Обещанная смерть

I

Листья не шептались на ветру. Ни шороха, ни звука не было слышно среди гробового молчания древних гигантских деревьев. Огромные стволы толщиной в несколько обхватов уходили высоко вверх. Их темные сочные кроны заслоняли небо, и солнечный свет едва проникал сюда. Лес был погружен в сонную полутьму. На земле ничего не росло, только громадные корни переплетались друг с другом, образуя спутанный узор на земле.

Охотник шел по этим корням, то поднимаясь выше, то проваливаясь ногами в труху опавших листьев и желудей. Жалкий хруст под сапогами был единственным звуком. Он остановился на мгновение у одного из деревьев и приложил руку к стволу. Кора дуба была тверда и холодна, как железо. Охотник отнял руку, замер, закрыв глаза, и весь обратился в слух. В самом деле — ни звука. Лес казался мертв.

Он открыл глаза и внимательно присмотрелся к коре. На дереве не жило ни одного насекомого. Все отверстия были пусты. Он провел пальцами по шероховатой поверхности, и вдруг его взгляд наткнулся на странные, маленькие глубокие разрезы. Разрезы образовывали черточки, черточки складывались в ровные одинаковые буквы.

Охотник не первый раз замечал на деревьях подобные знаки. Они встречались повсюду, и главное — повторялись, будто кто-то сознательно чертил их здесь. Охотник снял с пояса нож и попробовал сделать надрез на стволе. Лезвие с огромным трудом вошло в твердую кору и едва ли поцарапало ее.

Несмотря на пышную зелень высоко над головой, лес был мертв. Холодные деревья, полная тишина и ни единого следа зверей или птиц за все время похода. Когда он наткнулся на озеро, он перевернул почти каждый камень и заглянул под каждый корень. Ни ужей, ни лягушек, ни насекомых. Он дотронулся рукой до стоячей затянутой тиной воды, и она оказалась покрыта тончайшей невидимой корочкой льда.

Холодные деревья, холодная земля, да еще и лед на озере. Как будто зимой. Только сейчас — конец лета.

Эта ассоциация будто напугала охотника. Он очнулся от своих размышлений, быстро огляделся вокруг и немного нервными движениями повесил нож на пояс. За последние несколько недель клинок ни разу не обагрился кровью.

Лес не просто уснул, по словам деревенского старосты, — он умирал. Если это и сон, то предсмертный. Он напрасно питал надежду, что это какое-то временное явление, и до зимы зверье вернется назад. Зимой с дубов опадут последние листья — новые уже не вырастут.

Холодные деревья, земля, ни единого звука — все как рассказывали в деревне. К их рассказам теперь еще прибавились и странные знаки на коре. Какой силач мог начертить их, да еще так точно и ровно? Лес впал в свой смертельный сон не сам по себе. Охотник чувствовал: от одного дерева к другому тянулись тонкие, едва уловимые нити напряжения, отдававшиеся в душе отвратительным чувством тоски и опустошенности. Это напряжение паутиной затягивало весь лес, запутывало жизнь, съедало силы, заставляло остановиться, сесть, уснуть — или убежать прочь, как можно дальше от проклятого места.

Загадка леса так и осталась неразгаданной. Солнце садилось. Надо было вернуться в деревню и отчитаться старосте, иначе он подумает, что и Охотник исчез, как та девочка по рассказам деревенских.

И расспросить их снова о знаках на деревьях.

Только выйдя из леса, он вдруг внезапно остановился, замер и медленно обернулся. Подул первый холодный ветер. Оголенные руки Охотника покрылись гусиной кожей.

С одной стороны возвышалась стена холодного мертвого леса. С другой было видно вдали рассыпанную меж двумя огромными холмами деревушку. Маленькие деревянные домики чернели на фоне предвечернего неба. От них в алый горизонт змеей уходила грунтовая дорожка.

Именно этот пейзаж Охотник так много раз видел во сне.

