Свет далёкого спутника

И из-за этого я плачу.

Я уловил тебя, проплывая мимо.

И из-за этого я плачу.

Мы всего лишь далекие спутники.

Anathema — Distant Satellites

Мог ли мне присниться человек, которого я почти не знала? Человек, чьего лица я никогда не видела? Единственное, что я знала о нём — это его эмоции и его имя. Фальшивое имя, за которым скрывалась его душа.

Этой душе я во многом благодарна за то, что я до сих пор остаюсь собой. Не будь его на свете… думаю, я бы сгинула.

Сгинула бы. Умерла я уже давным-давно. Я убила себя, когда умерла моя любовь. Хотела уйти за грань, туда, где она исчезла. Я больше не могла любить, не могла чувствовать. Я убила в себе человека — и осталась тенью. Тенью, которую отбросил на землю свет, чтобы она упорно и беспрекословно следовала за предназначенной судьбой...

И всё же я нужна здесь. И я знаю, что есть те люди, ради которых я живу. И я знаю, что есть те люди, которые живут ради меня.

Увижу ли я вновь это лицо, если постараюсь заснуть? То самое лицо, что нарисовало мне воображение?

Я ненавижу сны за то, что они мне почти не снятся. Им я предпочитаю бессонницу или полёты в призрачный мир, полный опасных красок и звонких звёзд. Тягучее беспамятство в темноте под веками оставляло во мне голодную пустоту, как только я просыпалась. Никто не приходит ко мне через сны. Никто… Ненавижу пустоту. От неё я и бегу. Уж лучше живые сновидения, балансирующие на грани рассудка, чем непроглядный мрак, в котором я теряю себя, а наутро пробуждаюсь в состоянии, как будто из меня вынули часть органов.

Но тот сон, тот редкий человеческий сон, которому я отдалась, был необычайно ярок и невероятно живым. И именно в нём я впервые увидела эту особенную душу.

Он зовёт себя Уриэлем. «Божий свет» в переводе. Как символично, думаю я теперь. С самого начала я сомневалась в том, что при рождении ему дали непосредственно это имя. И так оно и было. Но далеко не это было важно. Это было имя творца.

Уриэль — художник. Мы познакомились с ним в Сети. Настолько давно, что я и не помню, как мы нашли друг друга. Он никогда не показывает свои фотографии, никогда не пишет о своей жизни. Но рисует он потрясающе. И больше всего он рисует людей. Будь то акварель, карандаши или пиксели в Фотошопе, любой цвет в его руках превращался в волшебство. Буйство красок, разливавшееся на бумаге и мониторе, взрывы эмоций, сверкающие контрастными брызгами, противостояние красоты и ужаса, в котором раскрывается многогранное естество изображённого героя — всё это рождало маленькую жизнь его картин, которая никогда не кончится, пока на неё не перестанут смотреть. Персонажи Уриэля жили, а их нарисованные лица разносили свои эмоции в сердца созерцателей, словно сладкую пыльцу или ядовитую заразу.

В сердца таких созерцателей, как я.

Я вглядывалась в тех, кого рисовал Ури, будь они реальны или вымышлены, и я проникалась их иллюзорными чувствами, которые тотчас же становились настоящими. Сквозь них я чувствовала душу, рвущуюся навстречу лучшему миру, который же она и пыталась создать. Эта душа без лишних слов молила о сочувствии и поддержке. Я чувствовала Уриэля.

И вот, одной ночью он пришёл ко мне во сне. Нет, не так. Он не призрак или полутень, чтобы сниться кому-то по своей воле. Ко мне явился его образ, образ Ури. Необъяснимое пророчество, открывшее для меня его лицо, сдёрнув защитную маску.

Мы стояли на краю обрыва, за которым внизу плескалось серое море. Безлунное небо устилали грязные облака. Мир в тускло-синих тонах дремал под одеялом плотного тумана, который простирался повсюду — но расходился вокруг меня. И вокруг него. Это точно был он. Что-то говорило мне, что я права. Его обтягивающая одежда сливалась с цветами сна, как будто он был частью этого вымышленного мирка.

Я зову его. Я знаю, это он.

