ДЗНП

Глава тридцать пятая

Гуль снова в тюрьме

Гуль опустился на песок. Куда ему идти? Наступило какое-то равнодушие к своей судьбе. Почему он здесь очутился? Какая странная история. Всё это так похоже на дурной сон, который почему-то не кончается.

— Вон же он сидит! — раздалось сверху. — Я вижу его!

С крутого берега спускались гвардейцы. Гуль медленно поднялся. Бежать не было ни сил, ни желания. Он обречен.

Его резко повалили на живот, завернули руки и крепко свзали кожаными ремешками..

— Теперь не сбежишь, кузнечик! Отбегался! Ишь какой прыткий!

Подняли на ноги и толкнули в спину. Скоро Гуль увидел лежавшего в крови гвардейца, того самого, который помогал ему сбежать. Он был убит кинжалом в сердце. По его щеке ползла муха.

«Вот еще один человек, который пострадал из-за меня, — подумал Гуль. — Не слишком ли много жертв?»

— А куда эту падаль? — спросил один из гвардейцев и пнул ногой убитого бойца.

— Не знаешь, куда девать падаль? — рыкнул командир. — Место падали на помойке. Вот и отволоките его туда!

Теперь колесницу, в которой везди Гуля, сопровождали еще две с гвардейцами. В тюрьме он оказался в одиночке. возле двери постоянно дежурил тюремщик. На следующий день его повезли на заседание военного трибунала. Обвинени были те же самые: государственная измена, попытка военного переворота с целью захвата власти. Добавилось еще: обман, котрый привел к казни другого человека и бегство из-под стражи. Его приговорили к смертной казни через повешение и разрывание на части. Казнь, как и в прошлый раз, должна быть публичной. Место казни должны были охранять три роты гвардейцев. Даже президентский дворец не охраняло столько бойцов.

— Скоро меня казнят? — спросил Гуль у старшего офицера, когда его везли назад в тюрьму. — Скажите, чего вам стоит.

— Как только построят эшафот. Думаю, дня три. Не больше!

«Три дня? Это много или мало? Если я постоянно буду себя мучить мыслями о скорой смерти, то они преврятятся в кошмарную вечность. Не сойду ли я тогда с ума? Через три дня меня не будет»

В обед зашел тюремщик. Принес еду. Остановился.

— Не желаете ли чего? Так скажите!

— А что я могу пожелать? У меня есть такая возможность?

— Ну, тюремное начальство исполняет некоторые желания приговоренных к казни. Так уж повелось.

— Какие желания?

— Кто-то желает вкусно отобедать с вином. Некоторые просят женщину. Но это нельзя. Контакты с другими запрещены. Даже с родственниками. Ну, там в баню можно сходить. Книжку какую-нибудь почитать

— А могу я исповедаться? Приговоренным это же разрешено?

— Вы верующий? Вот не думал.

— Наверно, перед смертью все становятся верующими. Даже неверующие.

— Я спрошу у начальства. Думаю, что можно. Должны разрешить.

— Вы хороший человек, — сказал Гуль. — Мне с вами повезло.

— Разве тюремщик может быть хорошим человеком? В тюрьме нет хороших людей.

Гуль пожал плечами. Может быть, он и прав. Вечером пришел священник. Гуль вспомнил, что священнику перед исповедью положено поцеловать руку. У священника была узкая и холодная ладонь. После этого он сразу убрал руку за спину.

— Желаешь исповедаться, брат мой? Это хорошо.

— Хочу, чтобы перед смертью, вы отпустили мои грехи. Ведь это возможно?

— Бог всемилостив и всеблаг. Он всех примет в свои объятья. Веришь ли ты в Божью благодать, брат мой?

— Верю, батюшка. Верю в благодать.

— Тогда будет тебе отпущение грехов. Не надо, брат мой, бояться смерти, ибо смерти нет, но есть вечная жизнь. Душа наша бессмертна.

— Спасибо, батюшка. Вы утешилили меня.

Ночью он спал спокойно. Утро преподнесло ему неприятный сюрприз. Тюремщик занес балахон, в который облачают смертников. Положил его на нары.

— Как? Так скоро? — удивился Гуль. — Мне офицер сказал, что дня три.

— Плотники постарались. Сделали раньше времени. Всё готово! Собирайтесь, Гуль! Только побыстрей!

У выхода его ожидала колесница, обтянутая черной тканью. Еще три колесницы с гвардейцами должны были сопровождать их до эшафота. Вот такой царский кортеж!

Они приехали на прежнее место. Здесь уже были толпы народа. Тройное кольцо гвардейцев окружало эшафот. Пахло свежеструганными досками. Посреди эшафота возвышалась П-образная виселица. Для высших лиц была сооружена ложа. Там восседал генерал Ворон, то есть теперь император Ворон Первый Великий. Рядом сидели новоявленные министры, адъютанты, придворные. Главный прокрурор стоял за высокой кафедрой. В руке он держал приговор, который и начал зачитывать, как только Гуль поднялся на эшафот. Читал он монотонно и не торопясь.

Гуль чувствовал какую-то отстраненность, как будто всё происходившее совершенно его не касалось. И на эшафоте сейчас стоял не он, а другой человек. А он был где-то далеко-далеко отсюда. И видел всё это со стороны.