Театральная история

Лет пять назад я играла в любительском театре. Хотя, если говорить откровенно, мы просто собирались по вторникам и воскресеньям за чаем с печеньками и часами слушали удивительные истории нашего режиссёра о местах и событиях, давно припрятанных временем на полку. Вроде и занятно, но ощущение такое, будто вертишь в руках изящную антикварную вещицу — притягательную и совершенно бесполезную одновременно. Несмотря на такой размеренный репетиционный ритм, раза два в год мы умудрялись ставить действительно достойные в плане смысловой сложности пьес и качества игры, постановки. Немногочисленные зрители-завсегдатаи ценили наш вкус. Наверное, только этим и объясняется невероятная удача, сопутствующая нам при кочевании из ДК в ДК. Да, да, у театра долго не было даже своего постоянного обжитого помещения, но одна предприимчивая девушка из нашего братства исправила ситуацию, «прописав» труппу в качестве штатного кружка при университете, в котором училась.

Учебное заведение было одним из старейших в городе, и корпус, в котором теперь проходили наши собрания, был построен в начале двадцатого века. А это означало резные окна, головокружительно высокие потолки, чудом сохранившиеся кое-где тяжёлые огромные люстры, потайные лестницы, чёрные ходы, слуховые окошки, обитаемые чердачные помещения и нелогичные тупики в ответвлениях коридоров. Пожалуй, такая романтика духа истории стала единственным и самым мощным фактором, заставившим меня продолжать посещать репетиции. Я использовала каждый удобный момент для исследования этой огромной «шкатулки» с двойным дном.

В актовом зале, где проходили наши занятия, был специальный выход для зрителей. Удобная вещь — после спектакля напрямую выйти во внутренний двор, а затем на прилегавшую к университету улицу, минуя хитросплетения этажей. Сейчас в некоторых кинотеатрах тоже есть такие закрытые выходы — просто лестница без доступа в основное помещение. Вот только частые и масштабные представления не разыгрывались на сцене университета уже лет двадцать, поэтому чёрный ход был заперт и покрывался пылью. Однако дверь была закрыта просто на щеколду и не представляла серьёзного препятствия моему любопытству. Лестница и лестница, в общем-то, и рассказать особо нечего про этот спуск. Внизу он оканчивался железной, запертой уже на замок дверью, зато ступени, ведущие наверх, из привычных резко превращались в железные, уходящие под крутым углом на чердак. Естественно, мне было интересно любое чердачное помещение в этом университете само по себе, но это место было по-настоящему особенным. Скрытые от глаз зрителей верхние кулисы, откуда на верёвках спускались декорации. Пол — если эту поверхность можно так назвать — состоял из довольно узких брусьев, расположенных друг от друга на расстоянии, достаточном для продевания верёвки или троса. То есть, находясь наверху, можно было свободно наблюдать за происходящим на сцене действием, а снизу, под ярким светом ламп, разглядеть обстановку на чердаке оказывалось делом затруднительным.

Это укромное место, скрытое от посторонних и в то же время находящееся на виду, вмиг очаровало меня. Выскобленные надписи на стенах, несколько жмущихся в угол пустых бутылок, стул и даже валяющийся на брусьях широкий матрас ясно указывали — когда-то этот чердак уже облюбовывали студенты в качестве «своего» тайного места. Я часто заманивала «на балки» своих товарищей с целью поговорить по душам и пропустить в декадентской атмосфере пару пластиковых стаканчиков вина, благо атмосфера располагала вдоволь наговориться о вечном.

Как-то раз мне в голову пришла закономерная мысль — а почему бы не провести ночь на уже моём чердаке? В ту пору я часто устраивала себе подобные эксперименты. Конечно, мне было дико страшно сидеть всю ночь в огромном тёмном здании, слушая завывания ветра и вздрагивая от каждого шороха. Но, во-первых, я нашла компанию в лице парня из нашей труппы, назовём его Андрей, а, во-вторых, будоражащие эмоции — то, что, как мне тогда казалось, совершенно необходимо актёру для обогащения палитры своей игры. Да и Андрей уже давно мне нравился, и теплилась надежда разжечь взаимную симпатию уединением и экстремальной ситуацией.

