Труп, или Тень души

"….видишь?

— Что?..

— Сердце. И ты… его ешь.

— … ем.

— А оно когда-то билось…"

Линия обстоятельств и их совокупность — в которых находился субъект, — предшествовавших событию данной истории, автору этих строк остаются неизвестными. Однако, автор располагает данными, говорящими о том, что субъект, большую часть обстоятельств, добровольно, был вовлечен в попытку отыскать ответы на вопросы, которые крутятся (путем человеческого ума и имеющимся «материалом» разных религий и верований) вокруг тайного, ближе к которому, в мире этом, разве что древнее — многое из которого забыто, и наверно, навсегда.

Субъект не стал исключением из большинства случаев, в которых искания, благородные духу стремления коих, обнадеживали на вполне внушительные результаты их (эти исканий), но, увы, оказались застопоренными. В данном случае — из-за предоставления субъективной информации от лиц, являющимися индивидуумами (ли?) хоть и далекими от Сокрытой Тайны, но, тем не менее, марионетками тех, кто хоть как то, да ближе к Ней (разгадки Тайны) — естественно, в рамках земного бытия. В итоге, желание субъекта воплотить в жизнь действия, основанные на результатах, полученные путем проведения личного, углубленного анализа (в рамках возможностей, которыми он располагал на том или ином уровне бытия) и которые были направлены и на проверку достоверности сведений, предоставленных от вышеупомянутых лиц, было растоптано. Тем самым, он утратил прежний энтузиазм, веявший от первоначальной цели, от коей, в этом омуте, остались лишь не догоревшие угли; что имеют особенность жечь и терзать душу (но не ум) и сердце, в полную противоположность огню, от которого они остались, и который, во времена полыхания, нес не ожоги и все следующее за ними, как его остатки, а воодушевленные: подъем, движение, и можно сказать с уверенностью — саму жизнь. Значит ли сие, что огонь этот надо поддерживать? Он горит, согревая. И нужно ли к нему подпускать чужаков, что норовят пристроиться не к своему очагу — ведь их огни безвозвратно потушены, хоть они и говорят: «это не так» — но от них, в таком случае, не стоит ждать благодарности, ибо из-за зависти и прочих ее (зависти) собратьев, осквернят его — этот огонь. А коли они добьются — осознанно или иначе — того, чтобы он погас, то мы падем с ними. А будет ли нам хорошо среди них? Разве к ним мы стремились? Разве от них можно ожидать почитания святости — хотя бы элементарного человеческого, не говоря уже о других значениях. Горький опыт — он есть, и чужие ошибки нас отговаривают, но слышим ли мы их? Надежда на изменение — лишь позволение того, чтобы они снова принялись за свое — в них навсегда укрепившееся. Даже пав вместе с ними, а точнее — к ним, помнить стоит всегда — им присущ еще и каннибализм.

Данное отступление, ввиду личной опытности и проникновенности, читатель додумывает сам…

«…если, конечно, не рискнет оставить это в своем подсознании в нерешенном и неизреченном виде в той или иной форме» — зачем-то добавила тень.

Их было трое. Они обсуждали дела мира сего во Вселенском масштабе — по крайней мере, их ум это так себе преподнес и утвердил внутри них (о размерах и точных доводов обсуждений)

Был еще четвертый — тень.

Она стояла рядом, но никто ее упорно не хотел замечать — ибо она кратким словом, может разрушить их империи слов и цитат и, того или иного опыта.

Тень решила уйти от них, напоследок, сказав — как и всегда в гуманной интерпретации и как можно проще — на их уровне восприятия:

«Расы, гигантские люди, скрытые солнца, инопланетяне. Вы хоть знаете на самом деле о чем вы говорите? Боги… а мы — люди… при всем при этом, просто существуем… да и паразитируем. Деньги, работа, для: пожрать и накачать энергии, для высокого самомнения о себе — мол хозяева не только планеты, а мироздания. Чего уж там лицемерить-то! Мироздания! И опять одно и то же. Но если и так… кто нам дал толчок к развитию? дал вам. Змеевидность… и что дальше? Как вы это восприняли? Что вам еще нужно? Есть все, все знания, и как мы ими пользуемся… и пользуемся вообще? Ответвлений столько было, и все так похоже, очевидно. Но нет… мы же есть мы! Ах, люди — а кто? Кто вы?

— У человечества все еще впереди! — сказали трое.

