По разные стороны облаков

Морозный ветер бросался на меня, будто стремился что-то отобрать. Но отбирать у меня нечего. Лохмотья с чужого плеча да плесневелая корка хлеба — небольшая нажива. Случайный взгляд прохожего поспешил дальше, прочь от моей корявой усмешки и дырявых ботинок. Испугался, что сам станет таким же? Сердился на беспечного попрошайку? Я сижу на улице в снег и дождь, именно тогда люди становятся настоящими — они слишком спешат укрыться от непогоды, чтобы думать о своих лицах. Я смотрю на них. И жду своего часа.

Нищему бродяге легко быть свободным. Этим и пользуюсь. Я никому не интересен, я делаю, что захочу. А ведь мог бы прийти сюда разряженным денди, профессором семи пядей во лбу, просто обаятельным мальчишкой — да кем угодно. Но я выбрал другое обличье. Так проще будет сделать, что должен. Я не имею права вторгаться в ее жизнь. Но могу быть рядом.

Снег метет на ступеньки, на мои руки в дырявых перчатках, на старую шапку, на разбитый нос; он стремится спрятать все, что ему не нравится, и эта затея почти удается. Цыганка рядом недовольно морщится и лопочет что-то своему ребенку; хлопают двери, выходят люди, пахнет воском, огнем и ладаном. Я вдыхаю этот воздух и становлюсь сыт им. Там, откуда я пришел, пахнет похоже.

Стук каблучков по ступенькам. Неспокойный и опасный стук — слишком быстрый для таких мерзлых ступенек. Сердце колотится с бешеной силой. Да что это я, какое сердце?!

Конечно же, она меня не видит, а вот я ее вижу насквозь. Мне очень жаль, но она сейчас упадет и ей будет больно. Я отворачиваюсь и поднимаю глаза, когда уже слышу сочувственные вздохи цыганок. Они протягивают руки, чтобы помочь ей встать, и я тоже протягиваю свою в рваной перчатке.

Девушка раздосадована, но сдаваться не собирается — она недовольно морщит нос, пытаясь встать, но без помощи не обойтись, и среди протянутых к ней грязных дрожащих рук она выбирает мою.

Я чувствую, как губы растягиваются в глупой улыбке — вот ведь как мало нужно здесь для счастья! Ее ладошка жжет руку через перчатку, я не хочу ее отпускать.

Наконец девушке удается подняться на ноги, и, даже не взглянув на нас, она направляется к двери. Девушка не хромает — о нет, она бы себе никогда не позволила такого, хотя уж я-то знаю, как больно ей сейчас. Невольно цокаю языком — а она с характером!

Для меня не секрет, о чем она шепчет, в одиночестве стоя там, где пахнет воском и ладаном. Ради этого здесь и сижу.

Стоило ей опереться на мою руку, и между нами установилась особенная связь. Так и должно быть. Но я оказался не готов к этому. Впервые за все время мне стало неуютно в личине нищего. Я захотел ей понравиться. Захотел, чтобы она увидела мое настоящее лицо. Но так нельзя!

Пальцы сами собой сжались в кулак, я с силой ударил по льду мерзлой ступени. Цыганки встрепенулись, удивленно затараторили. Оскалившись, я протянул руку за милостыней. Пора вспомнить свою роль.

***

Ада потянулась, отложила пузатый конспект, вышла на балкон.

На розовом кусте внизу набухли бутоны. День, другой — куст взорвется алыми звездочками цветов. Ветер лениво катал комья тополиного пуха. Задрав хвосты, по крышам гордо прохаживались коты с бандитскими мордами. В воздухе пахло летом, теплом, свободой.

Ада вздохнула, скорее бы сдать экзамены. Первый курс — сессию завалить нельзя, мама не простит. Ходит за ней цербером, лучше бы мужа нового поискала. Вон уже сколько лет, как папаша смылся из их жизни, а родительница до сих пор не выбралась из своей скорлупы. И Аду тащит туда же.

Ада задернула занавеску, взяла в руки конспект, но так и не открыла тетрадь.

