Слепая добродетель

Июнь выдался на удивление жарким: с самого утра палило так, что воздух дрожал, да без нужды никто носа высовывать из-за дверей не хотел. К середине месяца трава пожелтела, небо сохраняло ясность и ни намека на тучку не было на нем. В подобных условиях никто из местных радости от внезапного собрания не испытывал. Да уважение к отцу Володимиру пополам с любопытством заставляли людей молча дожидаться прихода оного в духоте да тесноте.

— Доброе утро.

Удивление отразилось на лицах всех присутствующих, когда к ним обратился молодой мужчина. Вышедший в сопровождении Володимира человек был холеный от головы до пят, начищенные до блеска туфли и выглаженный костюм добавляли ему лоска. Деревенские смотрели на гостя, открыв рты. Столь разительна была меж ними разница, что словами не описать. Любопытство их вызывало у мужчины улыбку, и он смиренно ждал, пока они вдоволь насмотрятся на него.

— Меня зовут Станислав Егорович Кислицын, — наконец представился он. — Я живу и работаю в Москве, у меня свое дело. Успешное и довольно прибыльное.

Деревенские зажужжали. Что же это надобно москвичу в столь далеком от столицы захолустье? Здесь же даже дорог нет! Одни ухабины, а этот Кислицын вон на какой дорогущей машине приехал.

— Всю свою жизнь я зарабатывал деньги, — продолжил Станислав. — И честно сказать, я был буквально одержим деньгами. Думал, что в их количестве заключается счастье. А за деньги, как оказалось, всего не купишь. Так вот, все силы я положил на обогащение. Контракты, переговоры, бесконечные поездки. Исполнилось мне уже тридцать семь лет, я владею крупной корпорацией, денег куры не клюют, но нет у меня ни жены, ни детей. И перспектив в данной области тоже не имеется. Стал я все чаще задумываться о своей жизни, обдумывать, где допустил ошибки. На смену радостям материальных благ пришло разочарование. Привычный уклад не приносил мне счастья или хотя бы покоя. И как я не старался, выхода найти мне не удавалось. До вчерашнего дня. Не сказать, что я считал себя особо верующим человеком, так посещал церковь в праздники, делал пожертвования. И тут решил я помолиться на ночь. Взахлеб молился, просил указать мне путь. Хорошо помню, что долго не мог уснуть. Все крутился с боку на бок, проваливался, будто в омут темный, старался выбраться и не получалось. Становилось трудно дышать, глаза застилала темнота, я старался кричать, но рта открыть не мог от страха, хотя не мог разглядеть того, кого так боялся до дрожи в коленях. И вдруг над головой небо прояснилось. Быстро черный сменился лазоревым, а затем — золотым. Осмотревшись, я понял, что стою по колено в мутной воде на дне колодца. На моих руках были ржавые цепи, я чувствовал, как они тянут меня во мрак. Вода прибывала. Она сочилась по поросшим мхом камням, и в журчании ее струй я слышал смех. Надрывный, исполненный злобой. Человек попросту не мог так смеяться.

Люди слушали Станислава Сергеевича с открытым ртом. Говорил он с чувством, все эмоции из кошмара отражались на его лице так, словно он переживал их заново здесь и сейчас. Старшее поколение не понимало даже половины «заумных» слов из его лексикона, но согласно кивали в ответ репликам Кислицына. Ведь человек из столицы не может говорить глупости.

— На небе взошло солнце. Лучи его сошлись в тропинку и сердце мое наполнилось покоем. Передо мной предстал ангел. Я упал на колени, умоляя подать мне знак, подсказать, что я могу сделать, чтобы и в реальности обрести гармонию с собой. И он сказал мне, что я должен построить церковь. Но не людям, далеким от Бога, не тем, кто не чтит его заветов. Сразу же после пробуждения, я бросился к ноутбуку. И мой взгляд упал на вашу деревню. Пообщавшись с вашим духовным наставником, я выяснил, что церковь у вас имеется, но находится в плачевном состоянии. Поэтому я решил реставрировать ее. Зачем строить новую церковь, если есть та, что полниться молитвами уже не первый век?

Помещение наполнилось одобрительным шепотом. Люди улыбались, кивая друг другу. Лица их просветлели от улыбок. Деревенские не могли поверить своему счастью — наконец-то и о них позаботятся. Сегодня храм, а завтра, поди, и еще что-то построится.

— Принесли нечистые, речи неказистые, помыслы тернистые!

Люд умолкли. Все, как один, обернулись к дверям. Девица лет двадцати от роду, плюнула себе под ноги и бросилась прочь. Кислицын вопросительно взглянул на отца Володимира.

— Не обращайте внимания, Станислав Сергеевич, — произнес батюшка, — это Варвара, убогая она, да еще и сиротка. Никого в этом мире у нее нет. Бывает шумной Варвара, но она безобидна.

— Жаль бедняжку, — покачал головой Станислав. — Очень жаль. Одиночество — худшее, что может случиться с человеком. А если еще и с головой проблемы…

Варвара или Варька, как кликали ее местные, жила на окраине деревни вблизи кладбища в ветхом домишке. За сорняками и разросшимися кустами смородины его углядеть с первого раза было тяжело. Люди Варьку избегали и не жаловали. Имела девица славу ведьмы за свою любовь в лесу с утра до ночи пропадать. Собирала она всякие корешки и на кладбище таскала. Рано Варвара одна осталась, как умерла бабушка, единственная родственница, так и дела больше до умалишенной никому не стало. Только один отец Володимир подкармливал ее и вещи, какие давал, которые местные к нему домой приносили. Любила Варвара с ним беседовать, но в церковь отчего-то не захаживала. А местным и хорошо. Лишний повод Варька давала им черными языками за спиной себе почесать.

Расходились деревенские в приподнятом настроении. Осадок, оставленный выходкой Варьки, быстро развеялся. Главное — церковь отреставрируют, а кому убогая девка помеха-то?

Станислав Егорович слово свое держал: материалы завезли на следующий же день и реставрация началась. На деле-то службы в ней давно не велись, церковь прибывала в плачевном состоянии. Того гляди и на головы прихожанам бы обрушилась. Отец Володимир прибывал в приподнятом настроении: Кислицын обещал построить еще и часовню. Люди наперебой зазывали благодетеля в гости да желали всех благ ему как в лицо, так и за спину. Впервые сварливые бабы сошлись во мнениях: забылась ругань со сплетнями, все восхищались Станиславов Егоровичем, верили ему беспрекословно. Кислицына едва только в ранг святых не вознесли, а тот рад стараться. Дабы не задумывались про дурное, он купил дом помещика Опрышкина и начал параллельную стройку на участке.

— Так легче будет с места делами руководить, — говорил меценат.

Строительство шло на удивление ладно: строители, нанятые из местных умельцев, трудились с двойным усердием, работали слаженно, быстро, а главное — качественно. Церковь впервые за долгие годы вновь соединила людей, и стены ее наполнились доброй атмосферой. Только одна Варька в идиллию вписываться отказывалась. Все дежурила рядом с холмом, да волком на рабочих поглядывала. Завидев баб, пряталась в кустах и шептала: «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле». Но никто привычно внимания на дурости ее не обращал.

— Алешка, время уже обедать, — окликнул его Сергей. — Спускайся, давай!

— Да вот чуть заштукатурить осталось, — откликнулся парень, — полчаса работы. Закончу сам, а вы ешьте.

— Ну, ходи тогда голодный, — ухмыльнулся Петр и вышел следом за Сергеем из церкви.

Облизнувшись, Варька прошмыгнула в церковь. Взгляд девки скользнул вверх по лесам и остановился на спине Алексея. Лицо ее исказила косая ухмылка. Прислонившись головой к стене, она плюнула через порог.

— Беда, чую ее смрад, — прошипела Варька сквозь зубы. — Ох, Алешка, как в воду гляжу, не выйти тебе своими ногами из этого места.

— Глаз у тебя дурной, Варвара, — бросил он через плечо. — Шла бы ты отсюда. Работать мне мешаешь.

— А вам глаза на что? Все равно не видите ничего!