Тень встала:

«Ничего человечество не ждет. Сколько времени ему давали, а они не использовали, время для человека прошло, остались лишь его (времени) жалкие остатки. Экологию портят. Деревья вырубают. Что же будет дальше с планетой и всеми ее жителями, если так оно пойдет дальше? Бедная планета, мать её! А ничего не будет. Планета не ваша и без вас справиться, и оживет, она просто уберет вас как надоедливое насекомое, что ползает, щекоча своими лапками ее тело, до раздражения! Вот, к примеру — много древних учений, как будто неких инструкций, о взаимосвязи с природой, о гармонии и прочем в этом духе… нет никакой гармонии! ибо есть лишь ваше человеческое «я», а животные, про них вообще говорить нечего, практически никого не остались, лишь один вид — деградировавший, которому разум когда-то дали. Человечество — ныне, это болезнь для планеты; это неудачный эксперимент — его, просто, уберут. Вот прошлые цивилизации убрали? Вот и человечество уберут, и создадут новую… цивилизацию»

Повисла пауза, поле коей, трое произнесли:

— Мы не допусти этого!

«Ах, люди. А чего? Понимаем, когда уже конец и ничего не вернешь. Многие из них живут как паразиты. Все равно, человечество — вирус, его нужно как можно скорее нейтрализовать, и сие уже начинает происходить. И многие это знают, и что предпринимают? И если предпринимают, то что именно и для чего? Люди потеряли свой последний шанс» — и мысленно вздохнув «ах, человек» тень встала, чтобы выйти…

Она не стала им говорить, что разум их все равно не воспримет полную информацию, которая и не им идет то, наверно, там, просто между собой общаются — Они, обсуждают свои дальнейшие действия. Они уже вернулись, и мы, слышим Их разговоры — ибо до нас доходит, но лишь как эхо от звука движения и звука голосов. Но и это эхо, человеческий разум интерпретирует по-своему — как угодно, лишь бы спасти себя и сохранить свое эгоистическое самолюбие… и просто не разорваться от правды. Человечество… обречено! Я лично «за» то, чтобы убрали… и побыстрей Если вы есть добро, то значит тень ваша — зло, а если вы и есть то самое зло? то кто тогда ваша черная тень? Ах! Ну да! Конечно! Все же относительно! Взаимосвязь там, гармония. Но… этого уже нет, и не будет, ибо рядом те, кто ее (гармонию) нарушает"

***

Старый тоннель. Сверху — где в основном лишь перегоревшие лампы, только в некоторых местах, плавно, не торопясь, они мигают — на обшарпанные стены, словно сонно зевая, а может и издавая последнее дыхание жизни, падает тусклый, как будто (ли?) умирающий свет. Впереди тоннеля, не на далеком расстоянии, свет пропадал — безвозвратно исчезал во мгле, что словно лениво, но четко, не останавливаясь, плавно съедала, откусывая кусок за куском то, что осталось от прежнего света, блики, тем самым уверенно и неумолимо продвигаясь все дальше и дальше вглубь.

Внезапно, с левой стороны появляется дверь — как-то плавно, непринужденно, словно она здесь и была, просто внимание на нее было обращено именно сейчас.

Покрытая ужасной ржавчиной железная дверь открылась во внутрь тоннеля легко — не смотря на то, что при этом издала тяжелое, металлическое скрежетание.

«…где-то под землей…» — пронеслось в голове парня.

Он шагнул в проем.

Дверь закрылась за его спиной без единого шума, и, что было очевидно — без участия вошедшего.

Это помещение объято тусклым, немного темноватым, голубоватым свечением, источника коего не видно. Свечение будто исходит само по себе из уложенных старой керамической плиткой холодных стен и потолка. Внутри не было ни окон, ни каких бы то ни было ламп. Поверхность потолка терялась. Она словно покрашена бледным туманом, что казалось, потолок вот-вот начнет клубиться и мрачной тучей, медленно опуститься вниз, накрывая нежным, воздушным, каким-то сумрачным одеялом все это блеклое, тусклое помещение, светящееся не менее блеклым и тусклым, темным свечением — с ярко выраженной голубоватой тональностью.

Ледяной ужас возрастающей волной прошел сквозь человека. Волна нахлынула на него с противоположной стороны, когда недавно вошедший сюда парень, направил туда взор и от неожиданности резко вдохнул в себя воздух. Пред ним предстала голая металлическая кровать на колесиках, на которой лежало обнаженное тело мертвого человека.

Взор парня в этот миг застыл на правом боку трупа. Синева мертвеца темнее выделялась во всеобщем фоне «комнаты» Необъяснимый ужас застыл во вздохе стоящего напротив каталки с трупом человека, и такой же необъяснимый закрался страх.

Прошло немного времени (около минуты) прежде чем осадок от нахлынувшей волны начал стихать. Выйдя из ступора от увиденного и пережитых ощущений, парень столкнулся с новым ощущением, которое в нем уже была еще с момента нахождения в подземном, тусклом тоннеле с мигающими лампочками, но именно сейчас, это ощущение стало немного выраженным, что заметить его уже было невозможно. То была монотонная неизвестность, что давила на него сильно, но в тоже время неощутимо, неумолимо, и чувствовалось — она набирает мощь, и это так же не ощущалось, но оно было; какая то иная точка восприятия.

Парень непонятной ему машинальностью, сделал три шага к металлической каталке.