И он обернулся. Уриэль. Его чистое лицо озарила улыбка. Резкий порыв ветра разогнал мглу, взвил его волосы. Светлые, почти белые от необъяснимого сияния, растущего из его груди. Свет растворял туман и тьму в белизне его энергии. И я побежала на свет. Моё сердце засверкало синевой, отвечая на биение сердца Уриэля. Я протянула руку. Он схватился за неё. И нас утянуло...

А дальше мы уже лежали на самом краю мыса, листая заполненные до последнего листа альбомы. Он что-то рассказывал мне, только я уже не помню, что. Да и неважно это. Я помню его голос, мелодичный, тихий как шелест листвы. И я чётко помню его лицо. Мягкое, мечтательное, обрамлённое пшеничными прядями по самый подбородок. И его глаза, сверкающие в отблеске рассвета, будто драгоценные камни. Так странно, глаза у него были разные: один был золотым как Солнце, другой — туманно-голубым как Земля, как если бы они олицетворяли те волшебные миры, которые создавал Уриэль. Несмотря на это, я отчего-то не удивилась тому, каким я его увидела. И я не скрою, я мечтала узнать его, мечтала понять, какой он на самом деле.

И вот он здесь. Рядом со мной.

«Как у тебя так получается? Я бы тоже так хотела», — писала я ему однажды. А ведь, признаться, я тоже иногда рисую. На дизайнера учусь, как ни крути.

«Здесь только практика и ещё раз практика, — отвечал мне Уриэль. — Ты бы видела, как я рисовал года три-четыре назад, это был настоящий ужас! Не то, что тот ужас, который я намерено хочу передать».

«Ан нет. Практика — это да, но в твоих рисунках и картинах есть что-то иное. Что-то такое, что я не в силах объяснить. Правда, я их просто обожаю! Они как будто… имеют собственную душу».

«Разумеется. В любой картине, в любом творении хранится часть души создателя. Кому-то не нравится то, что я делаю, но это их дело. Никого нельзя заставить что-то любить. Хотя, иногда, когда мне пишут негативные отзывы, мне становится обидно. А что поделать? До сих пор смотрю на некоторые старые работы и понимаю, что сейчас я бы их нарисовал иначе. (улыбающийся смайлик) А тебе особое спасибо за такую поддержку. Твои слова мне очень помогают, честное слово».

«Если ты опять будешь жаловаться на себя, я буду тебе надоедать, я буду преследовать тебя комментариями, чтобы ты не раскисал! (много смеющихся смайликов) Может, им не нравится то, что иногда твои работы слишком мрачные и сюрреалистичные?»

«Возможно. Но в этом-то и весь символизм, который я хочу передать».

«Вне сомнений. Я же вижу. Слушай, прости, конечно, что я говорю это… Но мне кажется, ты будто боишься чего-то».

«Конечно, боюсь. Но я не думаю, что тебе стоит знать».

«А ты не бойся. Я умею хранить секреты. Это касается твоих картин?»

«И их тоже. Верь мне или нет, но меня постоянно беспокоит одно предчувствие».

«Да? Договаривай. Прошу тебя».

«Такое предчувствие, что, если я навсегда перестану рисовать, то я умру».

Давно я не встречала таких людей, которые даже простенькие сообщения в ВК старается писать красиво и звучно, как если бы это были обрывки романа. Может, он ещё и пишет, а я не знаю? Разумеется, он зацепил меня. Уриэль был для меня персонажем книги, которого хотелось изучать, читать характер, проникать в его чувства. Не зная лица, голоса, даже настоящего имени, я влюбилась в его речь, в те эмоции, которые он пропускал через буквы. Он поистине заворожил меня.

Я влюбилась в его душу.

И с той самой ночи, когда мне приснился Уриэль, его образ стал преследовать меня. Я не могла избавиться от мыслей о нём. В голове я прокручивала его картины, лёгкую улыбку, его необыкновенные глаза. Почему я думаю об этом? Зачем я отдаю столько мыслей тому, что является просто иллюзией?

А правда ли это иллюзия? А если он существует, человек из моего сна?