Топнув ногой, Варька выбежала из церкви. Петр с Сергеем переглянулись. Кусок в горло не лез — вид у умалишенной был такой, словно сам черт гнал ее взашей. Ветер закружил пыль в воздухе и бросил в лица идущих к берегу женщин. Облако заслонило солнце. По воде пошла рябь и на церковь упала тень от деревьев.

— А Алешка где?

— Сейчас позову, теть Наташ. — Сергей поднялся на ноги.

— Бог дал, лукавый забрал, — прошептала Варька.

— Алешка, там мать твоя пришла.

— Уже иду.

Алексей отложил мастерок и потянулся. Леса заскрипели под ним и, потеряв равновесие, он сорвался. Сергей качнул головой. Тело с грохотом ударилось о камень и обагрило его кровью.

— Алешка!

— Наталья Михайловна… — Сергей попытался остановить женщину.

Варька вздрогнула. Тишину взорвал дикий крик боли напополам с отчаянием. Сергей с Петром вынесли Наталью Михайловну на улицу. Тот час налетели тетушки, их причитания вместе с ветром донеслись до ушей девки. Пальцы ее окрестили церковь.

— Первая кровь пролилась, с нею буря занялась.

— Эй, Варька! — Сергей махнул ей рукой. — А ну, поди сюда!

— Ах, ты ж! — всплеснула руками теть Клава. — Все ошивается здесь, окаянная! Все беду кликала и дозвалась!

— Бесноватая! Что ты натворила? Погибель на наши головы! Сюда иди немедленно! — взорвались остальные следом. — Эй, куда собралась?!

— Все она, — с ненавистью бросил Сергей. — Цеплялась к Алешке, в гроб его загнала. Лучше бы сама сдохла.

— И не говори, — откликнулся Петр.

Всю ночь Сергей с Петром продежурили у Варькиного дома, да все без толку — напасть Марьевки не соизволила появиться. Не смогли ее отыскать и мужики. Ни на кладбище, ни на знакомых им полянах ее не оказалось. Видать, в лес далеко забрела, а как сгинет там с волками да медведями, так все хоть вздохнут спокойно.

Алешку хоронили следующим утром. Палило нещадно с самого утра: с раскрасневшихся лиц людей градом катился пот и все молча мечтали поскорее вернуться к своим делам, а еще лучше — в тень сада. Безутешная мать рыдала на плече Кислицына в окружении не перестающих галдеть сочувствующих тетушек. Мужики стояли от них в стороне хмурые и молчаливые. Отец Володимир пел «Трисловие»*, провожая Алексея в последний путь. Варька наблюдала над всем этим фарсом из-за раскидистой березы. Прицокивая языком, девка шептала себе под нос:

— Лживые, лживые. Слезы ваши фальшивые. Головы сивые, а мысли стыдливые.

— Алешенька! — Наталья Михайловна упала на колени перед гробом. — На кого же ты оставил меня старую! Не дам, ох, не дам сына в землю закапать! Имейте хоть капельку сострадания! Дайте сына домой забрать…

Кислицын поднял женщину с земли. Протянув ей платок, добродетель прошептал ей что-то на ухо. Наталья кивнула и, перестав плакать, пошла за ним.

— Крепкие кости, долго стены стоять будут.

Переключившись на убитую горем мать, люди не заметили, как Варька подкралась к гробу. Варька в свою очередь тоже не замечала их: убогая гладила Алешку по руке и улыбалась. Глаза ее полнились сострадания. Казалось, поглаживая покойника по руке, она старалась передать ему каплю своей жизни. Или же скрасить его одиночество без лживых слез и лепета.

— Молодая кровь твоя, Алешка, яркие рисунки ему на радость выйдут, — прошептала Варька.

Взяв горсть земли, девка бросила ее в гроб. Наталья Михайловна только охнула и лишилась чувств. Полные осуждения взгляды обратились к Варьке. Варвара сжалась и попятилась к крестам.

— Ну, гадость ты такая, — кулаки Николая сжались, — допрыгалась.

— Постойте, — Кислицын преградил ему путь. — Не нужно сцен. Если кто и виноват в смерти Алексея, то это я. Он погиб на моей стройке, Варвара здесь не причем.

— Станислав Егорович, — ослабевшим голосом произнесла Наталья, — не первый раз уже такое. Вечно она слоняется, шепчет, а потом горе приключается. Бедный мой Алешка!

— Жаль, но нет таких слов, чтобы вас утешили. Я обещаю вам, Наталья Михайловна, я не оставлю вас. Вот завтра же начнем вам крышу перестилать, а там и окна сменим. Все сделаю, что Алексей не успел, ведь это я в его смерти виновен.

— Перестаньте, нет вашей здесь вины. Святой вы человек, Станислав Егорович!

Кислицын обнял рыдающую женщину и взглянул на Варьку. Девка присела на заброшенную могилу, поджав ноги. Затравленным зверьком она глядела на местного святошу и сжимала в кулаке нагрудный крестик, словно тот один может защитить ее от чужака.

— Варвара, я слышал, что и твой дом нуждается в ремонте. Давай, как закончим…

— Чур, меня, чур! — заорала она, подскочив на ноги. — Сам-то белокур, хитрый твой прищур! Душонка вся гнилая, нет для тебя рая! Чур, чур, чур!

Похороны завершились без дальнейших инцидентов. Как только Варька удалилась, во все горло проклиная Кислицына, так и зарыли Алексея в тишине со спокойствием. Даже Наталия Михайловна покидала кладбище без слез. Она улыбалась, слушая Станислава Егоровича. Былого ведь не воротишь, а теперь у нее есть человек, что не даст пропасть в этой жизни. Хвала небесам! У Марьевки появился добродетель.

Внутренние работы в церкви завершились в рекордные сроки, и то не удивительно, ведь на реставрации были задействованы все жители. Женщины готовили еду, мужчины трудились на солнцепеке не покладая рук. Люди смеялись и не замечали жары, не чувствовали усталости. Они жили с одной мечтой — увидеть, как золото заиграет в куполах их церкви. Ее ведь в лучшие времена видели только старожилы, а молодежи и помолиться не где. Не правильно так жить! Да и потрудиться на славу есть дело благое.

Варвара тоже от коллектива не отстранялась. Днями и ночами убогая девка заседала на берегу в тени деревьев, да поглядывала исподлобья на церковь. Люди уходили, приходили, а она все сторожила.

— Погляди, — Петр кивнул головой в сторону Варьки, — сутками не ест, под деревом сидит и ничего ей! Точно ведьма. Спать, уставать — это не по ней, ночами тут пляшет с чертями, нечисть ей сил и дает. Как бы чего не испортила в святом месте.

— Да кто ее туда пустит? — отмахнулся Степан. — В церкви постоянно кто-то есть, не переживай ты так! Да и какая Варька ведьма? Бабам только бы языком почесать. Больная она, больная. Ты сам представь, чтобы она нам устроила, будь бы ведьмой.

— И то, правда, — усмехнулся парень. — Но что-то с этой Варькой не то, вот чую и все. Ты мне лучше скажи, когда ты в последний раз Серегу и Тольку видел? Мне потолковать с ними нужно, дела сами собой не делаются.

— Эх, Степан, два дня их не вижу, как Алешку похоронили, так и все. Запили небось. Ну, устрою же я им!

— Строят для чистого, а поселится нечистый, — шептала Варька, покачиваясь. — Строят для чистого, а поселится нечистый. Строят для…

— Варя, здравствуй.

Убогая качнула головой и во все глаза уставилась на Наталью. Женщина улыбнулась ей, сжимая в руках корзинку.

— Вот покушай, — Наталья поставила перед ней тарелку с пирожками. — Я спекла. И чай еще. Не правильно, что ты голодная сидишь.

— С вишнями пирожки?

— Да, а чай мятный с мелиссой.

— Бабушка пекла с вишнями, — Варька схватила пирожок. — Спасибо, теть Наташ.

— На здоровье, дочка.

— Не ведьма, говоришь? Гляди, Николай, мать кормит убийцу сына.

— Работай, Петр. Скоро уже солнце сядет, а нам еще окно поставить надо.

