Скользкая мерзость.

Сегодня в этом маленьком баре было темно и пустынно — ещё темнее и пустыннее, чем обычно. Это место более всего напоминало те дороги в старых вестернах, по которым уже не ездят машины, которые позабыли цокот лошадиных копыт, и лишь перекати-поле изредка проносится по ним, едва слышно шурша и поднимая в воздух облачка пыли.

К чему все эти глупости? Пять дней спустя табличка на двери вновь сменилась на "открыто".

Здесь пыли не было, об этом позаботились, но о шелесте свеженьких купюр и звоне монет тут явно уже позабыли. У дальнего угла стоял древний музыкальный автомат, явно нерабочий, за одним из низких столиков сидел бородатый старик и пил пиво. За стойкой скучала женщина лет сорока. В молодости она, должно быть, была если не красивой, то по крайней мере симпатичной. Ветер перемен овеял ее щеки и лоб морщинами и складками, светлые волосы, напоминающие лапшу, хаотично спадали на сгорбленную спину и плечи. Она медленно, словно нехотя, жевала жвачку.

Мужчина, одетый в черный плащ и такие же черные брюки, вошел в бар и направился напрямую к женщине.

Она слегка встрепенулась, расправила плечи, кашлянула, словно собралась сказать целую речь.

— Здравствуйте, чего вам у...

Незнакомец поднял руку. Она была на удивление длинной и очень бледной. Как и лицо — оно было местами грубоватым, как скала, но при этом красивым. Высокий чистый лоб блестел в неровном свете тусклой лампы, а длинные на затылке волосы двумя ровными волнами опускались на плечи.

— Мне угодно, чтобы ты помолчала. Говори лишь тогда, когда я об этом попрошу, договорились?

Его голос был на удивление мягким и как будто бы сладким, как мед.

Она лишь кивнула, не в силах отвести взгляда от его глаз. Было в них что-то странное, что-то жуткое.

Они… изменялись. Из ярко-голубых стали водянисто-серыми, потом светло-зелеными. В какой то момент пожелтели, затем стали карими.

— Как тебя зовут? — спросил незнакомец.

— Энни. — ответила она. А потом добавила: — Энни Джонсон.

Незнакомец указал на одну из бутылок, стоящих на полке позади женщины.

— Плесни ка мне вот этого виски, Энни. Выдался тяжелый день. Я заставлял людей плакать и смеяться с помощью носового платка и черных ниток.

В голове Энни царил какой-то сумбур, хаос. Не произнеся ни слова, она взяла стакан, налила виски и положила на место бутылку. Все это она сделала чисто автоматически. Ее взгляд был прикован к этому странному человеку.

— Ты знаешь, я добрый человек. — сказал вдруг незнакомец.

Энни проглотила комок в горле.

— Я очень рада. — выдавила она.

— Да, я добр. Иногда даже кажется, что слишком. — он уже говорил словно с самим собой, мечтательно глядя куда-то вдаль. — Жаль только, что люди этого не ценят. Когда-нибудь они поймут. Они осознают, что я прав. И что все, что я делал, тоже было правильным.

— Что же вы делаете? — решилась спросить Энни.

— Это тяжело объяснить. Дурной корове вроде тебя этого точно не понять.

Энни вздрогнула, как от пощечины, и наконец вышла из оцепенения. Отвернувшись от незнакомца, она взяла стакан и стала чистить его тряпкой, от чего он только становился грязнее.

— Допивайте виски и проваливайте отсюда. У нас тут хватает всяких пьяных придурков. Надоело пол ночи отмывать туалет от блевотины.

— Ой. — мужчина вдруг совсем по детски, невинно улыбнулся. — Я тебя обидел? Не хотел этого делать, честное слово. Я уйду. Но вначале задам тебе всего один вопрос. Ответишь?

Энни хмыкнула. Она больше не смотрела на него, опасаясь вновь оказаться загипнотизированной.

— Может быть.

— Скажи как, Энни. — мужчина наклонился вперед и начал шептать, хотя сидящий неподалеку старик явно не проявлял никакого интереса к их беседе. — как много людей приходят сюда, в этот маленький придорожный бар, каждый вечер? Только честно. Я что-то сомневаюсь, что тебе приходится часто мыть туалеты от блевотины, как ты выразилась.

Щеки Энни загорелись.

— По разному. Бывает человек десять-пятнадцать. А бывает, что вообще никого.

Незнакомец улыбнулся, обнажив мелкие, на удивление острые зубы.

— Дела идут не шатко — не валко, да? В таком месте нет постоянных клиентов, напивающихся каждый день до поросячьего визга, но зато приносящих доход. Здесь все зависит от случая. Повезет-не повезет.

— Практически все в жизни зависит от случая и везения. — заметила Энни, решившись вновь посмотреть ему в глаза.

— Действительно. Итак, каждый день и каждую ночь ты видишь новые, незнакомые лица. Много или мало — не так уж важно. Никаких повторов, верно?

