нет меня. Так думал, первые сорок минут, пока вдруг, из бездны я не услышал голос, который кричал так больно, что умирать уже расхотелось. Склонив голову к ущелью, я присмотрелся в темь, откуда я увидел два огромных глаза. Они были несчастны, они увидели всю боль; меня сжимало, моё тело остановилось на миг от страха, меня обнимал ужас. Вот она — боль, — подумал я.

Из маленького ущелья на меня смотрели глаза, они были еле заметны в этой кромешной тьме, но я слышал как его горячий вздох и боль разносились по стенам до самого моего уха. Камни крошились от его боли. Целый пласт горы отрывался от его плача. За морем появились первые лучи солнца. Медленно волны моря танцуя вальс, ударялись о скалы и разлетались во все немыслимые стороны. Тогда-то я и увидел это несчастное существо. Его серая шкура покрылась грязью, его нос обуглился от воды, его глаза просели в череп, его ухо было оторвано до самого основания. Его маленькое тело билось о скалы, в волнах смерти, маленькое тельце не могло ничего сделать. Его маленькие ножки безрезультатно пытались подняться на скалу, но вода прильнувшая к ущелью, смывало его и не оставляло никакого шанса. Я был в шоке, оттого что видел, неужели и я буду так биться о скалы, сломав себе ноги и руки, в сознании?

Я не мог смотреть на страдание этого несчастного животного; сжав кулак я медленно отошел от обрыва. Сделав десять шагов, я услышал вой, мне стало жалко этого крохотного и несчастного зверя. Я повернулся и побежал к ущелью и закричал, как только мог:

— Не умирай! Прошу тебя, только не умирай! Держись! Пожалуйста, … вытерев слёзы рукавом, — прошу тебя…— Я побежал вдоль обрыва, — я спасу тебя, держись!

Мои ноги дрожали, но я бежал, бежал, как только мог. Я обыскал всё, что только мог, нигде не было того, чтобы могло помочь бедному зверю. Мне больно было слышать вой, каждый раз, как вода ударялась о скалы. Я слышал гулкий звук костей, которые царапали собой стены этого узкого ущелья. Ничего другого не оставалось; я спрыгнул в воду. Падая задел коленом камни, торчащие из скалы; порвал джинсы. Я плыл, волны ударяли меня о землю, не давая и шагу ступить к ущелью. Я выбрался обратно; было больно колену; сев я сорвал с себя рубашку; подарок бабушки; и обернул колено им. Неподалеку от того ущелья, рыбачили жители; побежав туда, увидел, что лодка привязана к камню, у берега. Быстро сев на лодку, взял весло; начал сильно бить о воду, пытаясь скатиться по волнам к самому морю. Не получалось, сколько бы я не пытался волны отталкивали меня от себя. Прыгнув в воду и поволок за собой лодку, держась за веревку, пока не дошел до ущелья. Запрыгнув на лодку я добрался до ущелья, где лежал несчастный зверь. Вечно кромешная тьма снизу оказалось не такой и кромешной, как показалось сверху. Привязав веревкой лодку к скале, напротив ущелья, я поплыл внутрь; к зверю. Волны танцевали вальс, изредка ударяя меня о стены. Доплыв до назначенного места, я увидел как у скалы лежал маленький волчонок. Его тело было изранено, шкура была голой; ноги изранены; кровоточащий рот, от ударов о скалу. Потеряв сознание он просто плавал на поверхности. Я поднял его на руки, не больше пяти килограммов. Почему же я стал помогать ему? Сам не понимаю, хотел же как хуже, себя убить, а получилось наоборот, спасать чью то жизнь. Меня бросило в дрожь от увиденного. Живот его прилип к позвоночнику, казалось, что он тут больше двух недель и не меньше. Возможно он и ел, рыбу выброшенную к нему и обгладывал те немногие головы, которые проплывали рядом с ним. Один из них проплыл и подле меня, просто череп, кошачий или человеческий. Похоже на младенческую. Что за зверь мог поступить с ребенком и выбросить его в бездну, просто демоны. Я шагал медленно к своей лодке, ели делая метр за несколько минут. О мою ногу ударялись кости, руки и ноги, погибших в этом ущелье. Волчонок открыл глаза, но поднять голову уже не мог. Он смотрел на меня, будто я нечто большее, чем просто человек. Из его маленьких; бедных глаз появилась еле заметная слеза. И, тогда-то я и понял, что он не сам упал в эту бездну, а его принудили выброситься на дно.