Мне ничего не стоило оказаться в любой точке на карте, знай я, как выглядит то место, куда я хочу полететь. Иногда я могла перенестись куда-то, думая лишь о единственном предмете, который я бы хотела повидать. Хотя, стоит отметить, это мне удавалось не всегда. Смогу ли я найти то место, где находится нужный мне человек — где сейчас Уриэль?

Когда-то я пыталась добраться до одного человека, представляя в голове лишь его внешность, так как не знала, где его искать. С тех пор я больше не повторяла данный трюк. Моя душа тогда чуть не растаяла. И тогда мне бы точно пришёл конец. Но что, если это от того, что тогда я испытывала ненависть к человеку, которого хотела найти? Он был маньяком, жестоким убийцей, человеком без совести. Я искала его, и я нашла. Я не жалела сил, чтобы достать его. Нет, мне он никак не навредил, и никто из моих друзей не пострадал. Я мстила за других. Это было дело принципа.

Но теперь, говоря о телепортации, дело совсем другое. К Уриэлю я чувствую исключительно симпатию. Так, может, теперь мне не будет больно? Я смогу попасть к Уриэлю без последствий для моего состояния?

Я думала об этом, будучи дома, пока листала его сайт на планшете. Старые работы, трёхлетней давности. И почему это он жаловался, что в то время он рисовал плохо? Ничего не плохо, просто… по-другому?

Только эта мысль мелькнула у меня в голове, как я набрела на портрет светловолосого юноши с кистью в руке. Я всмотрелась в его одухотворённое творчеством лицо. Как же он похож на того человека из сна. Как странно. Я увеличиваю его на экране. Мне не показалось, его глаза были разными. Один жёлтый, другой голубой. А чуть ниже я, наконец, замечаю подпись и описание портрета.

Автопортрет?

Так это сам Уриэль?

Не может этого быть. Вот он, пришелец из моего сна! До кончиков ресниц, до каждой едва заметной морщинки. Но как я могла знать это лицо, если Уриэля я никогда не видела и до сих пор не видела этот портрет?

Решено! Я должна лететь, найти его! Должна убедиться, что он реален.

Я отложила планшет, легла прямо на пол, вызвала в памяти лицо Уриэля. В моём воображении я снова тянулась к нему. Краски сна не потускнели, они также сочны, как и прежде. Я погрузила тело в сон, чувствуя, как душой и сознанием я падаю во тьму.

Едва сорвавшись, я угодила в объятья боли, как будто меня обвили колючие стебли. Я закричала, но так и не проснулась. Кричала моя душа, но тело спало, стиснув зубы, бормоча проклятия. Я так и думала об Уриэле, стремясь к нему, на каком бы краю земли он ни находился. Боль не отпускала меня. Невидимые шипы кололи меня, забирая энергию, тысячи игл впивались в мою избитую душу. Я раскалывалась на части, с усилиями вырываясь в неизбежность. Путь намечен, я слышу его. Вот-вот я улечу, и боль сгинет, и я освобожусь.

Моё сердце вспыхнуло. Меня затянуло в незримый портал. Меня больше не было…

Когда же я очнулась — очнулась душой, — я обнаружила, что лежу на влажном асфальте, по которому струились трещины. Вокруг меня собрались голоса. Я в кольце толпы.

Я спешно поднялась. Какая-то жилая улица, которую я не узнавала в огнях ночи. Люди, стоявшие рядом, смотрели на то место, куда я упала. Они не могли разглядеть меня, тогда что их привлекло?

— А что случилось?

— Вы разве не видели? Какая-то вспышка!

Это был взрыв моей энергии. Теперь я поняла, в чём дело.

— Может, показалось?..

— Вам не показалось, я тоже это видел, — услышала я знакомый голос.

И я обернулась. И увидела его. Человека из моего сна. Молодого художника с автопортрета. Он стоял в лёгкой белой мантии, покрывающей его голову, серый шарф прикрывал его подбородок — но я узнала его. Глаза выдавали.

Я не ошиблась. Я была права. Он существует.

Уриэль простоял так ещё с минуту под властью недоступных мне мыслей. Но после ушёл, а я тенью последовала вслед за ним. Через дворы и переулки он привёл меня к своему дому. Я была счастлива. Боли больше не будет. Отныне я знаю, где его искать…

Я стала приходить к нему во снах. Но он не знал, что это я. Я приходила к нему в одном из вымышленных обликов, по которому он не смог бы распознать меня. Я боялась, что, узнай он, кто я есть на самом деле, я раню его настоящим обличием. А я не хотела никого ранить. Не сейчас. И не его.