«Холодный зимний лес. Конец лета. И я… все еще не седой. Хотя… нет, вряд ли, возможно это совпадение. Кто сказал, что мой сон должен совпадать с…»

Охотник встряхнул головой, развернулся и быстрым шагом пошел в сторону чернеющих домов. Было видно, как от них в небо улетали тонкие султаны дыма. Ветер доносил далекие запахи дыма, костров и людей. Деревня готовилась к ужину и отдыху.

У самой деревни его встретил староста.

Молодой парень с невероятно худым лицом, из-за которого и из-за постоянно сощуренных глаз с синяками он казался нервным, таким же быстрым мелким нервным шагом подошел к нему и с ожиданием, чуть ли не требовательно посмотрел на Охотника.

— Ну как, обнаружил что-нибудь? — Тон его высокого голоса слегка дрожал, завершая образ нервного человека.

Охотник промолчал секунду.

— Во-первых скажи мне, та девочка, что ты рассказывал, все же сама ушла или пропала?

— Ой, да я и не знаю, — махнул староста рукой. Он как-то быстро отвел взгляд, было видно, что эта тема ему неприятна. — Как поругались с ней — ушла. Возвращаться не вернулась, и по-моему в сторону леса ушла.

— И после того пропала вся дичь, да?

— Ну да. Думаешь, есть связь?

— Не знаю. А почему вы не рассказали мне о рунах на деревьях?

— Каких рунах?

— На деревьях периодически встречаются одни и те же символы, вырезанные ножом.

— Странно. Раньше не замечали.

Охотник задумался. Они шли мимо домов в полном молчании. Староста нервно сжимал руки в ожидании.

— Слушай. Скажи. А как тебя зовут? — нарушил тишину староста.

— Белый Охотник. Ты же знаешь.

— Не, это да, это понятно. Как тебя родители называли?

Охотник на секунду задумался.

— Я забыл, — улыбнулся он.

— Как можно забыть собственное имя?

— Может, потому что оно было не моим?

Староста ненадолго замолчал, озадачено моргая. Он ничего не понял.

— Ладно. Так. Так. Так что, ты будешь еще что-то делать? Тебе снять комнату в таверне?

— Нет. Я не сплю в человеческих домах. Отдай мне мой лук и собери сумку с едой. Я пересплю с мыслями в лесу и утром пойду по руническому следу. Мне понятно сейчас только одно: лес уснул не сам по себе.

— Проклятие богов…

— Нет, это тут не при чем. Во-первых, как бы не любили себя люди и не считали себя достойными всякого внимания, богам практически до вас нет дела. А во-вторых, я практически ничего мистического не заметил. Разве что… не важно. Мне не нравится только, что по твоим рассказам там пропал человек. В таком лесу — и просто так пропал? Расскажи мне эту историю еще раз.

Охотник сложил руки на груди, его пристальный взгляд застыл на старосте, который вздохнул и потер потные ладони.

— Ну… дело было той зимой. У нас тут одна девчонка жила. Родителей не было, сама росла, как сорняк. С севера к нам как-то раз пришла, совсем маленькой девочкой. Одинокая такая была, малышка совсем, с одной сумкой на плече. Спрашивали откуда — не говорила. Но видно было по внешности, что откуда-то с северных гор притопала. Одна, представляешь себе? Мы ее у себя приютили. Всем хорошая, не ленивая, только вот… ну наглая очень. Вредная. Вот возраст ей замужний подошел — артачится, всем отказывает. Работу не всякую соглашается выполнять. Несговорчива. С уважением обращаться к нам не умела. Кажется, даже за приют — никакой благодарности. Не похожа она была на обычных девчонок, и недолюбливали мы ее конечно. Но в общем-то до поры — до времени она была тихая-мирная. А тут вдруг началось. Ни с того ни с сего. Скрытная какая-то стала, совсем неразговорчивая, нелюдимая. А как с ней это началось, так в деревне странные штуки происходить начали. То вещи пропадают, то животным нездоровится, то вот у соседа моего хата сгорела — до сих пор убытки восстанавливает. А когда все это происходило, она вдруг начала то надолго из деревни уходить, то где-то прятаться. Люди-то не дураки, видели все. Ну и мы как-то… они точнее… в общем стали ее за глаза ведьмой называть.

