ДЗНП

Глава шестнадцатая

Гуль арестован. За что?

Гуль узнал этих людей. Некоторых он мог бы назвать по имени, потому что уже общался с ними. Это были офицеры спецслужбы во главе с начальником Грохотом.

— Оставаться на места! — объявил Грохот. — А вы, гражданин Буль-Буль…

Он глянул так на него, как будто сейчас его собирался разорвать, как Тузик варежку. Брови Грохота сблизились и образовывали одну черную линию, как будто бы проведенную по линейке.

— Гуль, — поправил он Грохота. — Я Гуль, господин Грохот.

— Да какая в задницу разница, что Гуль, что Буль-Буль! Какой ты всё-таки подковыристый! В общем, ты арестован. Вот так, Буль-Буль!

— У вас есть ордер на мой арест? Желательно бы взглянуть.

— А как же! Как же мы такую важную птицу да без ордера? У нас же правовое государство, а не какой-нибудь шалтай-болтай. Всё у нас есть, Буль-Юуль.

— Еще вопрос можно? — Гуль поднял руку.

— Можно Машку за ляжку. Шагай давай, великий полководец! Скоро тебе будут задавать вопросы. Этих в камеру до особого распоряжения. И пошустрей, ребятки!

Арестанты поднялись. Сложили руки за спиной. А что можно было ожидать от завоевателей? Надсмехаются просто.

На причале их ждала быстроходная лодка в восемью гребцами. И под парусом. Матросы смотрели на Гуля во все глаза. Вон он какой оказывается! На вид вполне обычный человек. Вечером они уже ступили на берег. Гуля под конвоем отправили в тюрьму, где посадили в одиночную камеру. Нары, столик, раковина и унитаз, именуемый в тюрьме парашей. Cтены были шершавые и серые. Маленькое зарешеченное окошко под самым потолком.

Слух об его аресте мгновенно облетел тюрьму. Еще не успели закрыть засов на двери, а все зэки и охранники знали, что рядом с ними сидит военный министр, полководец и победитель ВОРа. Как изменчива фортуна!

Охранники подходили к двери камеры и заглядывали в окошко. Подолгу рассматривали Гуля. Вот он каков знаменитый Гуль!

В стену постукивали. Но он не знал тюремной азбуки, поэтому только мог гадать, что же хотели о нем узнать другие арестанты. До этого он ни разу не был даже в полиции, не то, что в тюрьме. И в начале ему даже было интересно, как естествоиспытателю.

Охранник, который принес ему поздний ужин, смотрел на него с благоговением, как на икону. Гулю это не очень понравилось. Он желал простых человеческих отношений. Быть идолом — это не для него.

Охранник вымолвил:

— Если чего пожелаете, говорите. Всё для вас сделаю. Честное слово!

Гулю было приятно слышать такое. Значит, он заслужил доверие среди людей. Это хорошо! Это великолепно!

Помощник президента предложил создать специальную комиссию, которая занялась бы делом Гуля.

— В комиссии должны быть самые известные депутаты-юристы, специалисты спецслужб, работники президентского аппарата.

Байда не согласился.помахал указательным пальцем.

— С какой стати? Пусть им займется трибунал. Он проходит у нас как военный и государственный преступник. Его должен осудить трибунал.

Через пару дней Гуля перевели в тюрьму военного министерства. Здесь сидели военные преступники. Он снова оказался в одиночной камере.

Здесь больше строгости. Но зато кормят лучше. Каждый час охранники заглядывали в окошко и подолгу рассматривали его. Ему это было неприятно.наверно, боялись, что он кому-то поверит государственные секреты.

Два дня его не вызвали на допрос. И он терялся в догадках, в чем его обвиняют. Что он сделал не так? Он реформировал армию, которая одержала блистательную победу. Все говорили, что он великий полководец. Собирались даже поставить ему памяник на центральной площади столицы. И присвоить звание маршала.

На третий день загремели затворы. Гуль поднялся.

— Гуль, на выход! — скомандовал охранник. — Не задерживайся!

Сложив руки за спину, он вышел. Его вели два охранника.

Зашли в узкое помещение. Маленькое окошечко чуть ли не под самым потолком. Разумеется, зарешеченное. Следователь в форме полковника. Узкое худое лицо. Плотно прижатые тоникие губы. Большие уши и тонкие как пергамент.

