Шиповник

Последние полгода мама только и твердит:

— Будь осторожна с мальчиками.

Хорошо так говорить, когда не влюблена. А Маша увидела его и влюбилась. И глупо предупреждать, если на тебя смотрят такими глазами, а тебе пятнадцать лет.

— Машенька? Тебя зовут Машенька?

На первые два вопроса она промолчала. Только кивнула, ещё не веря, что обращаются именно к ней.

— А меня Демьянов. Все зовут Демьяном. Погуляем?

Не ответить на третий она уже не могла. Если ждешь любви так долго, если больше ни о чем не думаешь, то разве можно в такую минуту ответить отказом? И она сказала «да». За первым «да» последовало второе и третье. «Нет» возникло неожиданно, даже для неё. Оказавшись у него дома, она почувствовала, что не готова бесконечно повторять одно и то же слово, пусть даже оно и приводит его в восторг. Губы горели от поцелуев, но неизвестно из каких глубин подсознания возник строгий запрет и Маша его озвучила.

Когда на следующий день увидела его с Настей, то поняла, что жить не стоит. Сразу поняла. А зачем, если самый красивый на свете мальчик бросил её?

Достала лезвие и села перед зеркалом. Даже не заметила, как пришла подруга. Она почти себе поверила и смотрела на часы. Когда секундная стрелка покажет на двенадцать, случится непоправимое. Или не случится.

— Машка! — подруга схватила её за руку. — Ты чокнутая?!

— Ещё какая.

— Да ты Эмо! Хочешь, я тебя к ним отведу?

— Нет, спасибо. Сначала я к тётушкам.

Сказав это, решила, что так и поступит. Уже через час ехала по дороге к дачному посёлку. Обе тётушки жили по соседству, их участки разделяла живая изгородь. Маша никогда не понимала, для чего у них растёт шиповник и что мешает им от него избавиться? Яркие цветы каждый год радовали глаз, но… ведь Марина и Майя близняшки, как можно цветами разделять целое?

— Зачем я живу? — Маше было странно задавать этот вопрос, но он сам возник у неё в голове после того, как она поведала о своём несчастье.

— Зачем? Конечно, чтобы любить, — сказала тётушка Майя. — Но если кто-то смешивает нашу любовь с грязью, мы должны уметь за себя постоять.

— Но тётя!

— Надо быть сильной. Ты любишь его?

— Да.

— Он предал тебя?

— Предал.

— Тебе больно, малышка?

— Очень.

— Тогда отомсти!

Тётушка посмотрела в окно, вздохнула и, не отводя глаз от тёмного стекла-зеркала, стала рассказывать. Маша сложила руки на коленях и выслушала тётушкину историю.

* * *

Как такое могло произойти? Майя не понимала. Сначала острая боль и мысли: «Нет, это невозможно! Нет, нет, нет!». Потом медленное осознание правды и состояние, близкое к помешательству. Её Кирилл, любимый, родной, близкий человек — предатель. Изменник. Всё, как в плохом анекдоте: у Кира своя фирма, он преуспевающий бизнесмен, а она его секретарша. Хорошенькая блондинка Сонечка, тоже персонаж из анекдотов. Наглая, яркая и глупая. Какой-то банальный бред. Не могло такого случиться и именно с Майей. Не могло! Никогда! Но случилось. Конечно, может, и Майя не идеальная жена: салоны красоты, тряпки, погоня за красивыми вещами отдаляли их с Кириллом. Но она и подумать не могла, что он найдёт другую! Знакомая из рекламного отдела, корректорша Лида, позвонила и сообщила новость. Разумеется, на работе все давно знали. А жена, как это обычно и бывает, узнала последней. Майя закусила до крови губу и смела со стола пепельницу. Хотелось кричать. И от обиды, и от боли, и оттого, что узнала страшную правду. Эта дура Сонечка к тому же беременна! А у Майи детей нет. Шесть лет они с Кириллом мечтали о малыше, Майя бегала по врачам, но без результата. А тут так просто, без проблем, другая ждёт ребёнка от её мужа. У Майи потемнело в глазах. Держась за стену, она с трудом дошла до кровати и упала. Судорожные рыдания сдавили горло. Нет, волю слезам давать нельзя, один раз заплачешь, потом не остановишься. Надо действовать.

Взгляд упал на вчерашнюю газету, забытую мужем. Не задумываясь, Майя развернула её и пробежала глазами. Вот оно, объявление, над которым она недавно смеялась: «Госпожа Кларисса вернёт любимого, накажет разлучницу, сохранит домашний очаг». Ладно, с очагом разберёмся потом, единственное слово, которое беззвучно прошептали губы и которое отозвалось в душе, имело сейчас значение — «накажет».

Уже через час она звонила в дверь колдунье. Или ясновидящей, как её там? Открыла молодая тёмноволосая женщина с колючим взглядом.

— Я по объявлению, — Майя переступила порог, стараясь высоко держать голову. Только сочувствия ей сейчас не хватало!

Женщина молча пропустила её в комнату. Майя небрежно огляделась. Ну да, всё как она и представляла. Зашторенные окна, горящие на столике свечи, прозрачный шар в центре комнаты и разложенные на цыганской шали карты. Вполне таинственная обстановка. Впрочем, это не важно. Если эта госпожа Кларисса действительно может…

— Дай руку, красавица, — голос довольно грубый, не смотря на молодой возраст колдуньи.