Во вторник репетиция, как всегда, закончилась в девять вечера. Ребята торопливо собирались — была зима, и в такой час существовала вероятность не успеть на свою маршрутку. Одевшись быстрее всех и попрощавшись, мы с Андреем сделали вид, будто уходим, а сами переждали в одном из многочисленных коридоров. Замок на актовом зале стоял кодовый, механический — разумеется, это была чисто символическая мера предосторожности. Кнопки с цифрами, составляющими код, легко определялись по грязным следам от пальцев и потёртостям на них.

«На балках» было зябко, как-никак, январь. Но у нас с собой было вино, пледы и багаж баек одна забористее другой. Ночь успела доползти до двух часов, истории исчерпаться, а я, ликующая, грелась, обнимая Андрея. От выпитого алкоголя сильно клонило в сон, я уже успела задремать, когда услышала лязг открывающихся дверей. Знаете, иногда в сновидениях возникает чувство, будто вы идётё по ровной дороге и резко оступаетесь, летя в пропасть, а затем вас выкидывает в состояние бодрствования — тогда со мной случилось тоже самое. Естественно, я решила, что звук мне просто померещился и уже хотела рассказать об этом своему спутнику, когда услышала шаги, поднимающиеся по лестнице чёрного хода. Очевидно, охранники засекли наш пикник, неудивительно — хоть мы и разговаривали полушёпотом, наверняка в полной тишине актового зала можно было расслышать каждое слово. Тем не менее, полной уверенности в разоблачении у нас не было — может, стражники просто совершали плановый обход здания. Но от выхода на лестницу нас отделяла запертая изнутри на щеколду чердачная дверь, которая уже красноречиво свидетельствовала о присутствии посторонних. Поэтому, затаив дыхание, мы смотрели на дверь, ожидая увидеть, как она пару раз дёрнется и под звонкие матюги нас повезут в обезьянник.

Однако шаги поднялись до этажа ведущего на сцену и прошли внутрь зала. Спросонья или от страха, но мне даже в голову не пришло задуматься, какому количеству людей принадлежат «шаги». Щёлкнули выключатели, и на сцену хлынул свет. Боясь шелохнуться, мы с Андреем молча, не обмениваясь эмоциями даже с помощью мимики, следили за происходящим. В помещении было двое — парень и девушка. Парень был одет совсем по-летнему — в лёгкую рубашку, драные джинсы и кеды. Девушка же и вовсе стояла перед ним абсолютно нагая. Мелькнула мысль: «Когда они успели переодеться? Причём без звуков. Пока поднимались по лестнице, что ли?» Я не могла полностью положиться на свои воспоминания, так как ещё дремала в тот момент, когда эта парочка пришла. С нашей точки наблюдения мы не могли хорошо разглядеть лиц, но вот руки парня… Открытые участки его тела были покрыты неестественно белыми пятнами, как бывает при обморожении. Его явно неслабо трясло от холода, но он будто не замечал ничего вокруг, кроме своей спутницы. Которая, кстати, в отличие от парня, не выглядела насмерть замерзшей. Её кожа, насколько я смогла разглядеть, была глянцевой, тёплого оттенка, будто обласканная солнцем. Парнишка как-то смешно и жалко припал на колено и протянул руку. Его подруга молча подала ладонь, принимая приглашение. А дальше пара закружилась, если здесь уместно это слово, в беззвучном танце. Вроде вальса, но я была тогда не в том состоянии духа, чтобы определить точно. Они двигались всё быстрее и быстрее, единственным аккомпанементом был счастливый, но какой-то хриплый и скрипящий смех юноши, раздававшийся в полной тишине. Вроде ничего сверхъестественного — обычные, хоть и странные люди из плоти и крови, но, леденея от ужаса, я чувствовала, как звонко ухает сердце, стараясь пробить грудную клетку. Я буквально молила сознание просто отключиться, иначе, как мне казалось, я на собственной шкуре вполне буквально испытаю, как это — умереть от страха. Андрей больно сжимал моё запястье — ему тоже было не по себе. Но словно в ступоре, мы продолжали наблюдать.

