Поглощенный искусством

Выше/ниже, громче/тише. Короче или длиннее? Мягче/жёстче. Не строит! Опять! Не тот тон, не тот тон… Мотив, мотив, фраза — идем дальше.

Многие… да что там, каждый поголовно. Каждый человек, посвятивший себя творчеству, сталкивается с одной и той же, общей для всех, проблемой: как же, черт подери, это выразить? То, сидящее глубоко внутри, что тревожит, не дает спать, думать и просто спокойно жить. Кто-то рано или поздно берет в руки, например, кисть и начинает творить такое, что глаза обывателей потом испытывают триллионы оргазмов в минуту, другие берут в руки скрипку и так далее. Не важен вид искусства — насущная проблема всегда одна. Кому-то везет, они находят ответ, способ выражения своего самого сокровенного, другие так и уходят невыраженные. Но может ли случиться такое, что вовсе не человек управляет этим невыраженным нечто, пытаясь его материализовать, а наоборот?

Уже утекло более десятка лет, после того дня, в течение которого Карл четко решил для себя: музыка — его судьба. Тогда юноша решил стать композитором. Сегодня ему 25 и молодой музыкант уже успел зарекомендовать себя в сфере саундтреков, эмбиента к кинолентам и телевизионным картинам. Жизнь его складывается на удивление неплохо, когда всю юность он постоянно сам себе пророчил совершенно бесславный конец. Но вектор развития, все же, пошел вверх. Теперь он полностью независим и самодостаточен, с уютным домом на окраине города, построенного по его личному проекту на деньги после первой крупной работы. То был заказ на полное музыкальное сопровождение к полутора часовому фильму в стиле Sci-Fi. Работа Карла превзошла даже его собственные ожидания. Мужчина создал себе дом-студию: даже в уборной, на полном серьезе, можно записать трек.

Карл уже состоял в отношениях, у него была жена. Далеко не самого покладистого характера (сучка) актриса, но ему такая и нужна была, такую он заслужил. Но и сегодня, как считает сам композитор, он не одинок, как кажется со стороны. Ведь, в отличии от жены, его любимые инструменты всегда с ним, музыка всегда рядом. Даже в голове. Ее достаточно для заполнения и подогрева пустого, остывшего без людей дома.

Став совершеннолетней, его будущая жена официально стала жить под сладким именем Ирис, забыв про свое настоящее, данное родителями вместе со всей своей прошлой жизнью. На то были свои причины, обложенные табу на разглашение настолько сильно, что даже Карл мало чего об этом знал. В браке они пробыли недолго — Ирис похитили и убили, крайне извращенно-садистски пытая несколько дней к ряду. Девушка была подвергнута различным надругательствам, насилию, как физическому, так и моральному. Затем изощренно убита: ее вспороли и запустили в нее голодных крыс. Когда тело обнаружила полиция, большая часть органов была полностью или частично съедена.

Они познакомились во время его дебютной работы, на большой вечеринке в честь успешных сборов фильма. Это была драма/мелодрама, где Ирис играла зазнавшуюся дрянь-вдову королеву, убившую своего мужа и всех сыновей — наследников престола, дабы воссесть на троне самой, захватив всю полноту власти. Полный абсолют.

Будучи еще молодой и незамужней принцессе, когда будущего короля ей только-только сосватали, девушка частенько баловала его разными вкусностями, что сама готовила для любимого на королевской кухне. Ее мать и тетки каждый день, с самого детства принцессы, повторяли одно и то же: «Вкусная еда на мужа воздействует сильнее, чем любое королевское оружие». Возможно, так оно и было в те времена. Так или иначе, молодой принц вскоре взял ее в жены и практически на следующий день поварешка молодой королевы была закинуты в чулан. Больше она никогда на кухне не появлялся. А теперь, спустя много лет, решила накормить своих сыновей и мужа вкусным обедом — индейкой, фаршированной крысами, что отведали яда и успели пару дней пролежать мертвыми. К луне она уже стала вдовой, к полудню — признанной правительницей королевства.

И фильм собрал неплохую кассу. Возможно из-за большого количества пастельных сцен или эпических сражений и заговоров. Карл же не находил в нем ничего интересного.

С Ирис они переспали в первый же вечер после знакомства. Никто никому ничего не обещал — может, просто на одну ночь — но Карл оставил свой адрес. Вскоре они уже жили вместе.

