Пляшущий мост

Лиза столкнулась с Вадимом в аэропорту. Она снова меняла город, хозяева высосали прошлый досуха, гнали ее к новому полнокровному стаду. Старик сам выбирал места охоты, а Лиза давно не искала логики в приказах. Ей было все равно, где служить.

У чемодана заело колесико, и она присела починить.

— Давайте я сделаю.

Лиза подняла голову, чтоб отказаться, но почему-то лишь молча кивнула и отодвинулась, освобождая место.

Позже он признавался: «Знаешь, как выглядят женщины, если у них что-то случается? Даже если сами того не хотят и не осознают. Поза, взгляды по сторонам, движения кричат: «мне нужна помощь!» Жалобно или требовательно, тут от типажа зависит. Но всегда есть эдакая инстинктивная убежденность, что кто-то тут же примчится их спасать. А ты сидела такая одинокая, не подавала сигналов. Вот я и решил посмотреть на ершистую самоуверенность поближе».

В их разговорах не было прошлого и будущего. Только яркое, звенящее настоящее. Два месяца хриплого телефонного «скоро буду», странное отражение в зеркале (неужели это улыбка?), сочные, насыщенные деталями встречи. Ожидание и воспоминания о каждой подробности, тревога и радость: за два месяца Лиза снова научилась дышать, а не механически наполняла воздухом легкие.

Страшно было разрешить себе поверить, что можно просто жить и чувствовать. Страшно было, что хозяевам не понравятся зарождающиеся в покладистой жрице мечты.

Но татуировки просыпались лишь на освещенном подиуме, разбуженные движениями ритуала, жадно насыщались и с наступлением утра замирали в сытой дреме.

— Странные у тебя татушки, — говорил Вадим, — не кошечки, не змейки. Даже вот эти зверьки на лодыжке как будто злобные.

— Зато оригинальные, — оправдывалась Лиза, кутаясь в простыню. — Сведу со временем, надоели уже, — и переводила тему.

Рисунки и вправду были необычные. Поверил бы Вадим, если бы Лиза рассказала правду? Скорее всего, рассмеялся бы. А если бы поверил, то… что?

Лиза просила о помощи, однажды. Те, кто пришли на зов, теперь скользят по ее коже цветными картинками, вонзаются острыми крючьями, закрепляя связь с миром людей. И не отпустят, пока долг не будет выплачен до последней крохи.

Лиза была стриптизершей, талантливой и умелой, она не танцевала — гипнотизировала, ее трюки на пилоне заставляли поверить в волшебство. При устройстве сразу же оговаривала — подиум, никакого общения, никаких увольнений, лэп-дэнс и приват — после с ее согласия.

Наниматели пожимали плечами, но принимали условия: мастеру высокого класса прощалось многое.

Лизу не волновала профессиональная зависть других девушек, опадающее купюрами восхищение посетителей. Имел значение только долг, только ритуал и приходящие за платой демоны.

Не нужны свечи и зелья, мудреные заклинания и изощренные иероглифы, все гораздо проще, обыденнее. Первый шаг, медленный изгиб — и река на бедре начинает дрожать. Легкая, пробная восьмерка — и лодочник опускает весла, направляя волны по нужному руслу. В такт движениям, в ритме длинных наклонов и неожиданных выпадов ведет кормчий дорогу нетерпеливо повизгивающей за его спиной братии. Вдоль путеводных канатов, углубляя и расширяя, до татуировок-дверей. Теперь Лиза — мост, натянутый между мирами. Зрение раздваивается, видно, как внимание мужчин, их желания фосфоресцирующей дымкой поднимаются к потолку. Лиза закрывает глаза. Сейчас за нее смотрят другие существа.

У каждого своя роль. Рассыпающийся человек на лопатке взметается песком, призрачные щупальца вырастают из тела Лизы, горстями захватывают клубы возбуждения и втягивают обратно. Он собирает и передает дальше, налипшие на песчинки мелочные мыслишки — его добыча. Зверьки, похожие на недобрых зайчат, ощерились бездонными провалами ртов и глазниц, пропускают туман сквозь себя, фильтруют раз за разом наносное, обжираясь до икоты. Лизе иногда кажется, что мелкие твари каждый раз новые, что на темном берегу толпятся орды хныкающих от голода бесенят, ожидая своей очереди в ее тело. В итоге от плотного облака останется лишь пара сверкающих жемчужин — именно это настоящая ценность, плата, которая идет в погашение долга.

