Дети

ДЕТИ

Пролог.

Этот ужасный, противный и пронизывающий все тело скрип не смазанных качелей… Как я его не выношу! Иногда, даже не находясь рядом с детской площадкой, по ночам, я слышу этот звук. Даже не слышу, а чувствую. Он пронизывает меня, словно режет, как ржавая пила, моё тело. Однако приходится терпеть этот звук, там же дети…

В общем-то, я не испытаю к детям положительных эмоций, я скорей их ненавижу. Дети — самые жестокие, злые, неугомонные и избалованные существа на свете, которым чуждо чувство справедливости. Всю жестокость детей я прочувствовал на своём жизненном опыте, а также из многочисленных наблюдений за ними. Могу привести много примеров, доказывающих, что детям присущи все те качества, которые я обозначил выше. Однажды я зашел в один из дворов города справить нужду. Двор был шумный, заполненный смеющимися детьми. Поняв, что задуманное совершить мне не удастся, я уже начал выходить из двора в поисках другого менее людного, как обратил внимание, что так веселит этих малых дьяволов. Несколько мальчишек лет семи издевались над умственно отсталым парнем лет пятнадцати. Не могу сказать точно, что за болезнь или синдром у него был, и какая хромосомная мутация послужила этой отсталости в развитии его умственных способностей. Мальчишек очень забавлял процесс издёвок над отсталым пареньком, они с большим энтузиазмом давали ему пинки, дразнили его, всё это сопровождалось их задорным смехом. Злым смехом… А парень не мог понять и осознать, что ребята попросту издеваются над ним, заставляя глупо падать от их пинков. Парень явно был знаком с изуверами и, чёрт возьми, уверен, что ему должно быть также весело, как и окружающим его мальчишкам, поэтому смеялся вместе с ними, обнажая свои зубы и вертя головой так, чтобы увидеть радость во всех их лицах. Радость, которую он им приносил… Счастливые лица детей заставляли парня смеяться ещё громче. Его смех был каким-то жутким. Этот смех вызвал во мне чувство жалости к парню и собственной ущербности… Мне словно стало стыдно за то, что отклонения от нормы, которые я вынужден всю жизнь скрывать от людей, никак не связаны с моим умственным развитием. Подобного явно не испытывали мальчишки, получавшие удовлетворение от издёвок над больным парнем. Я никак не мог разделить их радость, понимая, что парень не виновен в том, что родился таким. А то, что парень не осознавал, что его выставляют на посмешище, делало происходящее ещё более отвратительным. Ненависти к моральным уродам, проделавших это, начала поглощать меня с непреодолимой силой. Мне хотелось разорвать этих выродков на куски их нежного мяса! А потом с чувством удовлетворения испачканными в их испускающей резкий запах крови руками прижать отсталого, ничего не понимающего парня к груди. Подавив в себе это нарастающее желание, я, словно ненормальный, хотя, если объективно рассуждать, таковым и являюсь, выбежал из двора, забыв о причинах, приведших меня туда.

И это далеко не один пример жестокости существ, которыми так умиляются, и которых так любят люди, породившие их на свет. Подобные примеры дают мне право и силы испытывать ненависть к детям.

Да, что говорить? Я ведь сам на своей шкуре ощутил издевки окружающих меня детей, сначала дворовых «приятелей» и соседей, а потом и детей из школы и детского дома.

Глава 1.

1.

Как только она вошла в дом, зазвонил мобильный телефон, предназначенный для звонков по работе. У неё было два мобильных, один для родственников и немногочисленных приятелей, а второй для клиентов и коллег. Цифры второго номера знали многие, так как её личность была достаточно известной и котировалась на поприще юриспруденции.

— Слушаю, — коротко ответила она на звонок.

