На ночь глядя

« Сны. Эти тонкие ломтики смерти. Как я их ненавижу»

Эдгар Аллан По

Глава 1

Я на родительский день на кладбище не хожу. Знаю, что традиция, знаю, что надо ходить, поминать мертвых и все такое, но не хожу. Во-первых, живу я в другом городе, во-вторых, не могу смотреть на этот балаган, когда обряд вытесняет суть происходящего и превращается в обязанность. А кто у нас в России любит обязанности? Правильно, никто. Вот и начинают люди сами искать ту самую «сермяжную правду» прямо тут же, на кладбище, и исход этих исканий зачастую непредсказуем. В конце концов, получается как в известном анекдоте: «вчера хоронили тещу — порвали два баяна».

Поэтому я хожу на кладбище в другие дни. Или чуть раньше родительского дня, до Пасхи, или уже тогда позже. Дело это суеты не терпит, и, на первый взгляд, вроде бы простое, на самом деле очень ответственное. Сначала, конечно, надо траву постричь, потом оградку подкрасить, лучше черной краской, хотя можно и светлой, например голубой или бежевой. Но это уже исходя из того, какой памятник, гранитный или мраморный.

Гранитный, конечно же, лучше, как-то он посолидней смотрится, опять же гранит долго не изнашивается и не теряет своих качеств, как тот же мрамор. На черном гранитном памятнике портрет не нужен, можно прямо на стеле нарисовать фотографию, тогда не будет потеков от цемента. Но если уж есть портрет, то лучше его заклеить силиконом по краям, чтобы вода не попадала внутрь, особенно в холодное время года, и не превращалась в лед, потому как это приносит немалый вред памятнику.

Но в любом случае хотя бы раз в год надо полировать камень, желательно войлоком, для этого нужна электрическая розетка, удлинитель и шлифовальная машинка. Вот со всем этим набором инструментов раз в год я выбираюсь на наше городское кладбище и привожу, таким образом, в порядок могилки своих родителей. Такие вот дела.

В тот день я тоже поехал, было уже тепло, апрель месяц, солнце стояло высоко и грело почти по-летнему. Одел на руки хлопчатобумажные перчатки, вырвал траву, уже успевшую к тому времени изрядно вырасти, достал черную масляную краску и начал красить оградку. Останется только дождаться знакомого сторожа и подсоединить у него в каморке удлинитель, чтобы была возможность включить шлифовальную машинку, в просторечии именуемую «болгаркой», и заполировать памятник. Работы самое большее на час.

Вообще кладбище наше небольшое, но очень ухоженное и опрятное, как-то здесь уютно, если можно так выразиться. На кладбищах вообще всегда по-особенному. Ничего лишнего. Как-то оно успокаивает, настраивает на философский лад. Другая сторона бытия, на которую люди предпочитают закрывать глаза, ибо их пугает неотвратимость и величие смерти. Тысячи лет они пытаются убедить себя в том, что эта чаша обязательно минует их, говорят, что смерти нет, и они никогда не увидят ее. Но все напрасно. Царство ее велико и в свой срок она заберет свое. И только тот, кто потеряет все, обретает мудрость в самом конце пути.

Солнце пригревало все сильней, запах масляной краски щекотал ноздри, и все вокруг радостно дышало весной. И вот тогда-то я и увидел его. И сразу узнал, хотя прошло уже много лет. Он стоял над Вовкиной могилой левым боком ко мне, метрах, наверное, в тридцати, и, не отрываясь, смотрел на его портрет, сделанный со свадебной фотографии, на которой Володька улыбался широко и немного застенчиво. Надо быть или очень смелым или очень глупым, чтобы через столько лет прийти на могилу лучшего друга, которого убил собственными руками.

Глава 2

Они дружили с самого детства, да и как не дружить, когда жили в одном подъезде, ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс и после школы пропадали до самого вечера в одном и том же дворе. И были они как нитка с иголкой, куда один, туда и второй. Иголкой был Вовка, да не просто иголкой, а настоящим шилом в заднице, хотя и Леха тоже был далеко не подарок. Но все равно, генератором всех идей был Володька, причем делал он это очень легко, красиво, с каким-то изяществом, что обычно отличает настоящих лидеров по натуре.