Тем временем жуткий танец кончился. Девушка на минуту отошла за кулисы, вернувшись с бокалом, до краев наполненным какой-то тёмной жидкостью. Со всей возможной нежностью она прильнула к своему партнёру и по-матерински нежно и заботливо начала гладить его по голове. Парня перестала бить дрожь, он безвольно обмяк в объятиях своей спутницы и принял бокал. Когда он начал пить, девушка не убрала свою руку от сосуда, уверенными движениями помогая парню влить в себя содержимое, не пропустив не единой капли. Будто она боялась, что в последний момент жертва передумает… Я не успела отследить этот момент, может, сказался пережитый шок, но в какой-то момент парнишка остался на сцене совсем один. Его снова стал бить от озноб, вот только к дрожи прибавились хрипящие звуки задыхающегося человека. Дрожь превратилась в предсмертные конвульсии, и через какую-то минуту на нас с Андреем смотрели угасающие глаза трупа.

Возможно, парень ещё был жив. Возможно, мы обязаны были вызвать милицию, скорую помощь, поднять на уши охранников. Конечно, это святые обязанности случайных свидетелей попытки убийства. Но как бы вы поступили на нашем месте, услышав, как пустой актовый зал взревел от оваций?.. Наплевав даже на вероятную встречу с убийцей, мы бежали по лестнице чёрного хода под звонкие аплодисменты невидимых зрителей. Внутренний двор, улица, квартал… Я остановился только когда, обессилев, упала в снег, сложившись пополам от рези в лёгких. Оклемавшись, мы с Андреем истеричными срывающимися голосами стали наперебой выспрашивать друг у друга, что это было, вздрагивая от каждой тени на пустой ночной морозной улице. Естественно, задерживаться в таком месте мы не стали и вызвали такси. Ехали в гробовом молчании; всю дорогу до дома мне казалось, что таксист окажется маньяком или монстром, хотя такого поворота было бы многовато для одной тяжёлой ночи.

На тёплой и уютной домашней кухне под чай с вареньем случившееся уже казалось просто дурным сном. Да, мы, скорее всего, стали невольным свидетелями очень странного убийства, при этом никому о нём не сообщили, ещё и, убегая, оставили свои пледы (остальные вещи, к счастью, были на нас). Ну, аплодисменты… Проще было решить, что они нам померещились. История и без чертовщины принимала нехороший оборот. Всю оставшуюся ночь мы не сомкнули глаз, обсуждая, как теперь быть. Звонить в милицию не хотелось — из зрителей легко превратиться в подозреваемых. Андрей кое-как успокоил меня тем, что ни одна живая душа не знала про наш «пикник», а пледы там мог оставить кто угодно. Обессиленные, мы забылись тревожным сном.

А утро принесло неожиданную развязку. Отперев, как обычно, в шесть часов двери университета, охранники обнаружили на ступенях заиндевевший труп парня, как выяснилось позже, студента этого учебного заведения. На нём были только рубашка, джинсы да кеды, в руках розы, как и он сам, покрытые инеем. Причем, скорее всего, парень сначала отравился, а уже потом окоченел, о чём красноречиво свидетельствовал найденный у него пустой пузырёк то ли из-под уксуса, то ли из-под яда, которым травят крыс — тут информация почему-то разнилась. Но, в любом случае, от принятой отравы студент должен был биться в агонии и застыть в соответствующей позе. А он выглядел так, как будто заждался подружку на свидании, настолько заждался, что даже умер. В актовом зале, к слову, предсказуемо всё было чисто.

Об инциденте трубили все газеты — как это охранники не заметили за всю ночь умирающего на крыльце парня? Слухи ползли самые невероятные. Мы с Андреем, естественно, не распространялись о ночном приключении.

С нами в труппе занималась девчонка Аня, жившая с погибшим по соседству в общаге. Парня звали, кстати, Вадим. По её словам несколько месяцев назад он вроде как завёл себе девушку. Хвалился друзьям, дескать, и красотка, и умная. Но никто ни разу не видел их вместе, и отношения Вадима быстро стали общеупотребительным анекдотом. Вот только Аня клянётся, как слышала из комнаты Вадима женский говор и смех вечерами, в то время как двери общежития уже закрывались. Как-то раз оживлённое общение помешало Ане то ли спать, то ли учить, и она решила навестить соседа. Женский голос всё заливался, пока Аня стучала в дверь. Вадим встретил её в явно приподнятом настроении и даже выразил желание познакомить Аню со своей загадочной девушкой. Вот только когда ребята прошли в комнату, то их встретила пустота. Вадим как-то сразу поник, стушевался и спешно выпроводил соседку в коридор.

Было ли у этой истории продолжение, не знаю — спустя пару месяцев из театра я ушла.