Майя неохотно протянула ладонь. Не гадать же она сюда пришла. Ей нужны наговоры, заговоры, заклятья, проклятья, и что б все подействовали! Кларисса на лету схватила руку, словно добычу и принялась шептать что-то на непонятном языке.

«Что она там видит? — удивилась Майя, с трудом различая линии. — Такое хорошее зрение?»

Вдруг колдунья резко оттолкнула Майину руку и громко сказала:

— Ведьме ведьма не нужна.

— Что это значит? — нахмурилась Майя.

Хозяйка отступила на шаг:

— Эй, послушай, мне от тебя ничего не надо. Мы своих не трогаем. И ты не навреди мне, красавица.

Красавица изумлённо таращилась на госпожу Клариссу. Та, словно испугавшись, отвела взгляд. Затем прошла в прихожую и распахнула дверь:

— Иди своей дорогой. И не возвращайся.

Ничего не оставалось, как направиться к выходу. Но на пороге Майя обернулась:

— Куда же мне идти? И что делать?

— Тебе не ко мне, тебе к Марье. Держи, вот… — скороговоркой произнесла госпожа Кларисса и протянула странную визитку без имени и без телефона, с одним адресом.

Дверь с треском захлопнулась.

— Ничего себе, — хватаясь за перила, пробормотала Майя. — Меня выставили!

Этажом выше и этажом ниже раздался обидный хохот. Эхо разнесло его по всему подъезду. В первую секунду у неё побежали по спине мурашки — смеялась хозяйка. Но потом Майя вдруг разозлилась и топнула ногой:

— Прекрати!

Смех затих. Не оглядываясь, она сбежала по лестнице и вышла на улицу.

* * *

Вечером она всё же поехала по незнакомому адресу. На этот раз дверь ей открыл высокий мужчина. Совершенно лысый, старше её лет на десять и с упрямыми складками вокруг тонкого рта.

— Мне Марью, — неуверенно проговорила Майя, разглядывая его.

— Я Марий, — усмехнулся мужчина. — Проходите.

В прихожей странно мерцал зеленоватый свет и пахло чем-то вкусным. Со светом Майя быстро разобралась, под потолком вспыхивала и гасла зелёная лампочка, а запах… Ну, что ж. Она сегодня весь день ничего не ела, не удивительно, что ей мерещатся вкусные запахи.

— Чем обязан такому приятному визиту? — голос у этого мужчины звучал вкрадчиво, но с отчётливыми властными нотками.

— Меня прислала госпожа Кларисса, — Майя показала визитку.

— Клара? — мужчина усмехнулся и жестом пригласил её пройти в комнату. — Клара шутница.

— Она сказала… — Майя запнулась, не зная, как объяснить случившееся.

— Она сказала, что ничем Вам не поможет, — закончил фразу мужчина. — И не удивительно. Я догадываюсь, почему.

— Хотите взглянуть на мою руку? — она почувствовала, как опять раздражается. — Ваша знакомая отказывается, Вы догадываетесь. Что со мной не так?

Мужчина взял её за обе руки, но не взглянул на них, а сложил их ладошками вместе и отрицательно покачал головой:

— Спокойнее. Сейчас эмоции ни к чему. С Вами произошло то, что должно было произойти. Вы наша девочка. Вот и ободок черный вокруг зелёного, — добавил он, пристально вглядываясь в Майины глаза.

И тут у неё слегка закружилась голова, предметы стали расплываться, а мерцающий свет почти потух. Не успев подумать, что происходит, она вырвала руки и схватилась за мужчину, чтобы не упасть. Он молча поддерживал её несколько мгновений на пороге комнаты, а потом, когда её раздражение и дурнота рассеялись, мягко втолкнул под тёмную арку. Майя ничего не чувствовала, ей стало всё безразлично. И когда этот странный мужчина чиркнул спичкой и зажёг в комнате свечи, она даже не стала с любопытством оглядываться. Странное оцепенение почти сковало её. Мелькнула мысль, что угрожай ей в эту минуту смертельная опасность, она никуда не побежит.

— Скоро пройдёт, — уверенно произнёс Марий. Он что-то налил в высокий бокал и протянул ей напиток. Майя послушно взяла и сделала глоток. Жидкость по вкусу напоминала воду, но в такие бокалы воду не наливают. С третьим глотком стала возвращаться ясность сознания.

— Что это? Где я? — очнулась она, наконец. — Вы Марий, Марья, а я…

— Ведьма, — спокойно сказал мужчина, — Я ещё не знаю твоего имени, а ты ещё не знакома со своей силой.

Но ведь она догадывалась, что услышит именно эти слова. Знала и не верила. А теперь, когда всё тело наполнилось лёгким покалыванием, почувствовала вдруг дикую радость. Это правда! Правда! Никто ничего ей не доказал, но это правда! Ох, что она теперь сделает с Киром!

— Ты кого-то ненавидишь, девочка? — незаметно перешёл на «ты» Марий. Если Майя и обратила на это внимание, то скорее это «ты» было ей приятно.

— Меня зовут Майя. И я ненавижу. Ещё как ненавижу! — ей хотелось смеяться, она опьянела от странной воды, но ей это нравилось. И нравилось чувствовать, как боль превращается в злость, а злость ищет выхода и пульсирует где-то в области солнечного сплетения.

— Осторожнее, — услышала она голос Мария, — ты ещё понятия не имеешь, как направлять удар.