Хотите узнать самые последние новости в молодежной культуре? Извольте, вот вам журналы, диски с записями и целая пачка фотографий со знаменитостями. Хотите заняться спортом и научиться постоять за себя на улице? Без проблем, пошли на секцию бокса, которую вел во дворце спорта Вовкин дядя. Хотите что-нибудь необычного и таинственного? Тут уж, что называется, сам бог велел познакомиться с Вовкой, потому что книг и фильмов про все самое невероятное у него было превеликое множество.

Поначалу Лешка пытался тоже исторгать из себя «что-нибудь этакое», но вскоре понял, что лучше, чем у его друга, не получится, и бросил эту затею. Нельзя сказать, что он находился в тени у своего приятеля, но все равно, глядя на них обоих всегда было понятно, кто есть кто.

Никто всерьез не воспринимал это противоборство как некое соперничество, все относились к нему снисходительно, мол, с возрастом эти недостатки проходят. Воистину, молодость умеет хранить свои секреты, впрочем, точно так же старость обладает феноменальной способностью вообще не обращать на них своего внимания.

Как бы то ни было, но время шло, и надо было думать о том, куда идти учиться после школы и чем вообще заниматься в жизни. Учитывая свои наклонности ко всему удивительному, Володька решил поступать в медицинский институт, чтобы впоследствии стать психотерапевтом. Учился он на «отлично» и вообще, знания давались ему легко и даже как-то играючи. Справедливости ради надо сказать, что предпосылки для этого были налицо — его отец был главврачом больницы, а мать преподавала в институте. Этим своим решением он настолько заразил Леху, что и тот тоже собрался подвизаться на поприще врача, хотя данных для этого у него, прямо скажем, не было никаких.

В общем, после десятого класса подались они оба в мединститут. Поначалу все шло просто замечательно, Вовка сдавал экзамены на «отлично», во всем помогая своему другу, и Леха, хотя и с трудом, но тоже получал неплохие отметки. Проходной балл был не очень высоким, и постепенно все шло к тому, что друзья скоро станут студентами. И тут случилось событие, которое навсегда изменило их жизнь.

После последнего экзамена они сидели на скамейке перед зданием института и ждали результата. Сегодня все должно было окончательно решиться. Рядом с ними сидели другие ребята, тоже поступающие в институт, с которыми они уже успели познакомиться. Чтобы как-то скоротать время и успокоить нервы, которые от ожидания были почти на пределе, решили выпить пива. Сейчас уже никто и не вспомнит, из-за чего тогда все началось, кому и что именно не понравилось, но постепенно словесная перепалка переросла в рукопашную схватку. Какой-то мужик полез разнимать дерущихся ребят и Вовка, не разобравшись в пылу борьбы, что к чему, встретил его правым кроссом через руку. Тот упал как подкошенный.

В итоге все закончилось весьма плачевно. Мужик этот оказался деканом, и Володьке отказали в поступлении в институт. Напрасно он просил прощения и извинялся перед ним, напрасно родители приезжали и предлагали деньги, чтобы решить этот вопрос полюбовно, ничего не помогло. Как бы то ни было, но в осенью Леха стал абитуриентом, а Вовка пошел в армию.

Попал он на два года в десантуру, в разведроту. Вот, многие спорят, что дает служба в армии? Больше хорошего или плохого? Особенно служба именно в нынешней армии, а не в той, советской? Точно не знаю, у каждого по-разному. Но знаю точно — парень, возраста примерно двадцати лет, только что демобилизовавшийся из рядов вооруженных сил, где бы он не служил, смотрит на своего сверстника, студента примерно третьего курса, как десятиклассник на первоклассника. Тут уж не поспоришь. Видимо поэтому, Володька, когда пришел из армии домой молодцеватым дембелем, практически ни с кем из своих бывших одноклассников не общался, даже с Лехой, который тогда еще учился в институте.