Призраки умеют меняться от одного своего желания. Они меняют облик во мгновение ока, в зависимости от того, к кому они хотят явиться. Разве что черты лица у них не меняются, это подпись их души. Но даже старость — ещё одна маска очередного образа. Призраки всегда молоды.

Я тоже была призраком. Пусть и наполовину.

Я поздно догадалась об этом лишь, когда он дал мне придуманное им имя, но в его снах я оказалась слишком похожей на одну его героиню, которую он часто использовал в качестве персонажа иллюстраций на тему мистики и душ. Он звал меня Эстер. Это же вроде «Пасха» с английского? Какое символичное имя — для той, кто воскрес из мёртвых. Или я путаю его с другим именем? Неважно.

Имя Эстер было такой же фальшивкой для меня, как и имя Уриэль для него. Столько всего нереального в нашем мире, где схлестнулись две наши жизни.

— Хотелось бы мне верить, что те миры, которые я создаю через картины, и правда существуют. Или же они являются частью нашего реального мира, — говорил он.

— Типичный творец, — отвечала я в шутку.

— Конечно! Но ты не подумай, что среди творческих галлюцинаций я нахожусь постоянно! — он посмеялся, звонко и беззлобно. — Но это сплошные галлюцинации. Людям так нравится пребывать в них, забывая о настоящем и о том, что рядом. Персонажи книг и фильмов иногда кажутся нам более близкими и дорогими, чем собственная семья, переживаем о них больше, чем о родных и друзьях. Только они там, за экраном или за слоем бумаги, и им плевать на нас, а мы здесь, — он печально качнул головой, замолчав на несколько секунд. — Да и я какой молодец! Рассказываю это своему же воображению. Я и сам-то живу вымышленными образами, беседую с тобой, Эстер, а ведь ты не настоящая. Ты лишь то, что я хочу видеть, у тебя нет своей души.

Он не знает. Я едва не заплакала, когда он сказал это. Мне захотелось тотчас же сбросить с себя обманку, показать себя настоящую — у меня есть душа, вот она я! Но сдержалась. Ещё рано. Время не пришло.

— Скажи мне, Ури, — спросила я, — а если бы я была настоящей, как бы ты относился ко мне?

Он взглянул на меня молча, явно вглядываясь в мои фантомные слёзы, сверкающие на нижних веках.

— Ты не совсем прав. Даже чужие фантазии способны изменить кого-то, изменить к лучшему, спасти чью-то настоящую, реальную жизнь! Фантазии умеют воплощаться. Нужно лишь захотеть. Действительно захотеть. Всей душой, всем сердцем. Ты же понимаешь меня. Признайся, ты не хочешь верить в это. Ты уже веришь.

И, улыбнувшись, он сказал:

— Ты знаешь меня. Фантазии рождаются чувствами. Наши чувства — это воплощённая магия, которую кто-то направляет в слова, а я в картины.

И после паузы он сказал так проникновенно и искренне, что я ахнула, не в силах сдержаться:

— Ты будешь жить, Эстер. Я обещаю.

Но ничто не вечно. И прятаться за иллюзиями я не могла вечно. Постепенно я подготавливала себя к возможности разоблачения, ведь когда-то этот день настанет. Но меня так и не отпускала та загадка, которой поддалось моё сознание. Загадка нашего знакомства. Я никогда не умела предсказывать будущее, зато легко умела его менять. Но, думается мне, не всегда удачно. Но в этом вся я.

Правда должна быть узнана. Мы оба узнаем правду.

Однажды я возвращалась из университета под поздний вечер. Я въехала на скутере в мой родимый двор, потонувший в полумгле. Затормозила, выключила фары. Я соскочила и сняла шлем. Что-то заставило меня поднять голову к небу — и я утонула в нём, забыв про прочий мир.

Бездонное чёрное небо было усыпано звёздной пылью. Довольно редкое явление в наших краях. Я смотрела на звёзды, которые словно тянули меня к себе, отрывая от земли, приглашали присоединиться, стать частью космоса. И среди них летел маленький, одинокий спутник, ритмично мигая цветными лампочками.