Татуировка на груди — старик, что притворяется невинным ребенком, — бережно собирает украденные кусочки душ в большую банку. Наполнится банка доверху — конец рабства, таков был уговор. Три, редко — пять, жемчужин за ночь, так мало и так медленно.

Первое время Лиза плакала, искала способ обхитрить демонов, сбежать. Потом — тщательно следила за еженощным уловом, выкладывалась, торопилась. Теперь же только иногда, стоя перед зеркалом, проводила кончиками пальцев по татуировке с сосудом, равнодушно отмечая — стало больше.

Каждый танец, каждое проникновение подталкивало Лизу все ближе к темноте. Уходя, демоны будто откалывали понемногу части ее собственной сущности. Что будет в конце, после исполнения обязательств? Может, только служение держит ее сейчас, а после она просто обвалится сама в себя ворохом заплесневелых костей и вывалится с другой стороны безгласной кривляющейся тварью? Лиза балансировала на краю, пока не появился Вадим.

До верха банки оставалось совсем чуть-чуть. Полгода, год — разве это срок?

Лиза молчала о мечтах, не признавалась даже самой себе, что начинает планировать и думать о будущем. Тонкие ниточки привязанностей проросли сквозь нее плотной сетью.

Наверное, глупо было ждать, что и для неё мир найдет толику счастья, позволит встроить жизнь в мозаику простых человеческих судеб.

Как больно, когда в один момент проникшие до самого нутра надежды срывают безжалостным рывком, с кровью и слезами.

— Лиза, перестань. Чего ты еще сочиняешь, зачем нам лишние сложности? Тебя разве что-то не устраивает?

— Мне этого мало.

— Мне — достаточно. Я думал ты не такая, как остальные пиявки. Мозг ерундой всякой мне и жена выедает.

— Жена?

— Только не говори, что для тебя это проблема. Хочешь, все останется как раньше, легко, приятно? Не хочешь — извини.

Сумка с нехитрыми пожитками валялась на заднем сидении, в кармане — расчет с последнего места и авиабилет.

Это будет так просто: выйти из замороженного кондиционером салона, позвонить в оббитую черно-шипастой кожей дверь и выкрикнуть, нет — прошептать, тихо, почти неслышно, прямо в удивленные глаза: «Я танцую только для тебя». Все будет кончено. Для него. Ее же швырнет в самое начало, уничтожая тяжкий труд последних пятнадцати лет.

Лиза смотрела в светящиеся живым уютом окна, готовясь к вспышке боли, что придет, когда она произнесет формулу принесения в жертву. Сейчас не будет ритуальных движений жатвы, которые прокладывают дорогу медленно и аккуратно, без страданий. Слова искрошат ей кости, выжгут туннели в плоти и струйками кислоты хлынут к поверхности. Убийственная, идущая напрямик лавина из места, которого нет. Демоны не будут довольствоваться крохами, они разорвут отданную душу на куски и, чуть не падая с корчащегося в пародии на танец моста, потащат добычу во тьму.

Мышцы мелко подрагивали, нагреваясь, цветные мазки татуировок зудели: скоро, скоро…

Во двор завернул автомобиль, припарковался рядом. Из окна, отодвинув занавеску, выглянула женщина. Усталое лицо, небрежно заколотые волосы. С надеждой осмотрела парковку и, посмурнев, вернулась в комнату.

Лиза задержала дыхание, задумалась, а потом решительно повернула ключ зажигания. Банка почти полна, а она узнала, что снова умеет дышать. Ожоги предательства тоже часть жизни.

Мальчик с глазами старика досадливо морщится: не сыграла связочка случаев, не сыграла… Хороший мост, жаль терять. Ну что ж, полгода, год — времени предостаточно.