Я видел его пару раз, казалось, сквозила в его взгляде какая-то обида на то, что жизнь так поступила с ним, не то, чтобы как-то слишком круто, но как-то несправедливо. Поначалу он устроился в какое-то охранное агентство, благо армейское прошлое этому способствовало. Потом у него начались проблемы со здоровьем, дело в том, что во время очередных учений в армии он сильно обморозился где-то в горах, и это сильно ударило по опорно-двигательному аппарату. Кто-то посоветовал ему заняться оздоровительной гимнастикой ци-гун и он стал ходить на секцию в наш дворец спорта, где когда-то сам занимался боксом и где все еще работал тренером его дядя Миша.

Сам того не замечая, Володя втянулся в мир восточных единоборств, что довольно редко бывает, ибо боксеры как правило на дух не переносят всю эту азиатчину. Через три года он стал обладателей черного пояса. Во время одной из аттестаций познакомился с двумя мастерами боевых искусств, бывшими «спецами», которые показывали абсолютно немыслимые вещи — бесконтактный рукопашный бой, с легкостью входили в так называемое состояние измененного сознания, шутя голыми руками разбивали огромные камни и делали много еще такого, от чего казалось, что ты начинаешь тихо сходить с ума. Пораженный всеми этими вещами, Володя уехал вместе с ними, то ли в Питер, то ли в Москву, уже точно не помню и на несколько лет совершенно потерялся из виду.

Глава 3

Прошло несколько лет. И тут неожиданно выяснилось, что уже минуло ровно десять лет, как мы закончили школу. Что тут началось! Созванивались друг с другом по сто раз на дню и все договаривались, договаривались, договаривались. В конце концов, решили собраться все вместе и отметить это грандиозное событие, благо, что почти все наши бывшие одноклассники остались после школы в нашем городе.

Собрались в школьной столовой. Пришли почти все, даже некоторые из учителей. Вообще, странное это дело — встречи одноклассников. Собираются вместе совершенно чужие люди и пытаются друг в друге найти то, что уже давным-давно никому не интересно. Для меня это просто визит вежливости.

В столовой еще висели на стенах и на потолке елочные украшения, оставшиеся от празднования Нового года, дело было как раз на зимних каникулах. Дух прошедшего праздника еще витал в морозном январском воздухе и навевал обрывки далеких воспоминаний. Пока наша женская половина готовила на скорую руку всевозможные закуски, мужская часть смоталась в магазин за соответствующими напитками. Все же некоторое подобие праздника было достигнуто.

Сел вместе с Лехой. Вообще-то, практически со всеми своими бывшими одноклассниками я связи не терял, в конце концов, город наш не ахти какой большой, поэтому ничего нового узнать я и не надеялся. Поговорили о том, о сем, и тут вдруг как гром среди ясного неба — Вовка! Вот этого точно никто не ожидал. Он перездоровался со всеми и сел вместе с нами, в строгом пиджаке, в черных лаковых ботинках и с дорогущими часами на левой руке, циферблатом вниз, точно так же, как в далеком детстве. Странно, но еще именно тогда мне в первый раз показалось, что он человек пьющий.

— Ну, как жизнь? — спросил Володя неожиданно низким, бархатистым голосом, хотя у него в детстве был высокий, красивый тенор.

— Все путем, — Леша неопределенно пожал плечами, ковыряясь вилкой в салате.

— Где сейчас? В больнице? Или в клинике какой-нибудь частной?

— Нет, остался на кафедре в институте, — Леха взял бутылку водки, открутил крышку и вопросительно окинул нас взглядом, — за встречу, что ли?

— Давай.

Понемногу разговорились. Оказалось, что школьные друзья теперь вроде как коллеги. Володька все же получил медицинское образование, только в Питере, и теперь работал в центре нетрадиционной медицины, занимался исследованием человеческой психики, гипнозом и средствами восстановления организма. Он пытался нам что-то втолковать про то, чем сейчас занимается, но мы, уже в изрядном подпитии, мало что соображали:

— Прямо какие-то «полеты во сне и наяву». Мы тоже как-то пробовали сном лечить. В институте. Ага. От запоя!