И так вот все шло, шло, пока однажды на празднике с ней не случился припадок. Она прям среди народа вдруг как на землю упадет и закричит страшно-страшно. Потом поднялась и на людей кидаться начала. Одного ударит, другого. Мы ее хватаем, руки вяжем, она — кусаться. Угомонили ее, спрашиваем, в чем дело. А она вдруг замерла, посмотрела на нас так всех — злой медведицей — и каждому, кто рядом стоял, так и рассказала, когда и где чья смерть наступит. Громко так рассказывала, кричала. Потом пообещала что всей деревне конец через год придет и что все тут — того… на пороге смерти. Ну народ-то наш горячий сильно разозлился, начали ее ругать, ведьмой называть. Праздник же был, пьяные все, камнями стали кидаться. Особенно те обиженные, кому она отказывала обидно. В общем, ушла она от нас. Ушла в сторону леса — и так и не вернулась. А через время вся дичь из леса ушла, и деревья с той зимы так и не потеплели, только холоднее стали. Девчонка тут конечно не при чем. Никакая она не ведьма, все прекрасно понимали, это мы… они ее так за нелюдимость обзывали. Но хоть нелюдимая, а человек все же. Обидели мы ее страшно, вот боги и наказывают…

— Ладно, все, я понял. Неинтересная история. Отдавай мое снаряжение — и я пойду обратно.

Они дошли до дома старосты. Парень зашел к себе, оставив Охотника во дворе. Тот, устало вздохнув, упал на ступеньку крыльца и сонным взглядом осмотрел деревню. Поселение как поселение. Две кривые улочки, маленькая площадь между таверной и домом старосты, дорожки, вымощенные песчаником, деревянные дома и низкие заборчики. По улочкам бегали крикливые шумные дети с собакой, на крыше дома старосты дремала кошка, из труб вовсю валил дым, пахло кострами, жареной свининой и кипящим вином с медом и специями. Из окон домов раздавались перекрикивания женщин и мужчин, кто-то тихонько пел под нос.

Охотник слышал, как староста обменялся парой дружеских ругательств с женой. Дверь за спиной скрипнула, хозяин неловко переступил высокий порог и подал Охотнику его лук и котомку с едой.

— Ох, хоть бы ты нашел чего, — тяжело вздохнул староста. — Придет зима… если зверье не вернется, так с голоду все и умрем.

— Не умрете. Думаю, я верну лес к жизни, — спокойно ответил Охотник, застегивая ремешок колчана. — Ну вроде все. Хотя… Слушай, а после того инцидента…

— После чего? — недоуменно моргнул староста.

— Ну, после того случая с вашей пропавшей девушкой… Умирал в деревне кто-нибудь?

— Ну, старушка одна у нас умерла. Но на то она и старушка.

— С предсказанием совпало или нет?

— Да совпасть совпало, да только дурак старухе смерть не предскажет. Не, девчонка наша была самая обычная, просто буйная очень.

— Ладно. Я понял. До завтра. Надеюсь, вернусь к вечеру.

— А тебе не страшно в таком проклятом месте одному спать? — немного встревоженно спросил староста.

— А чего бояться? Сам же сказал: ушло все зверье.

— И то верно. Ну ладно. Будь здоров.

II

Он быстро-быстро шел по свежему следу. Шустрые мальчишечьи ноги ступали легко, почти не издавая звуков. Он проворно огибал корни и камни, уже держа стрелу на тетиве, замедлил шаг, стал ступать тихо-тихо… Замер. В дюжине метров зашевелились, зашуршали кусты. Мальчишка медленно присел на колено, натянул тетиву, затаил дыхание… С тихим вздохом тетива распрямилась, отправляя стрелу прямо в цель. Из кустов на землю вывалилась маленькая раненная лиса. Несколько секунд извивалась в траве, пытаясь встать на лапы, пока совсем не замерла. Мальчишка довольно улыбнулся и неторопливо подошел к свежей добыче.

— Не тронь, — прокряхтел голос сзади.