«Видишь» — в голове парня раздался голос, наполненный все той же странной, гнетущей монотонностью, той потусторонней неизвестностью.

И тут, парень опустил голову вниз, и только сейчас обнаружил себя абсолютно голым.

— Видишь? — в яви, без эха, раздался гулкий, мужской голос.

От испуга, парень резко втянул в себя воздух и выпрямил подбородок.

Страх, в него закрался жуткий страх и ужас, но это никак не отражалось на его теле в эмоциональном плане, лишь ноги, казалось, вот-вот подкосятся, словно надавливают сверху или изнутри и тянут за невидимую леску вниз, металлический крючок которой, наверно, зацеплен за самое сердце — и скорей всего, когда-то, самим его (сердца) обладателем. Они лишь своими присутствием давили нутро человека, не ощутимо, но он знал, что это присутствует и чувствовал то, что чувствовать сейчас не может. В нем возникло жуткое ощущение, что сердце сейчас стукнет одним большим ударом, словно барабан громадного размера, и, не выдержав, разорвется или выскочит из груди. Но сие ощущение буквально растаяло от внезапного осознания — внутри пусто, словно в теле не было ни одного внутреннего органа.

— Сердце, — хрипло прошептал голос прямо у его уха.

И тут же, на своих лопатках, человек ощутил не грубое, холодное прикосновение чьих-то сильных ладоней.

Стоящая перед ним металлическая каталка была пуста — именно этот факт, в большем процентном соотношении, повлиял на жуткий испуг, настигший при первом появлении мужского голоса.

— Мне так одиноко, — прошептал голос.

Труп стоял за молодым человеком. Он ласково провел ладонями по его спине от лопаток до копчика, с той же лаской захватывая бока. И тут же, как можно плотнее, труп прижался к парню.

Напавший ступор сопроводил парализацию всех членов. Она усилила в молодом человеке все тот же страх и ужас, но ум, как и прежде, не производил никакого анализа — он просто молчал, словно растворился в безмолвной пустоте, царящей в нем, обреченного пребывать в непонимании, и лишь ощущать происходящее в осознании полной беззащитности и безысходности; во вселившейся во все нутро (как в телесном, так и духовном планах) пустоте, наполненной этой странной монотонностью, что давила и не ощущалась, но парень ее чувствовал как энергии, что вцепились мертвой хваткой, впились и, в конце концов впитавшись в него, действовали уже и изнутри.

Монотонность представлялась как совокупление — именно совокупление: ужаса, непонимания, обреченности. И каждый из этих составляющих, которые (каждый из них) проявлял себя, всплывая неощутимыми, давящими с огромной силой (что постоянно усиливалась) волнами. Эти волны — словно пульсация, сменяющее по очереди одно составляющее на другое, крутясь, таким образом, по кругу волнами — энергии, которые с поочередным, индивидуальным проявлением себя совокуплялись друг с другом, создавая именно эту гнетущую монотонность. Она, словно усилившись, становилась еще более гулкой, проявляясь в одной пульсации, в которой одним «звуком» смешались в круговороте энергии — очередной экстаз, произошедший в их безмолвном слиянии. И снова возвращалась монотонность в прежнее состояние, только уже в бодром виде, зарядившись. Эти составляющие — энергии, она (монотонность) состояла из них, и одновременно с этим, являлась самостоятельной сущностью из астрального плана. Сущность ворвалась в нутро парня, еще давно, когда заметила прореху в его магических действиях, о коих вскользь упомянуто в начале. С его стороны, то была дерзкая и неподготовленная попытка влезания в те малые пределы, где человеческому существу находиться не положено, но в которые человек все же лез, надеясь, достигнуть пределы, что выше, за коими исчезают все грани и простирается чистая бесконечность.

(здесь автор делает ссылку на предисловие данного рассказа)

Внезапно у парня появилась возможность издать, хоть какой бы то ни было звук и, дрожащими губами он прошептал:

— Господи… — за его спиной, быстро и как-то плавно, незаметно, исчезло присутствие мертвеца; в это мгновение, парень уже видел впереди каталку с лежащим на ней трупом мужчины.

И тут ноги человека подкосились. Казалось, что его тело содрогалось — казалось (ли?) Молодой человек опустился на корточки, после чего, не в силах производить резкие движения и, находясь не далеко от стены, плавно приблизился к настенным плиткам, и полностью сел на пол, прислонившись спиной к стене — теперь каталка с трупом находилась по левый бок; и руками прижал к себе колени.

Парень ощущал холод как снаружи, так и внутри себя, но в то же время не ощущал — он осознавал его присутствие. Тело человека теперь не содрогалось — оно дрожало, но дрожь не проявлялась никак.

Парень посмотрел вправо, где была дверь, через которую он сюда вошел. По непонятной причине, его не удивило, что там находилась лишь уложенная (как и все остальные) плитками, обшарпанная стена — ни двери, ни проема, как будто ее никогда и не было.