Леха засмеялся и я тоже вместе с ним. Вовка, с блестящими, то ли от водки, то ли от негодования, глазами, смотрел на нас как Ленин на буржуазию:

— А хотите, докажу?

— Чего докажешь? — не понял я. Все это начинало походить на анекдот, старый, заезженный, рассказанный многое количество раз и потому уже совсем не смешной.

— Докажу, что все это правда, — он продолжал сверлить нас своим взглядом, — А? Что человек способен сам создавать реальность и управлять событийным рядом в астральном плане, в том числе своими собственными снами?

— И как же ты это докажешь? — Леха с налитыми глазами, с вилкой в правой руке навалился грудью на стол, — Залезешь ко мне в голову? Ты что, Кевин Спейси что ли? Спящий маг?

— Эдгар Кейси, — машинально поправил я, — Кевин Спейси это такой американский актер.

— Да какая разница?! — Леня гневно потряс в воздухе вилкой.

— Залезу! В голову! — Володька хлопнул ладонью по столу так, что все обернулись.

— Давай, сегодня ночью, буду ждать в гости с нетерпением, — Леха хохотнул и снова разлил водку по стаканам.

— Нет, не сегодня, — Вовка примирительно «хлопнул» стопку и продолжил: — По пьяному делу нельзя, опасно. Вернее сказать так: зайти в чужое сознание во время сна легче, когда проводник находится в состоянии алкогольного опьянения, потому что здесь нужны эмоции и желательно личная привязанность к объекту, а вот выйти уже не получится, тут нужна воля и чистое сознание. А какое сознание под этим делом? — он щелкнул себя пальцами по горлу и неожиданно засмеялся.

Помню, что мы еще долго «гудели», о чем-то спорили, ругались по поводу и без, скорее всего, пели какие-то песни и, наверное, танцевали. Вот. А потом сразу наступило утро.

Прошло где-то около месяца, застольные разговоры забываются быстро и обычно не имеют никакой силы, покрываются легкой дымкой уже на следующий день и только тень их еще витает некоторое время в памяти как обрывки полузабытого сна. И лишь в начале марта я совершенно случайно столкнулся с Лешкой в городской поликлинике, куда приехал пройти медицинскую комиссию на право владения автотранспортным средством. В принципе, история эта тогда именно и началась.

Глава 4

Весь третий этаж был буквально забит людьми. Белые халаты врачей вперемешку с ярко-оранжевыми жилетами журналистов и фотокорреспондентов во главе с местной знаменитостью, ведущей краевых новостей, какие-то очень высокопоставленные гости из Москвы и естественно толпы зевак. На импровизированной пресс-конференции, устроенной в актовом зале краевой больницы, за огромным столом, покрытым плотным зеленым сукном, сидели, судя по табличкам перед ними, главврач больницы, замминистра здравоохранения России, еще кто-то из Москвы и Володя с Алексеем. Перед ними на столе стояли микрофоны, и они бойко отвечали на всевозможные вопросы, которые сыпались со всех сторон.

Времени было в обрез, поэтому ничего толком узнать не удалось. Вроде бы проводились какие-то опыты на медицинскую тематику, что-то связанное со снами. Поговорить с бывшими одноклассниками не удалось, да это и не входило в мои планы, день завертелся волчком и я вспомнил об этом событии только вечером, когда в новостях услышал репортаж с этой пресс-конференции:

— На базе первой городской клинической больницы сотрудниками нашего института были проведены уникальные опыты по изучению деятельности мозга. Были исследованы обширные участки мозговых клеток, деятельность которых ранее была мало изучена, в частности в состоянии так называемого «измененного сознания». На практике это выглядело так: один человек запоминал некую информацию, засыпал и, находясь во сне, передавал эту информацию другому человеку, также находящемуся в состоянии глубокого сна. Это покажется невероятным, но второй человек, проснувшись, в точности воспроизводил информацию, переданную им первым человеком. Таким образом, было доказано, что способности человеческого мозга выходят далеко за рамки общепринятых представлений.

