Чёрный лес

В этот лес никто из местных, насколько я знаю, не заходил. Начинался он километрах в шести от нашей деревни, если идти вверх по течению петляющей реки, на которой расположилась сама наша деревня и которая протекала прямо через лес. Река эта была небольшая, шириной метров сорок-пятьдесят с разной глубиной и омутами, песчаным дном, очень холодной чистейшей родниковой водой, стремнинами, притоками и бродами. Один брод находился недалеко от самого Чёрного Леса, метров за триста до него, на крутом изгибе русла.

Раньше, очень давно, как рассказывали старики, там была деревушка в десяток добротных домов с постройками, прямо рядом с этим бродом, но все люди с того места как-то разом съехали в одночасье и напоминанием о той деревне остались только совсем одичавшие яблони, заросли малины и крапивные ямы на месте бывших погребов. Больше ничего, ни брёвнышка, ни кирпичика, всё куда-то подевалось. Как таковой дороги туда уже не существовало, даже грунтовки. Только тропинка, которая никогда не была хорошо протоптана и поэтому на ней всегда росла трава, правда немного меньше, чем вокруг неё, но вытоптанной до земли я её никогда не видел. До самого того леса мы ходили много раз, или рыбу ловить на реку, или в рощи неподалёку от него, за грибами и ягодами. Но в сам лес – никогда. Это был запрет.

Лес тот начинался сразу за Немецкими Горами, которые возвышались по другую сторону реки от бывшей деревни. По сути, это никакие, конечно, не горы, а такие возвышенности по левому берегу реки, высоченные такие холмы с крутыми склонами, поросшие травой и мелким кустарником, неизвестно, как появившиеся в нашей равнинной местности. Там, на склонах, прогреваемых солнцем, мы каждое лето собирали землянику в преогромных количествах. Крупную и очень вкусную, все склоны были просто усыпаны ей, они аж красноватыми от её обилия казались в разгар лета. Вот только карабкаться по крутым склонам было не очень-то удобно и опасно, можно было запросто сверзиться с этой крутизны, если вовремя не зацепиться руками за какой-нибудь чахлый кустик.

По рассказам, в стародавние времена там эксплуатировались выработки какие-то, которыми владел некий богатый промышленник с немецкой фамилией, которую все давно забыли, только помнили, что он был немец, наверное, поэтому их так и называли все до сих пор – Немецкие Горы. От выработок этих не осталось ни следа, вообще никаких намёков даже, разве что сами эти гигантские холмы площадью примерно километр на полкилометра, да местами несколько толстенных стальных ржавых тросов почти в руку толщиной, выходящих на склонах прямо из самой толщи этих «гор» и загнутых петлями на конце. Тросы эти настолько толстые и качественно сделанные, что даже время не смогло за много лет изъесть их ржавчиной и они до сих пор не потеряли своей солидной мощи. Непонятно, зачем могли понадобиться здесь морские стальные канаты такой необыкновенной силы, что ими можно было бы даже крейсер швартовать.

Что там осталось от давних времён внутри этих холмов, не известно, да это уже никого и не интересовало, некогда, все своими огородами занимались. Говорили, что там, в самой глубине холмов, или под ними, что-то есть, некие большие ходы, но то такое, слухи невнятные, неизвестно откуда берущие своё начало. Между склонами этих «гор» и берегом реки расстояние всего метров сто, или около того, никто специально не измерял. А немного выше по течению, за крутым изгибом реки и бродом начинался уже сам Чёрный Лес. Почему его так у нас называли, никто не знал, всегда так говорили о нём –Чёрный Лес, как данность. Так вот, если вскарабкаться на эти «горы», на самую их верхотуру, то открывался большой вид на сам лес, который простирался очень далеко, сколько хватало взгляда и даже дальше, он казался бесконечным. Такая возникала зрительная иллюзия.

Мы, помню, забирались наверх несколько раз специально на тот лес посмотреть, очень он нас одновременно пугал своим присутствием и, в то же время, притягивал до невозможности. Вообще-то, сверху, как я видел, это обыкновенный лес, ничего чёрного в нём не замечалось. Правда, нам он казался диким и страшноватым, но это, наверное, потому, что нам про него с детства всякое страшное рассказывали, чтобы мы его боялись и не бегали туда. Вот то, что он непролазный — это да, что было, то было, по факту. Если постараться, конечно, можно попробовать пройти в тот лес по берегу реки, но лес подступал вплотную к воде и местами там тоже пройти невозможно. И была та самая малохоженая тропинка, которая не заканчивалась у леса, а продолжалась в нём самом, правда, там она становилась уж совсем еле заметная. Скорее, проход между деревьями, в котором угадывалось продолжение тропинки уже в лесу, ну, и, если присмотреться, то становилось понятно, что она хоженая, правда, очень редко. Каким образом она, эта тропинка, появлялась там каждый год, никто не знал, но раз её можно было разглядеть, значит, кто-то время от времени там, всё-таки, проходил.