Мысли сразу метнулись к Денни, в день их встречи. Ада гуляла по мерзлому пирсу — море всегда умело выслушать, понять, не то что мама. Рядом с морем одиночество уходило, разжимало на время свои холодные лапы. На последней ступеньке пирса курил незнакомец. У его ног сталкивались гребнями белые глыбы, и ветер разносил пепел.

Он показался Аде немыслимо одиноким. Таким же, как она. Девушка почуяла в незнакомце родственную душу. Она пошла к нему прямо по корке льда, тронула за рукав. Мужчина оглянулся, темная прядь волос упала на лоб, и Ада попала в ловушку черных — черней не бывает — глаз.

Его звали Денни. Она не хотела влюбляться. Она лишь пыталась разделить его одиночество. Но вышло по-другому. Чужой человек вдруг заговорил с ней, как старый друг. Он держал Аду за плечи, рассказывал невероятные истории, и Ада беспомощно проваливалась в его глаза. Откуда он знал ее мысли? Почему не сделал ни одной ошибки?

— Помнишь, мы плыли с Колумбом и нас венчали в море? Помнишь ту жизнь? — серьезно спрашивал Денни, и Аду бросало в жар.

Стены ее привычного мирка раздвигались. Рядом с Денни она могла быть любой — хоть королевой, хоть нищенкой. Ее новый друг умел творить чудеса. Вот только… Денни вырастал на дороге без предупреждения и уходил, не попрощавшись. Ада расстраивалась, в сердцах клялась порвать с ним, и тут же начинала ждать следующей встречи.

А потом Денни исчез. Ада забросила учебу, поссорилась с подругами, каждый день неизменно заканчивался домашним скандалом. Она злилась на себя, злилась на Денни. Это несправедливо! Неправильно! Как он мог так поступить! И как она могла ему поверить!

По ночам к ней зачастил один и тот же кошмар. Огромные птицы, черная и белая, бились на смерть у нее на глазах. Она металась между ними, рискуя попасть под удар крепких крыльев, не понимая, на чьей стороне правда, кого спасать. Ада просыпалась среди ночи и долго приходила в себя. Она не знала, что делать — опасность не имела лица. Или она боялась увидеть это лицо?

Раньше Ада не задумывалась о Боге, но после очередной бессонной ночи ей очень захотелось поверить, что он услышит ее. Больше говорить было не с кем… Бог оказался не просто глух, но и мстителен. Тогда на церковных ступеньках она здорово ушиблась. Ада вздрогнула. Она вспомнила, как заохали нищие и потянули к ней грязные руки. До чего неприятно...

Солнечный день за окном, а она будто арестованная! Ада резко встала, конспект полетел на пол. Она набросила плащ, сунула в карман мелочь и прошмыгнула в коридор.

— Ты куда? — мама вылетела из кухни, на ходу вытирая испачканные в муке руки о передник. — Хочешь из института вылететь? А ну вернись!

Ада закатила глаза к небу. Совсем жизни нет с этим цербером!

— И не подумаю! — она демонстративно хлопнула дверью.

***

Она шла по знакомым улицам — будто видела их первый раз. Стаи ворон в дубовых кронах отменили галдеж и негромко о чем-то перекаркивались. Сторожа дворов — каменные львы — так и норовили сойти с постаментов и по-кошачьи поваляться в парковой траве.

Может, всему виной было ее собственное настроение? Она чувствовала, Денни скоро появится. И у них снова будет свидание. Все внутри затрепетало. Денни...

Ноги сами привели Аду к морю. Она спустилась на пляж — а вот и пирс, тут они познакомились. Девушка выбралась на влажные плиты. Перебегая друг другу дорогу, волны захлестывали пирс, оставляя в выщербинах камня маленькие лужицы. Ада подняла голову, солнце ударило в глаза, и она невольно зажмурилась. Когда блики перестали мешать, она увидела Денни. Верный себе, тот сидел на самом краю пирса, а рядом… Рядом улыбалась и краснела какая-то девушка. Денни обнимал незнакомку за талию и смотрел на нее так, как когда-то смотрел на Аду.