Сложив посуду в корзинку, Варька поставила ее возле дверей церкви. Взгляд ее скользнул от порога до купола и губы сложились в улыбку. Настороженность со страхом в глазах исказили ее лицо. Степан перекрестился, завидев ее. Варвара поправила платок и побежала в сторону леса.

— Что, Степка, — подмигнула ему светловолосая девушка, — влюбился?

— Отстань, Ольга, без тебя дурно.

Напевая себе под нос, Варька побрела по тропинке вдоль берега. Солнце садилось за горизонт, и вместе с ним уходил столь любимый Варькой свет его. Отсюда люди казались маленькими словно муравьи. Они носили доски, собирали мусор. Вскоре все разбредутся по домам, поужинают и лягут спать. А Варька останется спать на берегу с цветами. Одна, никому не нужная. Глаза местной сумасшедшей наполнились слезами.

— Ответите мне за все, — пальцы ее сжали стебли цветов. — Сами того не заметите.

— Эй, убогая! Поди-ка сюда, побеседовать надо.

— Да, Варварушка, иди сюда, — поманил ее Толька. — Мы тебя котлетами угостим домашними. Ты же любишь мясо? Молодого бычка зарезали сегодня, правда, кровь местами попадается, видать, мать не дожарила.

Варька выронила цветы и попятилась назад. Парни переглянулись. Лица обоих исказили ухмылки. Глаза Сергея выражали ненависть, казалось, что сам нечистый вселился в него и жаждал крови. Варька вжалась спиной в дерево, не имея сил оторвать взгляд от реки.

— Обернитесь, — прохрипела она. — Там… там…

— Ты думаешь, мы поведемся на твои уловки? — Сергей сплюнул себе под ноги. — Нет. Сейчас ты за все ответишь. Но прежде скажи, за что ты убила Алешку.

— Убила, убила, землю злом покрыла. Тела заслала илом, забыла о свете милом. Тонуть им и тонуть, на дне реки уснуть. И души сплетены, которым нет цены.

— Что ты там бормочешь?! — Сергей схватил ее за руку. — И нас со свету решила сжить?!

Глаза Варьки округлились. Хватая губами воздух, она ткнула пальцем в сторону реки. Сергей перехватил ее руки и сжал над головой. Убогая продолжала мычать нечто невнятное. Глаза Варьки налились кровью, она силилась предупредить парня о чем-то важном, но он не обращал внимания на эти потуги.

— Боже! Отпусти меня, отпусти!

Сергей ударил Варьку под дых и наконец обернулся. Тряхнув головой, он протер глаза. Увиденное никак не могло быть правдой: некто сутулый с темной кожей и рогами тянул Тольку на середину реки. Схватив Варьку за шиворот, Сергей потянул ее к берегу.

— Прикажи ему остановиться!

— Воздух не свеж, он сперт, руки изрежь, не остановится черт, — пробубнила девка.

Удар ногой пришелся Варваре в лицо, и умалишенная опрокинулась на песчаный берег. Сбросив рубаху, Сергей бросился в воду.

— Николай, тебе не кажется, что кто-то кричал?

— Я не слышал, Станислав Егорович, но если хотите, то пойдемте и проверим.

— И мы с вами, — подхватил Антон.

Картина, которую застали деревенские, заставила кровь застыть в жилах: на берегу лежали три тела. Сергей лежал лицом вниз. Рубашка его была залита кровью, а рядом валялась разбитая бутылка водки. Толька по пояс находился в воде, и было удивительно, что его не унесло течением. А Варька полусидела, оперевшись о камень.

— Варвара! — Кислицын бросился к ней. — Варвара! Она живая, живая. Варя, очнись.

— Толька с Сергеем не дышат, — оповестил Николай. — Вот же! Понапивались и в воду! А еще Варьку чуть не прибили.

— Чур, меня, чур! — воскликнула Варвара, оттолкнув Станислава от себя. — Окаянный, имен много, а ходишь безымянный.

— Варвара, — обратился к ней Николай, — что случилось?

— Смотрите, — Антон указал на следы, — копыта.

— И правда, копыта, — закивал Егор. — Свежие, две пары!

— Черти их утопили! — Варька подскочила на ноги. — Сергей меня побил…

— Проклятая! — Николай бросился на нее с кулаками, но Кислицын преградил ему путь.

— Да что же это такое? Вы готовы убить девушку из-за следов копыт на песке? Какие черти и ведьмы? Вы в своем уме? Это отпечатки животных! Варвара, скажи правду. Я обещаю…

— Не надо мне твоей помощи, себе ее сыщи.

— Станислав Егорович, — обратился к нему Антон, — я в ведьм не верю, но для следов животных эти слишком крупные. К тому же, куда делся пастух со стадом из двух коров?

— Кривая ваша церковь, ветхая! — заорала не своим голосом Варька. — На головы вам упадет, всех подавит!

— Куда собралась? — Степан толкнул ее. — Опять бежать, окаянная?

Потеряв равновесие, Варька упала. Слезы покатились по ее лицу, и она поспешно стерла их рукой.

— Я думал, что вы хорошие люди. А вы пинаете эту бедняжку, словно она виновата в своем недуге или в вашем собственном горе.

— Но, Станислав… — начал Николай, но был перебит Кислицыным.

— Довольно, увидимся завтра на строительстве.

— Пошли, Варя, провожу тебя, — Егор помог ей подняться. — Не дури, нога же болит, хромаешь. Пойдем. Я же не обижал тебя никогда, так?

— Не обижал.

— Пойдемте, нам по пути, — улыбнулся меценат.

Варвара зыркнула на Станислава, но не проронила ни слова, только сжалась вся. Люди тоже разбредались по своим делам. Настроение было отвратительным у всех. Они разочаровали своего благодетеля. И снова причиной тому была Варька. Святой человек! Она его клянет, а Станислав заступается, старается сделать ее жизнь лучше! Хоть бы Бог уже эту проклятую прибрал, все бы с облегчением вздохнули.

В третьем часу ночи небо на восходе просияло багряным золотом. Вся деревня всполошилась, когда Егор сообщил — горит помещичий дом. Тушили до самого рассвета, да спасти сумели лишь половину имущества Кислицына.

— Ничего страшного, Акулина Васильевна, — заверял он всполошившуюся женщину, — все отстроим. Благо, денег у меня много. Не волнуйтесь, не дай Бог еще давление подскачет.

— Ох, Станислав Егорович! Вот почему такие хорошие люди, как вы, страдаете? Как так? Не понимаю!

— Надо разобраться, — произнес Степан. — Нельзя преступника ненаказанным оставить. Поди еще кого-нибудь подожжет.

— Не надо. Это Варька сделала.

С перекошенным от ярости лицом Николай протянул Станиславу серебряный крестик на веревочке.

— Нашел возле забора. Она никогда с ним не расставалась. Наверное, обронила, пока дом жгла.

— Ну, знаете ли, это уже перебор! — воскликнул Григорий Никифорович. — Умалишенная и ладно. Но дома жечь! А вдруг бы кто помер!

— Пойдемте, — скомандовала теть Женя. — Сейчас мы ей устроим!

— Да, — подхватили люди, — хватит терпеть те беды, что Варька нам на голову сыплет!

— Не нужно. Ночь же, давайте утра подождем.

— Нет, Станислав Егорович, — покачала головой Наталья Митрофановна. — Я не виню Варвару в смерти Алешки, мне жаль ее, да край это, край. Я безмерно вам благодарна, я уважаю вас, но вам здесь не жить. Извините.

— Я не считаю это хорошей идеей, есть же полиция.

Но в данном вопросе деревенские с благодетелем не согласились. Люди вскипали от гнева, и остановить толпу не было по силам даже Кислицыну.

Церемониться с Варварой люди не думали: Николай с Антоном выволокли сонную девку из постели во двор, и толкнули в руку разгневанной толпы.

— Дрянь! Нечестивица! Порождение пекла! — выкрикивали деревенские, тягая ее за волосы да толкая из рук в руки. — Вот ты и попалась! Сейчас мы тебя покараем!

— Что здесь происходит? Твою же… вы совсем из ума выжили?!