Через месяц, когда фильм сняли с показа, объявился один ненормальный мужчина, помешавшийся на этой ленте. Он на полном серьезе возомнил себя единственным выжившим сыном подлой королевы. Его абсолютно не смущало, что события фильма происходили в 15 веке, когда на дворе нынче 21. «Сын» хотел отомстить и вернуть «трон и корону» себе. По началу это были просто интернет-угрозы, заспамление всех страниц Ирис. Это еще можно было принять за неудачную шутку и закрыть на это глаза — так пара и поступила. Затем каким-то образом тот мужчина узнал место нахождение дома композитора. Однажды этот неизвестный завалил им весь участок картонными коронами, политыми красной краской, имитирующей кровь и на каждой была нарисована дохлая крыса — на обратной стороне, как эмблема изготовившей продукт фирмы. Это уже стало совсем не смешно.

После этого, когда Карл и Ирис все прибрали и сожгли, а затем мирно прожили еще примерно с неделю, псевдопринц совершил более наглое и дерзкое деяние. НАМНОГО более дерзкое и наглое. Вместо каких-то дошкольных подделок этот человек развесил вокруг дома настоящие трупы крыс. Некоторые из них были вспороты, другие кем-то поедены, остальные находился на различных стадиях гниения. Каждая тушка была привязана за хвостик к веткам. Крысы висели мордами вниз, и их лапки покачивались, обдуваемые ветрами. Само собой, такое нельзя оставлять без должного внимания.

«Это же трупы на ветках, мать твою, Карл!»

Лишь разглядев, подойдя к окну, развешанные трупы, Ирис бросилась к телефону, а после, набирая полицию, направилась к двери проверить и запереть до конца все замки. Через 15 минут патрульная машина уже приминала траву на их территории, а младший по званию полицейский, надев резиновые перчатки, вовсю уже снимал трупы с деревьев.

Местами Карлу трудно было сдерживать улыбку, когда служитель органов пытался дотянуться до тушек, развешанных слишком высоко, — ему приходилось прыгать — словно пес за едой, он отталкивался от земли, получая изредка ветками по лицу. Была в этом какая-то малая толика извращенного юмора.

«Мы непременно разберемся в этой ситуации, можете не волноваться, пока что зацепок мало, но будут приложены все усилия.» — как часть полицейские говорят это потерпевшим? Конечно, они не разобрались. Может, активная работа и на самом деле велась, но итога это не изменило: еще через две недели, когда пара уже успела утратить часть бдительности и настороженности, Ирис пропала, возвращаясь домой с фитнеса. В ее похищении не было ничего сверхъестественного и изобретательного, способного заинтересовать прессу. Подбежал сзади в маске, оглушил и увез, закинув в багажник ее же машины. Об этом вскоре стало известно:, начал беспокоиться муж, а также был свидетель.

Небольшая семья проживает в многоэтажном доме близ фитнес-зала. Домочадцы во всю готовились принять вечернюю трапезу. Четырехлетний Саша засмотрелся в окно на птиц, усердно пытавшихся найти среди мелкой щебенки что-нибудь съестное, сам внутренне радуясь, что его сейчас покормят. В поле зрения мальчика попадала и Ирис. И мужчина ее похитивший. Но Саша так был увлечен пернатыми, что почти не обратил внимания на грубую процессию похищения, лишь беззаботно отметив, какой у машины вместительный багажник — аж целый человек вошел. Затем, когда тарелки со стола уже были убраны и пришло время десерта, сын поделился своими наблюдениями за крылатыми, мимоходом упомянув и багажник. Глаза матери округлились, чай застрял в горле, будто в засорившейся трубе. Наш сын стал свидетелем похищения, подумала женщина. Не прошло и двух секунд, как они с мужем одновременно вскочили со стульев, чтобы найти телефон и позвонить в в полицию. Еще через час была организована полномасштабная операция по сбору данных и поиску.

Через пару дней удалось выйти на след. На следующие сутки жена Карла была найдена. Вспоротой. С трупиками крыс вместо органов. Самого похитителя найдут многим позже, Ирис уже успеют оплакать и похоронить.