Кто это мог там её протоптать, оставалось для нас загадкой. Ведь все знали – нельзя в Чёрный Лес заходить. Из поколения в поколение старики детям это правило закладывали в головы. Так никто из местных и не ходил туда потом, даже уже во взрослом возрасте, от греха подальше. Стороной обходили его, вот и всё. Полно вокруг и помимо него других лесов, а ещё полей, рек, лесных озер, болот, кустарников, вырубок и ещё всяких радостей родной природы. Ходи не хочу, хоть обходись. Ягод, грибов и прочих лесных прелестей завались – складывать некуда. За грибами в сезон ездили на грузовике. Собирались две-три семьи и на ЗИЛе — в лес, ну, или на ГАЗоне, это уже у кого какие возможности и на какой машине у кого родственник шоферил. Заготавливались так, что всей родне, ближней и дальней, на целый год потом есть без всяких там ограничений хватало.

Если наш суровый дед нам просто говорил, что нельзя туда и баста, то вот бабушка и прабабушка – те растолковывали: водить там будет, не выйдете потом из чёрного леса этого, пропадёте. И мы, малые, уже боялись, хоть и не понимали, что это такое и кто «водить» нас там будет. Бабушки разъясняли подробнее, что если зайти туда, в Чёрный Лес, то некая сила нам потом не даст оттуда дорогу найти обратно на выход, закружит нас кругами по самому глухому лесу, это и называется «водить», и вырваться из этих кругов ни у кого нет никакой возможности. Единицы спасаются, да и то это только по рассказам, никто таких вживую не видел. Может быть, потому, что никто и не ходил туда, это неизвестно. А вот прабабушка ещё и уточняла, что, если по тропке той зайти в этот лес, то непременно дойдёшь до поваленного поперёк дерева и там закричит ворона. Это предупреждение, нельзя через это дерево переступать. Если перелезть через него и пойти дальше, то там еще одно старое поваленное дерево, через него перейдёшь — истлевшие кости под ногами захрустят. Это второе предупреждение. Дальше если пойти, то там третье дерево завалено поперёк, перелезешь через него и пойдёшь ещё дальше, тропинка потеряется, и бесовщина всякая начет тебя водить кругами. Всё тогда, дорогу обратно не найдёшь уже, не выпустит ни за что свою жертву Чёрный Лес. Пропадёшь там.

Бабушке это старшие рассказывали ещё маленькой, давным-давно, когда она сама ещё под стол пешком ходила. Очень мы, мелкие, этого всего боялись и одновременно очень нам хотелось попасть туда, посмотреть, что там, в том лесу, такого необычного, какая там тайна чёрная, которую лес тот бережёт и не выпускает никого обратно. Страсть.

Время шло, мы учились в школе, переходили из класса в класс, взрослели. Мы с другом уже совсем взрослыми себя ощущали, перешли в десятый класс, и знали, что через год с небольшим Родина нам доверит боевое оружие и защиту своей безопасности. Ждали этого и готовились. С возрастом, конечно, мы стали по-другому ко всему относиться, чем раньше, стали дерзкими, но в лес тот не ходили никогда, очень уж нам в голову этот запрет прочно вложили с детства. Опасались, или, возможно, просто так уже воспринимали этот запрет, как привычную истину, аксиому. Но любопытно и интересно было до ужаса, тайна какая-то крылась во всём этом, не зря же этот запрет появился много лет назад, какая-то реальная причина у этого, всё же, должна существовать, так мы думали. Какая такая стародавняя тайна там кроется?

Само собой, настал тот день, когда наше любопытство, желание доказать друг-другу свою отчаянную храбрость и наш подростковый нигилизм сделали своё дело и мы, я с младшим братом и нашим другом решили туда пойти, втроём. В тот самый Чёрный Лес. Посмотреть, что там такого в нём особенного. С вечера, не говоря никому ни слова о своих истинных намерениях, мы собрались, как-бы, пойти с утра на рыбалку в ту сторону, на две-три зари. Это считалось заурядным делом, и никто даже особого внимания на наши сборы не обратил. Утром и вышли.

По пути переправились вброд к роще на другом берегу и спрятали там все свои рыболовные снасти в укромном месте, хотя, вообще-то, считалось нормальным и просто положить их на краю рощи, или прямо на берегу, и всё, не возьмёт никто из местных чужие удочки, а посторонних никого там никогда не ходило, разве только уж совсем очень редко. Но мы спрятали, чтобы потом нас не вычислили, что мы не на рыбалку ходили, вдруг кто-нибудь, всё же таки, увидит их и поинтересуется потом у наших, что это наши удочки там лежат, а самих нас не видать. В общем, «залегендировались», чтобы лишних вопросов потом не возникало, в случае чего. Затем вернулись опять бродом на левый берег и пошли себе дальше вверх по реке, прихватив с собой только кое-какие припасы и самое необходимое, что посчитали нужным: поесть, фляжки для воды, фонари, ножи и спички. На всякий случай.