Станислав Егорович окинул толпу полными ужаса глазами. Люди тот час замолкли и потупили взгляды. Варвара зыркнула на протянутую ей руку. Давление, что оказывала на нее толпа, вынудило убогую принять помощь. Кислицын улыбнулся ей. Глядя на него затравленным зверьком, убогая все же осталась стоять рядом.

— Послушайте, — с осуждением начал Станислав, — я шокирован. Не думал я, что в век высоких технологий мне доведется увидеть суд над ведьмой.

— Но…

— Никаких возражений. Либо мы поступаем как того требует закон, либо я уезжаю сразу после окончания строительства.

Толпа оживилась перешёптываниями. Люди в ужасе глядели друг на друга и в сердцах ненавидели Варьку-беду пуще прежнего. Если этот светлый человек покинет Марьевку, то деревня точно сгинет во тьме. Ну, раз Станислав Егорович так снисходителен к Варьке, они тоже обязаны потерпеть.

— Сделаем так, как вы скажите, — произнес Николай.

— Прекрасно, — выдохнул мужчина и повернулся к Варьке. — Варвара, ты когда-нибудь была в больнице?

— Нет, — буркнула она.

— Значит, нужно съездить. У меня есть знакомый психиатр, очень хороший специалист. Я понимаю твое недоверие ко мне, Варвара, поэтому с тобой в город съездит Акулина Васильевна. Она человек взрослый и ответственный.

— Конечно, — заулыбалась та. — Поедем.

— И я поеду, — произнес Егор. — Есть такие таблетки…

— Нет! Присмотрели ключик заветный в мусорной куче, дали нависнуть над куполом туче. Душа алтарь кровью напитает, демон крылатый над вами летает! Служить службу иконам ложным, чтобы дверь заветную стало открыть возможным!

Глаза Варьки вспыхнули огнем в свете керосиновых ламп. Черты лица заострились, в уголках рта выступила пена. Будто озверев, умалишенная рвала на себе волосы и повторяла: «Зверь! Зверь! Зверь!» Люди уставились на нее, слова промолвить никто не решался. Кислицын тоже отступил. Наблюдать за подобным припадком было действительно страшно, а еще страшнее осознавать, что помочь бедняжке не представлялось возможным.

— Рухнет, уйдет под землю ваша церковь, — прохрипела Варька. — Не для Господа вы ее строите.

Растолкав людей, девка устремилась в лес. Деревенские проводили ее взглядами и перекрестились. Ветер закрутил по дорогам пыль, переполненные влагой тучи не выдержав, пролили дождь на головы людей. А те продолжали стоять, будто истуканы молча.

— Мои слова остаются в силе. Надеюсь, Акулина Васильевна и Егор, я все еще могу рассчитывать на вашу помощь?

— Конечно-конечно, — поспешила заверить его женщина.

— Егор?

— Да, Станислав Егорович.

— Прекрасно. Уже поздно, все мы устали, давайте расходиться. Спокойной ночи.

Кислицын оставил двор Варьки первым. Люди вскоре проследовали за ним. Даже самые отъявленные сплетницы не решались открыть рта. Не ведьма? Ага, конечно. А кто здесь сыпал проклятьями и демонов зазывал? Нет уж, пускай ее в больнице закроют, раз запрещено сжечь, как то подобает. Лишь бы подальше отсюда.

Ни на следующий день ни через неделю Варька дома не появилась. Люди искали ее повсюду: Николай с парнями дежурили на кладбище, Егор с мужчинами постарше прочесывали лес. Станислав Егорович контролировал их вылазки, но сам оставался на стройке — церковь вот-вот должна была открыть свои ворота прихожанам. Последние же на Библии клялись, что самосуд над убогой вершить не станут.

— Варя лес очень любит, — говорил Егор. — Часто в хижине охотника прячется. Мы точно ее там найдем.

Да не нашли. Варька-беда словно в воду канула. Никаких следов после себя не оставила. Спустя две недели и вовсе искать перестали. Невелика пропажа, да и местные были рады, что наконец-то избавились от нее.

— Услышал-таки нас Господь и избавил от злыдня, — говорила Акулина Васильевна. — Нет ей места рядом со святым местом.

А еще спустя две недели церковь раскрыла свои двери перед верующими. С лиц людей не сходили улыбки, они светились во истину великой радостью. И даже погода, казалось, радовалась вместе с деревенскими: солнце с ветром гуляли над куполом, вода лазоревым стеклом подчеркивала белые стены святого места, на улице было тепло и хорошо. Звон колоколом впервые за долгие годы раздался над Марьевкой, отец Володимир служил службу на радость душам прихожан. Воистину прекрасный день!

Да все хорошее длиться надолго: Акулина Васильевна обернулась и увидела у входа Варьку. Убогая карябала ногтем штукатурку, приговаривая:

— Скоро-скоро золотом перо на вечные веки выпишет отсюда добро.

— Глянь, Людмила, — Акулина Васильевна кивнула в сторону Варьки. — Явилась. Не запылилась.

— Батюшки, — Людмила перекрестилась. — Это ж где ее месяц-то целый носило?

— Да покуда ж я знаю, что о нечистого на уме? Ох, прости, Господи.

Варька хмыкнула и пригладила всклоченные волосы. Вид у нее был действительно жутковатый: щеки впали, черты лица заострились, с потрескавшихся губ сочилась кровь. Вся она, как и ее одежда, была грязная. Варька то щурилась, то выпячивала глаза, хихикая. Девка вытягивала из волос палочки и бросала под ноги прихожан.

— Варька, — Николай пригрозил ей кулаком. — Иди отсюда по-хорошему.

— Николай, — отец Володимир взглянул на него с неодобрением, — двери церкви открыты для всех людей.

— Она иконы портит! — воскликнул Василий. — Мусорит!

— Да потому порчу, что здесь все неправильное! — заорала Варька и вцепилась себе в волосы. — У вас есть глаза, но вы их закрыли, у вас есть уши, но вы слышите только то, что хотите! Вам дан язык, а вы лжете и сквернословите! Гореть вам всем в аду за ваши искусства! Лукавому поклоняются в церкви! Да как…

Отец Володимир приложил к ее лбу крест. Варька замерла с открытым ртом и немигающим взглядом уставилась на батюшку. Люди переглядывались меж собой. Воздух едва не дрожал от напряжения. Тучи уже сомкнулись у них над головами, и вот-вот должна была начаться гроза.

— Дочь моя, поцелуй…

— Ни дочь, ни сын выходцу из огненных пучин! — Голос Варьки зазвучал на несколько октав выше. В нем проступили шипящие нотки с примесью чего-то походящего на звериный вой.

Девка отшатнулась от отца Володимира. Скуля, она выгнулась дугой. Глаза ее закатились, ногтями Варька расцарапывала лицо, размазывая кровь с грязью по шее. Суставы выгибались, кожа натягивалась и местами трескалась. В уголках губ запеклась пена, она вырывалась из груди вместе с хрипами и вскриками. Развернувшись, убогая вскинулась на носочки.

— Ее лоб… — прошептал Егор. — Крест…

Пальцы Варьки скользнули по ожогу в виде креста, и она засмеялась грудным хриплым смехом.

— Строить во имя лукавого, — протянула девка басом, — ему понравится. Он уготует вам лучшие котлы и самые раскаленные цепи.

— Хватайте ее! — вскричал Николай.

Варька выпрямилась. Хруст костей в тишине прозвучал громче барабанов. Не выдержав, несколько женщин лишились чувств. Оскалившись, убогая выскочила из церкви.

— Оставьте, — отец Володимир остановил мужчин жестом руки. — Сейчас ее трогать опасно. Пока Варвара во власти нечистого, мы помочь не сможем. Только и себе, и Варваре навредим.

— Что вы предлагаете, святой отец? — спросил Кислицын.

— Способ один — бесов гнать, да это дело не из легких. К тому же нужно присутствие врача и юриста. Во время обряда может случиться что угодно.

— Я учусь на медбрата, — оживился Степан. — Я знаю, как вернуть человека к жизни.

— Хорошо, — кивнул Станислав Егорович. — У меня есть диплом юриста. Давно я не практиковался, но думаю, что справлюсь.