Снова тот пульс — точнее одна единственная пульсация, стук: не слышный, но тяжелый, гулкий; с тяжелым эхом уходящий — как взрывная волна, только в замедленном действии — и без каких бы то ни было предупреждающих волн приходящий, накрывая собою все существо; но приходит плавно, не заметно… как будто бы и вовсе не уходил. Эта пульсация, усилившись, словно издала электронное жужжание — взрастившее, и тут же утихнувшее. Очередной экстаз совокуплявшихся энергий — некие микроорганизмы неведомого тела; словно змеи, крутящиеся в ней (монотонности) Состояние обреченной безысходности усилилось, а ум… он все так же молчал.

— Одиноко. Душно. Пусто, — раздался голос со стороны кушетки, но парень его не особо заметил, лишь словно констатируя факт, ударило в его голову: «Пусто…»

Горло схватило удушение и вот-вот должны были хлынуть слезы, но вместо них лишь тяжесть, которая энергетически наполнила голову. Парень опустил ее вниз на колени и, скрестив руки, обнял свои плечи. Он ощутил холодное прикосновение своих ладоней — они ласкали его. Внезапно, прикосновения стали чужеродными и более холодными и, в какой то миг парень осознал — его обнимает кто то другой. Он поднял голову и с ужасом увидел обнаженного мертвеца, припавшего к нему.

(волна ужаса)

Труп ласкал его, а парень был ему подвластен — молодой человек ощущал, что он энергия — и тело, и он сам, — которая полностью подчинялась и поддавалась движениям покойника.

— Господи… — лишь только шепот он смог выдавить из себя.

Продолжая гладить плечи и голову парня, труп плавно и нежно повернул тело здравствующего и перенес свои ласки на его шею, постепенно, все больше и больше, опуская прикосновения вниз; теперь, ладони мертвеца уже касались копчика, бедер и ягодиц.

— Нет… нет… — молил парень, он почти плакал, но слез не было, все было как энергии — ничего ощутимо земного, лишь некая совокупность этой монотонности. — Не надо… нет…

В заднюю часть молодого человека, медленно, вонзилось что-то твердое, упругое и жутко холодное, которое начало двигаться — с каждым удалением снова углублялось, но уже сильнее, еще глубже, еще напористей, и в то же время, все так же с невозмутимостью, абстрактно, плавно, монотонно, расплывчато, как и все в этом непонятном месте.

— Уйди… уйди… нет… — и тут, неожиданно, из молодого человека вырвался крик: — Уйди-и! Уйди-и! Уйди-и! — и он заплакал, слезами, явными...

Трупа мужчины не было рядом — он лежал на каталке.

Парень обнаружил себя расслабленно сидящего задним местом на холодном полу — ощущение холодка в анальном отверстии все еще присутствовало, но уже не так выражено как несколько мгновений назад.

Дрожа вполне по земному восприятию, парень лег на бок спиной к стене. Он хотел обнять себя, но руки тряслись. Он стал рыдать, и он, боялся собственных прикосновений…

— Эй, — раздался знакомый мужской голос.

Молодой человек уже сидел, опустившись на ноги и прислонившись спиной к плиточной стене. Он не помнил, как встал с пола, как завершилось его очередное отчаяние. Но он знал, что он сам это сделал; что он помнит это, но при этом не помнил, словно память где-то в глубине, будто бы незаметно вышел из сна. Перед ним, почти вплотную, на корточках сидел труп.

— Видишь? — в наполненной чем-то тяжелым, тишине прошептал мертвец.

А ум — по-прежнему молчал.

«Чертов ум!»

— А зачем он тебе? — словно прочитав его мысли, спросил труп. — Ты все равно не правильно им пользовался — этим механизмом, в коем универсально для человеческого существа, идеальные колесики для идеального движения всех энергий, которые вложены в каждого нынешнего представителя прекрасной планеты. Зачем он тебе, тебе — такому, какого ты сам себя сделал? Ощутил ли ты свой УМ? И даже не познал, а хотя бы, для начала, почувствовал ли то, на что он направлен и для чего? Принял ли это? Принял ли ты все свои составные, существо? Ты убил себя. Ты выпил яд, при том, зная, что он таков есть, но не желал это подтвердить и сделать хоть что-нибудь, чтобы это предотвратить; что-нибудь действенное, хотя бы познавая и принимая себя, каким тебя и создали, и найти ключ, и дверь, и открыв ее, узреть цель, ради коей ты и получил энергию жизни, право на нее; и идти, двигаться к своей цели. Пока… хотя даже «пока» кануло в небытие, ибо для тебя уже поздно что-либо пере осознать… люди… самолюбие… видишь?

— Что? — медленно, словно на последнем издыхании, слетело с уст парня.

— Сердце. И ты… его ешь.