Дошли мы до Чёрного Леса без каких бы то ни было приключений. Да и какие там могли случиться происшествия? Лето вокруг самое что ни на есть летнее, солнце яркое, небо ясное, вода в реке кристально прозрачная, ледяная. Красота вокруг, конечно, но это для нас обычная наша российская красота, привычная и каждодневная. Мы её как-то не выделяли. Это сейчас, если приезжаешь из мегаполиса туда, то аж дух захватывает от масштабов, просторов, чистоты и гармоничной природной красоты. А тогда воспринимали это без излишней эйфории – так и должно быть, это обычная наша земля, наша река, наши рощи, небо, ветер, солнце и поля. Родина. Изначальная. Среда обитания, как часть нас самих, или, скорее, мы, как неотъемлемая часть всего этого, естественное её продолжение.

Так воспринимали, по-простому и без лишнего пафоса, мы даже слова такого не знали в то время. Ну так вот, дошли мы почти до леса, точнее, до Немецких Гор и решили для начала ещё раз осмотреть лес сверху. Забрались по крутизне на ближний к лесу холм, сели там на край и начали высматривать внизу тропинку, ведущую в эти дебри. Тропка едва угадывалась с высоты и то только до поворота реки, а дальше уже не разглядеть её на фоне травы. Но мы то знали же, где она проходит, вот и посмотрели, где она должна в кромку леса упираться. Ничего нового мы там не увидели. Разве что на сам лес ещё раз посмотрели и примерное направление в нём прикинули, куда двигаться будем. Зря лезли наверх только. И никакого чувства опасности у нас тогда не появилось. Как вышли в путь с утра, так всё, что нам раньше рассказывали про те места, и улетучилось куда-то из наших стриженых голов с выгоревшими на солнце волосами. Да и что с нами, тремя крепкими пацанами, могло произойти здесь, где всё наше, родное, включая и сам Чёрный Лес?

Вообще-то, у нас уже была своя, заработанная за нашу, пусть и ещё недлинную, жизнь, репутация, и не только в нашей деревне, но и в округе. Даже в самом райцентре, который начинался не так уж далеко от нас, и куда мы регулярно наведывались в городской парк на танцы и внимательно там наблюдали, чтобы с нашими девчонками никто из соседних деревень не вздумал танцевать, или, тем более, гулять с ними. Все должны были со своими приходить. Такое установилось неписанное правило, нарушение которого приводило к целым битвам.

Прийти ночью с танцев с разбитыми кулаками, в разорванной одежде без пуговиц ничем из ряда вон выходящим не считалось. Все через это проходили, каждый в своё время, не мы эти традиции изобретали. Сейчас мне кажется, что девчонкам это всё не очень-то нравилось, но кто их спрашивал-то тогда? Некогда было их спрашивать, а надо их защищать от подлых посягательств наглых чужаков. Защищали. До крови. Разве что за разорванную одежду доставалось, но не голыми же драться, это вообще за гранью. Так что, если вечор, то есть накануне, происшествие серьёзное какое произошло, или стог какой спалили в ночь, или задрались с последствиями где-нибудь из-за девчонок, участковый первым делом к нам на двор приходил и нас опрашивал, где мы находились, да что мы делали во время этого давешнего инцидента. Для порядка. Служба такая.

Всё он знал и всё понимал, а его все уважали. Был он из нашего района, как, впрочем, и все у нас в «администрации» округи, если её можно так назвать, знал всех местных, как облупленных, и до армии сам не отличался примерным поведением, «ботаником» не был. Мне кажется, у нас вообще не было «ботаников», все, как один, «зоологи» и «землекопы», скотину там на выпас выгнать, или, например, накормить её, напоить, навоз за ней разгрести, да огород вскопать. А уж если начать перечислять все наши «пацанские» обязанности по хозяйству, список получится не короткий и совсем не «ботанический». В общем, маменькиных сынков у нас не припомню, не рожала их наша деревня. Ну, то такое, небольшое отступление от темы для создания полноты картины, типа «ху-из-ху» во всей этой истории.

Так что демонстрировать какую-нибудь пугливость, или дурацкую суетливость каждый из нас считал не то что излишним, а полностью недопустимым и позорным для правильных пацанов. Разве что появилась некоторая настороженность где-то внутри, когда уже вплотную к лесу подошли. Уж каким-то он вблизи виделся чересчур глухим, что ли, по нашему восприятию, и чуйка подсказывала, что там что-то есть, непонятное, появилось неясное ощущение того, что вроде наблюдают за нами со стороны. Такое смутное чувство возникло. Хоть я и думал тогда, что это всё просто-напросто навеяно россказнями бабушек, но видел, брат мой с нашим друганом тоже всматриваются в гущу леса время от времени, будто тоже чуют что-то. А ведь мы не мнительные, совсем нет. Или я это ещё не полностью обосновал выше?

