Меня съели крысы

Я помню, как в детстве играла на чердаке. В маленькой пыльной комнатке под двускатной крышей, где летом было очень душно, а зимой — холодно. Тогда мне нравились высокие башни из коробок, старая скрипучая мебель и сломанные игрушки. Всё это превращалось в столицу волшебной страны, где жили добрые люди, совсем непохожие на тех, кто обитал внизу.

Не буду долго знакомить вас с родственниками. Скажу только, что их двое: мама и бабушка. Отца я почти не помню, он умер когда-то очень давно, когда мне ещё не исполнилось и двух лет. Бабушка говорила, что его в канаве съели крысы.

Немного о бабушке: она ненавидит всех. В её комнате всегда темно — даже днём. Лампочка перегорела, а старое деревянное окно никто не мыл несколько лет. Перед окном стояла деревянная табуретка, у которой одна ножка немного короче остальных. Бабушка часто сидела на ней, сложив руки на коленях, сжимала в кулаке деревянные чётки, что-то бормотала и покачивалась в такт словам.

Не могу даже описать, какое впечатление производила на меня её комната. Она как старый заброшенный дом, мимо которого проходишь быстро, стараясь не заглядывать в пустые окна. И только миновав его, оборачиваешься, чтобы убедиться — из дома за тобой никто не наблюдает.

Что до мамы — с ней я почти не виделась. Утром она сдавала меня в детский сад, вечером забирала и уходила на работу. Утром от неё пахло табаком и алкоголем, а вечером — сладкими тяжёлыми духами. На ночь я оставалась с бабушкой, а это всё равно что в одиночестве, или даже хуже. Понятно, что дома я почти не ела. Только по выходным, когда был закрыт детский сад, мама готовила что-то похожее на омлет или заваривала быструю кашу. Выходные казались мне очень длинными.

На этом фоне отец — единственный мужчина, способный навести в семье порядок, казался персонажем из сказки. Добрым королём или волшебником, который сейчас далеко, но не по своей воле, а потому что так нужно. Я обожала его посмертно, за поступки, которые он мог бы совершить, и конечно же не верила, что его могли съесть крысы.

Но весь этот серый мир — моё раннее детство — можно было бы пережить и забыть. Тем более что он исчезал, когда я возвращалась на любимый чердак к игрушкам и картонным замкам. Но однажды, в конце августа, случилось очередное несчастье.

Я собиралась пойти в первый класс, и само по себе это было хорошей новостью, но мою единственную подругу определили в другую школу. Последние свободные дни мы решили провести вместе, гуляли столько, сколько могло позволить стремительно ускользающее время. Не знаю, как это вышло, мы просто играли в классики на мосту, а потом я споткнулась и полетела вниз, в речку.

Вода сомкнулась над головой, а тело оказалось необыкновенно тяжёлым. Солнечный свет за границей стихии угасал и отдалялся, а снизу надвигалась тьма. Так бы я и осталась на дне — кормом для рыб, но не всем в мире безразличны чужие беды.

Меня спас незнакомец, лицо которого не удалось запомнить. Потом был вой сирены скорой помощи. Врачи, больница, уколы — всё далеко, за пределами сознания. На утро очнулась в кровати с температурой и больным горлом, высовывала язык по команде и говорила «а-а-а-а-а».

— Ангина, — словно выговорил за меня доктор.

И с этого слова начались проблемы. Я не могла есть, не могла говорить. Не спала из-за кашля и мучилась дурными мыслями. Думала, что умру. Что лёгкие сгниют, а горло порвётся. Думала, что от лекарств желудок покроется язвами и до конца дней придётся есть только жидкую пищу. Была уверена, что после смерти меня скормят крысам.

Дверь в мою комнату теперь на закрывали. Бабушка заглядывала каждый час, заставляла пить отвар из горьких трав и говорила:

— Или бесы наружу, или к отцу прямой дорогой.

Кружку с остатками жидкости оставляла на подоконнике и каждый раз приносила новую. На второй день всё скисло, комната наполнилась мерзким запахом гнили и мухами. Но мне было не до того.

Три дня в полуобморочном состоянии — этого достаточно, чтобы большой и светлый мир сжался до размеров кровати. Всё постепенно становилось серым и вязким, казалось, что даже воздух против меня. Трудно было двигаться и дышать, и в какой-то момент я потерялась в своих кошмарах.

Маленький город на чердаке вдруг вспыхнул новой жизнью: шорохи и скрежет давили сверху, а я представляла, как рушатся картонные стены. Представляла, как в ужасе разбегаются горожане-игрушки.

Дверь старого комода распахнулась со скрипом, звук был настолько пронзительным, что я закрыла уши руками. Комната разом потемнела и расплылась, мысли улетучились, оставив пустоту в голове и тревогу в сердце.

Из темноты вышел отец. Точно такой же, как на старых чёрно-белых фотографиях. Высокий, светлый, улыбчивый. Я затаила дыхание и ждала, он коснулся моей щеки…

— Папа, — прошептала я, и он исчез.