Нет, этому есть объяснение! Денни не может ее предать! Это неправда!

Ада ушла, не оглядываясь. Она не будет сейчас думать об этом. Не будет. Но слезы катились сами, они не спрашивали ее разрешения.

Будто одурманенная, она спустилась с пирса. На пляже грелся какой-то оборванец, бродяга поднял глаза, в упор посмотрел на нее. Ада вздрогнула. Странный взгляд. Ей вдруг показалось, что она узнала и тут же забыла что-то важное. «Вот у кого нет никаких проблем» — с досадой подумала Ада.

***

Он назвался Денни. Ха! Почему сразу не сказать свое полное имя? Людские законы чудны. Здесь и солгать можно, говоря чистую правду, и никчемного человека сделать великим. Он просто этим пользуется. Как, впрочем, и я.

С того морозного февральского дня я не оставлял ее ни на минуту. Волнение стало моим вечным спутником — я начинал понимать людей.

Я караулил Аду в подъездах, провожал в институт, прятался в трамваях за старыми газетами, нетерпеливо высматривал вместе с нею опаздывающих на встречу друзей. У меня даже появилась своя спальная скамейка в парке рядом с ее домом.

Когда увидел, как ходит возле нее кругами этот фальшивый Денни, показалось — все кончено, я опоздал. Но, благо, он любит игру. Ему нравится подбрасывать мышку лапой, видеть страх и немое обожание в глазах-бусинах. Он приходит сюда ради этого. И имеет успех. Умело расставленные ловушки делают свое дело. Надо всего лишь знать, какой сыр для нашей мышки — особенная слабость. Не мудрено, что Ада попалась. Сейчас он решил выждать, заставить ее хорошенько помучиться. Но когда-нибудь игра закончится.

Зажмурился — сделалось не по себе. А вдруг Ада… Нет, надо верить. С каких это пор я стал сомневаться? Вспомнил прикосновение ее руки — я жил этим ощущением долгие зимние дни, коротал холодные ночи. Никогда не думал, что доведется почувствовать такое. Я даже не знал этому названия.

Вытянулся на скамейке, мечтательно уставился в небо. Эх, хорошо там...

Мелькнул знакомый светлый плащ, легкомысленный ветер метнул вверх длинный подол. Я вскочил, отправился следом.

Конечно же, мы шли к морю. Куда еще? Я успел полюбить море не меньше, чем Ада. Нам двоим больше нравился шторм и волны. Хотя, странно. Раньше я всегда придерживался золотой середины.

Место на гальке возле пирса было свободно, и я с удовольствием занял свой пост.

Денни я увидел не сразу, но почувствовал мгновенно.

Что-то было не так. Ада резко остановилась, назойливая волна лизнула носки ее туфель — раз, другой, но девушка не шелохнулась.

У меня замерло сердце, в голову ударила слабость. У нас слишком сильная связь. Наверное, потому что я помню ее руку. Надо уйти подальше, станет легче. Но кому легче? Мне? А она? Нет, я не за этим сюда пришел. Отдохну потом — когда вернусь.

Я собрал силы, снова глянул на девушку. На нее жалко было смотреть, но я смотрел. Вздрогнули плечи, сейчас она расплачется. Захотелось подбежать, обнять, тысячу, миллион раз сказать, что все будет хорошо. Только пусть не плачет… Но единственное, что я мог сделать — это не отводить взгляда.

***

— Открой! Немедленно открой! Что ты там делаешь!?

Ада с раздражением покосилась на дверь комнаты. Когда эта истерика кончится? Можно подумать, завалила один экзамен. У нее еще целое лето впереди на подготовку. Ада поправила непослушную челку, заткнула за пояс платье, чтоб не мешало.

Маму она сюда не пустит. Хватит ей указывать. Думала, спрячет ключи от входной двери и все решено? Ада вышла на балкон, огляделась — никого. Она вскарабкалась на перила, покрепче ухватилась за перекладину пожарной лестницы и начала спуск. Проверенный годами ход сработал и на этот раз.