Мальчик резко обернулся. За его спиной стояла седая сутулая старуха. Она подслеповато щурила глаза и брезгливо поджимала тонкие сухие губы. Мальчик знал ее. Это была их старая деревенская ведунья. Она жила где-то в лесу и приходила к людям, только когда кто-то заболевал.

— Не тронь, злой мальчишка. Я запрещаю тебе здесь сеять смерть.

— Хочу и убиваю. Я такой же зверь, как и эта лиса.

— Убирайся отсюда и никогда не заходи в эти края.

— Еще чего. Я — охотник. Этот лес принадлежит мне, как и всякий лес в мире. Я буду здесь охотиться, и ты мне не указ.

— Ты тщеславный мальчишка. Охотится будешь? Охотником хочешь быть? Так я открою тебе твое будущее. Ты станешь великим охотником. Вся жизнь твоя будет охотой. И однажды ты на закате лета попадешь в древний зимний лес, далеко, очень далеко от твоей родины. И там, в его глубинах, ты встретишь свою смерть до того, как первая седина коснется твоих волос. Вот что случится с тобой, если ты станешь охотником. Ты знаешь меня, мальчик. Я еще ни разу не ошибалась. Настанет однажды день, когда ты поймешь, что стал Охотником и забыл свое прошлое имя и жизнь. И я обещаю тебе, слышишь, что в этот день Охотник встретит свою смерть!

— Значит, этот день пришел, — сказал Охотник и проснулся.

Это было много лет назад. Он тогда еще был мальчишкой и жил в своей родной деревне. Это было как будто десятки жизней назад. Ту жизнь он давно забыл. Но предсказание — помнил, и видел его в своих снах сотню раз.

Это было то самое место. Место его обещанной смерти. Он пришел.

Белый Охотник поднялся с земли, отряхнулся и поправил лук на плече. Солнце только-только встало: сквозь густые кроны пробивались алые лучики света. На холодной железной коре деревьев светились руны.

Нужно идти по ним.

Они ведут к разгадке. И, возможно, к его смерти.

Надписи на первый взгляд были начертаны хаотично. Но в определенном месте их становилось все больше и больше. Чем дальше шел Охотник, тем холоднее и темней становилось в лесу. Здесь солнце даже не пробивалось сквозь густое переплетение листьев и ветвей. Гиганты-дубы, с ветвями размером с обычные деревья, становились все больше и больше. Ноги по щиколотку проваливались в труху из гнилых листьев, желудей и песка. Ее шуршание оглушало в холодной тишине леса.

Шаг, шаг, шаг. Охотник считал каждый. Руны на деревьях повторялись часто, и стало видно, что они обрамляли невидимую дорожку меж деревьев. Она уходила в самую глубину леса, петляла, искривлялась, местами исчезала и появлялась вновь. Охотник потерял чувство времени. Он перестал считать шаги и пытаться запомнить дорогу. Невидимые нити напряжения между холодными деревьями, которые он чувствовал всей душой, всем телом, натянулись до предела. Какая-то гипнотизирующая сила звала его вперед. Внезапно рунная дорожка оборвалась и деревья резко расступились, образовав пустой, засыпанный желтыми листьями круг. Посреди круга лежал черный замшелый камень. Охотник замер, и оглушающая тишина стала невыносимой. Он осторожно вступил в круг, и нога по колено провалилась в сухую жесткую листву. Он подошел к камню вплотную, наклонился над ним, пытаясь рассмотреть последнюю надпись. От тишины в ушах звенело.

За спиной раздался резкий хруст, как будто кто-то прыгнул. Охотник рефлекторно схватил нож и обернулся. Ничего. Он затаил дыхание, внимательно следя за деревьями. Снова тишина… и снова тот же резкий хруст. И опять тишина. Будто кто-то прыгал, а не шел. Несколько секунд опять ничего не происходило. И еще несколько. Ожидание становилось невыносимым. Охотник слышал удары собственного сердца…

Сзади снова раздался хруст и звериный рев.

