Монастырь

Вечерело. Алый закат пробивался сквозь облака, и небосвод был озарен последним дыханием солнца. В глухой деревне, далеко от крупного города шла своим чередом размеренная жизнь сельчан. Мужики загоняли скотину в стойло и готовились к ночлегу. Только на окраине села продолжал нарушать тишину стук молота. Это был Микола — единственный кузнец на всю здешнюю округу, мастер на все руки — кому коня подковать, а кому и телегу подправить.

Домик кузнецу достался хилый — крыша прохудилась и ограда упала. За месяц он все исправил — и крышу подлатал, и забор подправил. Только все время, что он здесь жил, мучил его один вопрос, ответа на который не знал где искать. Куда подевался его предшественник? Местные отшучивались, мол, спился и умом тронулся.

Соседкой мастера была старушка лет семидесяти, уж больно вредная баба. Не давала она работать соседу своими выходками. Внимания он на это не обращал, только старуха стала часто наведываться вечерами. И в очередной раз сварливая хозяйка пришла ругаться. Стук молота о наковальню перебили громкие пинки в дверь. Кузнец осторожно приоткрыл дверь, и, увидев, кто стоит на пороге, смущенно пробормотал:

— А, Прасковья! Это Вы…Что такое?

— Ух, негодяй проклятый! — закричала Прасковья. Покою от тебя на старости нет, ирод жестяный! — В ход пошли кулаки.

«Ирод», на бабушкино счастье, был довольно сдержанным человеком. Закрываясь от ударов мощной ручищей, он спокойно сказал:

— Бабуля, не ругайся, тебе скажу. Работы у меня много, не обессудь наглеца. К утру заказ должен быть готов, а не то только половину оплатют. Расскажи-ка ты мне лучше о Руслане, бывшем кузнеце.

— Ну, наглец…— старуха перестала размахивать хилыми ручонками. Было видно, что ей просто не хватает воздуха, и хозяин поспешил пригласить непрошеную гостью в дом.

— Заходите, Прасковья, пожалуйста, водицы Вам надо б глотнуть…

Никак не ожидая такого гостеприимства, бабушка опешила. Подняв свои обвисшие веки, она несколько секунд подряд всматривалась в глаза Миколы неморгающим, пристальным взглядом. Глаза ее, хоть и маленькие, наполовину прикрытые складками обвисших век, были ясными как у ребёнка. Цвета такого мужчина ни разу не выдел, хоть и разменял уже пятый десяток — серый, как графит, и будто с изумрудными искорками. Ему показалось, что его обдали не то кипятком, не то ледяной водой с головы до пят. Прасковья уже отвела взгляд, а он продолжал стоять в оцепенении, держась за дверь.

— Не надо воды, — прошептала старуха, без приглашения усевшись на стул.

Микола, еще не до конца очнувшись, как на ватных ногах, с большими усилиями прошагал полметра до лавки и плюхнулся на нее. В доме пахло как в обычной кузнице — дымом и свежим кованым железом. Женщина прикрыла ладонью нос, поморщилась, откашлялась и заговорила:

— Ладно, так и быть, расскажу тебе местную легенду. Когда-то давно деревни здесь в помине не было, а стоял монастырь. Деревянный монастырь, сколоченный из бревен. Девичий. Много девок тогда сгорело, после верхового пожара. Говорят их души до сих пор шастают. Потом семья купца Шишкина основала здесь селение. Хоть и кануло уж триста лет, а всё равно призраки покоя не дают.

— Не верю я в эти бредни, мало ли чего бабы насочиняют! — прервал рассказ Микола.

— Ох, Микола, боюсь я, как бы ты умом не тронулся. Беги из этой деревни, куда глаза глядят, — пролепетала Прасковья, выходя за дверь. Вдруг она резко повернулась, пробормотала что-то, глядя в пол, и так же резко вышла.

Закрывая дверь за старухой, кузнец с досадой осознал, что та сбила его с рабочего настроя. Рука машинально потянулась в карман брюк. Достав пачку папирос, он двумя пальцами выбил из нее одну штучку, задумчиво помял и прикурил. Глубоко затянувшись, выпустил кольцо табачного дыма. “Да уж, с этими рассказами работу не сладишь, никакого людям покоя”, — подумал Микола, взял метёлку и стал убирать рабочее место. Тут он почувствовал, как сильно устал за целый день. Много работы переделал, но из-за старухи не успел подковы сковать.

В доме было всего три комнаты. Одна из них служила одновременно и спальней, и кухней. Небольшая кованая кровать стояла у окна. Луна пробивалась сквозь шторы, красивой дорожкой ложилась на плед, служивший покрывалом, ярко отражалась в ведре с водой. Микола принялся готовиться ко сну. Снял рубаху, аккуратно сложил ее на табурет. Зачерпнув ковшом воды из ведра, вышел за дверь.

— Бррр! — Издал мужичина, окатив себя с ковша холодной водой.

— Микола! — Послышался тонкий девичий голосок из-за ограды.