Вскоре после похорон определенные изменения в Карле отметили многие его знакомые. Нет, он не сломался, не замкнулся. Мужчина, вскоре после утраты, вполне был готов двигаться дальше, отметив для себя, что хоть и дня не пройдет без воспоминаний об Ирис, жизнь продолжается и не стоит быть аморфным ее наблюдателем. Но, как высказался один из близких друзей, "в его голове теперь играет совершенно другая музыка, готов поспорить, это что-то из самых тяжелых жанров...". И действительно, все последующие работы стали на порядок мрачнее, из-за этого пару раз даже возникли конфликты с режиссёрами и прочими лицами из съемочной команды. Но востребованность Карла продолжала расти, с момента после смерти Ирис, композитор и музыкант поднялся еще ближе к пьедесталу.

Но было кое-что, не дававшее Карлу спать по ночам. Теперь приходилось пить таблетки. Нечто сидело в его голове… задумка, проект трека, который он никак не мог четко сформулировать ни в голове, ни нотами на бумаге. Какая-то неясная форма, ломаная мелодия и… это было нечто… что-то очень злое. Но быстрыми темпами утекло уже пол года, а адекватно выразить это сверлящее мозг неизвестное до сих пор не получилось, появилась острая необходимость вылить это в какую-то форму, да вот подходящей никак не находилось. Зато таблетки успели вызвать привыкание и устойчивость организма.

Карл перепробовал все инструменты, что были в его доме-студии. Их, надо сказать, как могил на кладбище. Разные тональности, всевозможные эффекты, вся палитра аккордов — это не то. Нужно что-то не… кое-что иное, не то, чем и как он обычно записывал музыку. Совершенно новый метод. Но какой? Что же может выразить ту таинственную неизвестность, что не дает каждодневно сомкнуть под луной глаз и засоряет голову под солнцем?

Теперь, когда таблетки перестали иметь власть над организмом, а на более серьезные можно перейти только под постоянным присмотром врача, ночь стала полноправным продолжением наполненного всевозможной активностью дня. Из-за отсутствия сна стало сложнее осознавать начало новых суток. Частичная дезориентация и, порой, даже потеря в пространстве все чаще начинали накрывать Карла и сбивать с толку.

Просто нужно отдохнуть, развеяться, думал он, хороший отдых выгонит всю дурь из головы и проветрит мозг. Когда ты в последний раз куда-то выбирался не по делам, работе или деловой встрече, а просто так, погулять? — рассуждал Карл. Городской парк, живая, почти свободная, природа. Да, это должно подойти.

Когда музыкант оставил машину на парковке, на часах стрелки показывали пять часов утра. Вначале композитор удивился и, чего таить, испугался, ведь кроме него в парке лишь мусорный пакет, застрявший в ветках. Вскоре проснулись вороны и начали осуществлять утренний моцион чистки перьев, каркая при этом до зуда в ушах. Тогда Карл и понял, не без помощи часов, что все нормальные люди сейчас спят. Что ж, тем лучше. Нет людей — нет шума, нет взглядов. Так будет лучше всего.

Мужчина присел на скамейку, попытался расслабиться, достичь внутреннего спокойствия, согласия, чтобы ясно услышать самого себя и понять, что же ему все-таки нужно. Это стало жизненно необходимо, иначе можно в скором времени сойти с ума. Эта невыраженность с каждым днем становится все… материальнее. Давит на сознание все сильнее и, как кажется порой, нечто готово в голом виде вырваться, пробив дыру в черепе, так как носитель не может придать форму, которая выразит все, что нужно.

Мне кажется, размышлял Карл, наблюдая за птицами, если не дать этому выход из моей головы, то

Это на хер убьет меня,

Разорвет мою голову.

Это на хер убьет меня,

Это на хер убьет меня

ЭТО НА ХЕР УБЬЕТ МЕНЯ, РАЗОРВАВ МНЕ ГОЛОВУ.

А так, между прочим, в этих воронах что-то есть.

"Кар-кар-р-р. Кар-р-р..."

Но, кроме типичных для вида звуков, проскакивало время от времени что-то не членораздельное. Лучше всего это можно описать как вороний крик по утру, когда они максимально громко кричат, летая над кронами деревьев — собираются в группы для продуктивных поисков и добычи еды.

Кажется, Карлу скоро откроется частичка тайны, на миллиметр приподнимется занавес. Крик… что-то в этом есть.

"Мать твою так, мне нужны крики! Вот необходимый инструмент!" — в слух воскликнул музыкант. Вороны заголосили еще громче. Мужчина достал смартфон и начал ходить от дерева к дереву, записывая звуки, после чего отправился домой.

Но это оказалось не то, что нужно. Не совсем, если точнее. Близко, но все же. Долгая размышляя и гоняя записи по кругу, обрабатывая их очередной бессонной ночью, Карл пытался понять, чего же именно не хватает.