Охотник резко обернулся, заводя руку для удара. К нему медленно, очень медленно, точно издеваясь, шло… нечто. Таких зверей в природе не существовало. Он силой напоминал медведя, грацией — лесную кошку, тело было сложено по-волчьи. Он был раза в два больше самого крупного волка. На круглой морде выступали громадные клыки, а на толстых лапах — такие же когти. Тело покрывала густая темная шерсть.

Он шел медленно, по кругу. Охотнику казалось, он улыбался. Он повернулся боком, и стало видно проступающие на шерсти руны — такие же, какие были на деревьях. Он развернулся мордой к Охотнику, и они посмотрели друг другу в глаза. Зверь готовился к прыжку.

— Назад! Уходи! — раздался сзади женский крик. Охотник не дал себе обернуться, чтобы посмотреть. Из-за спины выскочила женщина. Ее босые ноги не издавали никаких звуков, словно она была невесомой. Она подбежала к зверю и заслонила ему дорогу, отчаянно махая руками, словно его это могло напугать.

Но зверь неожиданно послушался ее и ушел, лишь рыкнув напоследок. Девушка облегченно вздохнула.

— Какого черта ты делаешь в моем лесу? — дрожащим от злобы голосом, цедя каждое слово сквозь зубы, спросила она, не оборачиваясь.

— Что это было?

— Отвечай на вопрос!

— Я просто пытался узнать, что случилось с этим лесом.

— Тебя прислал деревенский староста?

— Да.

— Иди отсюда прочь.

— Ты знаешь, в чем дело?

— Уходи, я сказала. Знаю. С этим лесом случилась я.

— Ты та девочка, которую выгнали… — Охотник оборвался на полуслове. Ему показалось, будто невидимая рука ударила его по лицу, заставляя замолчать.

— Как проницательно. Да.

— А этот зверь? Ты его хозяйка?

— Да. Хозяйка.

Ее голос вдруг как будто надломился, дрожание перестало быть злобным. Внезапно она вся задрожала и упала в листву, обхватив колени руками и спрятав лицо, и тихо всхлипнула.

— Я так больше не могу, — тихо прошептала она и расплакалась.

Охотник спрятал нож, аккуратно подошел сзади и дотронулся до ее голого плеча. Ее руки были совсем тонкие, бледные, и вся она была невозможно худая и маленькая, словно всю жизнь болела и недоедала. Ее одежда больше напоминала тряпки. У платья, когда-то наверняка красивого, был оборван подол и рукава.

— Скажи мне, как оживить лес, и я уйду. А нет — буду стоять тут и смотреть, как ты убиваешься. Хочешь?

Девушка резко обернулась и пристально посмотрела на Охотника. Ее влажные от слез темные глаза, несмотря ни на что, смотрели упрямо и яростно, как у хищной кошки.

— Если бы я знала, я бы давно ушла, — шепотом ответила она, отвернулась и снова разрыдалась. — Да! Я это сделала! Я это чудовище создала, я хотела просто отомстить им. Я думала — создам и убегу, и пусть они подыхают тут. Но я… не рассчитала силы, и теперь плачу за ошибку. Этот зверь живет за счет меня. Я его призвала, а от себя отделить не сумела. Он не может меня убить, потому что жив мною, но и не пускает за пределы леса. Сама я его убить пыталась множество раз. Но это бесполезно. Как мне справиться с таким чудовищем? Эта тварь — это моя ненависть. Я хотела выпустить ее наружу, но не смогла. И теперь она держит меня в плену, не дает идти дальше, не дает жить. Я так мечтала уйти в город, найти себе наставницу, которая бы научила… Я так хотела… Нет, это невозможно. Как я ненавижу эту деревню и чудовище это ненавижу! Не могу больше…

Ее дрожащий голос оборвался, и она вся зарылась в кучу листьев, будто хотела там утонуть.

— Если я убью его, лес вернется к жизни? — спокойно спросил Охотник.

— Да. Ты что, так хочешь помочь этим мразям выжить?

— Нет. Просто я заключил договор, по которому я исправляю ситуацию и мне за это платят. Во-первых не в моих привычках разрывать договоры, во-вторых мне нужны эти деньги, чтобы поехать отсюда дальше, на юг, где меня ждут. Поэтому и в твоих, и в моих интересах его сейчас убить.

