ДЗНП

Глава тридцать шестая

На лобном месте

Толпа с любопытством смотрела на Гуля, человека, которого казнят во второй раз. Да и человек ли он, если его казнили, а он воскрес из мертвых? Разве можно казнить бога? Почему бы ему не воскреснуть дважды?

Ворон поднялся и махнул руку. Наступила тишина. Все головы повернулись в его сторону. На нем была корона. Бриллианты блестели на солнце. И когда только успели ее изготовить? И поистинне императорское одеяние.

На плечи его был накинут халат из алого бархата, отороченный мехом. А на ногах алые сапожки с загнутыми носками. В руке он держал жезл, набалдашник которого изображал льва с разинутой зубатой пастью. На кждом пальце были драгоценные перстни.

— Я начинаю свое правление, — громогласно провозгласил он, — с этого великолпеного зрелища, которое у всех должно остаться в памяти на всю жизнь, которое должно войти в вашу кровь и плоть. Это не просто казнь, это символ моего правления. Я ваш император Ворон Первый Великий Грозный. Каждая клеточка вашего тела должна трепетать при упомнинаии моего имени. Страна может быть великой только тогда, когда ее руководит великий правитель, которого боятся и беспрекословно ему подчиняются.

В толпе начали переглядываться. Что за дичь несет Ворон?

— Вы всё никак не можете понять? Днем страшной казни начинается мое правление. Все должны прочувствовать, что любую крамолу, измену я буду выжигать каленым железом. От вас требуется только полная преданность мне, готовность выполнить любое мое повеление.

Ворон перевел дыхание и продолжил:

— Сегодня величайший день в истории нашей страны. Вы счастливые люди. Вам очень повезло. Наша страна станет империей. Меня коронуют. У вас появится император. У нас появится императорская династия. Власть будет передаваться по наследству. Три дня и три ночи все жители нашей страны будут праздновать, бесплатно получать водку и вкусную еду. Бордели тоже на это время становятся бесплатными. Страна стояла на краю пропасти и погибла бы, если б мы, генералу-патриоту, не дали отпор лютому врагу, который пробрался к нам из-за границы. Он стоит перед вами, жалкий и униженный. А ведь совсем недавно это был напцщенный павлин. Сейчас это великолепная машина смерти разорвет его на клочки. И он этого вполне заслужил, этот мерзавец, который хотел гибели нашей страны. Этот праздник начнется сейчас возле этого эшафота, на котором казнят преступника, который хотел захватить власть в нашей стране и превратить нас в ничто. Он втерся в доверие слабольного маразматика Байды и полностью подчинил его своей воле.

Ворон кивнул и опустился в кресло. Двое палачей в красных балахонах до пят подхватили Гуля под мышки и поволокли под виселицу. Гуль мог и сам идти, но палачи почему-то были уверены, что он не способен на это.

Нижними веревками его привязали за руки, верхними за ноги. Концы веревок крепились к лебелкам.

На шею ему повешали огромный серый валну. Когда резко дернут веревки, тело его перевернется в воздухе вниз коловой и валун оторвет ему голову. Из шеи потоком хлынет кровь.

Резко потянут веревки, захрустят кости, руки и ноги оторвутся и окровавленный кусок тела рухнет рядом с головой. И глухой стук от его удара услышат даже в самых дальних углах пустыря.

Гулю не надели мешок на голову, памятуя первую казнь, когда вместо него казнили другого. Все должны видеть, что это Гуль. Зрелище ужасное, но толпе пощекочет нервы. Такое запоминается на всю жизнь. И об этом будут расскзаывать своим детям, внукам и правнукам. Ворон прекрасно понимал воспитательную роль публичной казни. Подобное зрелище лучше всяких пышных речей. Этот день обрастет легендами, войдет в народный эпос, его будут воспевать в своих п еснях акыны.

И тут все повернули, как по команде, головы в сторону океана. Огромный черный стобл. Вознесшийся под самые облака, стремительно надвигался. Его вой всё усиливался.

— Смерч! Смерч! — завопили и бросились кто-куда.

А ветер уже срывал головные уборы, как хищный зверь, хватал одного за другим и втягивал в свою воронку.

Бежали и те, кто был на трибуне, и палачи, державшие гуля. А Гуль, как завороженный, смотрел на черный ревущий столб, который неумолимо приближался к нему.

И вот как будто цепкие руки схватили его и стали поднимать всё выше и выше. Он кружился, как волчjr, всё быстрее и быстрее. Выло нестерпимо. И ничего не было видно вокруг.

Гуль чувствовал, что сознание покидает его. Уж лучше пусть так, чем быть разорванным на эшафоте. По крайней мере, не почувствуешь боли. И толпа не насладится твоими страданиями. Он закрыл глаза и канул в бездну. Последнее о чем он подумал: «Вот и всё! Я мертв».