Он долго перекладывал бумаги на столе, открывал и закрывал папки. И всё это не глядя на Гуля. Как будто его и не существует.

Гуль кашлянул. «Я здесь, начальник». Следователь оторвался от бумаг. Взгляд у него был мутный, как у пьяного. Кажется, он соображал, кто перед ним сидит и зачем он перед ним сидит. И что ему нужно делать с ним.

Учитывая местные обычаи, это так и могло быть. Чем следователи хуже спецагентов? Работа нервная. И без допинга никак.

— Так! Так! Так!

Он постучал пальцами по столу. Пальцы у него были тонкие и длинные. Как у пианиста.

— Гражданин Гуль? Так?

— Он самый. Я могу узнать, в чем меня обвиняют. Уже долгое время я нахожусь в заточении и не знаю причины этого. Не могли бы вы мне дать разъяснения?

У следователя дернулось веко. Он ущипнул себя за мочку уха.

— Здесь вопросы задаю я. Запомни это раз и навсегда. И рот раскрывай только тогда, когда тебя спрашивают. Заруби это на этом самом… на носу! Понял? Разъяснять не надо? Или надо?

— Это же правовая норма, господин следователь. Арестованным должны предъявить обвинение. А так получается произвол. Человек арестован, посажен в тюрьму и не знает за что. Вы нарушаете закон.

— Будешь еще меня учить этому самому… законам? Так?

— Ни в коей мере, господин следователь. У меня даже сомнений не возникает в вашей компетентности. Прошу обращаться ко мне на «вы». И к тому же вы не представились. Вам, как прекрасному знатоку законов, никак нельзя не знать об этом. Или я ошибваюсь? Тогда готов выслушать вас.

Следователь застучал пальцами по стулу. На этот раз очень быстро. Чечеточники отдыхают. Веко его дернулось. Он резко отодвинул папку на угол стола. Потом пододвинул ее к себе.

— Следователь военной прокуратуры. Вы обвиняетесь в государственной измене и подготовке этого самого… военного переворота с целью свержаения законной власти. И это самое… узурпации власти.

Гуль откинулся на спинку стула. Шумно выдохнул. Глубоко вздохнул.

— Фу! Ну, теперь я спокоен. Знание всегда лучше незнания. Я готов отвечать на все ваши вопросы. Клянусь говорить правду и только правду. Готов сотрудничать со следствием. Подробно отвечать на все ваши вопросы.

— Гражданин Гуль, с какой целью вы арестовали президента и правительство ВОРа и отправили их в тюрьму? Или вы имели распоряжение сделать это самое… то есть арестовать? Так?

— А если бы они решились на заговор, захотели бы организовать сопротивление, в конец концов, обратиться к народу с призывом к восстанию.? Я не мог исключить ничего этого. Я должен был обезопасить наши войска.

— Считате, что вы в праве арестовать президента и правительства, потому что вам что-то это самое… кажется? Так?

— От нашего президента я получил чрезвычайные полномочия. Можно сказать, диктаторские.

— У вас есть документ, который может подтвердить это самое? Предъявите его! Ну! Чего же?

— Документа нет. Но президент Байда сказал мне об этом в беседе, когда мы в последний раз встречались. Перед тем, как я отправился на войну.

— Свидетели беседы были? Так*

— Нет. Мы говорили без свидетелей. Это было в президентском треугольном кабинете. Мы были только двое.

— Зачем вы отправились в тюрьму? Чего вы этим добивались?

— Ну, это было вызвано политическими соображениями. Я понял, что мне нужно наладить контакт с прежней властью. Нам лучше иметь дружественную страну, чем покоренную колниию, население которой будет ненавидеть захватчиков. Для этого народу надо дать законную власть. И эту власть он должен сам выбрать.я решил договориться с прежним руководством.

— И вы приняли это самое решение снова без согласования с нашим президентом? Так я понимаю это самое? Или как?

— Я собирался поставить его в известность в самое ближайшее время. Но мне помешали.

= Собирался… в ближайшее время… Детский лепет. А ведь на все эти ваши действия можно взглянуть иначе. И такой человек нашелся. Вот! Смотрите!

Фул, так звали следователя, протянул ему листок, исписанный с двух сторон мелким убористым почерком.так пишут аккуратные и исполнительные люди.

— Что это? — удивился Гуль.

— Читайте! Это письмо бывшего президента ВОРа нашему президенту. Читайте, Гуль!