Ай! Ада приземлилась прямиком в розовый куст — ноги обожгли свежие царапины. Вот тебе и нежные цветочки!

Шаги гулко отдавались в тишине спящего города. Фонари выхватывали полукружия знакомых очертаний. Пусть случайные прохожие сами догадываются, что царит за границей света. Ада шла насквозь — темнота не пугала ее. На душе было куда как мрачнее. Сделать бы усилие и вырвать этого Денни с корнем из памяти, из сердца. Да не получается — это все равно, что отрубить себе руку. И когда они успели срастись в одно целое?

Ада остановилась на полдороге, замерла. Показалось? Нет! Кто-то снова вскрикнул, глухой голос прорычал в ответ. А ведь она знала этот голос. Ада сделала еще несколько шагов, заглянула в переулок — там отчаянно дрались двое. Высокий темноволосый парень пружинисто двигался в кругу света, приплясывая в боевом танце, а какой-то оборванец неуклюже отбивал его удары, пропуская добрую половину из них. Он сгибался, падал, и снова поднимался, не отводя от темноволосого налитых кровью, заплывших синяками глаз.

— Денни!?

Ада чуть отступила. А вдруг она ошиблась? Сейчас парень обернется, она увидит чужое лицо...

Денни был разгорячен, на лице застыла довольная усмешка.

— Вот это встреча! — полоска зубов сверкнула в темноте.

Сердце Ады зашлось от радости. Во всем белом свете остались только они вдвоем. Не было ни другой девушки, ни истекающего кровью бродяги у Денниных ног. Она потянулась к Денни, нашла его руку. Рука оказалась липкой — от крови, пота? Аде было все равно.

— Погоди, надо кое-что уладить… — Денни мягко высвободил руку, бросил быстрый взгляд на оборванца.

Тот скрючившись лежал на горбатых булыжниках, и тяжело, с хриплым свистом дышал. Денни внимательно наблюдал за своим противником. Внезапно Ада поняла — Денни собирается его добить. Ее романтичный фантазер Денни сейчас убьет человека! Ада похолодела.

— Денни, пойдем!

Он расправил плечи, навис над ней черной глыбой. Ада вся сжалась. Ее слова ничего не значат, они для него — как легкий бриз для вековой скалы.

— Кого ты жалеешь, Ада? — Голос Денни смягчился, будто он говорил с неразумным ребенком. — Эта падаль не стоит и ногтя с твоего мизинца!

Ада снова глянула на оборванца. Конечно, Денни прав. Грязные заскорузлые руки, засаленные лохмотья вместо одежды, всклоченные волосы, обветренное изношенное лицо — лишний раз к такому не подойдешь, не заговоришь.

— У нас с ним свои счеты. Этот мерзавец мне должен. Ты только отойди в сторону...

Денни потянул ее за руку, но Ада не двинулась с места. Оборванец открыл глаза и Ада вспомнила! Пирс, бродяга со странным взглядом. Он поймал ее взгляд и через силу улыбнулся, из разбитой губы потекла кровь. Что это значит?

Ада рванулась вперед, но Денни резко развернул ее к себе, закрыл ей рот поцелуем. Она почувствовала его тепло, разомлела, поплыла на волнах счастья… Застонал бродяга, Ада невольно дернулась в объятьях Денни, тот мягко погладил ее спину, шепнул на ухо:

— Я буду с тобой, Ада. Станешь моей женой?

Ухо зажглось свечкой, предательски ослабели ноги, Ада не смогла даже кивнуть, она теряла себя. А ведь она предает чью-то жизнь — билась слабая мысль на задворках сознания. Денни покупает ее и по не очень высокой цене. Всего лишь обещанием. Пусть так. Она согласна и на это...

Он отстранился и медленно отошел, не спуская с Ады глаз.

Снова встал бродяга — сначала на четвереньки, потом с трудом поднялся на дрожащие ноги. Он раскачивался из стороны в сторону, как матрос на угодившем в шторм суденышке — его мог одолеть и ребенок. Денни хохотнул, легко пнул бродягу в колено, и тот снова упал, неуклюже подогнув под себя руку.