— А мне всё равно. Я уничтожу Кира, Соню и всех, кто посмеет причинить мне…

Марий приложил палец к её губам и Майя замолчала. Да, не стоило так выплёскивать свою радость. Какое дело этому лысому до её проблем? Впрочем, что это? Она и на Мария злиться? Он-то ей ничего не сделал.

— Тебе надо научиться себя контролировать, — словно читая её мысли, сказал Марий. — Особенно сейчас. Пока ты не знаешь, что делать со своей силой. Впервые по-настоящему разозлившись, ты с ней встретилась. И надо же было так кого-то возненавидеть! Надеюсь, это не на скучном любовном фронте? Не разочаровывай меня.

— На нём, — призналась Майя, не понимая, что скучного может быть там, где кипят страсти.

— Молодая, — вздохнул колдун. — Ладно, пока я с твоим потоком справляюсь. И помогу тебе. Но предупреждаю, не бескорыстно.

Он подошёл к шкафу и вынул из него довольно объёмную книгу. Пока сдувал с книги пыль и чем-то любовался, Майя размышляла над его словами. Что значит не бескорыстно? Каких услуг он от неё потребует? Неужели…

— И не мечтай, — послышался его насмешливый голос.

Так, не мечтать. Она даже не удивилась, что он узнал, о чём она подумала, просто не обратила на это внимание. Тогда что? Деньги? У мужа денег достаточно, но взять их будет не легко. Совсем не легко, особенно наличными…

— Всё равно отнимешь. Не мне, так себе, — прокомментировал он её мысли и протянул ей книгу, — Держи, злючка.

Майя немного растерялась. И книга, и мысли, и ещё этот насмешливый взгляд. Как он её назвал? Злючкой? Нет, нет, только не сердиться! Надо спросить, о чём эта книга. Она, между прочим, тяжелая.

— Здесь всё, что тебе надо. Скажем так: самые древние методики по направлению твоей силы. Наговоры, заговоры, заклятья, проклятья, и все действуют, — Марий уже точно над ней смеялся. — Тебе повезло, что ты попала к Клариссе. В океане шарлатанства ты случайно выловила жемчужину. Хочешь о чём-то спросить?

— Да.

— Спрашивай.

— А зачем спрашивать, если Вы…

— Ты.

— Если ты читаешь мои мысли?

— Разве?

Майя задала мысленный вопрос. И получила ответ:

— Не мне. И не скоро. Потом. Зачем сейчас об этом думать?

Снова по спине пробежал холодок, но Майя постаралась отогнать неприятное ощущение. Что ж, добро пожаловать в новый мир, о котором она раньше ничего не знала.

* * *

Книга оказалась захватывающей. Майя не просто читала, она впитывала её в себя. Страницы перелистывались с удивительной лёгкостью. Никогда раньше она не запоминала так быстро с листа. Ужасно хотелось попробовать применить знания на практике, но Марий не разрешал. Брать книгу домой он тоже не разрешал и приходилось читать чуть ли не из его рук.

— Не надо запоминать слово в слово, — сказал он, — Пойми суть. Твоя природа тебе подскажет.

Майю это устраивало, она провела у него две недели. Её немного удивляло, что Марий не обращает на неё внимания, как на женщину, но удивление быстро прошло. И отлично, что ей не мешают. Зато она узнала, что он готовит прекрасные экзотические блюда. Стало понятно, откуда в квартире такие вкусные запахи.

— Подпускать женщину к плите — кощунство, — заявил он однажды, чем вызвал у Майи снисходительную улыбку. Впрочем, ела она с удовольствием.

Когда последняя страница была прочитана, книга вернулась на прежнее место и Марий молча открыл перед Майей дверь. Она всё поняла и поблагодарила его кивком. Скинула одежду, которую он ей любезно одолжил, переоделась в свою и молча покинула его квартиру. Пора было возвращаться.

Дома ничего не изменилось. Кирилла не было, и, кажется, он не появлялся тут с того самого дня, как она обо всём узнала. Что ж, значит он окончательно бросил её ради глупой блондинки. Да ещё оказался трусом, побоялся придти и объясниться. Возможно, по его просьбе их общая знакомая из рекламного отдела звонила тогда Майе. Майя тряхнула волосами и сжала кулачки. Злость заполнила её до краёв.

Спустя час, она убедилась, что Кир всё-таки приходил. Пропали некоторые его вещи, его одежда и его документы.

— Обрадовался, что не застал меня, — с горечью прошептала Майя.

Ну, ничего! Теперь она знает, как действовать. Сегодня как раз ночь полнолуния. Первая получит Сонечка. Сама связалась с женатым мужчиной. Весь день, до вечера Майя откровенно желала ей зла. Ближе к ночи провела обряд. Достала чёрные свечи, которые позаимствовала у Мария, нашла несколько гвоздей. Зажгла семь свечей и поставила их кругом. В центр положила гвозди. Затем, не торопясь и тихо, заговорила:

— Душа пылает, горн полыхает, гвозди в горниле, кобыла в мыле. По гвоздям раскаленным, по пропастям бездонным, по камням-валунам, по топям-зыбям…

С каждым словом она чувствовала, как её злоба материализуется в какую-то неясную силу и сила эта разрушительная. Но останавливаться не хотелось. Дочитав слова заговора до конца, повторила его семь раз. Затем дождалась, пока догорят свечи, собрала гвозди в чёрную тряпку и посмотрела на часы. Через двадцать минут наступит полночь. Надо торопиться.