Кузнец засомневался: «Послышалось, откуда тут посреди ночи девке молодой взяться». Он уже хотел подняться на крыльцо, как снова услышал:

— Давай знакомиться? Меня Златой зовут. Принеси водицы, дай мне напиться. — Игриво промурлыкала девица.

От этого голоса у мужчины побежали мурашки по всему телу, хотелось слышать его еще и еще, хоть и не было видно его владелицы.

— Погоди … Щас … — крикнул Микола на бегу. Он «влетел» в избу, и через мгновение уже стоял на крыльце с ковшом воды в руках.

— Ты где, красавица? Я водички принёс! — крикнул умелец в темноту, едва освещенную желтой луной.

— Микола! Окаянный, чего не спишь? — Скрипнула дверь соседнего дома и на порог вышла Прасковья.

— Да вот… — Растерялся мужчина, — Девицу напоить хотел… Златой зовут…

— Спи уже, отродясь в нашем селе Златой никого не называли! — Злобно крикнула старуха и захохотала страшным, неестественным, как будто не своим голосом. От этого хохота у кузнеца затряслись поджилки. Но тут же его внимание переключилось на тонкий шепот.

— Микола! — позвала девушка чуть слышно издали.

— Да где же ты? Не вижу я тебя, — возбужденно, но тихо, словно самому себе, сказал кузнец, опасаясь, что старуха снова выйдет из своей избы.

— Иди ко мне…, — маняще проворковала девица, — Дам на себя взглянуть.

— Да не вижу я тебя… — прошептал умелец и вдруг у забора он заметил женский силуэт.

— Не пугайся только, — сказала девушка и поманила рукой к себе.

Мастер подошел поближе к забору, и навстречу ему из тени вышла стройная женская фигура. Волосы цвета воронова крыла, умело собранные в косу, заканчивались на осиной талии, обтянутой красивым пояском. Молодая пышная грудь вздымалась над глубоким вырезом беленой льняной рубахи. Чуть склонив голову, Злата подняла на Миколу свои огромные глаза. Что-то странное, необъяснимое было в этом взгляде…Разгоряченный похотью, мужчина трепетал, но какая-то сила останавливала его от того, чтобы обнять молодую женщину и пригласить в избу. Он так и стоял в оцепенении.

— Смелее, Микола, смелее, — подбодрила Злата.

В двух шагах от девицы кузнец остановился. Он протянул ей ковш. Прильнув губами к краю ковша, красавица жадно, взахлеб стала глотать воду так, словно не пила целый день. Вода двумя маленькими струйками потекла по ее щекам, по подбородку, по шее и стеклась в ложбинку груди. От этого зрелища Миколу бросило в жар. Напившись вдоволь, Злата протянула ковш обратно и, прищурившись, стала обходить его кругом, разглядывая со всех сторон.

— А ты, молодец, на Архипа похож… — задумчиво произнесла она.

— Какого еще Архипа?

— Милого моего.

— А что ж ты не с ним? Шастаешь посреди ночи… Соседка говорит, ты не из нашей деревни?

Девушка тут же изменилась в лице, повернула голову в сторону избы Прасковьи, и во взгляде ее мелькнуло что-то недоброе.

— Ну, что молчишь? Объясни-ка, как ты тут оказалась? — Нетерпеливо вопрошал Микола.

— Гореть ей в аду, ведьме проклятой. — С дрожью в голосе произнесла красавица, словно не обращая никакого внимания на вопросы кузнеца и продолжая смотреть на соседскую избу теперь уже с нескрываемой ненавистью. Вдруг сквозь ставни забрезжил свет, дверь заскрипела, и на крыльцо вышла старуха с горящей свечой в руке.

— Что-то де щас будет…— Только и успел подумать Микола, повернув голову в сторону соседки, ожидая по ее реакции узнать хоть что-то о Злате.

— Микола, спи, родненький, спокойной тебе ночи, — с холодком в голосе пробурчала Прасковья.

Но кузнец уже не обратил внимания на ее слова, потому что понял, что стоит один. В недоумении он стал метаться от забора к кустам и обратно, вглядываясь в темноту. Там, где стояла девушка, осталось лишь большое темное пятно впитавшейся в землю воды.

— Сынок, ты никак потерял чего? — Ехидно спросила старая, но, когда увидела, что

Микола решительно двинулся в ее сторону, мгновенно изменилась в лице, попятилась в избу, чуть было не споткнулась о порог и испуганно прокудахтала:

— Ты чо эт удумал, Миколка, а?

— Разговор у меня к тебе будет, серьезный разговор… Не слезу с тебя, пока все не расскажешь…

— Да чего говорить-то?

— Ты б в дом пригласила для началу, — сказал кузнец, стоя на пороге.

— Да ради Богу, садись куда хошь.