Парень опустил голову и, с немым ужасом увидел, да одновременно, неожиданно для себя, по неизвестной ему причине, принял это как данность и то, что последовало за ним. В правой руке, приподняв к лицу, он держал человеческий орган, имеющий багровый оттенок и округлую форму, из которого струилась, именно запекшаяся кровь — словно давно «на виду» но такая же «резвая» как «новая» Она многочисленными струйками текла по правой руке на сидящего у стены нагого парня.

Молодой человек заметил, что в сердце не хватает кусочка — оно был надкусано. И тут, он ощутил, как с уст его стекает жидкость — состава, аналогичному составу объекта, что находился в правой руке парня.

Само по себе, как выдох, словно слез изо рта тихий ответ парня:

— Ем.

— А оно когда-то билось, — внезапно, на глазах обнаженного, синего трупа появились слезы. — А оно мое ведь. Зачем его съел? Оно же мое.

«Ты отверг меня» — прозвучало уже в голове парня, так как мертвеца рядом с ним уже не было, и прозвучало это холодно — безо всяких эмоций.

— Искажение? — заговорила астральная сущность — эта не прекращающаяся ни на миг монотонность, которая усилившись, снова издала свой пульс. — Это ремесло твое, выбрав его своевольно… а твоей ли волей?.. тебя, теперь, нет, и воля эта, уже стала твоей… ты принял ее… как свою…

— А зачем? — подмигнул труп, представ в том же месте и положении сидя, около парня. — Видишь серое? Мооозг. — покойник улыбнулся: — Вот это и есть ваши мысли.

«и страаах» — прошептала астральная сущность.

— Злополучие ваших стремлений жалких, — молвил труп. — Где-то поднялись, и знаете, но заглушаете, что при этом, кто-то упал, и возможно, не встанет, никогда.

"На самом деле не душевная энергия, а лишь трения между душой и внешним миром," — голосом мужчины прозвучали в голове молодого человека строки, основанные на цитате Лао Цзы "О пути и Силе", что когда-то он слышал в советском кинофильме "Сталкер".

"Но есть и иной мир, и иные," — прозвучал голос тени, присутствие которой было незримо для человека, а слова её слышны, но в тоже время растворялись в бездне подсознания, едва прозвучав, наполняя её своим эхом, что затихало, тем самым не слышно расширяясь в безмолвном крике.

Внезапно, перед парнем, темноватое, голубоватое свечение — весь его фон, плавно пронзило ослепительно-белое сияние, во вспышке коей пропал труп. Оно вспыхнуло и, медленно пропало, оставив лишь белое, но уже не яркое свечение — аура, светящаяся вокруг почти обнаженного человека, таз которого был обмотан потускневшей (будто бы от времени) белой тканью. Из-под тернового венка, что «украшал» голову представшего пред молодым человеком незнакомца, по лбу струилась алая жидкость. Лик его был печальным. С грустью смотря на парня, он начал говорить, словно продолжая с кем-то неведомый диалог:

— Налепили на Вселенское… трупы… и решили, что тем самым изменили ход Высшего… глупые. Высокомерие и глупость, и ужасная неблагодарность, конец коим не придет никогда, пока они живы; надоели они всем… Земля и без них будет сиять как и в самом начале, что задолго до них. Я тот, кого вы создали, сами, и я именно от вас — человеческое — конечно же, я теперь самостоятелен, и живой. Вы мне помогли, и сами молили, хоть вам и не нужно это было, а ныне и подавно — остался лишь миг до свершения, утверждено еще задолго… Вы мне помогли облегчить страдания, и мучились вы, а я крепчал. Теперь, должен, и вам хвала, что я в силах, покинуть эти пределы, ибо летят обратно те, что были с изначального, не ваше это, и вас же и создали они… они летят, чтобы начать новый эксперимент, и их личное присутствие, говорит о грандиозности шестого, а пятый обречен, ибо ход его был нарушен, он показал допущенные ошибки… они уже все решили, они в курсе, всего, ибо те, которые пребывает вместе с вами, и которые от них, давным-давно им все передали, и видели Высшие, все, их же глазами, все то, что нужно было передать, передано, и шанс… его уже не будет, изменить вас в лучшую сторону — миф и сказки на ночь… а я, я от вас, но я ничего и не делал, это все вы… я, дабы не стать расщепленным; дабы не быть уничтоженным; дабы милость у них сыскать, ухожу в края Вселенские — в те, где меня не услышат и не будут замечать. И имя мое, и обо мне, они вскоре забудут… то был лишь голос о помощи — вы просто помогли раненому существу, отдав ему все свои силы, и ради сего, вы прокляли друг друга… о вы, умирающая раса, когда вас уничтожат, я не забуду вас, наверно никогда, — он тяжело вздохнул. — Никого с собой я не заберу, ибо мне нельзя попадаться, они уже совсем близко. Не хочу чтобы меня покарали и уничтожили так, как будет с вами, ведь все таки — я от вас… я ухожу, навсегда, их воля ко мне была милостива лишь по той причине, что вы создали меня сами, сами, сами, и сами отвернулись от себя и пришли ко мне. А я… а я лишь попросил вас о помощи и вы помогли искусственному, но ныне самостоятельному существу, а так как вобрав в себя ваши силы, и могу жить в удалении от всех и вся не мешая никому в самом космосе, а не там, где раньше — над вами и только в рамках вас, я теперь космическое существо, я, наверно, ваше единственное детище, которое вы смогли оставить после себя, но я — обо мне никто не будет знать, как и о вас… а если бы вы не стали меня растить, то жили бы миролюбиво, в любви, счастье, но вам ведь это и не нужно, вы ведь ужасно самомнительны, так что все равно я не виноват — вы свои ресурсы тратили куда попало, а большую их часть вообще застопорили, а я… я просто воспользовался, и тем более вы сами и сами мне это все предоставили и отдали. Чего добру то пропадать? Так что я здесь ни при чем. Все же, сколько же теперь в вас искажений, вы сами теперь искажения! Я за вас отвечать не намерен — за вас, неудачный эксперимент… а ведь до вас были горькие уроки предшественников ваших, а вы… вы решили все испохабить, дабы побыть царями лишь краткий миг. Ухожу в закуток безмолвной бездны, ибо благодаря вам, я могу жить теперь в космосе. Лишь бы меня не заметили, лишь бы не вспомнили меня — ваш лик, у коего их много, но он один и не видный вам, мой лик — лик всего человечества. А ты! — вдруг голос незнакомца изменился и взор его стал теперь злорадным; алые струйки что лились по голове, вдруг изменились в цвете, и кожа под ними зашипела; через миг, из под «головного убора» по лицу текла кислота, с шипением разъедавшая кожу незнакомца; он широко ухмыльнулся и, в глазах читалось все тоже злорадство, даже тогда, когда под кислотой, вместе с кожей, начали оплывать глазные яблоки; и тут незнакомец разразился зловещим хохотом.