— Я тоже хочу помочь, — вмешался Петр. — Раз такое дело и Варька не ведьма, то нужно лечить ее душу.

— И я Варю не оставлю, — заявил Егор.

— Троих помощников мне хватит, — опередив толпу желающих, произнес батюшка. — Найдите Варвару и к вечеру мы проведем обряд. От вас, прихожане, требуется, чтобы вы заперлись в своих домах. Иначе зло, которое обитает в Варваре, может вселиться в кого-нибудь из вас.

Люди закивали в знак согласия и начали расходиться. Мало кому хотелось сделаться одержимым или оставаться в месте, где Варвару станут «чистить». Сомневаться не стоило — никто не нарушит обещание, данное духовному наставнику.

С закатом Кислицын, заручившись помощью Егора и Степана, отправился на кладбище. Отец Володимир разом с Петром остались в церкви готовиться к отчитке*. Станислав Егорович был сегодня молчалив и угрюм, дружелюбная улыбка исчезла с его губ, стало заметно, что он сильно нервничает. По дороге на кладбище добродетель не проронил ни слова. Да говорить желания не имели и его спутники. Тревога буквально пронзала воздух в преддверии судьбоносного обряда. Рисковала не одна бесноватая, в ходе обряда могли погибнуть все его участники.

— Дай мне сил, отец, — бубнила Варька, растирая землю меж пальцев, — чтобы стало возможным отвести заблудших овец. Дай воли мне, дабы огненный погас свет и царствовал ты еще множество лет.

Кислицын обошел могилу с обратной стороны. Степаном с Егором заняли позиции по бокам на случай, если Варька вздумает бежать в лес. Но убогая не замечала ничего вокруг: немигающим взглядом она уставилась на памятник, продолжая бубнить себе под нос.

— Попалась, — Кислицын обхватил Варькины плечи и поставил ее на ноги. — Парни, свяжите ее.

Изловчившись, девка вцепилась зубами в руку добродетеля. Станислав даже глазом не моргнул: удар локтем пришелся ей под дых, и мужчина толкнул Варьку в сторону Степана. Тело девки напряглось доской. Пальцы сжимались и разжимались, в уголках рта запеклась розоватая пена. Варька вскрикнула, подкатив глаза.

— Вяжите крепче, — командовал Кислицын. — Иначе вырвется.

Голос его прозвучал резко. С непривычки Егор опешил. Полный льда взор смирил его с головы до пят, подтолкнув действовать.

— Отлично, — выдохнул Станислав. — Узлы крепкие. Поторопимся, ночь — время зла.

Кислицын одарил помощников ободряющей улыбкой. Степан закинул Варьку на плечо. Получив кляп в рот, бесноватая успокоилась и теперь весела плетью, готовая к обряду отчитки.

В церкви царила дескать зловещая атмосфера: тени падали на лица святых, чуть искажая их, запах ладана делал воздух тяжелым спертым, множество свечей старательно отгоняли мрак, но тот проникал в окна и двери, словно пытаясь обосноваться здесь. На первый взгляд не было ничего необычного, но нечто в этих стенах заставляло душу сжиматься в груди, да озираться по сторонам. То ли позднее время сказывалось, то ли грядущая процедура оказывала подобное влияние. Точно сказать было просто невозможно.

— Я закончил, святой отец, — произнес Петр.

— Все верно, — закивал отец Володимир.

Белые линии изгибались вокруг знаков, отчасти напоминающих зодиакальные. Петр кивнул и принялся расставлять по периметру круга свечи.

— У вас все готово? — Кислицын вошел в церковь первым.

— Да.

— Прекрасно, — выдохнул он, — начнем же.

Егор запер двери. Степан усадил Варьку на стул в центре зодиакального круга.

— Вяжите крепче, — требовал Кислицын, проверяя веревки, — она не должна вырваться.

Отец Володимир открыл молитвенник и осенил бесноватую крестным знаменем. Варька подняла голову. Вдохнув запах ладана, она усмехнулась. Широко распахнутые глаза уставились на изображение ангелов. Губы ее медленно искривились и Варька зашипела.

— О, великий угодниче Божий, преподобне и богоносне отче наш Серафиме! Призри от Горния славы на нас смиренных и немощных, обремененных грехми многими, твоея помощи и утешения просящих. Приникни к нам благосердием твоим и помози нам заповеди Господнине порочно сохраняти, веру православную крепко содержати, покояние во гресех усердно Богу приносити, во благочестии христианстем благодатно преуспевати и достойны быти твоего о нас молитвеннаго к Богу предстательства*, — начал чтение молитвы отец Володимир. — Ей, святче Божий…

— Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri Jesu Christi*, — выплевывая слова, прокричала Варька. — Богу молятся во имя избавления, ему одному!

— … отче блогосердный: буди нам воистину ко спасению путивождь и приведи нас к невечернему свету Жизни Вечная благоприятным…

— Прошу Тебя Господи, освети меня светом защитным, оберегай меня от нечисти проклятой. Укрепи моего Хранителя Небесного, чтобы он сокрушал всех бесов вокруг меня. Отправь мне Ангелов на защиту. Спаси меня от грехов земных, оберегай меня от злых видимых и невидимых врагов. Спаси мою душу и плоть от всего плохого. Спасибо Тебе Господь Бог. Аминь, — вращая головой из стороны в сторону, шептала Варька. — Проклятье! Проклятье! Проклятье!!!

— … во веки eradicare et effugare a Dei Ecclesia*. Аминь, — отец Володимир перекрестил ее и плеснул святой водой в лицо.

Стул дернулся под Варькой, оцарапав пол. Веревки впились в кожу, и пролилась кровь. Какофония звуков, не имеющая ничего общего с голосом человека, вырвалась из груди девки разом с гавканьем и хрипом. Окна церкви распахнулись, и под куполом закружилась саранча. Стрекот крыльев смешивался с визгами Варьки. Егор заткнул уши руками. Отвернувшись, парень опустился на колени. Не было сил даже слышать этот обряд, а смотреть…

Перт же, напротив мог и смотреть, и слушать, и помогать. С беспристрастным лицом он поливал беснующуюся Варьку святой водой да окуривал ладаном. Степан тоже не отставал: он вновь зажигал постоянно гаснущие свечи и подводил краской знаки.

— Назови свое имя, демон! — отец Володимир схватил Варьку за шею и впился полными ярости глазами в ее глаза. — Назови!

— Nomen nescio*, — прошептала она в ответ. — Nomen illis legio*.

— Назови свое имя!

Крест задымился при соприкосновении с кожей Варьки. Зрачки ее расширились, заполнив радужку полностью. Две струйки крови скатились по щекам и бесноватая произнесла мужским басом:

— Necessitas cogit ad turpia*.

— Избави Варвару, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой ее от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь Варваре, Господи, крепость и мужество твердаго исповедания имени Твоего святого, да не отступит страха ради дьявольского, да не отречется от Тебя, Спасителя и Искупителя*… — голос отца Володимира сорвался на бульканье, понизившись на октаву. — Omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica*. Аминь.

— Так что сидит в храме Божем он, как Бог, выдавая себя за Бога и творя лже чудеса с помощью магии и других средств, — привычном голосом произнесла Варька, поглядывая из-подо лба на Кислицына. — Скоро час твой пробьет, Каин. Господин лукавый твой сам же тебя покарает.

— Не лукавому я служу, Варенька, — прошептал он ей на ухо. — Его имя Люцитаус. И пойдет он безводными землями, ища покой, но так найти его не сможет. И тогда вернется на третий день и приведет семь духов по силе его превосходящих. А теперь, назови имя!

— Меня Варварой Куликовой кликают, а его как звать — не ведаю!

Оскал, достойный самого зверя, исказил лицо Кислицына. Добродетель быстрым шагом пересек расстояние от стула до алтаря. Выхватив из рук Егора кинжал, он поволок Степана к Варьке. Бесноватая с трудом подняла голову, и глаза ее наполнились ужасом.

— Нет, не смей! Очнись, окаянный! Твой повелитель сам станет пытать тебя в аду! Лично!