Мужчина осмотрелся. Скромное жилище немного дало знать о своей хозяйке, только привлек “красный уголок”. На месте, где обычно стоят иконы, висел перевернутый православный крест — ”Видимо упал…” — промелькнула первая мысль. В доме Прасковьи было мрачно, будто каждая вещь была пронизана историей древности. Он передумал присаживаться и начал разговор с порогу.

— Так ты говоришь, никакую Злату не знаешь?

— Упаси тебя Господь…

— Откуда ж она о тебе наслышана?

— Местные призраки многое о здешних знают, вот видимо и набрехали обо мне — они в этом любители — отшучивалась старуха.

— А почему же она тебя ведьмой назвала, али опять скажешь, призраки набрехали, говори — строго спросил Микола.

— Упаси, Господь, ирод жестяный. А же твержу — брешут, обо мне вся деревня так говорит. А из-за того, что я одному мальчонку заикание выговорила.

— Ладно, старушка, я пошёл, всё равно тебя, мне не разговорить — сказал мужик и открыл дверь и вышел в темноту ночи.

На обратном пути к дому, Микола, жутко перепугался перед забором — снова стояла Злата.

— Микола, ну что тебе эта ведьма наговорила? — спросила девушка, поправляя свои волосы.

А в это время на небе собирался дождь и тёмные, как смоль, тучи закрыли луну.

Молодец в бреду опустил глаза, посмотрел на землю пред ногами и поднял взгляд на Злату. Перед ним стоял скелет с обугленным черепом и своими костлявыми руками звал к себе.

— Микола, ты чего испугался что ли? — скелет захотел шагнуть к нему, но оглядев себя, тут же закричал истерично.

— Вот какой я была, пока нас не сожгли! — кричала Злата. — Не говори никому, что дал мне воды, а не то… — рука скелета взяла себя за череп, раздался громкий хруст сломанной кости. Череп отделился от шеи и пустыми глазницами смотрел на мужика.

— И запомни — ни одна душа не должна знать, что я к тебе приходила, — угрожающе проклацкал череп и скелет исчез.

Долгое время Микола не мог прийти в себя от увиденного, его охватил жуткий страх.

— Не врут, значит, бабули. Так что мне делать? И как узнать, что я натворил? — эти вопросы не давали успокоиться мужику и от безысходности сел на землю. Так он просидел, всю ночь, не вставая. Только когда начали кукарекать первые петухи, за забором послышался лязг ведер и шаркающие шаги.

— О, блин, Микола напугал. Чего не спится то? — вскрикнула старуха и недовольно спросила.

Умелей открыл глаза и в луже он увидел своё отражение. Его смольные волосы поседели за одну ночь. Он схватил себя за голову и безмолвно заорал.

— Прасковья… Помоги мне… — чуть слышно промолвил бедолага.

— Ишь ты!!! Не уж то приходила? — с жалостью спросила старуха и бросила наземь вёдра и перекрестилась.

— Надеюсь, ты ей водицы не давал? — с бледным лицом спросила соседка.

— Не помню…— протянул мужичина.

— Ох, и шалашовка! — в сердцах сплюнула Прасковья и перекрестилась ещё раз.

— Помню только скелет без головы, — протяжно отвечал Микола.

Голова разламывалась от бессонной ночи и от пережитого, он не знал что делать…

— Я ей дал попить, — со страхом произнёс кузнец.

— Ну всё, Миколочка, готовь себе могилу — сживёт она тебя со свету, — ответила старуха и руками ударила себя по бёдрам.

— Так умирать, то я не хочу. Всё моя похоть… — не унимался мужик и принялся бить себя по голове кулаками.

— Расскажу я тебе о Руслане. Он жил один в твоём доме и не впускал к себе никого. Только впустил однажды девицу ночью. Тогда-то на следующее утро его и нашли. Повесился он. Вот и ходит она к нему в гости. Призраки они… А эта Злата — шалава гребная. К тебе пришла. Нового ей кузнеца захотелось, вот к тебе и пришла, — лепетала Прасковья, обходя Миколу кругом.

— Так что же вы сразу сказали, что дом проклят? — вопросительно и просьбой спросил кузнец.

— Убирайся из деревни и будешь жить! — крикнула старушка.

— Прасковья, меня уже нет. Ответьте только откуда вы знаете про Злату? — спросил Микола.

— Я её видела, как она заходила к нему. Всю ночь раздавались стоны и заметь ночь была лунная! — кричала Прасковья, — А тебе не случилось с ней покуражиться — луна скрылась, — усмехнулась старушка.

— Так значит мой дом — дом для призраков? — не понимал мужик.

— Почитай, как знаешь, но только я не ведьма! — сказала Прасковья и обрела свой нормальный облик. Рваные тряпки висели на скелете и смутно напоминали апостольник, головной убор русских монахинь.

Утром сельчане нашли труп кузнеца без головы. Голова куда-то исчезла. Местные мужики побаивались этого дома, но нашелся смельчак, который спустился в подвал хижины. И был ошарашен увиденным, весь подвал был завален костями — человеческими костями. И поверх костей лежала обезображенная голова Миколы.