Снова помещение стало приобретать темноватое, голубоватое свечение.

В этот миг, парень понял, что перед ним уже не недавнее видение, а синий мертвец с металлической каталки.

Труп подскочил к сидящему парню и резко наклонился к нему так, чтобы их лица были рядом друг с другом, и злобно проговорил:

— Видишь? Сердце! — он поднес к лицу молодого человека зажатый кулак, в коем был синий человеческий орган.

Парень закрыл от ужаса глаза, и начал шепотом произносить молитвы и обращения все какие только пришли ему в голову, и ему уже было не важно, какие они и откуда.

Напор злой энергетики с него сошел, и парень услышал голос мертвого мужчины, такой же спокойный, как и прежде:

— Ну что ты шепчешься? Пустые ныне заклятия, уходящие лишь в бездну. Они летят ему в спину, и ударившись об нее, падают вниз — все ваши мольбы, хвалы и просьбы о помощи. А он — вами созданный — и не глянет. Он с грустью — ибо его кормежке конец — уходит. А упавшие за его спиной ваши мольбы, просьбы, требования о взаимности, ваши мысли, желания, сердца начинают проседать на дорожке, которая ведет к его отступлению, ибо она, растворяясь в темноте, а вместе с ней и то, что на нее упало, падает вниз — в черноту, в никуда. И падая, растворяется, но не сливается, а уничтожается, и при этом тянет за собой души ваши и души других, за лески, которые вы сами к себе подцепили, впивая в себя. А он уходит, и когда дойдет, исчезнет и его дорожка, а сам он канет в лету, дабы в безмолвии претерпевать, претерпевать свое отчаяние и поражение. Ибо власть вернулась, да она и не уходила. Их власть — Высших. Хозяева, что истинно, но для них, изначально, вы были любимыми детьми, а стали, врагами… ну а ты, ты в моем царстве, царстве трупа, — сказав это, мертвец исчез.

Исчезнув, труп уже лежал на «своем» месте.

В голове парня, заглушая и так не про роняющий ни звука ум, зазвучала понятными ему словами сущность из астрального плана, зазвучала обрывисто, но плавно, монотонно, наседая, угнетая, и так, словно с издевкой, оглашая свершение чего-то:

— Зови меня Гнетущая Монотонность, так тебе понятно будет — в голосе слышалось что сущность, произнеся это, улыбнулось. — Это отблеск, — продолжила она. — далекого… твое прикосновение… но лишь — отблеск, как эхо, не исказившееся и умолкающее… шепот… шепот эха… прикосновение к потоку… информационное…

Тут, в клубящемся в потолке — закрывая его — тумане, на несколько мгновений, начали раздаваться ярко красные электрические разряды. По виду, они были как большое сплетение тонких молний.

— высшее… — дальше говорила сущность. — ты был готов?.. дерзок… для тебя?.. — в голосе прозвучала насмешка, и далее, он звучал с ней, только в более издевательском тоне. — для тебя?.. для тебя?!...

— А теперь ты пустота, — раздался голос мертвого мужчины, — в которой обречен, и обречены. И каждый, в своей личной, плачевной для него участи.