— Держись… Не умирай… Слышишь, слышишь меня… Волчонок! Не сдавайся… Еще немного и ты спасешься… — я бежал к лодке, навстречу волнам, разрывая его пополам, солнце светило мне прямо в глаза, я потел.

Наконец-то я добежал до лодки, которая дрейфовала на волнах. Я поднял над головой волчонка, такого худого и несчастного; положил в лодку. Отвязав веревку от скалы, я начал залезать; как вдруг течение выбросило меня под лодку, обвязав ногу той самой веревкой, что я отвязал. Всё случилось неожиданно. Я задыхался, я не мог выкарабкаться наверх. Неужели я так и умру? Ладно, пусть я умру, я давно это планировал. Главное я спас того, кто этого не желал. Я начал терять сознание, всё что видел, это солнце бьющее мне прямо в глаза, бликуя на воде. Закрыв глаза, был готов умереть; что-то вытолкнуло меня вверх. Я сделал глубокий вдох и увидел, как под моей правой рукой был он; волчонок. Он спрыгнул в воду, чтобы спасти меня?

— Как… Как ты смог… Спасибо… — проговорил я, держась за край лодки, — залезай, — шепнул я ему. Волчонок не хотел, он ждал, пока я сам вкарабкаюсь на лодку.

Я взял волчонка за руку и помог влезть; потом сам залез и грохнулся на маленькую, старую рыбацкую лодку. Она раскачалась, закружилась голова. Волчонок два раза лизнул мне руку и положил голову на грудь. Обнял его. Я смотрел на небо, оно было чистое. Солнце пекло лицо, понимал что нужно отчаливать отсюда. Отложив волчонка в сторону я встал и взял вёсла в руки, и начал грести к берегу. Первый, второй, третий, сорок девятый, сто двадцать третий, и вот мы у берега. Лодку я оставил на том же месте, откуда брал. Взяв несчастного зверя, медленно начал взбираться на гору, а за ним, сразу поселение, откуда я. Отпустить этого зверя сейчас не имело никакого смысла, он умрёт, прямо здесь, даже не сумев уползти отсюда. Исцарапанный, уставший, до боли несчастный, как и он, я шагал с волчонком в руках в новую жизнь. У меня появился смысл в жизни; волчонок. Воспитать его таким, каким хотели бы видеть волчонка, сами родители. Я понимал. Всё понимал. Каково это болеть. Тогда я первый раз спас чью-то жизнь, а что предстоит мне в ближайшие дни? Одно удовольствие, я верю в это. Мою боль будто сняло рукой. Я почувствовал тепло от этого зверя. Он проявил человечность, которую не проявили ко мне люди. Теперь мы с ним неразлучные друзья. Открыв дверь в свою комнату, я не ожидал, что волчонок взглянет на меня снова. В этот раз в его глазах я читал радость. Я жил один, как и много лет назад; побежав на кухню, я достал из холодильника палку колбасы и вернулся в свою комнату; бросил на кровать волчонку. Бедный волчонок пытался откусить жадно кусок, но ничего не выходило. У него не было клыков, которыми он мог бы откусить цельный кусок колбасы.

— Бедняга..

Тогда я принес молока с размокшим хлебом. Волчонок съел. Потом я принес фарш с макаронами, это он, тоже съел.

— Не так быстро, — гладя голую голову; от шерсти и не следа; он был как голая крыса. Всё что было из его шерсти, это задняя часть туловища, и передняя часть ноги. — Тебя надо помыть, успеешь еще наесться.

Я постучал ладошками по своей ноге, и он, будто прочитал мои мысли и встав с кровати пошел за мной, прямо до ванной. Промыв его под струей теплой воды, мы вышли во двор, чтобы он мог хоть немного высохнуть и побегать на воле. Конечно, сначала, побоялся залезать в ванную, остерегаясь того, что это те самые скалы. Когда вместе с ним залез и я, он не стал убегать, а прыгнул прямо ко мне. На улице всё было прекрасно. Маленький волчонок, завыл. Завыл как настоящий волк. От счастья. Он прыгал по лужайке, переворачивался на спину, вилял хвостом, как настоящая собака. Наконец он приобрел дом, а я, друга, которого так долго хотел.