"Это грызет меня, сидя внутри

Это разрушает меня. Это сведет меня с ума, это убьет меня на хер.

На хер убьет меня, на хер убьет меня"

Композитор оказывался все ближе к статусу помешенного безумца. Одержимый, он эксперементировал до самого рассвета. С первыми лучами солнца, словно манна небесна сошла — Карл понял, чего не достает в криках ворон. Целого пласта эмоций. Оттенков отчаяния и злости, боли и страдания. Правильно, ведь… ведь те птицы не были при смерти… они свободны и здоровы. Их крики — лишь будничный призыв.

Где в голосах животных можно четко услышать боль?

Цирк?! Нет, слишком шумно.

Зоопарк? Может сработать… Нужен самый конфликтный и загруженный посетителями зоопарк, где каждое животное находится на пределе, испытывают максимум отчаяния (или животного аналога), на которое они способны.

Толпы туристов, семей разного калибра и достатка, одиночек, парочек сновали в разные стороны, от варьера к варьеру, между клетками от ларьков с мороженным до забитых закусочных. Порой люди стоят перед загонами чуть ли не в девять рядов. Из-за гудящей биомассы людей здесь точно ничего путевого не получится, но, как оказалось, этого и не нужно. Искомая цель обнаружила себя сама в виде истеричного младенца и бешеной матери. Карл искал в другом направлении, но лишь услышав их крики и сопливые вопли...

Действительно, ведь боль, злость, гнев, безысходность — все это в чистейшем виде можно извлечь из людей, как ноту из пианино.

Тогда все и прояснилось: нужно трое. Да, три человека, Карл это сразу для себя определили: ребенок с тонким и высоким голосом, мужчина с глубоким басом и женщина с прокуренно-пропитыми связками. И, что самое важное,

Они, определенно, должны страдать… испытывать очень сильную боль… А ребенок? Но иначе никак нельзя, да ведь?

«Это убьет меня, разорвет мою голову к черту!

Убьет меня, разорвет мою голову...

Разнесет на мелкие кусочки и разбросает вокруг.»

Следующей ночью Карлу удалось поспать пару часов, но встал он все равно задолго до рассвета. Нужно действовать, ибо теперь, зная как выразить сокрытое в голове, это нечто стало еще материальнее и, словно какой-то мешок с камнями давит на мозг, тянет сознание куда-то вниз, в безумное ничто.

Нужно все спланировать. В прочем, лишь последний шаг подготовки оказался по-настоящему сложным. Для начала композитор арендовал, если это можно так назвать, гараж: Карл просто нашел торчка на окраине, что попрошайничал на обочине, дал ему денег, которых хватит на обеспечение недельного прихода. А тот, в свою очередь, отдал ключи от пустого гаража без машины. Это помещение служило для наркомана жилплощадью.

Куда же он, где же он теперь будет жить, задался на минуту вопросом Карл, но потом решительно прогнал эти мысли из головы.

Второй шаг — привезти всю необходимую аппаратуру, а также инструменты… не музыкальные — пыточные. Здесь все прошло еще быстрее.

Третий — самый сложный. Голоса. Как их заполучить. Сначала Карл рассматривал вариант "добровольных пыток", путем предложения жертвам больших денежных сумм, но это не подойдет. Хотя бы из-за того, что качество криков… будет ниже. Менее эмоционально.

Хорошо. Ребенок — это не сложно. Подозвать где-нибудь на площадке, предложить сладостей, усыпить. Благо доктор снабдил сильным внутривенным снотворным. Шприц, большая доза, впрыск… пару секунд и все готово.

С женщиной тоже относительно просто. Можно, например, просто выехать на трассу, ведущую из города в ночное время суток, желательно ближе к полночи. Снять дешевую ночную бабочку, посадить на соседнее переднее сидение и, чуть отъехав от проститутской точки, поступить как и с первой жертвой.

Напоследок, самое сложно, бархатный голос мужчины — самое сложное. В начале Карл рассматривал схожие варианты с ночной бабочкой и арендой гаража, но нужен голос высшего качества… Здесь необходима иная стратегия. Композитор решил пригласить на «сочный кусок мяса и банку пива» старого знакомого певца, с которым они не были близко знакомы, но сотрудничали пару раз. А дома не понадобиться даже шприц — все будет в еде.