— А ты можешь? — неживым голосом спросила девушка.

— Думаю… ты умеешь предсказывать судьбу?

III

— Милый домик.

— Ага. Я нашла эту хибару случайно. Ну хоть есть где спать.

— А чем ты питаешься? В лесу ведь ничего нет.

— Это тебе так кажется. Мой зверь, конечно, прогнал всех животных, и лес уснул, но он мне время от времени приносит какую-то мелкую дичь — сама не знаю где он ее берет, — и я кое-как выживаю. Выживаю… надоело.

Старая деревянная хибара, казалось, вот-вот рухнет от малейшего неловкого действия. В ней было невероятно темно, но зато сухо и более-менее чисто. На полу валялась железная миска и какие-то шкуры и тряпки, служившие, видимо, кроватью.

— И тебе было… не скучно за этот год?

— Если честно, не скучнее, чем прошлые шестнадцать лет. Но зато было время подумать.

— О будущем?

— О прошлом.

— О прошлом — бесполезно. Оно не поможет тебе выбраться отсюда.

— Мне ничто не помогло бы. Но в какой-то момент мне стало плевать на все.

Она села на пол и посадила Охотника рядом.

— Угощать, сам понимаешь, нечем…

— Послушай. Это не мое дело, конечно, но тебе нужно это понять. Я тоже когда-то сбежал из дома. И мне тоже хотелось как-то отплатить за то, что со мной там когда-то сделали. Но на самом деле это…

— Плохо?

— Нет, не плохо. Бессмысленно. Гнев можно потратить с большей пользой, чем растрачивать его на таких людей.

— А что мне тогда делать?

— А забудь. Просто забудь. Прими как опыт и забудь. Пока ты помнишь о них, ты их ненавидишь и не можешь уйти от них. Уйти, и никогда не возвращаться. Твоя память держит тебя здесь.

— Меня держит здесь это чудовище.

— Ты пыталась убрать его так же, как призвала?

— Да. Не получалось. Слишком сильна была ярость, когда я его создавала.

— Хорошо. Я убью его и ты освободишься. Своих обидчиков ты уже достаточно наказала: видела бы ты, в каком страхе перед будущей зимой они живут. И я думаю, они догадываются, что это из-за тебя. Я убью зверя за деньги для них… и с тебя я тоже возьму плату.

— У меня ничего нет.

— Тебе так кажется. Ты так и не ответила. Ты умеешь предсказывать судьбу?

— Да. Я вижу. Четче всего вижу смерти других людей. А ты веришь в судьбу?

— И да, и нет. Я думаю, наверное определенные цепи событий, созданные другими людьми, приводят к ситуациям, над которыми я не властен. Но это не моя судьба, а их. Понимаешь, когда я был мальчишкой, одна старуха с пророческим даром и противным характером защитницы всех маленьких и слабых предсказала мне, что… в общем, что если я стану охотником, то запущу цепь событий, которая приведет к моей смерти. Что вот нельзя мне становится им, иначе умру.

— Но ты все равно…

— Да, я все равно им стал. Видишь? Она предсказала мне, что это произойдет, когда я забуду свою прошлую жизнь. И она оказалась права: вчера я понял, что не помню, как меня звали мои родители. Меня прозвали Белый Охотник. И я — он, и это уже неизменно. Но я сам это выбрал. И теперь я хочу знать…

— Где твоя смерть?

— Верно.

— Ну хорошо.

Девушка пристально всмотрелось в лицо Охотника. Ему вдруг стало немного неловко под ее взглядом. У нее были уставшие глаза. На таком юном лице под глазами уже собирались морщинки, а меж бровей то и дело проступала задумчивая складка…

— Не смей его убивать! — вдруг крикнула она. — Уходи. Уходи сейчас же отсюда!

— Почему?

— Права была твоя старуха. Ты умрешь здесь. Сейчас, сегодня. Если не уйдешь, если не бросишь свое дело сейчас, тебя убьет мой зверь. Он — твой рок, твоя смерть. Быстро, убегай отсюда!