Воздух стал тяжёлым и пыльным, где-то за границей сознания звучал голос мамы:

— Соня! — тревожно звала она. — Соня, где ты?

Я поняла, что лежу на твёрдом деревянном полу, что по руке бегает нечто пушистое и тёплое. Открыла глаза и увидела крысу.

Никогда не думала, что могу так кричать. Никогда не думала, что бывает так страшно.

— Твоего отца съели крысы, — пульсом стучало в голове.

Я вскочила и попятилась назад, столкнулась с картонной башней, упала и увлекла за собой дюжину коробок. Так, в облаке пыли, в руинах волшебного городка я лежала и ждала смерти.

— Твоего отца съели крысы, — отчётливо звучал голос бабушки.

«Наверное, у него тоже была ангина», — подумала я и вновь потеряла сознание.

Не знаю, кто вытащил меня из-под обломков фантазий, кто бы то ни был — он сделал это не ради меня, а потому что так было нужно. Потому что детей нужно воспитывать и оберегать до совершеннолетия. Потому что детям не место на чердаке. На чердаке могут жить только крысы.

Очнулась я в своей кровати, покрытая ссадинами и зелёнкой. Горло болело ещё сильнее, и боль корнями прорастала в бронхи, в лёгкие. За окном шёл дождь. Первый сентябрьский ливень. Капли стучали в стекло, а я представляла, что это азбука Морзе, что это послание отца, в котором он говорит, что любит меня и обещает забрать к себе.

Это пугало и радовало одновременно. Тот мир, в котором приходилось жить, был полон горя и печали, а там, наверху, с отцом — настоящий волшебный город. Не такой, как на чердаке. Не из картонных коробок, в которых живут крысы, а с хрустальными замками и ангелами, похожими на больших белых птиц.

В комнату вошла мама.

— Ты спишь?

Она словно призрак — худая и бледная. Оживала только вечерами, когда лицо скрывалось за яркой косметикой, а тело — под разноцветными платьями.

— Что ты делала на чердаке?

— Играла.

Я солгала. Я боялась признаться себе, что не помню, как и зачем вышла из комнаты.

— Тебе нельзя туда ходить, это вредно для здоровья.

— Я знаю.

— Хорошо, а теперь спи. У меня гости.

Я кивнула и сразу ощутила густой запах табака, проникающий в комнату сквозь щель под дверью. Вот она — материнская забота. Заботься о том, чтобы дети не мешали жить.

Когда она ушла, я опять осталась наедине с болезнью и азбукой Морзе.

Теперь капли выстукивали:

«Иди ко мне!»

Я дождалась момента, когда Мама спустится к гостям и целиком погрузится в их внимание, поднялась с кровати и тихонечко приоткрыла дверь. В коридоре было темно и накурено. Я вышла из комнаты босиком и в пижаме, постаралась незаметно пробраться к лестнице, но за углом столкнулась с бабушкой.

Она стояла, прислонившись спиной к стене, похожая на длинную серую тень. С закрытыми глазами перебирала бусины старых деревянных чёток, и что-то шептала одними губами. Наверное, хотела изгнать бесов, населивших дом. Услышав меня, она повернулась, долго всматривалась в темноту, а потом спросила:

— Ты почему не спишь?

— Мне нужно в туалет, — опять солгала я.

— Иди быстрее, не мешайся.

Я прошмыгнула мимо и вслед услышала только:

— Почему босая?!

На чердаке пахло дождём. Ливень барабанил по жестяной крыше и это грохот завесой отделял меня от звуков, доносившихся снизу. И вновь это был другой мир. Изолированный, словно капсула, одинокий и холодный — как я. Больше не осталось золотой пыли, её место заняла обычная серая грязь.

Но я и не искала там убежище, мне требовалась надежда, шуршащая по углам. Маленькие существа, способные отнять жизнь и разрушить мечту. Жестокие убийцы. Крысы.

Из обломков империи я соорудила настил, разбросала вокруг старые игрушки и легла, уставившись в потолок. Крыша текла. Вода по балкам спускалась вниз и собиралась в лужи. Я сразу заметила, как поднимается температура. Боль сменилась вязким чувством слабости во всём теле.

Крысы шуршали всё ближе. Я вспомнила слова бабушки и впервые улыбнулась им.

Тьма накрыла тяжёлой волной.

Жди меня папа, я иду.

***

Утром проснулась в своей кровати. Здоровая и полная сил. Окно блестело в лучах солнца, в воздухе кружила золотая пыль. Сквозь щель под дверью проникал аромат кофе и свежих блинчиков.

Я вышла из комнаты и спустилась вниз. За столом на кухне сидел папа, читал газету. На столе меня ждал завтрак: «смайлик» из блинов и варенья.

Папа улыбнулся мне и спросил:

— Как спалось? Что снилось?

— Снилось, что меня съели крысы.