Словно поддерживаемый особой темной силой от сущности, сидящей внутри, занимаясь похищением, Карл не испытывал моральных, физических или стратегических сложностей. На удивление, все прошло как по маслу. Композитор думал, сложнее всего будет с ребенком, но никаких душевных терзаний мужчина в процессе так и не испытал. Рука привычным движением вошла под кожу, большой палец надавил на поршень и спустил лекарство в вену. Ребенок даже не успел вскрикнуть или начать вырываться, лишь глаза расшились до размера большой монеты. Страх мальчика был настолько сильным, что после полного помутнения сознания, глаза еще добрый десяток секунд оставались открытыми. И казались абсолютно безжизненными.

Голые стены и пол — все в трещинах. В углу кривенький стол, на котором разложены музыкальные, и не только, инструменты, да несколько стульев.

Когда Карл делал последние штрихи — подготавливал табуретки и веревки, перетаскивал бессознательные тела — в его голове уже родилась стройная структура композиции, которую ему вскоре предстояло создать. Осталось лишь продумать методы… извлечения звуков из живых инструментов.

Начинается все с ребенка. Самое главное — добыть нужный набор различных криков, остальное — дело сводки, мастеринга и всевозможной обработки.

Что ж. Карл включил микрофоны, аппаратуру для записи — дорожка пошла.

Он нанес ему легкую пощёчину. Ребенок начал приходить в себя. Затем по другой щеке намного сильнее. Так, что голову мальчика до предела повернуло в бок, затрещали шейные позвонки. Композитор добыл первый крик, какой и хотел: мокрый от слез, быстрый испуганный возглас. Сознание мальчика окончательно прояснилось, глаза быстро наполнились страхом. Рассматривая массивный стул под собой с кучей веревок и наблюдая за похитителем, юная жертва поняла, что отпускать живой ее не собираются — настолько явно все было написано на лице безумного мучителя.

Парень начал кричать, звать на помощь и брыкаться. Весь улился слезами.

Карл взял тонкий метровый обрубок троса и ударил узлом на конце прямо в солнечное сплетение — крик полный боли и страха, более яркий на фоне других. Еще. Еще и еще удары и звуки. Но этого не достаточно — мало страдания.

Взгляд музыканта обратился к инвентарю инструментов и остановился на ножовке. Сначала легкие надрезы, медленно и поверхностно, затем чуть быстрее и глубже. Под конец — резко и глубоко, оставляя большие открытые раны.

Ребенок бился в истерике, он уже на пределе. Но последней стадии крика от страданий и боли, как казалось Карлу, он еще не добыл. Ножовку сменил шуруповерт. Карл начал просверливать дырки в ногтях своей жертвы. Хоть от омерзения и ирреальности происходящего у музыканта и шла кругом голова, он уверенно добывал то, что нужно, пересиливая все прочее. Мальчишка отключился, но прежде издал ТАКОЙ звук, что его голосовые связки, определённо, были на пределе, если не порвались вовсе. Композитор доволен. Карл отнес легкое, слегка содрогающееся от неровного дыхания, тело ребенка обратно в машину, надежно связав его перед этим по рукам и ногам.

Настало время певца, пока сам композитор еще не совсем выдохся и у него есть силы, чтобы справиться с другим взрослым мужчиной, надо быстрее извлечь из него все необходимые звуки. Кажется, задача на порядок усложнилась. Друг Карла сам пришел в сознание, пока безумный музыкант вытаскивал его из машины и тащил до табуретки. А он крепкий, все-таки, чтоб его. Как бы не сорвался… или, что гараздо страшнее, не заткнулся на зло музыканту. Но, ничего, к каждому можно найти такую пытку, которая заставит забиться в агонии и бесконечно орать.

— Вадим? Ты пришел в себя? Хорошо. Мне кое-что нужно от тебя. Вой.

— Ч-т-т-о-о-о?

— Вой, пожалуйста. Ровно, на низком тембре.

Привязанный к стулу мужчина выпялил на полный максимум свои неспешно проясняющиеся глаза и начал озираться. Коробка из бетонных стен, такой же пол. Кое-где есть трещины, пахнет сыростью и крысиным пометом. В углу ютится стол, на нем и около него валяется мелкая бытовая техника, прочая утварь и музыкальные инструменты. Да что вообще происходит, начал соображать привязанный Вадим. Над головой качается на полуголом проводе лампочка. А он сам сидит на...