Сунув ноги в туфельки, выбежала за дверь. Ближайшее кладбище находилось в десяти минутах ходьбы от дома. Но Майя побежала, уже жалея, что сняла тапочки. Каблучки громко цокали в ночной тишине, привлекая внимание редких прохожих. Несколько человек с удивлением обернулись вслед странной, растрёпанной, рыжеволосой девушке. Возможно, они подумали — куда она бежит или от кого убегает, но Майе было уже всё равно.

На кладбище она вошла без страха. Мёртвых бояться не надо, надо бояться живых. Выбрав первую попавшуюся могилу, отворила ограду и зашла внутрь. Темнота, хоть глаз выколи. Нащупав землю возле ограды, выкопала ямку и положила в неё тряпку. Так же быстро засыпала тряпку землёй. Закончив с этим, молча вернулась домой.

Дома, в тепле, почувствовала, что всё это время её бил озноб. Почти без сил опустилась в кресло.

— Что это я? Надо чаю горячего… И продолжать.

Про чай она тут же забыла. Чувствуя, что в другой раз не соберётся, встала и распахнула форточку. Лишь бы за окном дул ветер. Порыв ветра выстроил её мысли в ряд. Сами всплыли в памяти слова:

— В тёмную ночь, на светлой заре, сбудется да свершится мой наговор. Станет Кирилл умываться — вода иссякнет. Не умыться ему, не напиться ему. Станет Кирилл дышать, не вздохнёт, не выдохнет. Сядет он есть — рука не поднимется, остриё иглы коленной, кусок для него…

Майя читала и старалась представить Кирилла. Всё в нём стало ей неприятно. Как же раньше она могла его любить? А сейчас?

— Так и врагу моему сна не видать, глаз не сомкнуть, покоя не найти, — закончила она твёрдым голосом. Ветер унёс её слова в неизвестность. Хотя почему в неизвестность? Наговор был адресным и скоро слова, произнесённые с ненавистью, попадут в цель. Подумав об этом, Майя улыбнулась. И снова на плечи навалилась усталость, а ноги стали подкашиваться.

«Это тот самый откат, о котором предупреждал Марий? — подумалось ей. — Ну, нет. Слишком дёшево я хочу отделаться. Завтра пойду за защитой к Марию. Он обещал». Не в силах больше ни о чём думать, она свернулась на кровати калачиком и спряталась под одеяло.

* * *

Через неделю позвонила всё той же знакомой из рекламного отдела:

— Лидунчик? Ну, как дела? Как там Кирилл поживает? Ты уже знаешь, он меня бросил.

На том конце провода возникла пауза, видимо этого звонка не ждали. И, возможно, сплетницу Лиду слегка удивил бодрый Майин голос. По всему, жена босса должна сейчас прибывать в депрессии. А как же? Сами Кирилл Иванович изволили уйти из дома. Прощай сладкая жизнь, прощай денежки.

— Да… А ты-то как? — выдавила из себя знакомая.

— Я? Я в порядке, — заверила её Майя. — Так, беспокоюсь о Кирилле. Привычка, знаешь ли.

Несомненно, их разговор будет передан, Лида не упустит возможность разболтать о том, что звонила жена начальника. И в первую очередь об этом узнает белокурая Соня. Ах, как быстро фаворитки обретают нешуточную власть!

— Не в курсе, знаешь ли ты… Может, тебе неприятно, что я об этом говорю… Вообщем…

— Не тяни резину, Лидунчик. Что случилось?

— Соня недавно сломала ногу. Лежит сейчас в гипсе. Так неудачно упала, на ровном месте, представляешь?

— А как Кирилл, — перебила её Майя, поймав злорадный блеск в отражённых зеркальных глазах.

— А что Кирилл? Работает. Молчит. Каждый день навещает Соню в больнице.

— В какой? оживилась Майя. — Ты уверена, что она лежит в больнице?

— Конечно, уверена, — немного обиженно ответила Лида. Кто бы сомневался в её осведомлённости? — Соню на скорой отвезли в первую Градскую. Она же на улице поскользнулась, еле до дома доковыляла, оттуда сама и вызвала.

— Ясно. Ну, спасибо. Ты, Лидунчик, как всегда, всё про всех знаешь.

— Да ладно тебе, — растаяла от похвалы Лида. — А ты, правда, нормально?

Ага, срывается сенсационная новость о том, что Майя убита горем.

— Да, не беспокойся. Как-нибудь забегу, поболтаем, — и, не дожидаясь дальнейших расспросов, она нажала «отбой».

Значит, работает! Работает! Не верилось и верилось одновременно. Несколько слов, направленная злость и, вот, пожалуйста. Значит она настоящая ведьма! А Соньку не жалко. Подумаешь, ногу сломала. Сама поломала чужую жизнь, нога срастётся, а жизнь уже нет. Так что мало Сонечка получила, мало. Майя вскочила и закружилась на месте. Теперь она знает свою силу и знает, что ей делать дальше. Во-первых, Соня получит сполна.

— А не навестить ли мне больную дурочку? — остановилась Майя, — Есть у меня кое-что на такой случай.

Уже через полчаса ехала в метро, предварительно узнав адрес больницы. Вышла на Октябрьской кольцевой, обогнула высокое здание и быстро нашла больничные корпуса. Узнать в справочной нужный корпус и палату, в которой лежит Сонечка, тоже труда не составило. И вот она уже возле белой двери, за которой её не ждут. Приоткрыв немного дверь, увидела спящую разлучницу. Во сне личико Сони казалось совсем детским и невинным, но Майя-то знала, что скрывается за этой невинностью. Вот она, мишень. Губы сами зашептали страшные слова;

— Уйдёшь — вернёшься, забудешь — вспомнишь, бежать захочешь — откажут ноги, захочешь крикнуть — вздохнуть не сможешь…

Не отводя взгляда от ненавистного лица, Майя невольно повысила голос. На середине проклятья Сонечка стала просыпаться и поворачиваться.

