Ключ

Я вошёл в гостиную и увидел сидевшего на диване отца. Родители давно умерли, но меня почему-то не удивило его появлению. Сплю? Я осмотрелся. Квартира наша, с привычной мне обстановкой, но что-то с ней было не так. Какая-то странность, которую не смог тогда осознать.

— Не хочешь со мной порыбачить? — спросил отец бодрым голосом. И выглядел он лет на пятнадцать моложе того, каким мне запомнился.

— Уже тридцать лет не купаюсь в Дону и не ем речную рыбу, — ответил я. — В ней полно грязи и глистов. Все покупают прудовую.

— Карпы! — махнул он рукой. — Разве это рыба? Вот наловим мешок чебаков и завялим. Они сейчас икряные — пальчики оближешь!

— Твои удочки давно кому-то отдали, — возразил я, по-прежнему почему-то не удивляясь его появлению и этому разговору.

— Всё у меня есть. — Отец поднялся, подошёл к стенному шкафу и достал рюкзак. — Две донки в наличии, а больше нам и не надо.

Из развязанного им старого рюкзака на меня пахнуло давно забытыми запахами макухи и анисового масла. Я точно знал, что этого рюкзака не должно там быть. Значит, сплю. Но почему всё так реально? Даже чешется спина, а зуд сродни боли, которую не чувствуют во сне.

— Тебе нельзя таскать тяжести, — возразил я. — И твою рыбу негде вялить. Летом могли бы развесить на балконе, но не в апреле.

— Сходишь со мной. Я быстро управлюсь, а ты донесёшь. А развесим на кухне и в комнатах. У матери есть старые капроновые чулки? Ты ещё будешь давиться слюной!

По поводу чулков нужно дать пояснение. Рыбу перед вялением крепко солят, а потом в меру отмачивают и вывешивают для просушки. Это «в меру» у всех разное. Мало отмочил — и рыба хорошо сохранится, но вкус будет посредственный. Сильно вымоченная почти наверняка протухнет, к тому же она просто притягивает мух. Не знаю, едят ли её эти сволочи, но яйца откладывают, а их личинки на вид не отличаются от червей. Не уследил — и можно всё выбрасывать. Отец догадался приспособить капроновые чулки. Рыба в них прекрасно сохнет, а вот мухам уже не добраться. Правильно завяленный икряной лещ, которого здесь зовут чебаком, — это объедение! А какой от него запах! Но всё это прекрасно, когда такая рыба за обеденным столом, обвешать же ею всю квартиру…

— Есть колготки, — сказал я. — Если будет рыба, я её донесу, но в этой квартире вешать не дам!

— А в какой? — спросил он, и тут я вспомнил…

— У меня есть ещё одна, — нехотя сообщил я о своей однушке. — Правда, я не помню адреса, но он должен быть на бирке к ключу.

— У тебя есть квартира, о которой я не знаю? — удивился отец. — И почему ты не помнишь адреса?

— Я никогда в ней не жил. Адрес бесполезно запоминать: он всё время меняется.

Я подошёл к серванту, достал из него плетённую корзинку, в которой хранились ключи, и быстро нашёл нужный. Как всегда, когда брал его в руки, стало неприятно и захотелось бросить обратно.

— И какой адрес? — с ехидством спросил отец.

— Красноармейский переулок, — ответил я. — Восемнадцатый дом, тридцать вторая квартира. Не передумал рыбачить?

— Сначала сходим посмотрим твою квартиру. Сколько в ней комнат?

— Одна. Пойдём, помогу одеться.

Мы вышли в прихожую, где отец с моей помощью надел тёплую куртку. Я оделся не так тепло, после чего вышли из квартиры. Я знал, что в ней никого нет, но почему-то не запер дверь. Отец довольно бодро спустился с третьего этажа, и мы вышли из подъезда через обычную деревянную дверь без домофона.

— Может, вызвать такси? — предложил я. — Идти пять кварталов.

— Наши люди в булочную на такси не ездят, — пошутил он. — Где ты его сейчас найдёшь! Ветра нет, а мы тепло одеты: дойдём.

Я хотел достать смартфон, чтобы вызвать машину, но в карманах не было ничего, кроме ключа. Отец по-прежнему быстро шёл, почти не шаркая ногами, поэтому через пятнадцать минут вошли во двор нужного дома. Как и у нас, во входных дверях не было ни домофонов, ни даже кодовых замков. Пока шли, не разговаривали. Я хорошо знал эту часть города, но сейчас, как и в случае с нашей квартирой, подсознание царапала какая-то странность.

— Какой этаж? — спросил отец, когда подошли к лифту.

— Восьмой, — вычислил я. — Заходи.

Пока поднимались в лифте, меня начало трясти от волнения или страха. Почему-то было трудно разобраться не только с окружающей обстановкой, но и со своими чувствами. Я ни разу не был в этой квартире, но сразу узнал её дверь. Чёрная, без глазка и каких-либо украшений, с ручкой и одной замочной скважиной. У меня так затряслись руки, что не смог вставить ключ.

— Открой, — попросил я отца.

Он хмыкнул, взял у меня ключ и отпер дверь. В полутёмной прихожей первым делом включили свет.

— Хорошо, что есть вешалка, — сказал отец. — Помоги раздеться и раздевайся сам, а то взопреешь.

Мы сняли верхнюю одежду и пошли на кухню. Там меня ждал сюрприз. Почти всю её занимал новенький велосипед без заднего колеса. Одного взгляда на него хватило, чтобы всё вспомнить. Это была квартира из моих снов. Она снилась мне уже много лет. Не помню, как стал её собственником, но ни разу не сделал попытки вселиться. Снимал убитое жильё и даже такие развалюхи, где на земляной пол постелили линолеум, а с обитого плёнкой потолка на голову сыпался мусор, но стойко терпел все эти невзгоды, хотя стоило взять ключ…

— Что это за транспорт? — спросил отец.