— Карл, твою мать, что происходит? Это шутка такая, блять, или розыгрыш? Какого черта я привязан к стулу? Где мы вообще находимся? Развяжи меня на хер сейчас же! НЕ СМЕШНО, мать твою, ни черта! Ты СОВСЕМ ОБЕЗУМЕЛ после смерти своей жены! Карл! Тебе нужна помощь специалистов! Понимаешь? РАЗВЯЖИ МЕНЯ НА ХЕР СЕЙЧАС ЖЕ!

— Понимаешь ли… хорошо, я могу с тобой поделиться. Меня кое-что… тревожит, скажем так. Трудно описуемое нечто давит на меня, как физически: я ощущаю постоянную слабость и тяжесть, будто на меня навешано множество грузов. Так и внедрившись в мое сознание, это мешает мне жить и думать. Словно тяжелый пакет со льдом, который обычно прикладывают к гематоме, на мой мозг и мысли, на мое Я что-то ДАВИТ. Множество ночей прошло без сна. Я начал теряться в реальности, даже в своем доме. Понимаешь, Вадим? Я реально начал сходить с ума. Но однажды мне открылась истина, пока безмолвно протекала еще одна бессонная ночь: что бы это ни было, оно хочет… ХОЧЕТ БЫТЬ ВЫРАЖЕННЫМ. Понимаешь? И, слава богу, стало многим легче. Это, наверняка, самый дерзкий проект современности. Я даже не знаю толком, что в итоге получится, ведь вовсе не я управляю процессом. Да, процесс начал медленно развиваться вскоре после смерти Ирис, но, может, оно и к лучшему. Может, благодаря ее смерти, свет увидит принципиально новое творение музыкального искусства… Так что, Ва..

— Заткнись, заткнись, заткнись… Дерьмо! Да какую чушь ты несешь, ты слышишь себя вообще, Карл? Ты хочешь мне сказать, что какой-то сраный эфемерный компресс со льдом давит на тебя, и поэтому я сейчас свзанный по рукам и ногам, сижу, будучи примотанным к стулу? Да это же чистой воды безумие! Ты ПСИХОПАТ Карл! И что же ты будешь сейчас со мной делать?! У тебя есть последний шанс меня отпустить и я, учитывая наше давнее знакомство и твою утрату, буду считать это просто неудачно шуткой, и никто об этом не узнает. Но это твой последний шанс, так что развязывай меня! РАЗВЯЗЫВАЙ ЖИВО!

Певец изгибался и дергался всем своим телом как мог, чтобы расшатать стул или ослабить веревки, в конце концов, хотя бы упасть на бок и разломать часть спинки — уже пол пути к освобождению. Но получилось лишь немного сдвинуть ножки с изначального их местоположения, оставив свежий след — короткие полоски от каждой ножки — на пыльном и грязном полу.

— Извини, я не могу этого сделать.

Этим Карл поставил точку в беседе и отправился к инвентарному столу, где взял удлинитель и утюг.

— На кой черт тебе утюг? Ты что, собираешься… ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ, СУКА! НЕТ!

И Вадим взвыл. Долго, протяжно и отчаянно. Композитора даже слегка взбудоражило и взбодрило.

— НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ, ЧЁРТ!

Но это не все, что нужно Карлу. Этого ему не достаточно. Вернувшись к столу, он, отложив расскаленный, с кусками расплавленной кожи, взял смычок для скрипки. Вернувшись к певцу, музыкант не спеша прицелился и опустил натянутую струну смычка между ухом и боковой частью головы. Начал двигать инструментом так, будто это пила. На обоженную плоть грудной клетки сверху полилась горячая кровь. Звуки, что издавал Вадим, пока не отключился, уже не имели ничего общего с человеческими.

— Стой-стой, это еще не все. Не смей отрубаться! НЕ СМЕЙ! Черт.

Так или иначе, после терпеливого ожидания и еще пары изысканных пыток Вадим окончательно сломался. Перестал угрожать, в принципе выкрикивать что-либо в адрес Карла. Как будто сознание певца частично абстрогировалось от тела. И оно, словно живой манекен, лишь издавало звуки, нужные композитору. Затем заряд кончился и у манекена, но, к счастью, Карл уже получил все нужные звуки. И без какой-либо опаски начал развязывать бессознательное тело, пришло время проститутки

Девушка уже пришла в себя, пока Карл заканчивал с Вадимом. По началу в ее глазах был лишь небольшой оттенок страха, зато недоумение било яркими красками.