Я вспомнила об Уриэле. Мой далёкий спутник, чей прерывистый свет спас меня от медленного увядания в соку печали.

Я была у него в долгу. И этот долг я отплачу чем угодно.

И я пришла к нему снова, скинув телесную преграду. Он не спал, лёжа на застеленной кровати, и листал веб-страницы, насыщаясь музыкой, играющей в его наушниках.

Ури был очень расстроен. Что-то произошло с ним, о чём я и представления не имела. Я не стала спрашивать. Ему и без того изрядно досталось. Я видела, какая критика обрушилась на него за уходящую неделю. Любая его иллюстрация — это своя история, сотканная из символов и знаков. Разумеется, понимали их не все, потому не принимали его мир. Им было не дано понять, что он чувствует, и какие чувства он хочет передать.

Мои руки дрожали. Отчего они так дрожат? В последний раз со мной было такое, когда… когда я ещё любила. Боже мой, руки, хватит дрожать! Сейчас не до этого.

И я прокралась к Уриэлю. Всё ещё не замечал. Вот и прекрасно.

Легонько, едва прикасаясь, я провела пальцами по лбу Уриэля и зашептала заклятие. Он уронил планшет, который соскользнул по его колену, и быстро обмяк под весом наведённого мною сна. Я спустилась по виску, затем по линии скулы, нашёптывая слова желания. Тебе ещё рано меня видеть, нет. Но я обещаю, я покажу тебе мою сущность, как ты однажды раскрыл мне свою.

Одним глазом я заглянула в его планшет, замерший на краю кровати. Это наша с ним переписка. Он собирался написать мне что-то? Я вспомнила. Утром я посылала ему одно сообщение. Он готовился прислать ответ. Читать я его не стала. Я напомнила себе, что пришла сюда не за этим. Я пришла за его трудами.

Это вполне естественно, что часть того, что рисует художник, остаётся с ним, не выставляется на глаза публике. Я безумно хотела найти те рисунки, портреты и иллюстрации, которые Уриэль ни за что не пожелал бы показывать по каким-либо причинам. Мне хотелось верить, что, если я их найду, тайна моего сна, где я впервые встретила Ури, будет раскрыта.

Я вычислила ящик шкафа, где хранились его основные работы. Осторожно вынув папки и альбомы, я положила их на рабочий стол. Мне повезло, они были разложены по хронологии. Акварель, карандаши, пастель, чернила — передо мной запестрели маленькие жизни и нескончаемые эмоции. Люди всех возрастов, цветов, желаний, они смеялись и плакали, боролись и мечтали. Они светились счастьем и чернели горем. Эти лица, эти глаза, слишком живые глаза! Казалось, что, если вдруг когда-то Уриэль нарисует мертвеца, то он непременно воскреснет, возвращённый к жизни каплей краски, капающей с сердца, кровоточащего фантазией.

Один из рисунков упал на пол. Бумажный скрип прорезал мне уши. Обернулась взглянуть на Уриэля — вдруг услышал? Но он мирно спал, подогнув руку под голову, а наложенный заговор прочно действовал, скрывая от него меня.

Я подняла упавший лист. Оборотная сторона была чиста, но когда я перевернула его...

На рисунке изображена девушка с мечтательно закрытыми глазами. Позади летают еле видимые силуэты людей. Призраки. А она — одна из них. Её волосы вздымаются к чёрному небу акварели, краплёное белыми брызгами. Её грудь брезжит светом как неоновый источник, а сквозь прозрачную, непорочную кожу рисуется одинокое сердце, пустившую нить жизни в призрачный мир.

Это была я.

Вернее, это была настоящая я.

Но как такое возможно? Как Уриэль мог нарисовать меня, когда он не знает, кто я? Никому не известно, что я полутень. Лишь самым близким я призналась. Моя самая сокровенная тайна, мой скрытый дар, моё проклятие — и вот эта тайна была сейчас здесь, на бумаге, разоблачённая красками.