Как бы то ни было, вошли мы по той еле заметной тропинке в Чёрный Лес. И увидели, что он и в самом деле никакой не чёрный. Обычный дикий густой лес. Труднопроходимый, это правда. И если бы не эта еле заметная, проложенная неизвестно кем и неизвестно куда тропка между деревьями, трудно нам пришлось бы, запросто можно и заплутать. Пройдя несколько сотен метров вглубь и не увидев ничего особенного для себя, кроме привычного с детства лесного пейзажа, мы заметно приободрились. Ведь лесов всяких, и ближних, и дальних, нами, несмотря на возраст, тогда уже было исхожено предостаточно, чтобы чувствовать себя там, как рыба в воде. И ничего-то нас в лесу не могло напугать, мы его воспринимали частью нашего родного и привычного с детства мира, как я, впрочем, и говорил уже. Да и очень далеко мы заходить не собирались, от тропинки в стороны не отходили, не особенно-то и продерёшься сквозь чащу. Так нам тогда ещё казалось, пройдём туда-обратно, посмотрим, что там к чему, и пойдём себе рыбачить, но не так всё просто получилось, как думалось.

Долго ли, коротко ли, но, всё-таки, прошли мы прилично. Тропинка вообще стала еле заметная, когда мы натолкнулись на препятствие – поваленное поперёк пути толстенное дерево. Перелезли. Показалось нам, или и вправду спугнули мы каких-то пернатых, когда перелазили через это дерево, услышали мы каркающее вороньё сверху, но значения этому не придали. Лес ведь. Полно всяких звуков.

Совсем недалеко от этого места мы опять на завал вышли, ещё одно дерево упавшее. Перемахнули через него уже вообще легко. Только перелезли — захрустело под ногами. И, что удивительно, увидели мы после этого, что вроде как-то темнеть начало немного. Часов мы с собой не брали, но по сумеркам даже подумалось, что скоро дело к вечеру. Сколько мы по времени шли, не засекали, а солнца из-за густого леса стало не видать уже, чтобы посмотреть, куда оно клонится. Что там под ногами хрустит, ветки с упавшего дерева, или ещё что, не могли уже разобрать, а ползать на четвереньках и рассматривать эти субстанции – так это не для нас.

Тем не менее, решили мы пройти ещё немного, и уже возвращаться. Днём по лесу идти это одно, а вот ночевать в диком лесу – это уже совсем другое дело, это у нас каждый ребёнок знал. Единственное, что нас смущало во всём этом, так это то, что субъективно мы были уверены, что времени прошло не так много и темнеть-то ещё совсем не должно. В это время года светло долго держится в наших краях, да и вышли мы с таким расчётом, чтобы вернуться задолго до темноты и ещё успеть порыбачить на вечерней зорьке, а потом на утренней ещё. Возвращаться с рыбалки без рыбы не по-нашему. И опять нас ничего не насторожило. А зря.

Надо ли говорить, что не прошли мы вперёд ещё сотни метров, как упёрлись-таки в третье поваленное дерево и тут уже мы вспомнили про то, что нам рассказывала прабабушка про этот лес. И ведь точно, вот оно, третье дерево, лежало перед нами поперёк тропинки. Но показалось оно нам, после первых двух, каким-то маленьким. Перешагнуть запросто можно. Ну, не то, чтобы перешагнуть, но и перелезать через него особенного труда не требовалось, по сравнению с теми двумя. Перелезли через него и видим, недалеко впереди какой-то просвет между деревьями забрезжил, как раз там, куда эта лесная тропка ведёт. Ну и пошли мы туда, не поворачивать же назад, не посмотрев, что там за прогалина такая, ведь, когда с Немецких Гор сверху на лес смотрели, он виделся сплошным, без заметных каких-либо вырубок, или просек. Только вот это оказалась вовсе не просека и не опушка в лесу. Но мы этого ещё не знали тогда.

А вышли мы на берег реки. Именно в этом месте лес не подступал вплотную к воде и там возвышался какой-то курган, взгорок такой недалеко от берега и вот прямо к этому холму и вела тропинка, вернее, почти незаметная в траве дорожка. Подойдя ближе к этой горке, мы с удивлением обнаружили, что там есть в неё вход. С дверью. И вообще, это на самом деле никакой не холм, а вкопанная в землю самая, что ни на есть, настоящая изба из толстенных брёвен, сруб. Старый-престарый, но крепкий. И большой. Стены все полностью в земле, а верх холма – это выходящая из земли крыша этого сооружения, засыпанная толстым слоем грунта и поросшая густой многолетней травой.

Со стороны посмотреть – простой холм на берегу реки, как есть. Обошли мы его вокруг, а там, с другой стороны, ещё одна такая же дверь, к реке. Но там даже следов тропинки никакой нет и трава не примятая. Просто плотно прикрытые толстые, на совесть рубленные, крепкие двери, потемневшие от времени. И никаких замков, или даже пробоев в дверях для них. Кованая скоба из чёрного железа, вроде дверной ручки, и всё. И петли такие-же, загнутые на концах железных кованых полос, вбитых поперёк всей двери, внахлёстку, капитальные такие, как на воротинах делают. И всё так сделано с умом, что сырость в избу эту ни за что не попадёт, холм достаточно высокий, приподнятый над берегом, стекать всё должно с него.