— Кричащий узел внутри совьётся, гудящих стонов и чёрной желчи…

Сонечка широко распахнула глаза:

— Что… ты… здесь… делаешь?

— Пылают мысли и давит слово, не жди пощады, не плачь.

Ответить ей? Вот ещё! Майя отвернулась и пошла прочь. Больничные стены дрожали от ненависти, как и Майино сердце:

«Взликует морок, ломая душу… Взликует!» О, теперь ей хотелось смеяться. Но смех здесь привлечёт ненужное внимание. Домой, домой, а уж этот испуганный взгляд она никогда не забудет. До утра её будут согревать воспоминания о больших и растерянных Сонечкиных глазах.

Через три дня Сонечка потеряла ребёнка. Если что-то и кольнуло Майю при этом известии, то другие мысли быстро погасили просыпающиеся раскаянье. Этот ребёнок не имел право на жизнь, просто не имел! Это у Майи должны быть дети, а Сонька такого счастья не заслужила! Не задумываясь больше, она приступила к завершающей стадии. Побывав у Мария, ещё раз изучила все тонкости обряда на разорение. Нет, ошибся Марий, деньги она с мужа не возьмёт, но и его по миру пустит. А главное, она знала, работа для Кирилла важнее всех его похождений. Если наносить удар, то по самому больному. И Майя нанесла.

Вышла в полночь на перекрёсток трёх дорог, был у неё такой на примете. Необычная развилка возле детского садика, рядом с домом. И как нарочно, три тропинки сходились в одну точку. Зажгла три свечи и принялась читать, охраняя руками пламя:

Дыра дырявая, труха трухлявая, пустота пустая, тьма густая…

Никто не прошёл мимо, никто не потревожил. Место пустынное, тёмное. Бывает, что здесь гуляют с собаками, но в эту ночь никто не вышел. Дочитав заговор и подождав, пока догорят свечи, Майя встала с колен и пошла домой, не оглядываясь.

Весть о финансовом крахе мужниной фирмы её не удивила. Правда, на этот раз пришлось подождать. Но оно того стоило. Лидочка билась в истерике:

— Меня уволили! Всех уволили! Всему конец, что делать?!

Майя пожимала плечами, глядя на телефонную трубку. Конец? Очень хорошо. Что делать? А не надо было сплетни разводить.

Новость обрушилась внезапно. Кирилл повесился. Майя сидела сражённая и не верила в то, что ей говорили. У себя в кабинете, на какой-то грязной верёвке… Нет. Нет!!! Он не мог, она не успела сказать ему… Не успела…

Да. Но зато она отомстила.

* * *

— Почему ты не обратилась к тёте Марине? Вы же сёстры.

— Не знаю. Я забыла о Маринке. Никогда с нами такого не случалось. Потом она приехала на похороны.

— С тех пор вы живёте рядом?

— Она сама сюда переехала.

— И вы вместе посадили шиповник?

— Нет, я. Я посадила.

* * *

— Зачем я живу? — Маше было странно задавать этот вопрос, но…

— Зачем? Конечно, чтобы любить, — сказала ей тётя Марина.

— И если кто-то смешивает нашу любовь с грязью, то…

— То мы должны его простить.

— Но, тётя!

— Тебе больно?

— Конечно.

— Тогда прости.

Тётушка заглянула Маше в глаза, улыбнулась и заговорила. Маша сложила руки на коленях и выслушала вторую историю.

* * *

На ладошке горстка маленьких белых таблеток. Марина закрыла глаза, расслабилась и постаралась ни о чём не думать. Потом, потом… Сейчас главное — раз и навсегда прекратить пытку, вырвать себя из лап этой жизни. Она решилась. Главное, не останавливаться. Так будет лучше. Всем.

— Первая таблетка твоя, мой любимый муж, — вслух произнесла Марина и проглотила белый кружочек. Немного горько. Ну что ж, никто и не говорил, что самоубийство будет комфортным.

Итак, Женя. Добрый, хороший, заботливый Женечка. Ах, какая у них была любовь! Почти шесть лет тепла и нежности, смеха и счастья. И всё ложь! От начала и до конца. Конечно, и Марина не ангел. Не очень-то она была ласкова с мужем, но за эти годы он уже должен был понять, что она не любит сюсюканья и лишние слова о любви. Ничего не стоят эти слова, если повторять их часто.

Что-то холодное снова сдавило грудь, но ведь это в последний раз. Полгода обид, обмана, недосказанной правды, плохо скрываемой лжи. Другая… Конечно, Марина догадывалась. Он не старался прятать своё раздражение и одна ссора плавно перетекала в другую. Марина требовала ответа, он отмалчивался. Она ждала хоть чего-нибудь, она так устала от неизвестности. Но когда Женя пришёл за вещами, у неё подкосились ноги:

— Ты уходишь?

— Ты стала стервой, Марина. Я так больше не могу. Да, ухожу.

— К ней?

— Какая разница? Ну, да, к ней.

— Значит, я тебе больше не нужна?