— К чему вы клоните?

— А вот к чему! — воскликнул незнакомец в черном и сжал стакан виски, которого до сих пор даже не пригубил.

Его длинные пальцы обвились вокруг стеклянных ребер стакана, как змеи. С изумлением и нарастающим страхом Энни смотрела на то, как жидкость в стакане вначале едва заметно шевелится, потом вдруг начинает бурлить и кипеть, от нее идет пар. Энни ощутила исходящий от виски жар на своем лице. Ещё она почувствовала запах, но не алкоголя, а гниения, плесени, самой смерти. Перед мысленным взором пронеслась целая вереница отвратительных образов: сбитая машиной, лежащая на земле собака с вываленными наружу внутренностями; перевернувшийся горящий автомобиль, из разбитого лобового стекла которого торчит чернеющий труп маленькой девочки, а языки пламени лижут этот труп, как леденец; женщина в домашнем халате, валяющаяся на полу, в луже собственной крови, а из горла торчит длинный нож.

Это был запах самой смерти.

Осознав это, Энни увидела, как виски темнеет, постепенно превращаясь в какую-то вязкую темно-серую жидкость, блестящую, как масло. Она выглядела скользкой и склизкой, и она шевелилась — в ней будто копошились сотни невидимых червей.

Энни тихо охнула и прижалась спиной к дверце шкафа. Перед глазами вдруг все закружилось.

Словно удовлетворившись произведенным впечатлением, незнакомец кивнул. Он поднял виски и подошел к сидящему за столом и почти что дремлющему старику.

— Держи, друг. Я угощаю.

Энни с ужасом смотрела на то, как бородатый мужчина, явно оживившись, берет стакан, смотрит на него...

Нет, нет, разумеется, он не станет пить эту гадость! Ни за что не станет!

Старик выпил серую мерзость залпом и облизнул губы. Он с благоговением посмотрел снизу вверх на незнакомца.

— Спасибо, мистер!

Мужчина в черном кивнул и вернулся к барной стойке. Энни смотрела на него с нескрываемым ужасом.

— Что это такое? Что вы дали этому несчастному? И почему он это выпил, черт побери? Вы что, загипнотизировали его?

Незнакомец рассмеялся. Его смех, в отличие от голоса, звучал крайне неприятно.

— Ну что ты? Разве я похож на… — он поднял руки высоко вверх. — фокусника?!

Он хлопнул в ладоши, и тут же шкаф позади Энни будто бы ожил. Она обернулась и увидела что бутылки ходят ходуном. Вина всех видов и сортов, пиво, водка, виски, ром — все бурлило, пенилось, меняло свой цвет и консистенцию. Однако пробки не выскакивали из горлышек, бутылки не трескались и не падали с полок. Но Энни все равно вновь ощутила этот мерзкий запах.

Не прошло и минуты, как шкаф оказался заполнен не бутылками с алкоголем, а сосудами с самым настоящим ядом — так, во всяком случае, выглядела эта жидкость.

— Что вы сделали? Что вы натворили? — закричала Энни, всплеснув руками. Ее била дрожь. — Все пропало! Вы все испортили!

Незнакомец вновь расхохотался.

— Ты действительно так думаешь? Да? Никто не заметит разницы, поверь. — он опять понизил голос до шепота. — Отвернись на секунду, а потом посмотри вновь. Ты и сама не заметишь.

Энни сделала, как он велел. Теперь перед ней вновь стоял обычный шкаф, заполненный алкоголем. Вина обрели свой привычный цвет, они не шевелились и не кипели. Но вот запах… Запах Энни все ещё ощущала.

Она посмотрела в странные, изменяющиеся глаза незнакомца.

— Вы ублюдок. Я не буду это продавать. Никому и никогда, понятно?

Он лишь улыбался.

— И долго ты продержишься, Энни? Тебе нужна эта работа, правда? Так что не делай глупостей. Работай, как всегда. Работай… Просто сильно не принюхивайся и не приглядывайся к тому, что наливаешь!

Он в последний раз расхохотался, а затем двинулся прочь. Незнакомец вышел на улицу и растворился в ночной темноте.

Едва это произошло, Энни бросилась к двери и сменила табличку "открыто" на "закрыто".

Затем она посмотрела на старика. Он был жив, с ним все было в порядке… Вот только не до конца.

Запах, тот жуткий запах гниения и плесени, теперь слышался в его дыхании. Он окружал его невидимой черной аурой.

Энни перевела взгляд на шкаф с напитками и на мгновение вновь увидела отвратительную темно-серую мерзость. Живую, шевелящуюся, кипящую и дымящуюся.

Ты не выдержишь, Энни. Он сказал, что не выдержишь, значит так и есть. Потому что он не человек.

Тебе нужны деньги. Тебе нужно на что-то жить. И все равно — если ты уволишься, на твое место придет кто-то другой. Так и будет. К чему все эти глупости?

Пять дней спустя табличка на двери вновь сменилась на "открыто".