Интересно нам стало до необычайности, забыли мы про всякую осторожность. Да и никого вокруг. Просто природные звуки, да летний день к закату. Открылась массивная дверь легко, даже без особого скрипа. За скобу железную потянули, дверь и отъехала, приминая траву вокруг себя. И всё там было сделано из дерева, сухого и выдержанного временем и никаким затхлым погребом оттуда, из открывшейся темноты, даже не пахнуло, никакой нигде плесени, а просто потянуло старым домом, значит, вентиляция там какая-то была сделана, тяга, это понятно, но никакой трубы сверху холма среди высоких зарослей мы не видели. Тьма внутри самого этого сооружения стояла плотная, со свету казалось, что даже сквозь открытую дверь туда лучи дня не попадают, а упираются в эту тьму и отступают обратно.

Оставили мы моего младшего брата снаружи, "цинковать" обстановку на случай чего, а сами пошли внутрь. Фонарь только один включили, решили, что батарейки поберечь надо, в этом фонаре сядут, другой включим. Внутри увидели одно большое помещение, сухое, стены тёсаные, пол и потолок – тоже из тёса. Печь в углу помещения с трубой, уходящей в потолок, кирпичная и большая, но без полатей. Стол струганый здоровенный и пара таких же грубых простых лавок, да вдоль двух стен лавы. Вторая дверь, к реке которая, размещена аккурат напротив первой, на противоположной стороне избы. Вот и всё. Да ещё на лавках и на столе книги здоровенные какие-то навалены. Открыли одну – а там написано что-то непонятное, записи какие-то, чернилами, типа журнала, или рукописи. Но мы вникать особо не стали. Уходить нам пора уже было. По углам посмотрели, печку тоже проверили, золы в ней не оказалось, вычищено.

Грубо сделано всё внутри, топором, наверное, но очень толково, добротно, прочно и чисто. Вышли оттуда, смотрим, а малой то наш весь на измене, видно, нервничает отчего-то. Тут поясню. Младше нас он на два года. Но парень уже тогда был крепкий и с характером, сильный. Если что, всегда спину прикрыть мог, никогда не зассыт и не сдаст, если что, верняк. Вровень с нами уже тогда он был, и не потому, что мы слабаки какие. Нет. Порода такая, наша кровь. Он потом, через несколько лет, ещё проявит себя, но это другая история уже. Так вот, малой нам сказал, что вроде бы есть здесь рядом ещё кто-то. Он сам не видел, просто почувствовал, пока нас прикрывал снаружи, но паниковать и нас дёргать не стал. Просто стал повнимательнее на стрёме стоять, да чутка в сторонку за заросли заныкался, чтобы самому не засветиться, в случае чего, но всё видеть. Мы по сторонам посмотрели, прислушались, ничего. Только обычные лесные звуки, да вода в реке плещется. Посчитали, что поблазнилось ему.

Перекусили мы немного, воды во фляжку набрали из реки и спокойно так двинулись обратно. Но не тут-то было. Пошли вроде бы по той же тропинке, малоприметной, направление то запомнили, но, наверное, поскольку уже не так ярко солнце светило, потерялась она как-то в траве, тропинка та. Мы даже не забеспокоились по этому поводу, ведь чувство направления у нас хорошо развито, не городские же мы жители, угнетённые каменными джунглями, и пространственной идиотией не страдали. Вот и пошли уверенно, как у себя дома, в нужном направлении. Так нам казалось, даже сомнений никаких не возникло. А напрасно.

Шли мы шли, и чувствуем, слишком долго как-то идём, уже давно выход из Чёрного Леса должен бы показаться, что у Немецких Гор, ан нет его. И сообразили мы тут, что знакомых нам поваленных деревьев-то не попалось нам на пути. Не обратили мы на это сразу внимания, все мысли загрузились той заимкой на берегу реки, на которую мы натолкнулись в лесу этом. Обсуждали балок тот во время ходьбы, что потом надо к нему уже специально сходить ещё раз, обследовать его, как следует.

Ведь там, у избы той вкопанной, крыша под дёрном по виду скатная сделана, а потолок в ней тёсанный ровный, значит, должно там быть пространство между потолком и крышей, вроде чердака. Помимо этого, внутри, к печке ближе, в половице пробой сделан и железное кованное кольцо в нём, массивное такое, чёрное от времени, значит, половица та подниматься должна за это кольцо, а под ней ход должен быть в подвал, или в подпол, по-нашему если говорить. Вот и обсуждали мы, что надо ещё разок туда наведаться для того, чтобы осмотреть всё это. Интересно же, да и место для рыбалки там неплохое. Не думали мы тогда ещё, что окажемся в том странном месте намного скорее, чем предполагали. И вовсе не по своей воле.

Тем временем, солнца опять не видно стало за густыми кронами, и пошли мы дальше уже в нужном, как нам казалось, направлении, даже не забеспокоились особо, разве что вспомнили про бабушкины сказки, да посмеялись над ними ещё раз. Беспечность молодости. Ну, и увидели мы, наконец-то, долгожданный просвет между деревьев впереди, край леса. Как же мы удивились, когда вышли опять к этой же вкопанной в холм избе на берегу реки! Только немного сбоку. Такой нас ожидал «сюрприз».