— В самом деле? И никак иначе? — спросил Охотник и вдруг улыбнулся.

— У тебя нет других путей. Тебе нужно отказаться от охоты. Отказаться от своего имени и дела. Иначе там тебя ждет смерть. Старуха не столько предсказала твое будущее, сколько сплела его, но нити судьбы — крепки. Она была настоящей паучихой. Я не разорву ее нитей. Над тобой рок. Покорись ему.

— Я не могу. Я не могу отказаться от самого себя. Смерть? — ну и пусть. Я не боюсь смерти. Я был охотником и умру им. Мое дело, которое я создал, больше и дороже моего существования.

— Ты хочешь принести себя в жертву? И даже не богам — своему какому-то "делу".

— Ты не понимаешь, девочка. Если я и приношу себя в жертву, то лишь самому себе и своей жизни. Я не боюсь смерти. Если у меня нет другого выхода, то я встречу ее как подобает.

— Ты безумец, — прошептала девушка и грустно склонила голову. — Ты и меня от плена не избавишь, и сам умрешь. А впрочем, делай что хочешь. Мне плевать на твою жизнь. В конце концов, я сама умру, зная, что убиваю всех, кто был мне ненавистен — кроме тебя. Ты мог бы сохранить жизнь.

Белый Охотник молча поднялся и пошел прочь из хибары.

— Где хоть оно, твое чудовище? — крикнул он.

— В самом сердце леса. На той самой поляне, где я тебя нашла. Ты мертвец.

— Пока еще нет. Увидимся.

IV

Желтые глаза глядели яростно и упрямо. Могучие лапы рыли землю, измельчали листья в труху. Зверю станет сил, чтобы тоже самое сделать с костями Охотника.

Поэтому Охотник пытался зайти зверю за спину.

Это была смертельная игра. Никто из игроков не желал быть дичью, и оба пытались тайно выследить друг друга. Зверь слишком хорошо знал лес. Но он был громадный, заметный, несколько неуклюжий и оставлял за собой едва уловимый след запаха.

У Охотника был легкий шаг, отточенные движения и способность притаиться где угодно. Но он не знал и не чувствовал этот лес, разве что чувствовал в душе отзвук тех нитей напряжения, что сковывали лес сном.

Он пытался идти по ним.

Труха из листьев выдавала обоих. Ступит ли лапа, нажмет сапог — сразу шум, шорох, хруст. Но звериные лапы нигде не ступали. Охотник давно понял, почему на земле этот зверь не издавал звуков и не оставлял следов. Он ходил по лесу по ветвям дубов. Настолько они были громадные и крепкие, что спокойно выдерживали его. Одним высоким прыжком зверь залетал и приземлялся на одну из ветвей и дальше шел совершенно бесшумно. Охотник увидел это однажды — и не сдержал восхищенного вздоха. Порожденный гневом ведьмы, зверь был воплощением неудержимой силы. Но он должен был умереть.

Охотник закинул голову и посмотрел наверх. Даже если он заметил бы зверя, попасть из лука точно сквозь переплетение ветвей — невозможно, а самому забраться туда по громадному голому стволу не получится. Нужно выходить на ту поляну без деревьев. Но там негде притаиться.

Но пока зверь оставался сверху, Охотник был жертвой. Нужно было менять это.

Значит, стрелять в него бесполезно. Только дождаться, пока он спрыгнет с деревьев. И попытаться поразить сразу в сердце. Охотник расстегнул куртку и пошарил рукой во внутреннем кармане. Под пальцы скользнуло холодное стекло. Охотник достал пузырек с густой белой жидкостью и половину вылил на нож. Яд стек в кровосток клинка и застыл.

Охотник вышел на поляну, подошел к камню и стал ждать.

Зверь бродил по лесу не бездумно. Он ходил по тем местам, где были руны. Он через них чувствовал лес. Вычерченные ведьминой рукой, они были для него указателями.

Он был где-то рядом.

У Охотника был только один шанс. Если он не попадет или нож соскользнет, то…

Предсказание сбудется.