— Читайте! — взревел Станислав Егорович. — Восславим же моего повелителя!

Отец Володимир с Петром опустились на колени. Священник трижды поцеловал рогатую голову на обложке книги, а затем Петр открыл ее.

— Nomine infernalis lumurus morten,

Cessa sanguinim anna simartur en.

Perelibe tuk aure kenartios soangua

Per asperra sanctum purios enenandua*. — Голос отца Володимира звучал монотонно, несколько отстранённо. Со стороны могло показаться, что говорит вовсе не он, а некто незримый, тот, кто заставлял святого отца раскрывать рот и произносить слова, неугодные Богу.

Лезвие плавно скользнуло по шее Степана, и кровь хлынула на знаки. Струйками она стекала по камням, наполняя их. Варвара вжалась в спинку стула. Немигающий взгляд ее остановился на бьющемся в агонии Степане. Девка выгнулась и замерла с ног до головы облитая теплой кровью.

Тело ударилось о пол, и Кислицын усмехнулся. Знаки наполнились кровью, блеснув в свете свечей золотом. По капле кровь отрывалась от пола и поднималась вверх. Ее струйки ползли по стенам с потолка, смывая штукатурку. Подтеки распространяли трещины. Вскоре они исчертили все стены, а черное с алым вытеснили белое, словно ночь вытесняет день.

— Раскройте же глаза! — завопила Варька. — Перестаньте! Вы же прогоните! Прогоните!

Голос ее сорвался на визг. Саранча всполошилась под потолком. Закружив, насекомые опустились и облепили Петра. Тело Варьки затрясло, густая, зеленоватая пена повалила из ее рта. С треском ее суставы вывернулись, и она потеряла сознание.

— Egratus anamalis virty amone,

Fagys nomines happeris emne.

Samnambys ellivatiri omnide,

Macta lerioni actavius amnode*, — в третий раз повторил отец Володимир, и коснулся лбом пола.

— Ai domedi Lucitaus kalio,

Ais domedi Lucitaus mabakan.

Oi reprasao legio anati falio,

Doctrionus gorasi at em akanan*, — отчеканил Петр.

Варька повела плечом. Позвонки с хрустом расправились, и она выгнулась дугой. Петр вошел в круг. Белесые глаза парня впились в ее лицо. Во взгляде его читались ненависть и обожание. Он был готов разорвать Варьку, но в тот же момент — целовать ей ноги. И чего сильнее ему хотелось — понять было невозможно.

— Не отступай от отца своего, — прохрипела бесноватая, — чти мать свою. Остановись, я знаю, что ты слышишь. Не склоняйся перед…

Исписанный вязью шнурок стянулся вокруг его шеи. Песнопения смешалось со стрекотом, свечи пустили копоть, и церковь наполнилась гнилостным запахом. Кислицын заливался смехом, а отец Володимир продолжал читать.

— Одна кровь напоит изображение зверя, вторая — покажет его лицо, — хрипло произнесла Варька. — Третья кровь прольется за зря, а я проведу зверя на крыльцо.

Лица святых осквернил последний вдох Петра. Штукатурка с краской отваливались от стен, обнажая танцующих вокруг столба чертей, демонов, варящих грешников в котлах. Под самым куполом Варвара увидела его. Господин добродетеля восседал на троне из неотесанных камней. Огромный и крепкий с серой кожей, под которой бугрились вены. Его лицо выражало тщеславие: красно-желтые глаза с презрением взирали на Варьку, тонкие губы обнажали острые желтоватые зубы. Витиеватые рога поддерживали корону из змей, ото лба, переходя на скулы и торс, расходились ветви виноградной лозы. Копытами он мял прокаженных, а они возносили ему молитвы.

— Отче наш, Иже еси́ на небесе́х!

Да святи́тся имя Твое́,

да прии́дет Ца́рствие Твое,

да будет воля Твоя,

я́ко на небеси́ и на земли́.

Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь;

и оста́ви нам до́лги наша,

я́коже и мы оставля́ем должнико́м нашим;

и не введи́ нас во искушение,

но изба́ви нас от лука́ваго*… — шептала Варька, глядя демону в глаза.

Каждое слово давалось ей с трудом. Крики мешались с собачим лаем, черти бесновались на стенах, стараясь вырваться из оков камня. Язык девки сводило, зубы впивались в губы, но она снова и снова произносила слова молитв.

Кислицын осенил Егора крестным знамением снизу вверх. Обмокнув персть в кубке, меценат вывел печать зверя на лбу парня. Отец Володимир надел на него расшитую перевернутыми крестами рясу. Глаза священника источали черный туман. Он гоготал, плюясь богохульствами. Егор поцеловал его руку и взял из нее кинжал.

— Приди, отец! — воскликнул парень и взглянул на Люцитауса. — Пройди сквозь тело блаженное и сойди на землю!

Занеся над головой кинжал, Егор направился к Варьке. Варвара стихла. Ее пальцы впились в поручни стула, и она вскинулась на носки. Веревки разорвались, да путы не спали.

— Егорушка! — Варька упала на колени. — Не пускай его, не надо! Изгони, изгони, изгони!!! Меня!!!

Нечеловеческий вопль отчаяния и боли вырвался из ее груди. Веревки натянулись на ее руках. Их края завязались узлом вокруг ножек стула, заставив Варьку выгнуться назад. С выражением нездоровой эйфории на лице Егор вонзил кинжал в грудь убогой. Завывания отца Володимира достигли апогея, и церковь погрузилась в тишину. Варька приоткрыла один глаз. Егор замер, не понимая, что происходит. Лезвие кинжала вошло в ее плоть на пару миллиметров. Как не пытался парень, да пошевелить и мускулом не мог. Пара капель крови упала на пол. Свечи вспыхнули, повалив копотью. Завывание в тысячу голосов взмыло под купол, и мертвая саранча опала, услав пол вокруг пламенного круга. Кислицын вздрогнул. Нервная усмешка исказила его губы и он заметался по церкви. Огонь смешался с кровью, пустил алые прожилки, преградив добродетелю путь.

— Читай заново! — заорал Станислав и опрокинул семисвечник*.

— Егорушка, — прошептала Варька, — посмотри мне в глаза. Посмотри, Егорушка. Я укажу тебе путь к свету.

Девка поднялась с колен. Ладонь ее сжала плечо парня, и исполненный доброты взгляд устремился в его глаза. Черты его смягчились: Егор качнул головой, взглянул на Варьку. Пальцы разжались, и кинжал со звоном ударился о камни.

— Если понадобится, то я ослепну вместо тебя, — прошептала она. — Я готова. Ты только обернись, посмотри и поверь.

Парень кивнул. Огонь дрогнул и замер, чуть умерив свой жар. Глаза Егора наполнились ужасом, когда он увидел Кислицына. Глазницы добродетеля зияли пустотой, что порождала зеленоватое свечение. Нос его провалился, сухая с желтизной кожа покрылась струпьями и гнойниками. Не было губ и носа. Только дыры. Гнилостные зубы скалились, а сквозь щели в них пробивались жирные мухи. Отец Володимир стоял чуть дальше на коленях. Позади него стоял еще один приспешник лукавого. Высокий тощий в сером балахоне. Его синюшные губы шептали богохульные заклинания, заставляя священника становиться голосом зверя. Руки демона лежали на плечах отца Володимира, и острые когти все глубже вонзались в его плоть. Демон шептал, а порабощенный священник бесновался, без воли, без силы. Без души…

— Видишь?

— Да… — прошептал Егор, и глаза его заблестели от слез. — Но, что же нам делать?

— Полно, мама, прекрати.

Когтистая ладонь сжала плечо девки и Варька заорала от боли. Огонь, исходящий от пальцев исчадия преисподней, расплавил ткань, и его кожа слилась с кожей Варьки. Егор осел на пол. Ухмыляющееся лицо Люцитауса заставляло парня усомниться в собственном рассудке. Что же они натворили? Что вообще происходит и как такое вообще могло случиться?!

— Чего ты так на меня смотришь? — шесть тонких остроконечных хвостов хлестнули камень, высекая искры, и демон вновь ухмыльнулся. — Кого звали, тот и пришел. Говори, чего желаешь. Я исполню.