— Ты проиграл! — голос был спокоен и самоуверен.

Денни подошел к оборванцу поближе, в руках блеснуло лезвие ножа.

— А ты еще не выиграл… — прохрипел бродяга, не поднимая головы.

И тут Ада вспомнила птиц из сна.

Что стало с ее Денни? Он идет с ножом на беззащитного человека, которого сам же избил до полусмерти. А что она вообще знала о Денни? Только то, что любила его. Ей казалось, этого достаточно. Но сейчас ее любимый убивает человека. Они вместе убивают человека. Ради любви она стерпит… Ада зажмурилась. Боже, что же она делает...

— Оставь его! — Ада бросилась к бродяге, стала между ним и Денни.

Денни на миг растерялся, но лишь на миг. Он улыбнулся почти ласково, сделал шаг к Аде:

— Ну что же ты, малыш! Потерпи немного… — Денни был совсем близко, и Ада против воли вновь потянулась к нему, как змея к флейте факира. — Мы уйдем из этого переулка и никогда больше не вспомним...

Сквозь пелену дурмана Ада вдруг поняла — она не хочет забывать такое, она не сможет забыть.

— Уходи! — Ада собрала последние силы. — Как-нибудь проживу без тебя, я умею это делать!

Вот и все. Своими руками она задушила любовь.

Ада не смотрела на Денни, комок застрял в горле. Пусть он быстрее уходит. Она так долго не выдержит.

За спиной раздался хлопок, Ада вздрогнула. Ее резко протянули вперед, приподняли над землей. В рассветном небе над ней раскрылись два огромных черных крыла.

***

Он поджидал меня в темном крошечном переулке.

Я оценил выбор — труднее сбежать, больнее падать. Вот он во всей красе — сверкающий, уверенный в своей силе, надменный. Впрочем, как всегда. Он любит лоск.

Я запустил пятерню в лохматую шевелюру. Значит, бой? Я пришел сюда не для драки, мое дело — наблюдать и не вмешиваться. В конце концов есть свобода воли. Но стоило мне представить его рядом с Адой, обреченной на гибель мышкой, и я больше не сомневался. Он вытянет из нее всю жизнь, а потом бросит пустую оболочку. Я вспомнил мерзлые ступеньки, прикосновение ее руки, важно вздернутый нос. Совсем еще ребенок. Я не оставлю ее.

От первого удара удалось увернуться, второй согнул меня пополам, но с ног не сбил. Я заставил себя выпрямиться, отключил боль и пошел в атаку. Здесь, на твердой земле, чистоты помыслов недостаточно. Здесь надо уметь давать сдачи. Мне досталось непослушное, изношенное бродяжьей жизнью тело, но мы справлялись. До тех пор пока холодное лезвие не легло под ребра. Нечестный ход. Сам виноват — должен был предусмотреть.

А потом появилась Ада, и я тысячу раз пожалел, что ввязался в драку. Следующий удар ножом будет для меня последним. Да и сейчас душа не хотела держаться в потрепанном теле, туман застилал глаза. Я вставал, падал, проваливался в пустоту, снова вставал.

Вспышками видел, как Денни целует Аду, как млеют ее глаза, мышеловка захлопывалась. Кажется, они о чем-то спорили. Это хорошо. У девочки есть характер. Ада посмотрела на меня — и я просиял. Хотел прикоснуться к ней, хоть к туфле, хоть к платью, но руки уже не слушались.

— Ты проиграл…

Голос Денни был далеким и неважным. Я мог молчать, он не ждал от меня ответа. Тем более, он прав. Я действительно проиграл… Проиграл? А как же теплая ладошка в моей руке? Что теперь с ней будет? Я видел свое тело со стороны, я не хотел туда возвращаться. Но у меня не было другого.

— А ты еще не выиграл...

Внезапно мир снова стал резким и четким. Я начал слышать звуки, я вспомнил, зачем здесь.

— Уходи…

Я чувствовал, как ей трудно говорить эти слова. Она думала, что предает себя. А на самом деле — спасала нас.