— Ирина Олеговна, здравствуйте…

Голос в трубке замолчал в ожидании чего-то. Обладатель голоса думал, что она сама начнёт разговор, желая узнать, кто из преступников или их близких решил воспользоваться её услугами, заранее приготовив круглую сумму на оплату данных услуг, ибо она была достаточно дорогостоящим адвокатом. А дорого она стоила потому, что выигрывала даже, казалось бы, безнадёжные дела, освободив от будущего заключения многих преступников, которые чаще всего таковыми не являлись, просто в определённые моменты были не в нужном для них месте не в нужное время, или оказывала помощь нуждающимся в гражданских делах. Она не дала судебному аппарату посадить за решётку многих мелких преступников, которые теперь могли законно передвигаться по городу, будучи в своих преступных действиях осторожней, ведь они понимали, что второй раз им не удастся вырваться из лап закона. Она не переживала по поводу того, что не дала возможности городу избавиться от некоторых наркодиллеров, мелких воришек или тому подобных людей, ибо её дремлющая совесть не подавала никаких знаков своего присутствия в её голове, так как слава и денежные средства, получаемые от выигранных дел, давно заглушили голос этой самой совести и заставили её надолго замолчать.

— Говорите, слушаю Вас.

Возможно обладатель голоса в трубке ждал, пока адвокат поздоровается, соблюдая общепринятые приличия, однако она не имела подобной привычки, разговаривая с неизвестными ей обладателями голоса в трубке, несмотря на то, что её профессия подразумевала доброжелательное и приветливое отношение ко всем звонящим. Она знала, что обладатели неизвестного голоса целенаправленно звонят ей, чтобы получить от неё профессиональную помощь, правила приличия при предоставлении которой не так важны, как собственно предоставление этой самой помощи.

— Меня зовут Анна Матвеевна… Можно к Вам обратиться за помощью?

Привычное для неё начало разговора. Она могла биться об заклад, что ей звонит мамочка парня лет двадцати, который с друзьями избил двух ни в чём не повинных парней, мешавших им выпивать своё дешёвое пиво в беседке во дворе. У таких мамочек всегда одинаково умоляющий голос и не отличная друг от друга манера говорить.

— Статья? — коротко спросила она, даже не пытаясь вдаваться в подробности, ведь чутьё и опыт её редко подводили.

— Сто одиннадцатая, — именно буквы, а не привычные цифры, увидела она перед глазами, когда обладатель голоса проговорила с мешающим комом в горле.

— Давайте встретимся и обсудим дело.

Она назвала адрес офиса и назначила время. Громким и сложным делом она сейчас не занималась, поэтому мелкая работа с проблемными детьми и излишне переживающими за них матерями ей не мешала, тем более те готовы были продать не только жилплощадь, но и душу, лишь бы их сыночек не сел за решётку, ведь тюрьма не исправит хулигана, а лишь усугубит его поведение после выхода на свободу, но даже если и исправит, то жизнь будет уже испорчена, так как сыночек не сможет найти нормальную работу, приличную жену, с которой можно завести хорошую семью. На самом деле ей было плевать на будущее преступника, которого надо защищать, её волновали только деньги, которые ей заплатит его мамочка, не сумевшая уберечь сына от поступка, совершённого им.

После того, как положила трубку, она вышла через чёрный выход своего особняка во двор, куда предварительно загнала свой Форд. В багажнике уже лежал её ужин…

2.

— Да, — Артём ответил коротко на звонок жены.

Их отношения уже давно перестали быть нежными и чувственными. Может быть, от того, что они очень долго вместе, их поглотил быт, а, может, потому, что чувства, которые их переполняли до и некоторое время после свадьбы, давно прошли, а осталось лишь чувство ответственности перед друг другом как перед супругами, имеющими общих детей. Старшего звали Никита, а младшую Ксения. Никита был замкнутым, проблемным подростком 14-ти лет, который закрывался в комнате на ключ, чтобы под музыку играть в видеоигры, что не вызывало восторга ни у родителей, ни у учителей, ведь видеоигры занимали всё отведенное для выполнения домашнего задания время. Родители не могли повлиять на ребёнка, как бы ни пытались это делать. Ксения училась в первом классе, росла весёлым, любознательным и задорным ребёнком. Это пока. Кто знает, что с ней сделают гормоны, начав играть в назначенное природой человеческого организма время?