— Не слушай, — Варька с мольбой взглянула на Егора. — Он обманет.

— Мама, — прошипел Люцитаус, — прекрати. Не забивай парню голову. Говори, Егорка, я все исполню, преисподней клянусь.

— Я тебе не мать! — заорала Варька.

Демон отшатнулся, вскинув окровавленные руки. Татуировки на его теле блеснули серебром. Убогая встрепенулась. По ее щекам заструились черные струи. Они катились к груди по шее и оставляли после себя ожоги. Варька кривилась от боли, а демон не спешил вновь схватить ее.

— Боже Вечный, избавивый род человеческий от пленения диавольскаго, избави рабов Твоих от всякаго действа духов нечистых, повели нечистым и лукавым духом же и демоном отступити от душы и от тела рабов Твоих и не пребывати, ниже сокрытися в нем.

Да бежат именем Твоим святым, и единороднаго твоего Сына, и животворящаго Твоего Духа, от создания рук Твоею. Да очищены быв от всякаго искушения диавольскаго, преподобне, и праведно, и благочестно поживают, сподобляем пречистых тайн единороднаго Сына Твоего и Бога нашего: с Ним же благословенны ecи, и препрославенны, с Пресвятым, и Благим, и Животворящим Ти Духом, ныне и присно, и во веки веком. Аминь*, — глядя на Люцитауса, говорила убогая. — Ти, создание мерзкое, богохульное, изыди! Изыди!

Хвосты демона рассекли воздух со свистом. Люцитаус шипел, скалился, впиваясь копытами в камень и прогибая его. Глаза его потускнели, силуэт дрогнул в свете свечей. А Варька все читала и читала молитвы. Она обращалась ко всем святым, рыдала черными слезами, теряя силы. Вместе с ней терял силы и Люцитаус: огонь за его спиной становился желтым, стихал, какофония богохульств делалась тише. Белесые глаза убогой больше не видели врага, но слепота не мешала ей продолжать нести слово Божье.

— Аминь! — вскрикнула Варька, и двери церкви распахнулись.

Огонь за спиной Люцитауса погас. Кислицын было метнулся к двери, но пламя вспыхнуло с новой силой, преградив ему путь.

— Приведи людей, — обратилась Варька к Егору. — Молитесь вместе со мной, пока свет не снизойдет на эту церковь. Иди же!

— Да, Варенька, — закивал он. — Мы поможем. Прости…

— Иди!

Люцитаус метнулся за парнем, но Варька не позволила: схватив его за волосы, убогая притянула демона к себе. Заостренные хвосты хлестали девку, нанося глубокие раны, но она не обращала на боль внимания. Слепые глаза взирали на противника с презрением. Люцитаус силился вырваться и не выходило. Впиваясь в ее плечи когтями, он старался протиснуться сквозь тело Варьки. Но Варвара не пускала и продолжала отчитывать его.

Двери захлопнулись за Егором, и стена пламени за спиной Люцитауса достигла окон. Варька отпихнула демона от себя, вскинула голову. Заправив за ухо белую прядь, убогая улыбнулась:

— Извечный враг мой, вот мы и остались наедине. Лицом к лицу, как было множество раз. Посмотрим же, кто одержит верх в очередной раз.

— Посмотрим, — бросил Люцитаус. — Вот только, блаженная, люди сильно изменились. Неужели не видишь?

— Ты не изменился и это главное.

Ноги Егора подкашивались. Он спотыкался, падал и вновь поднимался. Сердце его выскакивало из груди, мысли в голове путались, одна хуже другой. Егор отмахивался от этих мыслей, страшился вспомнить то, что натворил. Нет, об этом нельзя думать сейчас. Нужно позвать людей и исправить хотя бы часть из всего этого кошмара.

— Просыпайтесь! — кричал Егор, тарабаня кулаками все в новые двери. — Просыпайтесь! Мы нужны в церкви!

Зевающие люди с непониманием глядели друг на друга. А Егор продолжал бегать от дома к дому, не объясняя ничего никому. Деревенские с суеверным страхом следили за ним. Парень, что вызвался помогать отцу Володимиру гнать бесов из Варьки, сам обезумел.

— Да что стряслось? — Николай схватил парня за плечи и встряхнул. — Скажи внятно!

Егор качнул головой. Обхватив себя руками, он повернулся в сторону церкви.

— Там творится неописуемое, — хрипло произнес, наконец, Егор. — Отцу Володимиру нужна наша помощь, он почти все силы истратил.

— Но он же сам нам велел в домах сидеть и носа не высовывать, — возразила Акулина Васильевна.

— Бесов много в Варьке, — настаивал Егор. — Их уже переселили в барашка, но окончательно изгнать не получается. И…

Наталья резко развернула парня к себе. Ледяная вода выплеснулась из ковша ему в лицо и люди замерли с открытыми ртами. Егор во все глаза уставился на ухмыляющуюся женщину.

— Святая вода из собора Василия Блаженного, — пояснила Наталья. — Вот теперь можно идти на помощь отцу нашему духовному. Не подхватил Егорка бесноватость, и мы тоже не подхватим.

Люди закивали с одобрением. Отец Володимир читал им Библию, крестил детей, даже когда церковь была готова обрушиться на их головы. А сколько добра жителям Марьевки сделал Станислав Егорович! О чем тут думать? Если Егорка сломя голову принесся сюда, значит, его прислал добродетель!

Только глаза показали не то, что ожидали сердца людей. Окна церкви пылали огнем, ее двери растворились в камне, как растворяется роса по утру. Купол дал глубокую трещину в центре и крест угрожающе навис над головами людей. Да не это было самым страшным. Вокруг церкви, отгороженные кругом из черного дыма, плясали черти. Маленькие и большие, они вскидывали руки к куполу, выбивали копытами адскую чечетку. Молодые бесы били в бубны, завывали в сотни ртов. Старшие выкрикивали проклятья на мертвых языках, ругая все, на чем свет стоит.

— Господи, спаси и помилуй, — прошептала Ефросинья и лишилась чувств.

Услышав о Боге, бесы, как один, развернулись к деревенским. Огромный бес с четырьмя рогами вышел вперед. Его глаза налились кровью, и он ударил в бубен. Несколько впечатлительных жителей Марьевки утратили сознание, еще несколько сбежали.

— Помолимся, — Наталья схватила Егора за руку. — Попросим Бога нам помочь.

— Да, — подхватил Николай. — Давайте!

Просветлевшее от огня небо затянули тучи. Поднялся штормовой ветер. Бесы завизжали, впиваясь когтями в собственные уши. Молодняк бросился к церкви, но огонь не пропустил. Испепелил, наполнив ветер смрадом жженой шерсти и серой. Верховный бес заколотил в бубен. Старшие собрались полукругом вокруг него и принялись звать своего господина.

— У меня нет души! — завыл Люцитаус, царапая стену. — У тебя ничего не выйдет!

— Посмотри мне в глаза! — Варька схватила демона за хвост и потянула на себя.

— У тебя нет глаз! — вскинувшись, он впился когтями в лицо девки. — Нет!

Отец Володимир лежал возле алтаря. Стеклянные глаза его были обращены к его мучителю, который взахлеб читал заклинания из дымящейся книги. Кислицын метался по церкви. Он рвал на себе волосы, порываясь то ли сбежать, то ли помочь своему покровителю.

— Смотри! — орала Варька. — Смотри!

Люцитаус отпихнул ее от себя. Копыто демона пустило вдоль пола трещину. Камни вместе с ошмётками купола посыпались им на головы. Читающий выронил книгу. Кислицын с ужасом уставился на Люцитауса. Слова замерли на его губах, оставшись невысказанными. Рука Читающего прошла сквозь его грудь, и синюшные вены выступили на плоти добродетеля. Люцитаус втянул в себя серебристые нити, отошедшие от тел священника и Кислицына. Узоры на его теле вспыхнули и задвигались. Змеи из короны демона встрепенулись, зашипели.

— Иди и смотри, — пропел демон.

