Совершенство

Некто М. глотал вечерний кофе в игрушечной закусочной.

Желтое, как тонкая фольга, освещение интерьера рядополагалось с синим, отменного атласа, туманом — оттепельным, холодным; эта реминисценция магического шведского флага отбрасывала на холст полуосознаваемого восприятия М. изломанно-лучистые, крестообразные переплетения.

М., перезрелых лет беллетрист, как раз задумался о совершенстве. В качестве такового на текущий момент рассматривались: скважины в воздухе. Также: индийская диаграмма Шри-Янтра. Инвенция тантрических мудрецов, засасывающая самое себя в алмазную тьму. Безупречность.

Сделав заключительный глоток и отняв чашку ото рта, он ударился взглядом о голубоглазого облезлого человека, сгустившегося внезапно из двойственного источника: дрожания последнего втянутого жидкого куска кофе и пространства, полупокрытого двоящимся полумесяцем чашки.

«Я знаю его. Не помню имени». Двадцать лет тому М., офицер по призыву, очутился на хребте, на подступах к осажденному городу одной из тогдашних локальных войн. Он хранил в подвальных этажах памяти сумрачно-яркие, отточенно-металлические образы того времени. Этот человек, возможно, был одним из контрактников, прибывших вместо увольнявшихся срочников; вскоре у него обнаружился жестокий, неистребимый педикулез. Его методично поедали вши. «Так умерли некоторые исторические лица» — М. потревожил свою поверхностную эрудицию. Он соглашался с резкой виновностью того лейтенанта двадцатилетней давности. И он не будет узнавать его. Нет, это не он.

— Ищете совершенства? — промурлыкал омерзительно мелодическим голосом невзрачный и страшноватый визави М. — Взгляните на тыльную сторону левой ладони.

— Совершенства — растерянно пробубнил М.

— Да. Сосуды на тыльной стороне ладони, пястные вены, тыльная венозная сеть кисти. Смотрите. Какие они рельефные, выпуклые. Вот трубчатые колонны пястных костей, на их фоне расцветают зеленые, сизо-золотые вены. Вглядитесь, сосуды образуют букву «шин». Трезубец. Означает безумие. Эти огоньки, танцующие поверх изогнутых стволов «шин» — отнюдь не пламя молитвы, которое вырывается вверх. Это обратный огонь венозной крови, втягивание Вселенной внутрь человека. И это — совершенство.

— Да?.. — что можно было еще сказать. Во всяком случае, М. не знал.

Собеседник — точь-в-точь морщинистая старуха с тонким утиным носом. Или гермафродит со светло горящими глазами. На стенке позади — литография: пестро-радостный Монгольфьер, похожий на таинственную колбу.

Тут М. услышал мерцающе-кислотное жжение, жужжание, тошнотворную дурноту нисходящей спиральной левитации. Освещение померкло.

Прояснение. Тусклые, магматические воспоминания каких-то слепых перекатов, толчков, падений. Потом будто наводят резкость. М. знал, что существуют люцидные сновидения; за неимением лучшего, приходилось думать, что это оно и есть. Иногда ты осознаешь во сне себя, осознаешь, что ты во сне, но ты не осознаешь...

Метро. Абсолютно неизвестная станция вобрала в себя архитектуру всех станций, виденных М. Синие фрески, зеркальные колонны.

— Горько во рту? — незнакомец как будто давно перешел на «ты» и стал заметно развязней. — Это хорошо. Должно стать еще горше, едче. Мы сюда и спустились для этого.

«Я вспомнил. Детский сад. Мы дружили. Алёша. Он был тихий, странный. Похож на гипсовую гибкую мышь. Всё заклинал, заклинал: он разыщет Атлантиду. Зима, мы сидим на скамейке качелей. Алексей, человек Божий. И гнетущая, позорная для меня история, связанная с ним. Или нет?»

На платформе; оба смотрят в дыру тоннеля. Загорается яркий свет; черное, белое; беспримесно. Забытьё, но уже не дурнотное, нежное.

Очнулся. Ночной депрессивный ландшафт. Пустыри, геометрическая железная клетка голых кустов, местный Кальвариум. Далекие сетки жестких огней. Ветер, идеально прозрачный и круглый, беспощадный. Они двое, обнявшись за плечи; дыхание чистых спиртовых паров. Отточенный трехгранный напильник в свободной руке его нового друга.

Финальное видение. Рубиново-изумрудный чертополох — дракон, кубистическое полотно Пикассо.

Когда он просыпается в кафе, на пустыре, наконец, находят его труп.