И почему я здесь такая? Мои волосы давно не чёрные, мои руки испорчены шрамами. Моё тело поражено болезнью, исходящей из мятежной души. На тех фотографиях, что Уриэль мог видеть у меня в Сети, моё лицо размыто, скрыто, повёрнуто так, что и не узнать. Какой я только ни была, кем ни притворялась. Но Уриэль изобразил меня изначальную.

И дата, выведенная в углу портрета, утверждала твёрдо, что Уриэль нарисовал его до того дня, как я нашла его, нашла через мой сон.

Так, может, я ему тоже снилась? Точно так же, как и он приснился мне?

Я проскользнула к Уриэлю, сорвала заклятие, обвившее его сознание. Я намеренно оставила всё, как есть, не стала приводить рисунки в порядок, как если бы я не приходила. Так он узнает, что я существую. Я не плод его воображения, каким, видимо, он меня и считает.

— Мы ещё встретимся, — прошептала я в его сон. — А пока я отпускаю тебя.

Уриэль что-то пробормотал в ответ, сладко подтянулся, выбираясь в явь. Его лёгкая улыбка принадлежала мне.

Меня призвала его фантазия. Так тому и быть. И я ещё вернусь. А пока что...

Я вернулась в тело. Меня трясло от озноба, хоть я и была в свитере. Холодно как в морге.

Я чувствовала, как дрожит моё сердце, соскакивая с ритма. В душе пустота. Заклятие отняло у меня часть энергии. Но ничего, ничего, эта энергия теперь к Уриэлем.

На следующий день небо затянуло тучами. Звёзды пропали. Это так огорчило меня, что я невольно подумала о том, что это страшное предзнаменование грядущих бед. Смешно, правда? Я же в Петербурге живу! Бесконечные тучи, пропускающие солнце по небольшим дозам, словно лекарственный яд, более чем обычное явление для моего города. Но после вчерашнего вечера, когда я поняла, что звёзды я увижу ещё не скоро, меня одолевало предчувствие смерти. Нет, ни в коем случае, не моей.

Смерти Уриэля.

И я снова пришла к нему в дом. Уж и не вспомню, сколько прошло до этого времени.

Но Ури нигде не было. Почти уж полночь, а его всё нет. Где он мог задержаться? Куда пропал?

Я листала его рисунки, коротая время. Я смотрела на них по десять раз и не могла оторваться. Его иллюстрации излучали слабо различимую, и всё же настоящую ауру, в которую вливались нанесённые на бумагу цвета. Сомнений не осталось, Уриэль — волшебник. Он воплощает свои фантазии в жизнь! Просто он не осознаёт этого. Просто он не знает.

Я перевернула ещё один лист альбома, и моим вниманием овладела следующая сцена: трое мужчин, окутанные в кляксы чёрной акварели, окружают четвёртого, хрупкого по сравнению с ними, почти не раскрашенного, чистого. Лишь волосы его полны цвета. Светло-жёлтого.

Уриэль, это ты?

Меня сковал страх. Я всмотрелась в разливы чернил. Рядом с подписью стояла дата, когда он это нарисовал — это было неделю назад, но в нижнем углу, скрываясь среди клякс, была ещё одна дата.

Это сегодня. Часы уже отбили полночь, а Уриэля по-прежнему нет дома.

Он догадался. Осознал, что как художник он несёт магию. И осознал, какую силу способно нести его воображение.

Зачем? Зачем ты решил испытать её именно так! Убедиться до конца? Отдать свою жизнь тёмным фантазиям?

Я не позволю тебе погибнуть просто так. Я не позволю...

Но где мне искать тебя? В каком месте ты решился испытать судьбу? На слепое угадывание уйдёт слишком много времени, действовать нужно сейчас.

Я повторю мой старый трюк, благодаря которому я и нашла тебя. Я буду гореть, стирать себя в пепел, но я найду тебя.

Я хочу любить, понимаешь? Моя любовь умерла давным-давно, и только злость осталась жить внутри меня. Моя любовь ушла за грань, куда не пустили меня. Кому ещё нужно, чтобы я жила?

Я вижу лицо того, кого любила когда-то больше жизни. Ты же простишь меня, верно? Простишь за то, что я люблю? Нет, я не смею называть тебя по имени. Не смею звать. Тебе там лучше. Без меня.