Он может уйти прямо сейчас.

Позорно убежать от своей смерти и от собственной жизни.

Но он никогда не бежал. Он остается Белым Охотником, и если Белому Охотнику суждено умереть сегодня — да будет так.

За спиной раздался хруст.

Охотник не обернулся.

Зверь ступал по земле вновь кругами, медленно, издевательски… и подошел спереди.

— Не любишь бить со спины? Или ты считаешь себя непобедимым? — спросил Охотник.

Ему показалось, будто зверь улыбнулся в ответ. Желтые глаза смотрели в упор. Охотник отвечал ему тем же. Рука напряженно сжала клинок. Ладонь вспотела. Могучие лапы подогнулись, как пружины, зверь готовился прыгнуть. Раздался грозный рев.

Он прыгнул.

Охотник рванулся вперед, упал на колено, перекатился по земле… И зверь перепрыгнул его, не задев.

— Черт!

Зверь зарычал в ответ, словно извиняясь за промашку.

И снова присел. И снова желтые глаза сощурились, взгляд впивался в жертву, пытаясь найти в ее душе хоть тень страха.

Охотник только крепче сжал нож.

Прыжок.

Охотник снова упал на колено, но на этот раз не рванулся вперед. Громадная туша свалилась на него, он ударил ножом зверю в грудь и словно попытался обнять его.

Зверь болезненно взвыл, потерял равновесие, упал и придавил собою Охотника. Он бился в агонии, рыл землю громадными лапами, пытался зубами задеть Охотника. Тот только глубже вдавил нож зверю в грудь. По рукаву быстро-быстро потекла струйка крови…алая, алая кровь. Охотник не промахнулся.

Яд быстро потек по венам зверя, разгоняемый бешенным биением сердца. Зверь боролся со смертью с полминуты. Потом вдруг замер, закрыл глаза и больше ни разу не вздохнул. Сердце сделало последний удар и замолчало. Охотник рывком выдернул нож и вылез из-под тяжелой туши.

Он медленно поднялся на дрожащие ноги. Голова кружилась. Руки были по локоть в противной липкой крови.

Сегодня он победил собственную судьбу. Она боле не властна над ним.

V

— Как скоро животные вернуться в лес?

— Думаю, должно пройти немного времени. Может с месяц.

Они стояли на границе леса и степей. Снова был закат, снова домики затерянной среди древних холмов деревушки чернели на фоне темнеющего неба. Снова дул летний ветер, донося запахи жаренного мяса и кипящего вина с медом.

Юная ведьма опустевшим взглядом смотрела туда.

— Ты можешь вернуться. Они будут не против. Они тебе все простят, — сказал Охотник и не смог сдержать усмешки.

— Что? Простят? Ты себя слышишь? Еще чего, — гневно ответила она, не уловив в его словах иронии. — Я ухожу. Ну их всех к черту. Я и так уже им отдала целый год.

— Вот и хорошо, — ответил Охотник. В руках он держал сверток из шкуры убитого зверя. — Сошью зимний плащ, как только вернусь на север, — ответил он на вопросительный взгляд ведьмы. — Будет второй. Первый — из шкуры белого волка, древнего зверя северных островов, моей первой добычи. За него меня и прозвали — Белый Охотник. Я несколько месяцев провел в снегах, выслеживая его одного. Я сам побелел тогда, как смерть.

— Ты знаешь, что ты сегодня встал выше судьбы, выше рока?

— Да. И я продолжаю быть уверен, что их не существует. Судьба не богиня, да и богам на самом деле нет дел до забот смертных. Так что мы на самом деле одиноки. Никто не следит за нами, не направляет наши действия, не диктует правила, не навязывает свою власть. Как бы людям этого не хотелось — мы одиноки. Нет ничего, что ограничивало бы нас снаружи. Только… изнутри.

— И ты знал, что не умрешь?

— Я знал, что могу умереть. Та старуха была права во многих вещах. Ее предсказания действительно сбывались. Только она не учла одного.

— Чего?

— Смерть любит меня. Потому что я не боюсь ее.