Далее следовали комментарии каких-то специалистов в неведомых областях и, наконец, крупным планом физиономии Вовки с Лехой, усталые, но крайне довольные.

Я точно не знаю, но, наверное, именно так люди на следующее утро просыпаются знаменитыми. Как из рога изобилия посыпались интервью различным журналам, глянцевые фотографии на разворотах, визиты каких-то высокопоставленных официальных лиц, впрочем, и неофициальных тоже и много чего еще. В эти дни дозвониться к ним, а тем более просто встретиться и поболтать как раньше, не было никакой возможности.

Так прошла весна, и наступило лето, пора бесконечных командировок, отчетов и отпусков. За всей этой суетой история с путешествиями во сне стала забываться, жизнь шла своим чередом и в этом вся ее суть и то, что люди обычно называют коротким словом «быт». Поэтому когда где-то в конце августа Леха позвонил мне, я очень удивился:

— Рома, у тебя пожрать есть что-нибудь?

— Да найдется, если хорошо поискать.

— Я сейчас приеду, ты свободен? — голос его был глухой, как после простуды или с глубочайшего похмелья.

— Дурак что ли? Женат и двое детей, — попытался пошутить я.

— Очень смешно, — пробормотал он и повесил трубку, если это вообще применительно к современной сотовой связи.

Минут через десять Леха уже был у меня дома. От прежнего, гладко выбритого, подтянутого и довольно улыбающегося жизни кандидата медицинских наук не осталось и следа. Небритый, осунувшийся, в каких-то потертых джинсах и грязных кроссовках, с литровой бутылкой водки в руках, он казался пришельцем из далекого будущего, в котором проклятые аннунаки все-таки доконали землян. Я на скорую руку приготовил салат, пожарил яичницу, нарезал сала, лука и достал из серванта две рюмки:

— Ну что, поехали?

— Давай.

Он быстро опьянел, было видно, что в последнее время мой бывший одноклассник выпивает регулярно, и что, как говорится, на «старые дрожжи» все это действует на него во много раз сильнее. Взгляд его стал совсем каким-то потерянным, Леха буквально лег грудью на стол и, казалось, вот-вот заплачет:

— Рома, что делать?

— Что стряслось-то? — я никак не мог понять причину того, что привело его в такое жалкое состояние.

— Мне кажется, что я схожу с ума, он высасывает мне мозг.

— Кто? Вовка что ли?

Лешка быстро закивал головой и, как-то воровато озираясь, продолжил свистящим шепотом:

— Поначалу-то все хорошо было. Тогда, в школе, на встрече выпускников, помнишь? Уже через сутки был первый контакт! Представляешь? Прямо во сне! Оказывается, ясность сознания можно сохранять не только во время бодрствования, но и в бессознательном состоянии, и мы это доказали. Потом пошли эти эксперименты, лабораторные испытания, комиссии всевозможные из Москвы и прочее. Вовка пить стал как лошадь. Он и раньше прикладывался к бутылке, но как-то аккуратно, по-божески, а тут как с цепи сорвался. Помнишь, он еще в армии получил переохлаждение организма, потом у него кости стали болеть? Так вот, все это опять началось, рецидив, только на этот раз в более сложной форме, оттого и пьет. Говорил ему, мол, давай приостановим исследования, пройдешь медицинский осмотр, подлечишься, а он — ерунда это все, нельзя сейчас прерывать эксперименты. Рома, понимаешь, в чем дело, он как напьется, автоматически попадает в мое сознание, не знаю почему, то ли, как говорится «дорожка протоптана», то ли еще почему, но он каждую ночь у меня в голове. Ходит там, постоянно что-то бормочет, кому-то что-то доказывает, матерится, и самое главное, я постоянно чувствую, как болят у него кости.

Леха обхватил свою голову ладонями и посмотрел на меня тоскливым взглядом:

— Рома, я так больше не могу.

Я растерялся, от этой истории веяло какой-то нереальной жутью, в которую не хочется верить даже тогда, когда, проснувшись, вдруг с ужасом убеждаешься, что это уже не сон.