— Если ты фанат БДСМ или извращенец какой, то ты не по адресу! Я обслуживаю клиентов только со стандартными вкусами! Но если ты готов платить по тройному тарифу, то я подумаю, что можно сделать… — быстро выпалила куртизанка, когда композитор открыл дальнюю от нее дверь машины и начал закидывать внутрь обмякшее тело певца.

— Нихера себе, какое дерьмо! Твою мать, что происходит?! — хрипло визжала молодая проститутка, теперь ее трясло от страха. Впрочем, никто бы не остался спокоен, когда рядом скидывают полумертвого человека, похожего на сырую свиную отбивную в соусе из собственной крови.

— Так. Раз уж ты очнулась, медленно выходи из машины. — Карл обошел машину, открыл дверь и приставил нож к горлу девушки, — от тебя мне нужны отрывистые крики, начнем с выдергивания волос.

Даже нож у горла проститутки не заставил ее оставить брань и угрозы при себе — они непрерывным потоком, вперемешку, слетали с ее языка. Но все же она повиновалась, встала и, под направлением Карла, пошла к стулу в центре гаража, прямо под одинокой потолочной лампой, мерцающей на длинном проводе и слегка качающейся от сквозняка.

Железными щипцами, словно итальянскую пасту, Карл захватывал толстые пряди волос и тут же резко выдергивал их, затем, лишь зарождался крик, давал девушке пощечину наотмашь, перебивая тем самым все звуки звонким шлепком ладони о щеки.

— Только короткие, отрывистые вскрики, вот так.

Вся косметика растеклась по лицу, вокруг глаз, пошла разводами. Слезы криво линейно прочищали себе дорожки от век к подбородку.

— Теперь мне нужно нечто более… дикое. Да, наверное, это лучшее определение. Для диких криков — дикие способы, согласна? Это справедливо.

— Пошел на хер. Когда выберусь отсюда, я...

— Но ты не выберешься отсюда.

Какое-то время куртизанка злобно смотрела на него, не сводя гпаз, не моргая. Вскоре Карл заметил, что слез стало намного больше, но девушка держится, хочет быть сильной. И, должно отметить, у нее не плохо получается.

— Мне жаль, правда. Я не в восторге от того, что тебе, и тем двоим, пришлось вытерпеть. Но мне это нужно, это НЕОБХОДИМО. Твоя храбрость почти восхищает, особенно на фоне предыдущего здесь сидящего, но конца это не изменит. Но чем сильнее ты сопротивляешься, тем больше боли тебе придется вытерпеть. Перестань, отдай свой голос. Ты станешь жертвой во имя искусства. Это ли не высшая романтика?

— Ты просто больной ублюдок. Я знала, рано или поздно, все так и должно было у меня кончиться. Гадкая судьба, наверное. Но, чтобы ты знал, если я сдохну здесь, то унесу с собой такую порцию ненависти, какая ни в один адский котел не войдет и вернется обратно на землю! К тебе! К тебе, сука, и ты тоже сдохнешь в мучениях!

— Хорошо, как скажешь. Продолжим? — Карл подошел к столу с инвентарём и взял небольшой пакет с трехсотыми гвоздями и большой молоток. Нацелив гвоздь чуть выше коленной чашечки, композитор начал методично его вбивать в женскую плоть до упора. Затем еще — в другую ногу. Еще… Женских криков нужно не много, они, можно сказать, пойдут вставочным бэк-вокалом, так что к моменту, когда проститутка отключилась, от нее уже ничего не было нужно. Пока что.

А ведь я даже не спросил ее имя, подумал Карл, смотря на окровавленные ноги своей третьей жертвы. Получилась некая карикатура на Иисуса — Девушка распятая на стуле. Забавно, решил Карл, и отправился еще за двумя стульями и пустой канистрой для бензина. Настало время КУЛЬМИНАЦИИ.

Когда музыкант еще заканчивал с девушкой, то уже ощущалось внутреннее движение к полному облегчению, освобождению. Это настолько приятное чувство, что и без конфет стало почти приторно сладко во рту.