Хорошо, что здесь деревья хотя бы небо не застили и можно легко по солнцу ориентироваться. Посмотрели, куда оно клониться и пошли уже точно в верном направлении, вернее не бывает. Углубились снова в лес и опять тропинки не видать, но направление же сверили по солнцу. Идём. Уже внимательно смотрим по сторонам и на кроны поглядываем, куда ветки деревьев больше смотрят — там юг. И снова никаких поваленных деревьев на пути. Чертовщина какая-то. В общем, опять нас вывело туда же, к той заимке на берегу.

Когда вышли второй раз подряд туда же, немного мы напряглись уже. Такого с нами не случалось, да и не верилось, что такое может быть. Сверились ещё раз поточнее, а солнце-то уже снижаться начинает, вечер скоро. И опять пошли. Надо ли говорить, что в итоге снова вышли мы туда же. В третий раз! Видим, что темнеть уже скоро начнёт и решили больше не испытывать судьбу в этот день, а там заночевать. По лесу в темноте ходить – последнее дело. Только пожалели, что снасти не взяли с собой, могли бы рыбы хотя бы наловить, место уж больно хорошее для этого. С удочками по густому лесу ходить – это то ещё удовольствие, а вот лески да крючков можно было бы взять. Удилище же не проблема срезать, кругом кустов полно на берегу. Но кто же знал, что так всё обернётся-то?

Открыли мы обе двери в избе, чтобы проветрилось получше, развели на берегу костерок небольшой, поджарили краюхи на ветках, поели немного с тем, что с собой прихватили, пообсуждали планы на завтра и стали готовиться спать. Двери приоткрытыми оставили, сдвинули две лавки у стола, тяжеленные они оказались, прочные и массивные, сделанные на совесть, и разместились на ночёвку, мы с друганом на лавах у стен, а брат лёг на сдвинутых лавках. Тут поясню. В лес у нас ходят хорошо одетыми, даже тёплым летом. Дикий лес – это не городской парк, где можно прохаживаться в сексуальных футболках и шортиках, как на пляже, у нас в сандалетках никто сроду в лес не ходил. Одежда и обувь должны быть соответствующие — справные и плотные. Это важно. И обязательно чтобы в головном уборе, иначе в лесу быстро на простоволосую-то голову всякая живность неполезная и прочее всякое с деревьев нападает. И одежда должна застёгиваться плотно, под горло. Я уж не говорю о рыбалке. И на вечерней заре продрогнешь у реки, несмотря на то, что земля, за день прогретая солнцем, не остыла ещё, а уж на утренней, когда роса упадёт, вообще задубеешь, забудешь и про рыбу, и про всё на свете.

Так что с этим у нас проблем не возникло. Мы упаковались в своё как следует, чтобы ночью не продрогнуть, да завалились по лавкам. И лавки те, простые деревянные, после всех наших приключений показались нам очень даже удобными для сна, четыре звезды, как минимум. Умаялись. Заснули сразу, как по команде. Уже предчувствовали мы, что, возможно, так просто всё не обойдётся, но даже предположить тогда ещё не могли, как и что произойдёт. Чёрный Лес, одним словом, зря мы над бабушками смеялись. Но попусту и не заморачивались, не наше это, настанет новый день, увидим. Никакой паники и переживаний не испытывали, да и дома мы себя чувствовали, в своих краях, не на чужбине где-нибудь. Так воспитаны были, уверенными в своих силах, мужики же. Легкомысленные и нервные люди в нашем климате не выживают. Выживают предусмотрительные и практичные, или просто умные. Россия же это вам не прилизанные европы, здесь всё круче, хоть и проще. Так-то сказать, у нас даже пьяный летом на улицу телогреечку накинуть не забудет, чтобы не замёрзнуть в случае чего. Натура уже такая. Остальных-то уже нет, да и помнит ли кто таких?

Спали мы, что называется, «без задних ног». Проснулся я рано от наступившей утренней прохлады и ещё от странного сна, который мне приснился. Уже светало, земля за ночь остыла, и упала роса. Совсем свежо стало. В приоткрытые двери раннее утро пробивалось светом вместе со звуками утреннего леса. Такое ощущение летнего утра в лесу замечательное, никак привычным такое не может стать никогда. Новый день, целая маленькая новая жизнь. Всё портило воспоминание обо сне этом, и вроде он, как будто, и не сон вовсе. Полное ощущение такое осталось, что на самом деле всё происходило, в реальности.

А приснилось мне вот что. Будто бы лежу я на лаве в той избе, где лёг, сплю себе спокойно и вдруг просыпаюсь от того, что дверь избы открывается так тихо и заходит человек. Да не просто человек, а здоровущий мужик в чёрном таком балахоне, или, может быть, в плаще чёрном просторном, матерчатом, в пол, и без лица он, но знаю откуда-то, что мужик это. Возможно, по общему его виду, или просто знаю, непонятно почему. Всматриваюсь в серой мгле, которая через двери в помещение просачивается, а не вижу лица его, нет его. Капюшон у него на голове, но лицо он не закрывает. По всему, должно быть видно лицо его, пятном таким светлым под капюшоном, хотя бы. Но нет его. Чёрное всё. Руки — видно, что светлые, даже пальцы отдельные видно, хоть и размыто в полумраке, а лица — нет. Совсем.

