Профан

Первое, что встречает нас на пути – сновидения. На извитой стезе, петляющей белесо в необъятной, глухой и мутной сумеречной тьме, в предутренних крепускулах четвертой, волчьей стражи. От зеркального холода озера – к  обманным бело-черным межевым столпам.

Кое-что о себе. Лунная экзальтация в Тельце предопределила фундаментальную, корневую черту – гедонизм. Который вовсе не есть поиск удовольствий, но смертельный страх страдания. Психик. Весомая примесь того, что на  языке гностиков зовется – соматик, саркик, человек-мясо. Ничего от пневматика, возможно, крупицы, огненная пыль. Тонусы, гуморы, нисходящая лестница напряженностей различноплотных и зыбких стихий Психеи; черная Суламифь души, в ней –  проблематичный рыбий глаз золота.

Porta eburnea, лживые, но самозабвенно, жарко возлюбленные мною врата слоновой кости. Оттуда – роскошной водометной струей изблевываются сновидения, чтобы напитать рыхлую, изнеженную, нечистую коралловую губку моего мозга. 

Кощунство, святотатство, богохульство, бласфемия.

… шаман. Вот, оказывается, в каждой округе он существует. Он практикует; ведь мы не знаем ничего о действительной жизни. Я посмел, я пришел к нему за ответом на истерзавший меня вопрос – где? Есть ли она, погубленная мной драгоценная другая душа – где-то? Немертвая пупырчатая кожа тамбурина, бешено и сухо выстукивающая, вытрескивающая ломаную линию фабулы; контрабас, невидимый, тягуче окрашивающий ее, эту линию, голую и трещинообразную, сочной надрывной патокой. Наконец, внизу, в коричневом порошкообразном ветре, ядовитой известью прорезается иззубренная и рваная  луна. Мохнатые, коленчатые, выгнутые, дегтево-проволочные лапы; гудение, дребезжащее подземное пение-вой. Средостения истончаются и крошатся. Астения ума. Крах.

… Босфор, ключевой сосуд кровеносного древа живого организма. Неизбывно сосуществуют два встречнотекущих слоя воды в Босфоре, подобно двум возможным прочтениям Времени.

… фотография. На ней – предмет моей горькой зависти, храбрец и галантно-бесстрашный офицер; фотография в виде объемного прозрачносветлого куба. Моя же карточка – плоская, двумерная. Атака. Солдат с  обглоданной, почти кубической, хоть и  со скругленными углами, белесоватой головой, пожилой, затхлый ландскнехт. Назойливо-ласково говорит мне, чтобы я – поднимал, поднимал с земли – желтые заметки, пергаментно желтые. Записи упомянутого офицера (у которого фотография трехмерна), в заметках этих – бесценные указания, как осуществить Прорыв.

… беззвучный голос векового старца;  шелестит им некий белоснежный, словно полярный филин, андалусийский герцог. Темные воды голоса пронизаны высветленными тонко-паутинными волокнами, густо пропитаны звездчатыми искорками; они мерцают, гаснут, вспыхивают. Старик невысок, эвклидово-безупречно прям, как и торчащие итифаллическим частоколом  в медных шандалах свечи на овальном столе, золотисто оплодотворяющие фиолетовый сумрак. Он одет во все алое. За столом – собрание закутанных теней. Арамисом звался он когда-то. Все друзья давным-давно потонули в ужасном Мальстреме прошлого: Портос, изящный и мужественный длинноволосый король Сатурналий, обрядово сожравший свою плоть; Атос, немотствующий безумец, замуровавший себя заживо в вундеркамере некоего германского князя; д'Артаньян, маниакальный конквистадор, захлебнувшийся вместе с армией на залитой железным зимним солнцем равнине, в час, когда голландцы по его тайному приказу разрушили Плотину. Начинается XVIII век. Орденские ландмарки  предписывают неотменимый  самороспуск. Все общество безмолвно направляется в другое помещение, пустое, лишь в центре установлена кровать, вроде Прокрустовой. Герцог д'Аламеда медленно и торжественно укладывается на ложе добровольных расчленений, разъятий суставов.

… преформизм. "Машина рождений" Ганса Гигера, внеземной хищный глянец; невидимый счетчик Гейгера бессчетных эмбрионов, досылаемых из магазина в ствол весьма софистицированного мужского пистолета; изначально – они суть готовые уже человечки, содержащие каждый, в свой черед, будто Анаксагоровы гомеомерии, неограниченное число эмбрионов, в каждый из которых, вложено, в свою очередь… (когда-то это подавалось как наглядное опровержение теории анималькулизма, вложения зародышей, но где, собственно, тут опровержение?).

… семя Великого Разрушителя миров. Оно способно, оно должно играть окрасками, как первозданный павлин. Нигредо смертельной опухоли, черная сперма; альбедо жирного лоска здорового семени; цитринитас сладостно-напряженной мочи; рубедо кровавой мясорубки беспощадного коитуса, красные прожилки.

… космогония. Анархическое смешение частиц и сфер. Точечный мир.  Затем, из руин древних космосов, из смутных воспоминаний предыдущих мирозданий – складываются Брачные союзы, прорисовываются Лики, чертятся Конфигурации. Сплетаются звенья, пестрые орнаменты драгоценных кандалов. Узлы и пучности.

Теперь о суровых и правдивых, как пробуждение в понедельник, роговых вратах, porta cornea. Свинцовая зубная боль во сне без сновидений. Тебя, твоего самоосознавания – нет. Но она, боль, здесь. Она безусловна и не зависит от наличия наблюдателя, обсерватора, свидетеля.

Безупречное доказательство существования Бога.