— Ксюша до сих пор не вернулась из школы, — проговорила сквозь слёзы жена.

Артём машинально посмотрел на время, часы на стене офиса показывали 16:45. Около 14:00 дочь уже должна была быть дома. Школа находилась рядом с домом, поэтому, как только их дочь выучила дорогу в школу и обратно домой, родители перестали отводить её на учёбу и забирать обратно. Путь не был опасным, нужно было всего лишь пройти по прямой дороге пару кварталов, на двух перекрёстках были установлены светофоры, а правила дорожного движения Ксюша знала и без посторонней помощи могла безопасно пройти через дорогу днём. По этим улицам лихачей не было, как правило, поэтому можно было без опаски отпускать ребёнка в школу, не сопровождая его. Многие родители, живущие в этом районе, желающие вырастить самостоятельных детей, отпускали своих детей в данную школу одних.

— Юль, не переживай, думаю, Ксюша просто где-то на районе с одноклассницами катается на качелях. Тепло, пятница, — начал успокаивать жену муж.

Такое уже бывало… Только Ксюша всегда звонила родителям со своего мобильного, который для таких целей и был родителями подарен ей к первому сентября.

— У неё телефон не доступен, я звонила ей раз 50! — практически прокричала жена.

— Юля, милая, — возможно, из-за критичности ситуации Артём впервые за несколько месяцев назвал жену милой, — всё будет хорошо, позвони в школу, уточни, когда Ксюша ушла оттуда, а я еду домой. Жди меня дома, сама на поиски не иди.

Артём действительно начал переживать. Телефон у Юли был с хорошей батарей, державшейся несколько суток, старая Нокиа, которую они с Ксюшей подзарядили накануне, а соответственно сесть она — батарейка, не могла.

— Тем более батарейка могла сесть, а телефоны наши Ксюша наизусть не знает, поэтому не может позвонить от подруг, — пытался успокоить жену Артём.

— Может… — вроде успокоилась Юля, — жду тебя.

Юля уже ждала в дверях мужа, когда тот приехал с работы домой. На работе проблем с преждевременным уходом Артёма из офиса не возникало, ибо причина было достаточно уважительной для того, чтобы покинуть рабочее место на час раньше.

— В школе сказали, что Ксюша ушла сразу после последнего урока, — начала тараторить жена, — телефон у неё по-прежнему выключен. В полиции сказали, чтобы я не беспокоилась и позвонила через трое суток!

— Ты звонила в полицию?

— Конечно! Артём, в соседнем доме тоже неделю назад пропал ребёнок — 8-ти летний мальчик, его до сих пор не нашли!

Да, Артём, конечно, помнил об этом, но, как и большинство людей, не предполагал, что что-то подобное может произойти и с его семьёй, поэтому до этого момента не связывал эти два события, даже когда передумывал все варианты причин столь длительного отсутствия его дочери по дороге домой. Мчался Артём на максимально возможной в городских условиях скорости, объезжая пробки по переулкам и дворам, и уже через 15 минут после звонка жены был дома.

— Юля, не думаю, что пропажа соседского ребёнка связана с пропажей нашей Ксюши…

— Не думаешь?! В ближайших больницах и поликлиниках её нет! В моргах тоже! На скорой никто не увозил ни одной подходящей под описание девочки! Что мне ещё думать?!

— Юля, милая, давай успокоимся и пойдём, поищем нашу Ксюшу, — Артём нежно взял Юлю за плечи и заглянул в глаза, — милая, мы найдём её, верь мне, — Артём вложил в свой взгляд всю убедительность, на которую был способен.

Юля начала успокаиваться, возможно, уверенность Артёма этому поспособствовала.

— Где Никита? Он поможет нам искать Ксюшу?

— Никита ушёл гулять.