Вошёл он в избу, и, чувствую, прямо на меня молча смотрит. Не говорит ничего. Я встаю с лежака своего, как будто он мне сказал подниматься, но без слов, откуда-то просто знаю я, что он мне так сказал, хоть он и слова не проронил. Но это мне без разницы, я бы итак встал, без этого, ситуация обязывала. Шагнул в его сторону, а он так потихоньку начинает к двери обратно отходить, не поворачиваясь ко мне спиной. Страха никакого нет, да и не в привычке у нас бояться, пугливых у нас сроду не припомню. Дерзкие – да, помню, а пугливых — нет. А рука моя в кармане куртки нож сжимает, само собой как-то получилось, что я его стиснул в кулаке, но не вынимаю его, да и в чехле его лезвие там, чтобы карман не рвать. Ножи-то у нас у всех, у каждого свой, сами делали, каждый под свою руку, тяжёлые такие ножи, массивные, не перочинки там какие-нибудь игрушечные, и чтобы не только резать, но и рубить ими можно было. Из толстой инструментальной стали, или из рессоры от грузовика, калёные и острые. Для дела, не для драки. Даже на танцы мы ножи никогда не брали. Не принятым это считалось у нас в драку с ножом попасть. Даже если он просто на кармане лежит. Орудие труда, короче, хозяйственная утварь, без него вообще никак, а уж в лесу, на охоте, или на рыбалке и подавно.

Очень большое впечатление на меня тот сон произвёл. Я потом вспоминал его иногда и думал, как могло бы произойти в реале, случись чего? Если бы реально опасность почувствовал я тогда для себя, или для пацанов? Порезал бы мужика того, или по «репе» ему просто настучал, как обычно? Но он крупный был, по виду, или балахон его такое впечатление создавал. Но мне всё равно это, какой он силы, я никогда в таких ситуациях об этом и не думал. Отмораживался немножко. Нам с детства дед втолковывал, что лучше огрести по полной, но не согнуться. Шрамы да синяки все заживут, а вот если уж согнёшься хоть раз, потом уже не разогнёшься никогда, так гнутым и проходишь всю жизнь. Третьим сортом. Самоуважение ровно один раз теряют, дублей в этом деле не сделать. Так он говорил нам, белобрысым мальчишкам. По-простому и без всяких педагогических прихватов, как думал. Мы слушали.

Так вот. Мужик тот, из сна моего, к двери стал отходить, плавно так, как бы меня заманивая за собой, а я вслед за ним иду — он шаг, я шаг. И не говорит он ничего, а я его понимаю, без всяких слов. И уже понимаю я каким-то образом, что не опасно это всё. Нет, не сказал он этого, но как-то я опять его понял и нож свой уже не собираюсь доставать, но и из руки не выпускаю в кармане, просто иду так за ним, как загипнотизированный, или что-то такое. Сон же. Дальше на волю вышли, вижу, там костёр полыхает, но не на месте нашего кострища, а подоле, за зарослями. Идём туда таким же ходом, он отступает потихоньку, а я за ним, ровно так иду, спокойно, в рост, и дистанцию держу нужную. Смотрю, а там, у костра того, ямища выкопанная, здоровенная, метра полтора на два и глубокая такая очень, свежая совсем. Прямоугольная и с ровными краями, а рядом с ней холм земли, вынутой из ямы этой.

Как-то так получилось, что незаметно для меня развернулись мы, и уже стою я на самом краю той ямы, спиной к ней, а напротив меня, шагов за пять, мужик тот, без лица который. И балахон его чёрный развевается, как на ветру, а ветра-то и нет никакого, тихо всё. Тут начинает он говорить что-то странным голосом. Хриплым, но певучим. Разборчиво так говорит, складно всё, а слова вроде бы и знакомые все, наши вроде, но мне непонятные какие-то. Хочу понять, что говорит он, но не могу понять конкретный смысл этих слов, хотя чувствую, знаю слова эти, язык-то, вроде, наш, но, как бы, и не совсем наш. И вот он говорит так размеренно, ровно так и чётко всю эту тарабарщину свою выговаривает мне, или не мне, а просто говорит. Но чувствую я, что мне очень интересно слушать его и очень нужно мне это, хоть и не понимаю я этих до боли знакомых слов его, или понимаю сам общий смысл, но не могу вспомнить именно их точное значение, хоть убей. И вся эта длинная монотонная речь его довольно долго продолжается, несколько минут, может быть, десять, или около того. А я всё слушаю и чувствую, что очень мне это надо и очень важно, важнее сейчас ничего нет. Всё, повторюсь, как наяву, вплоть до мелочей. Путано, конечно, но как помню, так и описал я этот свой сон, по-другому не получится. Врезался он мне так в память на всю жизнь.