— Да ладно тебе, Леня, поезжай домой, выспись хорошенько, это все, скорее всего, от переутомления, — начал я неуверенно, но он вдруг снова уставился в меня своим полубезумным взглядом и прошептал одними губами:

— Я боюсь спать.

Еще через две-три рюмки все было кончено, Леха впал в бессознательное состояние и я вызвал такси. Отвез его домой и уложил на диван, в голове все время вертелся наш последний разговор.

— Это ж надо было так напиться, — попытался я, что называется, разложить по полочкам произошедшее, потому как объяснить все это чем-либо иным не представлялось просто никакой возможности.

Так закончилось лето, и началась осень, затяжная, с ливнями и грозами в октябре, с холодным, пронизывающим ветром и первым снегом в конце ноября. А уже зимой, в декабре, как раз перед самым новым годом, я продал свою квартиру и переехал в другой город. Так получилось.

Глава 5

И только весной следующего года, как раз на родительский день, я снова попал в тот город, где прошло все мое детство и вся юность. Да, точно, это было в последний раз, когда я был на нашем кладбище в родительский день. На самом деле все было как обычно, пришел на могилку своих родителей, посидел там немного, оставил на ней то, что надо оставить, хотя с каждой новой смертью мы и так отдаем частичку себя, словно бы платим дань той, которая пришла в этот раз не за нами. Странно, именно на кладбище я почти уверен в том, что смерти нет.

Обычно мы собираемся все вместе, то есть все одноклассники, возле обелиска погибшим в Великую отечественную войну, потом уже идем к Сане и Эдику, двум нашим друзьям, с которыми учились в одном классе. Саня умер первый, еще в лихие девяностые, заигрался в бандитские игры и так и не смог из них выкрутиться. Его нашли как-то утром в подворотне уже мертвым с огнестрельным ранением. Эдик погиб гораздо позже в какой-то глупой пьяной драке, проникающее ножевое в область печени.

Так происходит каждый год, мы ходим на их могилы и встречаемся с родителями наших бывших друзей детства, разговариваем, выпиваем с ними и расходимся по домам. Так должно было быть и в этот раз. Попрощавшись с тетей Валей, мамой Эдика, я встал, разминая затекшие ноги, и уже собрался было уходить.

— Ну что, теперь к Вовке?

— К какому Вовке? — не понял я.

— Как это — «к какому Вовке»? — на меня сразу уставился удивленный десяток пар глаз, — Рома, ты что, не в знаешь?!

Теперь уже знаю. В самом начале сентября, примерно через неделю после нашего разговора с Лехой, Володя, пьяный в дым, разбился на своем мотоцикле, лоб в лоб столкнулся с каким-то внедорожником и впал в кому. Врачи делали все возможное, но вернуть его к жизни не удавалось. Наши все помогали по мере своих сил, приезжали в больницу, присматривали за его родителями, мало ли что, собирали деньги на всякий случай, и только Леха вел себя как-то странно. Он словно бы что-то выжидал, было такое чувство, что он не знал, горевать ему или радоваться. Ходил весь издерганный, нервный, по каждому, самому пустяковому поводу кидался на людей как собака. Все сначала списывали такое поведение на нервы, мол, все-таки лучшие друзья, тем более коллеги и все такое. Но однажды все стало на свои места.

Где-то недель через пять, как раз на сороковой день после аварии, его, что называется, прорвало. В мятом белом халате, со всколоченными волосами и с искаженным гримасой лицом, он метался по больничной палате, круша все, что попадалось под руку. С пеной у рта, брызжа слюной, он все время кричал высоким срывающимся голосом о том, что Вовка не умер, что он застрял между этим миром и тем, и что он все это время сидит у него в голове. Кричал, что надо что-то делать, иначе незваный гость полностью завладеет его сознанием, и если раньше он являлся ему только во сне, то теперь уже сидит в голове постоянно и днем и ночью.