И я вижу лицо Уриэля. Я должна быть с тобой. В эту ночь. Сейчас. Не то будет поздно.

Не выпуская из памяти образ Уриэля, я потянулась в сияющую неизвестность. Вселенная треснула вокруг меня. На меня обрушились миллионы звёзд, впившись в меня искрами. Моё сердце горело, я пылала. Я рассыпалась в прах омертвевшей энергии, но продолжала тянуться к Уриэлю, держаться за ту тонкую, единственную ниточку, которая приведёт меня к нему. Его лицо рисовалось всё чётче. Меня разрывало на части, пламя моего сердца прожигало грудь.

Я хочу любить. Насколько ещё может любить полутень. Отчего же мне так больно? Я люблю до крайностей, ненавижу до умопомрачения. Каждого, кто кажется мне близким, почти родным, каждого, кто привлечёт мою душу, я хочу защищать до смерти.

Уриэль, я иду к тебе.

Да, всё так и есть. Всё так и было. Моя ветхая память ещё верна мне, а это означало, что, так или иначе, я пока верна себе и своей душе.

Оглядываясь на последние месяцы, я думала о том, что ничуть не жалею о том, что наше необычное знакомство с Уриэлем произошло подобным образом, через сны и фантазии, которыми мы оба страдаем. Но страдаем мы с улыбками на губах. Лишь сквозь боль мы видим настоящее. Лишь сквозь тьму мы видим свет.

Я стою в тени высокого дерева, прячась от блеска фонаря. Моя аура истекает смертью, но это ненадолго. Моё сердце не застыло, оно по-прежнему светится, мигая при каждом ударе. Оно привело меня сюда, в незнакомые мне дворы, но каких в моём городе полным-полно. Под оранжевый водопад впереди меня проходит мужская тень. Кожаная куртка блестит каплями под лучами фонаря. Кончики пропитанных влагой волос прилипали к воротнику.

Сомнений не было. Я нашла его.

Уриэль намотал три круга под фонарём, озираясь по сторонам, будто ожидая кого-то. Он и ждал.

Я прокрадываюсь ближе, потушив сияние сердца. Уриэль говорит сам с собой, не найдя иных собеседников и не сумев смолчать, но он так и не понимал до конца, что он и не был один:

— Всё это время она была реальна. Она настоящая! Как такое возможно… Мои фантазии умеют оживать? Быть не может. Конечно, но… но Эстер! Она, она живая! Она — душа, у неё есть жизнь… Так все ли мои фантазии реальны?.. Проверить стоит. И проверить на себе. Уже пять иллюстраций сбылось...

Я протягиваю к нему руку. Мелкий дождь щекочет пальцы. Я почти дотягиваюсь, я утопила часть руки в оранжевом тумане.

Неподалёку раздался шум. Чьи-то голоса. Грубые и скрипучие. Я бросаюсь обратно в темноту. Дождь меня выдаст, если останусь на свету.

— Эстер? — тихо сказал Уриэль. — Я знаю, ты здесь, ты слышала меня. Прошу тебя, будь настоящей. Докажи мне, что я не сумасшедший.

Моё горло сдавило тисками. Сердце закололо, пропуская струйки аквамарина. Конечно же, я здесь, я настоящая! Чёртов приступ, чёртова болезнь. Только не сейчас! Меня выбрасывает из реальности. Я ослепла и оглохла, я сама боль. Кажется, я падаю. Царапая воздух, я пытаюсь сгрести его часть, чтобы вдохнуть пересохшими лёгкими. Меня заполняет вязкая горькая пустота. По моей шее бегут шрамы, прорубая пути по коже. Я растворяюсь? Нет, нужно прозреть, нужно ожить, мне нужно жить!

Меня прожигает свет фонаря, заполняющий мою брешь до края. Каким-то образом под властью дурмана я вышла на него, и теперь стою под его тёплыми лучами.

Где Уриэль?

Увядшие уши прорезают резкие голоса. Я нахожу их, они совсем рядом.

Три тени разных очертаний обступали Уриэля, приставая и обсыпая его грубостями. На их фоне он смотрится фарфоровой фигуркой, которая разобьётся от любого неловкого прикосновения. Уриэль пытается уйти, но эти трое дают ему понять, что сбежать не получится.