Пустота внутри стала давить, и вновь раздался пульс монотонности, но парень заметил, что уже не ощущает ее никак, она усиливается, но этого он уже не замечал, как и все свои ощущения, они начинали растворяться, словно дым улетучиваясь в никуда.

"Тело есть природа, в теле есть душа, у них неуловимая нить гармонии между душой и природой Земли, а ты — не более чем сознание, — заговорил в голове молодого человека его собственный голос, — ты это всего лишь твоё сознание, эго, которое пренебрегло своим светом — душою. О, жалкое человеческое сознание, ты считало что ты есть исток, что ты есть вечность, считая сущее иллюзией и игрой своего воображения. Ты считало что ты творец, знай же, ты так же тленно как и тело, святую природы нить которого ты отверг, и ты не вечно как твой свет — душа, которую ты уничтожил, так узнай же, что когда уходит душа, на её место приходит её тень."

— Слышал? — раздался насмешливый голос невидимой сущности, — даже и у теней есть тени, что остаются, ожидая ту, от которой они произошли, чтобы сторожить место, свою жертву, а вернувшись, главная тень обрушить возмездие, обрушит на вас...

— А может я и есть твоя душа, — сказал труп не торопливо вставая с каталки и, подойдя к парню, присел напротив него. Глянув ему в глаза, покойник весело подмигнул. В этот миг парню показалось что в ожившем мертвеце он увидел очертания своего лица.

Невидимая сущность хихикнула, и тут же всё — от чувств до всего окружения — начало в буквальном смысле стремительно таять и растворяться, наливаясь белым свечением.

В стене, будто выплывая из тумана, стал проявляться дверной проем.

Мертвец, одновременно с парнем, повернул голову в сторону проема, в котором уже проявляла свои очертания и сама дверь…

Утро для Вадима выдалось нервозным. Его давний друг, вчера вечером, по своим душевным веяниям — как он сам и выразился — отправился в городской морг, и его еще хотел прихватить с собой. В здании том, есть вход в подвал, где когда-то давно было патоморфологическое отделение. Его друг, проходящий практику в больнице, к которой прикреплен ныне действующий морг, своими ресурсами, «надыбал» ключ от той самой двери, и вот… его до сих пор нет.

«Чертов эзотерик» — в мыслях, Вадим часто его так называл.

Снова гудки в телефоне, но трубку никто не берет. Вадим съездил к нему домой — никого. И не долго думая, парень поехал в больницу, где находилось то здание морга.

Время приближалось к полудню, когда Вадим стоял недалеко от главного входа — лестница, дверь; у двери стоит симпатичная длинноволосая девушка в темных: джинсах, обтягивающей блузке и кедах. Она сосредоточилась на экран мобильного телефона, который был поднесен к ее лицу.

«Наверно с парнем своим пришла, у которого родственник умер, и который пришел на опознание, а она решила подождать его здесь и, наверно в «аське» или в «вк» «виснет» — мимолетно пронеслись мысли у парня. — Или студентка, на практику пришла, ждет других или просто готовится морально, перед тем как войти в «мир холодильников» не важно»

А слева от лестницы главного входа, был небольшой спуск и проглядывалась верхушка железной подвальной двери.

«Так, — парень еще раз обратил внимание на девушку — она сейчас «найн» видеть происходящее вокруг; осторожно обернулся по сторонам — никого. — О`кей, — он подошел к двери в подвал и глянув на нее, мысленно отметил: — замка нет»

Еще раз, оглядевшись по сторонам, он преодолел небольшой ступенчатый спуск и, достав мобильник, движением руки вперед заставил заскрипеть старые ставни. Он вошел внутрь.

В «мобильном» был встроенный фонарик, без него, парень, уже после двух шагов, споткнулся бы, так как здесь кругом царила мгла — даже уличный свет, пробивающийся через приоткрытую дверь подвала, освещал, но блекло и лишь два метра от нее.

Вадим пошел вперед.

Это был своеобразный тоннель, с обшарпанными стенами. Казалось, что он тянется далеко вперед, извиваясь лабиринтами под всей территорией больницы. Сверху тянулись проржавевшие трубы — наверно и вода в них давно уже не течет.

По бокам тоннеля попадались то широкие, то узкие металлические двери — все были закрыты.

Вдруг, в свете «фонарика» Вадим увидел открытую наполовину узкую металлическую дверь — она находилась слева от него. Подойдя к ней, парень посветил в открытый проем и, тут его сердце чуть не замерло — в темноте, на полу, он увидел человеческие ноги, но тут же успокоился — на ногах красовались знакомые штаны и обувь.

Он открыл дверь и вошел внутрь.

Кое — как растолкав лежащего среди камней, пыли и обломанных кирпичей, друга, Вадим произнес, как только тот открыл глаза:

— Ну ты ваапще.

Очнувшийся парень, вдруг резко встал и выпрямился — фонарик стоящего напротив него человека, светил ему в лицо.