— Это велосипед из моего сна, — ответил я. — Пристегнул цепью к ограждению, а какая-то сволочь сняла колесо.

На кухне не было ничего, кроме велосипеда, небольшого стола и газовой плиты. Нет, на подоконнике стояла ещё большая картонная коробка.

— Этот телефон я потерял во сне, — прокомментировал я свои действия, доставая лежавшие в ней предметы. — Этим ножом меня как-то убили. Фотография одной из моих жён.

— Красивая, — оценил он. — Светлана знает?

— Шутишь? Это же сны. Они почти сразу забываются, а сейчас почему-то всё помню.

— Если кто из нас и шутит, то это ты! — Отец показал на меня пальцем. — Светлана знает об этой квартире? Сколько ты за неё платишь?

— За неё не нужно платить, — ответил я. — Были сны и со Светланой, но она боялась здесь жить. Говорила, что можно исчезнуть вместе с этой квартирой. Но для рыбы сойдёт. Если и исчезнет, мы это переживём.

— Посмотрим комнату? — предложил он. — Балкон застеклён?

— Смотри сам, — отказался я. — Только делай всё быстрее, а то мне здесь как-то не по себе. Давай я выйду и подожду на лестничной площадке?

Я взял свою куртку и вышел из квартиры. Ключ остался в кармане куртки отца. Пока его ждал, понял, что казалось странным. Наша квартира была обставлена мебелью, которую мы с женой поменяли в ней двадцать лет назад, а тротуары, по которым мы шли, покрывала не плитка, а потрескавшийся асфальт. И вместо лип росли старые акации, которые у нас уже давно вырубили. Прождав минут десять, попытался открыть дверь, чтобы поторопить отца, но она оказалась заперта, а на стук никто не ответил.

— Что вы так тарабаните! — сердито выговорила мне открывшая соседнюю дверь женщина. — Имейте совесть: у меня больной муж!

«Это только сон, — думал я, спускаясь в лифте. — Отец давно умер, а не пропал в этой сволочной квартире. Сейчас проснусь — и всё забудется».

Пробуждение было как всегда внезапным. Я лежал в своей кровати, в привычной мне обстановке. За окнами было темно, и комнату слабо освещала только светодиодная матрица электронных часов, показывавших без двадцати пять. Я включил ночник и сел. Сон и не думал забываться, наоборот, я помнил его в таких подробностях, какие не осознавал, когда спал. Внезапно я почувствовал, что правая рука что-то сжимает. Когда разжал, увидел на ладони ключ от проклятой квартиры. На картонной бирке, как и во сне, было написано «Красноармейский, 18, 32». Я всю жизнь стремился вырваться за рамки обыденного. Запоем читал фантастику, а позже и фэнтези, изучал высшие разделы йоги и много медитировал, но так и узрел ничего таинственного. И вот сейчас на ладони лежала тайна, но меня вместо радости пробирала дрожь страха! Не хватало ещё рехнуться или усомниться в реальности своего мира! Ключ упал на пол, но я и не подумал его поднять. Для чего мне его подсунули? Я не считал себя трусом, я уже и смерти не очень боялся, но почему же так страшно при одном взгляде на этот кусочек металла? Что ждёт меня там, за порогом? Вряд ли это давно умерший отец.

Я надел тапки и сходил в туалет за веником и совком. Через несколько минут ключ отправился в мусорное ведро. Случись всё это со мной лет двадцать назад, возможно, я и попробовал бы… Возраст не только добавляет ума, но и избавляет от излишнего любопытства. И всё-таки через убывавший на глазах страх пробивалось сожаление… Я знал, что оно будет расти, но не собирался ничего менять.

Спальня жены была самой дальней комнатой в квартире, поэтому я не разбудил её, когда одевался и выносил мусор. В остальном этот день не сильно отличался от других… до обеда.

— Я схожу на квартиру к Олегу, — сказала мне Светлана о младшем сыне. — Кое-что отнесу и заберу платёжки.

И открыла отделение стенки, в котором у нас лежали ключи.

— Не знаешь, чей это? — спросила она. — Я такой не видела.

К выброшенному мной и лежавшему теперь на её ладони страху с биркой добавился магнитный ключ для домофона.

— Тут есть и адрес, — жена прочитала надпись. — Это ты нашёл? Нужно сходить отдать. Я буду сегодня у Людмилы и верну, это рядом.

«Вот сволочи! То мучили меня с этой квартирой во снах, а теперь достают в реальности! И что для неё выдумать? В правду никто не поверит».

— Его не нужно отдавать, — сказал я, забирая у неё ключи. — Приятель надолго уехал и побоялся оставлять соседям. У них только мой телефонный номер.

Тут же зазвонил мой смартфон.

— Это вам оставляли ключи от тридцать второй квартиры? — проворковал нежный женский голос, когда я подтвердил соединение. — Нужно проверить, что там с водой. Меня заливает…

— Сейчас подойдём, — вместо меня ответила Светлана. — Одевайся, сходим вместе. Чтобы я отпустила тебя одного к женщине с таким голосом! И что у тебя за друзья, о которых я не знаю?

— Кому я сейчас нужен! — попытался я отговорить, но не преуспел.

— Мне! — отрезала она. — Это недалеко, поэтому обернёмся быстро.

И вот теперь мы идём вдвоём к этой чёртовой квартире и меня с каждым шагом всё больше охватывает мандраж. Уж лучше бы я рискнул только собой!