Она почувствовала, как задыхается. Слишком больно, чтобы что-то говорить. Слишком… Прошла уже неделя, но сердце замирает всё так же. И останавливается. Кажется, оно больше не желает биться. Не задумываясь, Марина проглотила ещё одну таблетку. На столике рядом валяется пустая упаковка. Как долго она будет их пить по одной? Вечность. Пятьдесят таблеток, надо выпить все сразу, горстью. Вода в стакане уже приготовлена. Но она растягивает своё мрачное удовольствие. Теперь ей некуда спешить.

Закрыла на секунду глаза и проглотила ещё одну белую отраву.

Неожиданно на колени запрыгнула кошка. Марина вздрогнула и отодвинулась. Никто не любит, надо же, а эта пёстрая ласкается к ней. Любит, что ли? Да нет, еду выпрашивает. Три дня назад соседи уехали на дачу и их бабушка попросила до выходных приглядеть за кошкой. Пока с дачи не вернётся. А вернётся она ещё через три дня. И кто будет кормить её Мурлыку?

Глупость, конечно, человек из жизни уходит, какое ему дело до чьей-то кошки? А кошка повернулась и снова подлезла под руку, требуя ласки. Марина рассеянно провела по блестящей шерсти. Мурлыканье усилилось.

— Ладно, — прошептала Марина.

Глупее ничего и придумать нельзя, но она решила сходить в магазин. Купить сухого кошачьего корма и избавиться от лишней заботы. Ей не хотелось признаваться в том, что неуместная кошачья нежность немного её смутила. Всё это более чем нелепо, более чем!

Она уже знала, за кого выпьет следующую таблетку. За того алкоголика, грубость которого стала последней каплей. Он толкнул её сегодня в магазине, опрокинул тележку с продуктами и громко выругался. И ведь никто не заступился! Все отводили глаза, словно хамство пьяного их не касается. Ещё бы! Он здоровый мужик, а она слабая маленькая женщина. Кому надо вмешиваться? Марина отложила приготовленную таблетку и стала собираться. Вернётся и вспомнит того алкоголика.

* * *

Тёплый ветер на улице постарался отогнать отчаянье. Как же тускло и холодно было в её комнате, за шторами. Но скоро она перестала замечать краски дня, и прежние мрачные мысли вернулись обратно.

«И зачем я пошла? Глупо, глупо. Скорее прекратить. Сейчас вернусь и тогда...»

— Тётенька, это вы уронили? — детский голосок вывел её из оцепенения. Рядом стояла девочка, лет семи, и протягивала красный кошелёк.

«Мой!» — испугалась Марина и тут же усмехнулась своему испугу. Да зачем ей теперь деньги? Разве что корму кошачьего купить… Но девочка смотрела на неё серьёзно и ждала ответа.

— Да, девочка, это мой кошелёк, — проговорила Марина, удивляясь тому, что ещё может говорить.

— Так возьмите, тётенька.

Девочка вложила кошелёк в Маринину руку и улыбнулась.

Ей показалось странным то, что возвращают кошелёк. Не успела она додумать, как девочка повернулась и пошла прочь.

— Постой! — крикнула Марина. — Подожди.

Девочка остановилась и обернулась. Достав первую попавшуюся крупную купюру, она протянула её девочке:

— Спасибо. Возьми.

Девочка равнодушно посмотрела на бумажку и вдруг перевела взгляд на Марину. Что-то неуловимо изменилось в детском лице, но подобного взгляда Марина не видела никогда в жизни. На неё смотрели добрые, внимательные глаза, в которых светилась… Мудрость? И Любовь! Нет, любовь прежде мудрости. Но, всё равно, такой взгляд не мог принадлежать маленькой девочке! Просто не мог! Она заглянула в глубину Марининой души, прочитала все мысли, ответила на все вопросы. Сразу. Нет, такого быть не могло! Марина медленно отвела руку, а девочка задержала взгляд ещё на несколько секунд и пошла.

Не понимая, что с ней происходит, выронила деньги и прижала пальцы к вискам. В голове шумело, а в сердце таял лёд. Огромная глыба льда таяла от одного взгляда незнакомой девочки.

«Я схожу с ума, — ничего не понимая, шептала она. — Так дети не смотрят. Так и взрослые люди не смотрят! Я теряю рассудок!»

Чувствуя, как слёзы подступают к горлу, бросилась домой. Скорее, скорее, нет сил удерживать в себе рыдания. С трудом, ничего не видя от слёз, попала ключом в замок. Оказавшись дома, упала в кровать и дала волю горячим слезам. Хотела покончить с собой?! Никогда, никогда не забудет она этот недетский взгляд детских глаз. И никогда не поймёт его! Что в нём было? Понимание? Любовь? Сочувствие? Предостережение? Осуждение? Строгость? Опять любовь? Всё вместе и ещё больше. Больше, чем можно в себя вместить. Больше, чем может принять одна измученная человеческая душа. И в то же время достаточно, чтобы уберечь эту душу от гибели. Марина понимала что-то, пыталась что-то осознать, но понимала не всё. Она очень хотела спать. И она хотела жить! И ей стало страшно оттого, что она чуть было не сделала. Ужасно страшно. Отчаянно! И так же отчаянно радостно, что не успела. Да что с ней? Как могло? Почему с ней? Мысли путались и ускользали. Она уснула.

* * *

На следующий день на работе увидела Жанночку. Та взглянула на часы и недовольно поморщилась.

— Здравствуй, — с порога сказала Марина. — Я хочу поговорить с тобой.

— Здравствуйте, — внезапно Жанна перешла на «Вы». Раньше Марина не предавала этому значение, а ведь последнее время Жанна часто так к ней обращалась. Хорошо, что в отделе, кроме них, никого сейчас нет.