Леху быстро скрутили, дали успокоительное и отправили домой, объяснили все это опять-таки накопившейся усталостью и стрессом. Однако уже той же ночью он пробрался в больницу, проник в палату реанимации, где лежал Володя и отключил аппарат искусственной вентиляции легких. Его нашли только утром, он сидел возле кровати, на которой лежал труп теперь уже его бывшего друга и улыбался.

Медицинская экспертиза признала Леху невменяемым и отправила на принудительное лечение. Так прошло шесть лет. И вот теперь он стоял метрах в тридцати от меня над Вовкиной могилой и смотрел на его фотографию, сделанную на черном гранитном памятнике. Такой вот привет из прошлого. Я поставил банку с краской на землю, вытер принесенной ветошью руки, взял целлофановый пакет, с которым пришел на кладбище, и медленно, словно бы боясь спугнуть, подошел к нему.

— Привет, Леня.

— Привет, — его лицо расплылось в широкой, немного изможденной улыбке, — Вот, пришел, — он как-то неловко, с виноватым выражением лица махнул рукой в сторону могилы, — Жалко.

— Это точно. Как ты?

— Нормально, вот, вроде как подлечился.

Он снова улыбнулся и, зажмурившись, словно от внезапно нахлынувшего счастья, глубоко вдохнул теплый весенний воздух. Солнце светило во всю, и на деревьях распускались первые ярко-зеленые листья.

— Слушай, — я достал из пакета початую бутылку коньяка, — Давай по сто грамм? А? Смотри, погода просто шепчет.

— Нет-нет-нет! — испуганно отшатнулся он и добавил заученной скороговоркой, — Мне теперь пить нельзя!

— Да ладно, что там пить? Смех один! — я снова показал ему бутылку, в которой оставалось граммов триста.

— Ну, давай, — наконец сдался он.

Мы присели на скамеечке возле оградки, разложили нехитрую закуску, принесенную мной и два пластмассовых стакана.

— За всех наших?

— Ага.

Выпили, как полагается, не чокаясь. Потом еще, а потом и еще и еще. На кладбище всегда чувствуешь себя немного, что называется «не от мира сего», а если еще выпьешь, то вообще может много чего случиться странного. Разговор как-то не особо клеился, Леха просто тупо напивался, как-то равнодушно и даже обреченно. Временами мне казалось, что он вот-вот заснет прямо здесь, на скамейке, сидя, закутавшись в свою зеленую куртку. И тут вдруг мой бывший одноклассник повернулся ко мне, и, глупо улыбаясь, с трудом ворочая языком, сказал:

— А все-таки он сука!

— Кто? — не понял я.

— Как кто?! Леха — сука!

От неожиданности я растерялся и уставился на него, глядя в абсолютно трезвые глаза и чувствуя, как из моей крови, словно бы в минуту опасности, мгновенно испаряется алкоголь.

— Рома, ну ты сам подумай: взял и убил меня, отключил от аппарата искусственной вентиляции легких. Я ж говорю — сука! Он думал — я ничего не понимаю? Ничего не чувствую? А о родных моих он подумал? А? О родителях моих, о жене, о детях? Каково им было меня закапывать и ходить сюда каждый год? Сука! Сука!!! Ну, ничего, я ему устрою! Я им всем устрою!

Он крепко сжал кулаки и вскочил на ноги, заметался возле памятника, внутри кованной из чугуна оградки. Что-то неуловимое изменилось вдруг в нем, во всем его облике и в движении. Бормоча про себя какую-то абракадабру, он, казалось, лихорадочно обдумывал на ходу что-то такое, от чего его глаза горели ярким, неугасимым огнем.

— Леня? — позвал я его тихо, словно бы боясь своего собственного голоса. Он внезапно остановился, будто преступник, застигнутый на месте преступления, и удивленно посмотрел на меня. Точно не знаю, но, наверное, волосы у меня встали дыбом.

— Да пошел ты! — заорал он мне в лицо, развернулся и побежал вон с кладбища.

Как я потом узнал, вечером того же дня Леха вскрыл себе вены. Говорят, когда его нашли, он лежал в ванной, полной воды, смешанной с его кровью, и радостно улыбался, глядя на свое собственное отражение в зеркале.