Мое время истекало. Я становился прежним. Как же приятно было расправить плечи, встать в полный рост.

Но игра еще не закончена. За склоненной головой Ады преображался мой вечный противник. Я знал, он не уйдет просто так. Сверкнули бездной два холодных глаза, и он сделал последнюю попытку. Ада вскрикнула и безвольно повисла в его руках. Я сжал зубы, оттолкнулся от земли и легко взмыл в небо за ними.

***

Любопытный луч солнца беззаботно гулял по ее лицу. Ада зажмурилась, протерла глаза. Она сидела, привалившись к стене какого-то переулка.

Смутно вспомнился Денни, драка. Голова раскалывалась. Что же произошло… Денни схватил ее, и она потеряла сознание… Она порвала с ним! Страх метнулся было к горлу, но неожиданно отступил, убрался восвояси. Ада прислушалась к себе. На сердце было пусто и легко. Хищное лицо Денни, нож в его руке. Ада вздрогнула — и об этом человеке она мечтала? Ведь она даже не знает, существовал ли он на самом деле. И спросить теперь некого. Она видела, как он курил на пирсе — только и всего.

А вот бродяга был настоящим. Странный оборванец, который упрямо не хотел сдаваться. Она разгадала его. Под обветренной иссушенной солнцем кожей проступало ее собственное лицо, потрескавшиеся губы складывались в ее улыбку, да и выражение глаз — точно она смотрелась в зеркало.

Глупо бояться одиночества, когда весь мир отражает твое лицо. Она придумала, что ее никто не понимает. А пыталась ли она понять кого-то? Хотя бы маму. Ведь вдвоем скорлупу пробить проще.

Ада огляделась — чистенький уютный переулок, ни намека на вчерашнюю драку. Неужели она все выдумала? Пусть так. С ней осталось то, что теперь не отберет ни время, ни случай. За нее боролся бродяга. Отчаянно, без надежды на победу. Он не сказал ей ни слова. Но теперь она знала, как отличить настоящее от подделки.

Ада поднялась, зашагала по переулку. Ветер взъерошил короткие волосы, закружил вихрь тополиного пуха, но внезапно ретировался, потеряв интерес к своей добыче. Пух облаком осел на булыжники, а за ним мягко легли под ноги два изящных пера. Черное острое блестящее, а сверху — легкое пушистое белое. Ада остановилась и, не думая, подхватила белое перо, крепко сжала в руке.

***

Морозный ветер бросался на меня, и я поглубже закутался в пальто, не желая делиться с ним теплом. Я приобрел дурную привычку мерзнуть, зато не забыл, как любить штормовое море.

Тогда Денница ушел ни с чем. А мне так и не простили вмешательства.

Я мог пройти мимо, мог потерять тело в драке и убраться восвояси — никто бы и слова не сказал. Мог, да не мог. Я ни за что не отдал бы Аду.

Наверное, слишком долго метался между небом и землей и стал не в меру человечным. Кончики моих крыльев начали темнеть. У нас сокрушенно качают головами и твердят про дурные мысли. Денни посмеивается и говорит, это просто копоть от здешних заводов. С Денни есть о чем побеседовать — конечно, пока не перебежишь ему дорогу.

Мне все равно, кто из них прав, я не боюсь испачкаться, я хочу жить.

Оглядываюсь — пустынный заботливо укрытый снегом парк, только я нахохлившимся воробьем сижу на скамейке. А вот и она! Из подъезда выходит Ада — смеется, неужели так рада встрече? Я до сих пор не могу поверить, что она узнала во мне того бродягу. Но верить приходится — к пальто на груди кокетливо приколото белое перо.

Сейчас меня ждут там, откуда неуклюжими хлопьями сыпется снег, где пахнет воском, огнем и ладаном. Они сказали, я должен вернуться навсегда. Видит Бог, как я буду скучать по ним. Но теперь мы по разные стороны облаков. Я снимаю перчатку, и доверчивая ладошка ныряет в мою руку.

Рассказ вошел в сборник «Междверье»:

Купить электронный вариант на РИДЕРО

Заказать печатный вариант почтой по Украине