И потом я уже просыпаюсь на лаве своей, раннее утро, светает и зябко становится. И чётко так в голове весь этот сон, как будто только что всё это происходило, а потом я просто опять прилёг на минуточку. Такая ерунда. Смотрю, все проснулись уже, холодно, наверное, стало, а парни такие смурные какие-то, молчаливые и задумчивые. Необычные. Вышли, разожгли костёр, поели немного, согрелись. Вижу, на обуви моей свежая земля немного откуда-то налипла, наверное, пока кругами по лесу ходили, нацеплял где-то по пути, а высохнуть за ночь не успела, или от росы сейчас уже размокла. Начал я ребятам рассказывать, какой мне сон приснился, дурацкий, и в общих чертах сон тот описал. Они аж глаза вытаращили на меня. Оказалось, что им обоим такой же сон приснился, один-в-один. Такие чудеса. Редкое совпадение. Навеяло, подумали, само это необычное место всякую хрень нам в голову, пора сваливать, нечисто здесь что-то и сон тот этому подтверждение. Вещий он, только смысл его понять нужно.

Стали собираться, решили, что лучше по реке идти. Хорошо бы плот связать и на нём сплавиться по течению, да топора то нет, чтобы его сделать, а ножи нам в этом деле не помощники. И вот что странно, пока мы всё это обсуждали, сидя у костра, постоянно не покидало меня ощущение, что не одни мы там. Не бывает так, что всем нам одновременно второй день просто так кажется такое. И этот кто-то — опасный, потому уже, что не показывается, не обозначает себя, в этом одном уже угроза есть. Видел я, что ребята тоже всё время прислушиваются к лесу вокруг.

Сейчас я вспоминаю все мелкие детали и понимаю, что слышали мы дыхание чьё-то рядом и шорох шагов. В лесу ведь невозможно совсем неслышно ходить. Там ветки и растения всякие, они при ходьбе шуршат, шелестят и хрустят. Еле слышно, если осторожно идти, но от естественных звуков леса опытный человек их сразу отличит, а если и нет, то подсознательно почувствует, зафиксирует, что кто-то чужой рядом, чисто инстинктивно. И ещё там неясный звук такой выделялся, слабый и постоянный, ритмичный, так это было дыхание, будто за спиной этот кто-то стоит, затаился, а дыхание – слышно, или подоле стоит, замер, а звук дыхания не спрячешь. Ветра ведь не было. Совсем не было. В общем, как такая паранойя сплошная, но сейчас я точно помню, что такое чувство настороженности у нас у всех возникло, как только мы в лес тот зашли и появилось оно неспроста. Было там что-то такое, неуловимое, неясное и настораживающее. Неявное. Но мы-то не придавали этому всему значения тогда и не стремались. Это сейчас я всё это вспоминаю подробно и так вижу.

В итоге обсуждения собрались мы тогда берегом реки возвращаться. Там, где по берегу не пройти из-за чащобы, и глубина реки позволяет, там по реке обойдём, а если где глубоко по реке обходить будет, там лесом продерёмся, не велика беда, но от русла не будем отдаляться. У нас вообще не принято два раза на одни и те же грабли наступать, только на разные. Это если те вчерашние три захода в обратную дорогу через лес за один раз считать. Уж река обязательно к Немецким Горам выведет, куда ей деваться-то. Конечно, у речки нашей такие кренделя её русло выписывает, мама не горюй, но лучше так, чем целыми днями лесом по кругу ходить, как ослики привязанные. Сейчас, после того, как мы ещё и второй раз туда ходили, уже понятно, что всё правильно мы тогда сделали, что вдоль реки обратно пошли.

Так и пошли мы тогда из Чёрного Леса по руслу реки, крутились вместе с ней по лесу, да по чащобе продираться пришлось, не без этого, но это нормально, нам не привыкать, интересно даже, такой сельский лесной «паркур». Зато наверняка уже. Наша родная река и вывела нас тогда из того леса, чистая вода всегда побеждает нечистую силу. Это факт. К полудню уже удочки свои достали из схрона и успели ещё и рыбы наловить, чтобы не с пустыми руками возвращаться домой. Выбрались в тот раз без потерь из Чёрного Леса, и решили опять туда, к избе той, идти. Очень нам хотелось всё досконально там обследовать, особенно подвал и чердак. Чувствовали, что там разгадка этого места кроется.

Конечно, ходили мы туда ещё раз потом, в Чёрный Лес, и искали заимку эту. Но это уже существенно позже мы смогли сделать, во второй половине лета, не получилось так быстро, как хотелось, туда собраться, хоть и подгорало у нас на эту тему. Компас решили с собой взять, чтобы не плутать по лесу, да и вообще поосновательней собраться и ещё оружие взять с собой, лес ведь дикий, мало ли там зверя. Как потом оказалось, не помог нам там компас. Но это уже отдельная история.

Сергей Егоров

24.04.2021 г.