— Там у входа «гёрл» трется, валить надо, да поскорей.

— Здесь было одно из тех помещений, где проводили вскрытия. Вон там, — отрешенным тоном заговорил парень, будто бы не слыша слова Вадима; обернулся, указывая взмахом руки, — был «разделочный» стол, здесь что-то иное проводилось, можно сказать, частное… но там не стол… это просто сейчас мы не видим… — вдруг он запнулся, словно что-то вспомнив, и замолчал, все так же глядя в сторону, на которую указал рукой.

Внезапно, мобильный телефон в руке Вадима пиликнул, замигал и, погас.

Людей объяла тьма.

«…для человечества не все потеряно, нет, лишь для него… не все потеряно… а так ли?» — произнесла тень.

В наступившей мгле, повисла жуткая тишина, в которой, безмолвно проникло чудовищное нечто, что неожиданно, своею тяжестью заполнила воздух, обволакивая снаружи и проникая внутрь, через вдох.

И тут, словно деревянный кол, изнутри пронзив сердце, наружу вырвался жуткий страх, тут же поглотивший все тело парня, и превратился в ужас, когда из той стороны, в наступившей темноте и тишине, хриплым, гулким шепотом, раздался до боли знакомый голос:

— Одиноко… душно… пусто…

Тело парня затряслось, в его голове вертелся хаос жутких видений, голосов, криков и иное, начало давить на него сверху и изнутри, вырываясь наружу — в мир людей.

Стоящий позади него Вадим, окликнул друга, тот, дернулся от неожиданности и, заорав, схватил с пола толстую метровую доску, который тут же, снизу вверх, с силой ударил окликнувшего друга между ног.

Вадим вскрикнул от боли, и едва он наклонился, как его подбородок настиг второй удар.

Держась руками за промежность, он упал на спину посреди проема, в то время как второй, уже стоял у его ног, занеся доску над головой.

В темноте ничего не было видно, он действовал как на автомате, словно зная, где что лежит и где находится — хотя бы приблизительно.

Миг, и доска, с силой обрушилась в область лица.

Еще один.

Еще.

Раздался звук, известивший о том, что вследствие ударов, был проломлен череп.

Вадим лишь издал приглушенный звук, а после следующего, всхлипнул и замолк.

Парень занес доску для нового удара и, снова обрушил ее в лицо Вадима, тело которого, теперь жутко дергалось.

— Уйди-и! Уйди-и! Нет! Уйди-и! — орал молодой человек, и снова и снова разбивал голову друга; доска попадала в одну и ту же область, слышался треск кости, затем, под ударами слышалось лишь приглушенное хлюпанье — убийца яростно орал и бил, и вскоре, доска уже ударялась обо что-то мягкое.

Парень отбросил орудие убийства в сторону, перепрыгнул через труп Вадима, и понесся по тоннелю к выходу…

Девушка все так же стояла у главного входа в морг и разговаривала по телефону, мило прищуриваясь от лучиков солнца, радостно играющих на ясном, голубом небе, и солнце, словно наслаждалось, им же и созданным с любовью, теплом. Внезапно она содрогнулась от сильного испуга и рудиментарного рефлекса.

Вдруг, раздались дикие вопли, с которыми, многочисленными волнами, или одной в их общей совокупности, в земной мир из черных глубин неведомого вырвалось Нечто, невидимое людскому глазу. Вопли усилились и тут же из подвала, выбежал вопящий от ужаса человек, который оказавшись на свете дня, тут же упал на колени. Затем, продолжая неистово вопить, полностью распростерся на асфальте, и стал громче и ужаснее издавать истерические вопли и крики.

С ума сшествие ([i]без[/i]умие)

***

"Тень я, что везде и всюду — лишь маленькая частичка. Полагали, что я одна, глупцы. Уйду я от вас, и вернусь обратно к Ней — Единственной Тени, и сольюсь с Нею. И пока вы продолжаете пребывать в неведение своем, я вновь к вам вернусь, но уже в Ней. И Она, Бесконечной Массой погрузит всех вас и все ваше во Тьму. И когда, в этой Черноте, от вас останется лишь холодная пустота умершего мира, сюда, из Черных Недр Древнего Космоса, ступит Древний Создатель Миров, и Тень эта — Его Она. И ступив, а точней — вернувшись, Он создаст мир, новый… вроде бы, ему пока еще это не надоедает — Создавать… но там речь уже о других (пока лишь одна) цивилизациях — следующих"

Трое хотели как и всегда, с насмешкой и пренебрежением махнуть в ее сторону, но в этот миг они остолбенели, поняв, что тень уже ушла...

— Видишь? Это сознание.

— Вижу.

— И ты… его ешь.

— Ем!

— А оно когда то было от сердца.

— Да, но в какой-то момент, оно перестало быть с ним. Вот оно и стало — мое.

— А твое… сознание… от сердца?