Что они хотят? Как они смеют приставать к нему!

Уриэль толкает одно из них в грудь и бежит прочь, к чёрной стене ближайшего дома. Двое других сразу же обгоняют его и преграждают путь, а первый непреступной горой возвышается над Ури за спиной, что-то кричит неразборчивое… и в его руке сверкнуло лезвие.

Всё, как на рисунке.

Нет, нет! Это не человек, это грязный, никчёмный осколок. Ты не посмеешь отнять его жизнь! Его, кто в мои самые тёмные часы дарил свет, кто даже не подозревал о том, от какой болезни он меня излечил...

Уриэль так сильно напоминал мне его. Мою первую любовь, ушедшую в мир мёртвых.

Моё сердце загорелось яростью, разгоняя синеву по клокочущей груди.

И я бросаюсь на мерзавца. Я ныряю к нему. Я ныряю внутрь него. Я смертоносная зараза, которая порвёт его тело изнутри. Душа его сопротивляется. Рука роняет нож, и тело отшатывается назад, едва стоя на ногах. Поздно, дружище, твоё тело в моей власти. Я не собираюсь отступать.

Я на ощупь нахожу его сердце и крепко сжимаю в кулаке, впиваюсь острыми пальцами в артерии, пуская кровь. Его душа издала страшный вопль, но парализованное горло пропустило лишь жалкий хрип. Кровь вырывается из жил, льётся вниз под кожей среди мышц и органов. Я срываю сердце врага — и утопаю в гнили. Запах умирающего тела дурманит меня, но я держусь. Я вдыхаю его ненависть, страх, панику, захлёбываюсь смертью. Нить сердца рвётся. Душа выплёскивается из омертвевшей плоти, и я вылетаю вслед за ней.

Руки грязные от фантомной крови. Моя аура окрасилась багрянцем. Меня колотит, словно я вырвала сердце у самой себя. Но это ещё не всё.

Уриэль ещё в опасности. Он стоит, прижавшись к стене, смотрит иступлённым взглядом на труп, который секундами ранее пытался превратить в труп его самого. Двое сообщников подгибают ноги в коленях, осматриваются в страхе, не в силах разыскать меня, источник их опасности.

А я уже иду за вами.

С ними я проделываю то же самое, но гораздо быстрее. Не хочу тратить на них время, но они заслужили это. От них разило злом и неверием. Пешки в когтистых лапах Тьмы. Меня тошнит от них. Я задыхаюсь...

Часть моей энергии взрывается, оставив в воздухе лёгкий туман из омертвевших частиц. Я падаю на мокрый асфальт. Моросило… парящие капли проникают в меня, охлаждая бесконтрольный пыл. Я заливаюсь тяжёлым кашлем, от которого ещё жарче пылают лёгкие. Меня трясёт, я поджимаю ноги. Всё плывёт перед глазами, но я знаю, надо встать. Надо встать, когда дождь смоёт всю ту грязь, что я собрала в себя.

Я хотела любить, но не убивать. Мне пришлось. Так было нужно.

Я приподнялась не без труда, оглядываю трупы. Их души застыли рядом, всё ещё в забвении. Они ещё долго пролежат так. Потом уйдут… куда уйдут, это меня уже не касалось.

Ури, я не хотела, чтоб ты это видел...

Я встаю на ноги, чуть взлетаю, повиснув в воздухе. А он всё так же стоял, вжавшись в кирпичи стены, дыхание его было прерывистым. Бедняга. Я знаю, я была слишком жестока. Но ничего, теперь ты в порядке. Я должна уйти...

Словно услышав мои мысли, он поднимает голову — и смотрит на меня. Эмоции встревоженного разума сливаются в единый сгусток энергии, растущий в его груди. Его глаза широки от страха, но не тусклы, они блестят — блестят благодарностью. И предназначается она мне.

Не отводя взгляда, он смотрит на меня. Он видит меня. Настоящую.

— Ты?.. Так это была ты!

И я кротко улыбаюсь, счастливая от одних его слов.

— Здравствуй, Уриэль. Вот мы и встретились. Как и должны были встретиться.

Март 2017 г.