— Что я тебе сделала, Жанночка? Почему ты меня не любишь?

Жанна только успела от удивления приоткрыть свой хорошенький ротик, как в дверь постучали, и вошёл незнакомый молодой человек.

— Кто здесь Жанна Миляровская?

— А, это я, — очнулась Жанночка.

— Вам посылка, — расторопный молодой человек за пару секунд оказался возле стола. — Распишитесь.

«Курьер», — подумала Марина, сожалея, что разговор оборвался, так и не начавшись. Она уже жалела о своём порыве. Ну и дурой она, наверное, кажется сейчас Жанне! А та распечатала принесённый конверт и вдруг вся вспыхнула. Молодой человек направился к двери, а Жанна не сводила с конверта зачарованных глаз. Неожиданно курьер обернулся и протянул Марине конфету:

— Возьмите. Вкусная.

Марина встретилась с ним глазами. Что это? Неужели, опять?! Она же видела его лицо, когда он только вошёл в отдел. А сейчас на неё снова смотрели с пониманием, добротой и любовью. И ещё с чем-то, чем-то неизречённым! Но таким, что дыхание перехватывало! Таким…

Жанночка захлопнула ящик стола. Марина вздрогнула, а молодой человек скрылся за дверью.

— Что это такое? — вслух спросила Марина.

— Это? О, это билеты в Большой театр, — по-своему поняла её Жанночка. — Мариночка Сергеевна, о чём Вы меня спросили? Ну, до того, как мне принесли…

— Ах, да, Жанночка, — Марина чувствовала, что совершенно не в состоянии выяснять отношения. — Я хотела узнать, почему ты обращаешься ко мне на «Вы». Я чем-то тебя обидела?

— Вы? — Жанна запнулась. — Ой. Ты? Мариночка, ты стала такой серьёзной в последнее время. Я решила, задаёшься. И ещё, раньше ты такой модницей была, а теперь…

— Что теперь? — Марина спрашивала механически, стараясь осознать, что произошло. Мальчик-курьер просто не мог так смотреть. Как и та девочка.

— Теперь, Маринка! Ты же одеваешься, как полгода назад. И где макияж? А причёска? Такие шикарные волосы закалываешь в хвост. Вот мне и показалось, что ты хочешь выглядеть солиднее. Воображаешь из себя незаменимую.

— Ты ведь не хотела мне этого говорить, — пришла в себя Марина. — Почему же решилась?

— Маринка, я соскучилась! Раньше мы друг другу всё рассказывали. У меня столько всего за эти полгода произошло! Вот, Вадим билеты в Большой театр прислал. Мы с ним недавно ужасно поругались, и я думала, окончательно. А он мне билеты. Значит, прощение просит.

Жанночку прорвало. Марина слушала её с дежурной улыбкой, понимая только, что этот курьер принёс для Жанны нечто настолько важное, что вызвал у неё сильнейший прилив радужных эмоций. Вот кого надо благодарить за то, что их длительные прохладные отношения сменились прежними, непринуждёнными.

— Я ему говорила, а он… Ну, вообщем мы перестали созваниваться. А потом…

— От меня муж ушёл, — перебила её Марина, сама не понимая, зачем. С тех пор, как у Женьки появилась другая, Марина замкнулась в себе. Обсуждать это с подругой на работе было выше её сил. Выше сил её прежней. Но сегодня что-то случилось.

— Женя? Когда? Как? И ты молчала! Вот почему у тебя было такое лицо! Мариночка Сергеевна, Мариночка, ну что же ты ничего мне не сказала? Я же всё понимаю! Но так нельзя. Посмотри, на кого ты стала похожа! Немедленно, прямо сейчас приведи себя в порядок.

— Зачем, Жан? — устало отмахнулась Марина, — Да и желания нет.

— Желания у неё нет! Совсем уже! Потом мне всё расскажешь, а сейчас быстренько подведи глазки. — Жанночка порылась в косметичке и достала оттуда массу необходимого.

— И волосы! Что за ужас? Дай-ка я тебе их распущу.

Возражать было бесполезно и через четверть часа на Марину из зеркала смотрела очаровательная молодая женщина.

— И солярий. Ладно, сейчас лето, на пляж сходим. Но солярий лучше, — тараторила Жанночка, не давая вставить слово. — Фитнес обязательно, завтра же тебя запишу. Во что ты свою фигурку превратила? Ты же стройненькая была! Тростиночка! Нет, я тобой займусь. И не мечтай от меня отделаться.

Марина слабо улыбалась, когда в отдел вернулись сотрудницы. Жанна уже успела сообщить, что они все ушли на важную лекцию по экологической обстановке. Жанночка так много успела сообщить, что у Марины голова шла кругом. Но она почувствовала, что ей стало легче. Намного легче. Три сотрудницы с удивлением уставились на бывших подруг.

* * *

Дома Марина принялась за уборку. Проходя мимо зеркала, с удовольствием на себя покосилась. Жанночка права, ей пора поднимать самооценку. Жизнь не кончилась. Вот только Женька не вернётся. Ну и что? В дверь позвонили. Бросив на пол веник, Марина пошла открывать. Даже не удивилась, увидев Женю. В последнее время в её жизни стало происходить столько странного.

— Привет, — как раньше произнёс он. Словно никуда не уходил. — Мог открыть своим ключом, но подумал, вдруг ты не одна.