Центральная точка гаража — лампа — прямо под ней три стула, плотно составленными гранями спинок образующие треугольник. Так, чтобы каждая из жертв сидела затылок к затылку по отношению к остальным двум. Отсутствие зрительного контакта. Карл не мог сам себе это объяснить, но что-то говорило ему сделать именно так. Бензин слит в бочку, затем вылит на жертв, а тонкая дорожка горючего ведет к дальнему углу помещения, где стоит записывающая аппаратура. Рядом два огнетушителя. От удушливого запаха относительно быстро и мужчина, и ребенок очнулись. Они еще раз пытались отговорить Карла, затем ребенок просто отдался истерике, а с уст Вадима вновь полились угрозы. Карл же абсолютно не реагировал на них, полностью абстрогировавшись, он прорабатывал в голове размер и составляющие композиции. Через какое-то время пришла в себя и девушка. Заметив это, музыкант попросил тишины, и жертвы послушно закрыли свои рты — вот она,сломленная воля и насильственная власть, отметил про себя Карл. Он достал спички, чиркнул о коробок. Пламя зажглось с первого раза.

Их крики были сопоставимы с всепоглощающей адской агонией проклятых и потерянных душ, если воображать преисподнюю в самом распространенным ее народном представлении — черти, котлы и крики — от угарного газа и зашкаливающей громкости многоголосья сам Карл был в шаге от потери сознания, но удерживаясь из последних сил в сознании, мужчина смог записать эту конечную полифонию, это эпохальное многоголосье в завершение к композиции, прежде, чем отключиться. Затем музыкант оперативно все потушил до того, как огонь успел перекинуться на инструменты или оборудование, отметив еще раз прекрасную пустоту гаража.

Все действия были окончены ко второму часу ночи. Карл собрал вещи, запер гараж, убедился, что в округе нет даже бездомных псов, и отправился домой, в студию.

Композитор сидел с ночи почти до обеда, занимаясь сведением, колдуя, обрабатывая и редактируя. Искусно смешивая дикие, первородные, полные боли и ужаса крики с различными музыкальными инструментами. Он так торопился начать, что даже не стал нигде включать свет. Все помещение так и осталось заполнено тенями, ведь в студии отсутствуют окна. Процесс шел достаточно быстро, Карл даже не мог сказать, он ли это все делает, словно им кто-то управлял. Но закончив, музыкант был крайне доволен — наслаждение, словно от героинового прихода.

( или все же это нечто в нем было довольно, а не он сам?)

" И рвется, рвется все изнутри на волю

этот необузданный вой.

Чей-то дикий зов меня беспокит,

Нет сомнений: не найти мне покой,

Пока это творение внутри меня бродит. "

С этой строфой Карл опубликовал готовое произведение на всех площадках, сайтах и прочих местах в свободном доступе. Получилось поистине нечто совершенно новое, чего доселе не слышал мир.

Сразу же посыпались дикие комментарии из разряда "это что, блин, вообще за срань такая?" (если применить жесткую цензуру, то как-то так). Но, несмотря на всю абсурдность произведения, некоторые пользователи искренне заверяли, что лучше этого они в своей жизни не слышали ничего, после чего также подвергались жесткой критике. А композитор сидел в темноте перед монитором и улыбался, с каждой секундой ему становилось все легче, все лучше. Он откинулся на спинку кресла, развалился. Направил взгляд в темноту и в этот момент будто что-то прошло сквозь него или именно из его тела вышло прямо в темноту студии. Нечто, намного более черное и густое, чем темнота, разбавленная светом монитора. Затем наступила полная пустота, будто Карл — выкинутая в помойку бутылка из-под водки, в которой не осталось ни одной капли напитка.

Вместе с пустотой пришло и полное осознание того, что же на самом деле он сделал.

Я похитил троих: ребенка, друга и проститутку. Я пытал троих. Я убил троих. Сжег заживо троих людей. Настоящих, по-настоящему, в реальности… Пару часов назад...

От столь сильных двух потоков эмоций и энергии — исходящего нечто и входящего осознания своих деяний — Карл, как дешевый проводник, перегорел. Его сердце попросту не выдержало такой перегрузки и дало течь, прохудившись прямо в груди, словно дешевый гелиевый шарик. А на лице навсегда так и осталась практически невозможная, ужасная гримаса, смешанная из удовлетворения, ужаса и самопрезрения.

В ходе расследования, полиция безвыходно встала в тупик с самым важным аспектом дела — с мотивом. Когда все документы уже были сосланы в архив, графа «мотив» так и осталась пустой. Но, в определенных кругах говорили, что поглощенный лихорадкой творческой задумки, Карл потерял контроль. Появилась даже некая крылатая фраза, интерпретирующаяся по-разному: «поглощенный искусством музыкант сам себе и приговор, и дуэлянт».