Варька бросилась на него, но Люцитаус с легкостью перехватил ее порыв. Сжав шею девки, он направился к выходу.

— Господи Иисусе! — воскликнула Авдотья Васильевна. — Смотрите!

Люди подняли головы. Куски кирпича разлетелись в стороны, и Люцитаус переступил порог. Бесы завизжали, хлопая в ладоши.

— Окаянная! — заорал Николай, тыча на Варьку. — Она призвала лукавого! А он…

Кулак Егора впечатался в лицо Николая и мужчина растянулся на земле. Деревенские не знали, что им делать и на кого смотреть. Раскат грома призвал молнию, а та, ударив в купол, разбила его на две равные части. Потоки воды хлынули с неба. Бесы вновь принялись плясать и бить в бубны.

— Нужно молиться, — прошептала Наталья. — Нужно молиться!

Слова молитв путались с богохульствами бесов. В буре они сливались воедино, становились голосом отчаяния и борьбы. Бесы старались уничтожить барьер в душах людей, а люди забыли о вражде, взывая к небу.

— Взгляни мне в глаза, — прохрипела Варька. — Взгляни.

Рука демона дрогнула. Пальцы его разжались, и убогая беда ступила на греховную землю. Губы Люцитауса кривились, он силился что-то сказать, но сил ему не хватало. Демон замер на месте, глядя на девку.

— В одном сосуде три души, — говорила Варька, наступая на него. — И все грешные, все мертвые, непрощенные. Три дня и три ночи летали они между небом и землей. А на четвертый Господь услышал людей и пошатнул землю под ними. Изыди! Изыди! Изыди!

Среди ночи небо покрылось золотом. То ли ангелы то ли демоны протрубили в трубы и земля разошлась. Словно переполненный водой шарик церковь, не выдержав, разлетелась на отдельные камешки. Лицо Варьки исказилось. В отблесках молнии она сама стала похожей на того, с кем боролась. И он видел это.

— На этот раз победа вновь за мной, — прошептала убогая.

Будто кошка она прыгнула на извечного противника, впилась в его плоть зубами, ногтями. Пытаясь избавиться от убогой, Люцитаус оступился. Помесь воя, воплей и стонов с шепотом пронесся над лесом. Стена воды разъединила проклятое место и людей, ночь накрыла одеялом. Стихли голоса. С ними унялась буря. Зажглись звезды, и показалась луна. В ее свете люди увидели только ровный холм. Ни следа не осталось от беснований нечистой силы — все смыла вода. Ни камешка не было, ни огарка свечи. Молния все очистила. И Варькины молитвы. Только одна голая земля да грязь остались в память о добре Кислицына.

Люди расходились по домам в скорбном молчании. Увиденное потрясло всех до глубины души, а особенно — Варька. Та, которую они ненавидели и проклинали, спасла их жизни. Все чудеса мецената оказались иллюзией: люди возвращались из сатанинской церкви по разбитой дороге, крыша дома Натальи протекала по-прежнему, а дом помещика оставался чернее угля.

С течением времени все возвращалось на круги своя. Холм освятили и он снова порос травой. Речушка обмелела, постепенно превратившись в болото, а дом Варьки-беды сравнялся с землей. Марьевка исчезла с карт и осталась только в памяти ее последних жителей. Всего три двора еще желтели керосинками, да красовались покосившимися крышами.

— Печально, — произнес Кирилл и выключил диктофон. — Настасья Стефановна, неужели так все и было?

— Вот тебе, милок, истинный крест! — перекрестилась старушка. — С той самой ночи одними лишь молитвами живу!

— Спасибо вам. Я считаю, что такие рассказы, даже если они и приукрашены, есть часть нашей истории. Фольклор должен жить.

— Эх, — засмеялась Настасья, — это вы там ученные, ни в Бога ни в черта не верите. Ну, удачи тебе, сынок. Пусть Бог бережет тебя.

— И вас.

Дом Настасьи Митрофановны Кирилл покидал с улыбкой на губах. Надо же, бабуське под сто лет, а она помнит эту историю во всех красках, половину из которых, скорее всего, сама и добавила. Но парню россказней Настасьи было мало. В деревне оставалось еще двое жителей — Егор Максимович и Анатолий Момедов. Нужно и их выслушать. Так история, произведшая такое сильное впечатление на него, станет полной.

В свете луны под ногами парня что-то блеснуло. Кирилл наклонился и поднял гребень. Он был старый, золотая краска лишь местами осталась на его поверхности.

— Интересно, — произнес парень, — кто мог гребень обронить? Неужели Варька-беда?

Переливистый девичий смех заставил Кирилла подскочить на месте. На холме собиратель историй увидел девушку. Она посмеивалась, читая книгу в обожженной обложке. Некто, что оставался в темноте, расчесывал ее длинные волосы, перебирал их. Со стороны казалось, будто пряди сами собой взмывали вверх и падали вниз.

— Эй, красавица! — окликнул ее Кирилл. — Ты гребень потеряла?

Предчувствуя интересное знакомство, парень направился к холму. Полная луна вышла из-за туч и посеребрила окрестности. Гребень выпал из рук Кирилла. Позади девушки стояли два черта. Такие, какими их привычно рисуют на картинках: с рогами, копытами, шерстью и свиными пятаками. Уродливые и противоестественные существа ухмылялись ему, путая волосы девушки.

— Беги, — с порывом ветра донесся голос незнакомки до ушей Кирилла. — Беги.

— Варька…

Девушка подняла голову, и Кирилл осел на траву. Лицо ее было исчерчено глубокими шрамами от ожогов, седая прядь ниспадала на повязку, скрывающие глаза добродетельницы. Черти потянули ее за волосы и залились гоготом, вперемешку с собачим лаем. Кирилл сорвался на ноги. Заткнув уши, он ломанулся, куда глядели глаза. А перед ними стояла Варька-беда со своими бесами.

— Ты что обкурился?

— Отвезите меня в город, умоляю! — Кирилл уперся руками в капот машины. — Я заплачу.

— Ладно, — откликнулся мужчина, пожимая плечами. — Садись.

Только когда на горизонте замаячили многоэтажки, и солнце сменило луну в полной своей силе, Кирилл выдохнул с облегчением. Повертев в руках потрепанную тетрадку, парень без сожаления выбросил ее в окно. Желание собирать истории как ножом отрезало. Недаром ведь говорят: «Кто ищет, тот всегда найдет». И Кирилл нашел. Но вот только обратная сторона мечты повстречать нечто необычное оказалась ужасающей. Давайте же будем осторожны со своими желаниями и мечтами даже наедине с самими собой.

* — молитва, читаемая на похоронах;

* — в православии — обряд, проводимый с целью изгнания нечистой силы из человека;

* — молитва от бесов Серафиму Саровскому;

* — всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью Господа нашего Иисуса Христа (с латыни) — отрывок из молитвы экзорцизма Папы Льва 13;

* — молитва во избавление от злых духов, приписываемая Иоанну Златоусту;

* — искоренись и беги от церкви Божий (с латыни);

* — имени не знаю. Имя им легион (с латыни);

* — нужда склоняет и на постыдные дела (с латыни);

* — молитва об исцелении от бесов, которую должен читать сам бесноватый;

* — всякий посягатель адский и враждебный, именем и добродетелью, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская (с латыни) — в данном эпизоде используется в отношении призываемого демона;

* — Имя демоническое освещает смерть,

Эта кровь напишет его знаки.

Душа перемешается с нею, обнажая лица,

И он придет в этот мир путем освещенным (обращение к Люцитаусу на демоническом языке (вымышленном);

* — Отрекись от веры в жизнь вечную,

Пусть сожрут душу с именем твоим.

Славь его на смертном одре,

Чтобы провел Величавый сюда легионы свои (обращение к Люцитаусу на демоническом языке);

* — Я дарую Люцитаусу свое сердце,

Я дарую Люцитаусу волю.

Открываю путь его легионам,

Пускай царствует на земле. Да будет так (обращение к Люцитаусу на демоническом языке);

* — молитва Отче Наш на церковном языке;

* — подсвечник большого размера с семью свечами или лампадами;

* — молитва Богу для исцеления от бесов.