Глупая шутка, она отлично знала, что Женя предполагал увидеть её одну. С некоторых пор он был совершенно уверен в её нелепой верности. А Марина и не знала, почему так себя вела. Но сейчас она разозлилась на Женю. В голову снова полезли упрёки:

— Каким же ты стал предупредительным! Жизнь заставила?

Женька прошёл в комнату:

— Марин, не начинай. Я ненадолго. Мне нужно кое-что забрать.

— Ах, ну конечно! Личные вещи. Да бери, что хочешь!

— Ты не возражаешь?

— Я помогу. Чтобы ты не задерживался. Впрочем, давай сам, но побыстрее.

— Злая ты, Маринка. Поэтому и одна.

Марина хотела ответить, но в дверь опять позвонили. Оставив Женю, она пошла открывать. На пороге стоял незнакомый блондин с цветами.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался блондин.

— Добрый, — в голосе Марины прозвучали вопросительные интонации.

— Не скажете, где ваша соседка из тридцать второй квартиры, Елена?

— Леночка? — облегчённо вздохнула Марина, — Так они все на дачу уехали. И кошку мне до выходных оставили. Раньше субботы не вернуться, не ждите.

— Вот как, — мужчина казался расстроенным. — Точно не раньше субботы? Жаль. Спасибо.

Он направился к лифту, но вдруг вернулся и протянул Марине букет. — Возьмите. Не отказывайтесь. Пожалуйста.

Когда так вежливо просят, невозможно отказать. Но что-то в слове «возьмите» заставило её напрячься. И точно, когда она отвлеклась от любования белыми розами, то увидела знакомый взгляд. Марина замерла. Так бы и смотрела в эти удивительные глаза, но из комнаты неожиданно позвал Женя:

— Где тут у нас витамины?

— Что? — растерянно спросила она и оглянулась. Женька стоял в дверях и смотрел ей через плечо. Она услышала, как открываются двери лифта и обернулась. Незнакомец исчез.

— Какие ещё витамины? — тихо переспросила Марина.

Женя подошёл к ней и недоверчиво показал на розы:

— Цветы? Тебе?

— Да, цветы. Правда, красивые? Так что за витамины?

— Чтобы голова не кружилась. Верка, кажется, в положении. А у тебя были… Такие, розовые…

Ещё пять минут назад у Марины дыхание бы перехватило от такой наглости. Да, и от такого известия. Но сейчас она только пожала плечами:

— Я их выбросила, Жень. У тебя всё?

— Да… Я тут взял… Кто это был? — перебил он сам себя.

— Уверена, что тебя это не касается, — спокойно проговорила Марина и с нежностью провела рукой по цветам. Если бы не они, то в эти мгновения она бы испытала сильную боль. Или всё же её успокоил взгляд? Трудно сразу понять. Но смотреть на растерянного Женю было забавно. Впрочем, он очень быстро ушёл. А Марина продолжала прижимать к себе розы.

* * *

Прошла неделя. Взгляд преследовал Марину повсюду. Бабушка в скверике, куда Марина зашла погулять, подарила ей рыжего котёнка:

— Смотрите, Вам в масть. Возьмите.

Милый котёнок, просто очаровашка! И, правда, они оба с Мариной рыжие. Марина, не задумываясь, сразу взяла. Потом осторожно подняла глаза на старушку. Ну, конечно! Снова на неё смотрели добрые и мудрые глаза, в которых светилась любовь. Теперь Марина точно знала, что это любовь. И ничего не понимала. Зато совсем не удивилась, когда бабушка встала и, не говоря больше ни слова, покинула сквер.

Кто все эти люди? — задавала себе вопрос Марина. Например, контролер в автобусе, вернувший ей счастливый билет. Но, сильнее других, её удивил тот самый алкоголик, который чуть было не стал для Марины последней каплей. В дождь он неожиданно возник рядом и раскрыл над ней свой зонтик. Зонтик оказался женским и Марина даже не удивилась, когда услышала знакомое «возьмите». Одним движением он достал из плаща чёрный зонт и, посмотрев на неё тем самым взглядом, растворился в толпе.

Когда рассказала о попытке самоубийства Жанночке, та не задумываясь, посоветовала:

— Сходи-ка ты, подруга, в церковь. Поставь свечку. Такое выдумать, с ума сошла!

И Марина пошла. Впервые, переступив порог церкви, замерла, поражённая. С иконы на неё смотрели те самые глаза! Тот самый удивительный взгляд, исполненный любви и мудрости. Позже Марина узнала имя святого, изображённого на иконе. Сколько она простояла в церкви, Марина не помнила. Но она поняла, что всю жизнь искала свою дорогу в храм.

* * *

— Потом я смогла простить Женю. Потому что любви в нас гораздо больше, чем мы думаем.

— Тётя, а ты его до сих пор любишь?

— И его тоже. Только не так, как ты думаешь. Люди заблуждаются. Он тоже. Всех надо жалеть.

— А кого любить?

— Какая ты смешная. Всех.

— А почему ты не обратилась к тёте Майе? Вы же сёстры.

— Сама не знаю. Я почему-то забыла о Майе. Никогда с нами такого не случалось. Но скоро у неё умер муж. Конечно, я к ней приехала. И узнала…

— Что тётя Майя ведьма?

— Да. И что она очень несчастна.

— Потому, что убила?

— Потому, что не простила. Никого.

— Тётушка, но как же жить?

Недолгая пауза и тихий, как шелест, ответ:

— Не знаю, Машенька…

.