Помимо видеоигр время Никиты занимало общение с сомнительными друзьями в сомнительных местах. Никита частенько возвращался в одежде, пропитанной запахом сигаретного дыма, и изредка с запахом алкоголя изо рта. По словам Никиты, курили окружающие, а он, конечно, нет, а выпивал он максимум кружку пива, и то не пол-литровую, а обычную кружку для чая у очередного друга в гостях. Родители были не настолько стары, чтобы верить тому, что пытался выдать за правду их сын, и не настолько глупы, чтобы показывать ему своё недоверие, ибо таким образом можно в разы увеличить образовавшуюся пропасть между ними. Так он хотя бы часть правды говорит.

— Не надо никого искать, — послышался голос Никиты в дверях квартиры, которые Артём так и не закрыл, когда пришёл домой, — Ксюша здесь уже.

Из-за спины своего непутёвого брата выглянула Ксюша с виноватой улыбкой на лице.

— Доченька! — воскликнула мама и кинулась обнимать своё чадо, ощупывая его на предмет телесных повреждений.

Юля обнимала Ксюшу, потом отстранялась, выпуская её плеч из рук, вглядывалась в лицо, потом опять обнимала.

Артём повернулся и вопрошающе посмотрел на Никиту. Поняв, что от него требуют объяснений, Никита заговорил своим ломающимся голосом, которого, конечно же, как и все мальчишки его возраста, стеснялся, видимо, поэтому Никита и был молчаливым подростком.

— Мы гуляли по району с ребятами, как увидели Ксюшу с её одноклассницами. Я почему-то решил спросить у неё, знают ли предки, где она.

— Да, — подтвердила Ксюша.

Артём машинально перевёл взгляд на неё, а Юля по-прежнему продолжала свою проверку тела дочери, при этом внимательно слушая сына.

— Я сказала Нику, что у меня телефон сел, — виновато сказала Ксюша. На её глаза начали наворачиваться слёзы, кажется, девочка начала понимать, что натворила, не предупредив родителей о намерении погулять с подружками.

— Заткнись, дай, я договорю! — в обычной манере разговора с младшей сестрёнкой прикрикнул на Ксюшу Никита, на что родители непривычно для подростка не среагировали, им сейчас было не до воспитания сына, — она сказала, что у неё труба села. Ну, я и привёл её домой, вот. Вы же как бы волнуетесь дома, все дела.

— Молодец, сын, — похлопал по плечу своего отпрыска Артём, — ты правильно сделал. Мы места уже себе не находили.

Юля уже во всю начала рыдать обнимаю вернувшуюся домой невредимой дочурку. Артём опустил свои руки жене на плечи и нежно отстранил ту от дочери. Юля, повинуясь рукам своего супруга, отстранилась от дитя и встала, а потом зачем-то обняла Никиту. В минуты возможной потери одного любимого человека мы начинаем с большей силой любить других окружающих любимых людей. Отсюда и нежность Артёма, и покорность Юли.

Артём присел к дочери и тихо спросил, почему та не зашла домой не предупредила родителей о севшем телефоне, и как у неё мог сесть батарея телефона, если они её накануне заряжали.

— Не знаю, пап. Дядя сказал, что телефон сел.

— Какой дядя?! — одновременно и с идентичной тревогой в голосе спросили родители.

— Мы играли с девочками в песочнице… ну, тут рядом… когда к нам подошёл очень высокий и худой дядя, — Юля замолчала, будто боялась выдать некую тайну.

— И? — снова одновременно вопросили родители, только теперь к ним присоединился Никита.

— Он попросил позвонить, я дала ему своей телефон, а он начал звонить, а потом вернул телефон и сказал, что он сел.

— А что ещё говорил дядя?

— Ничего. Сказал — «спасибо», и ушёл. Мам, я никогда не видела таких высоких дядей, — подняла свои большие, невинные глаза дочь на мать.

Юля с тревогой посмотрела на Артёма, тот в свою очередь повернулся на Юлю. Их наполненные тревогой глаза встретились, глаза жены снова начали наполняться слезами.

— Артём, кто это был?

Муж не ответил на этот вопрос. Да, и зачем? Оба супруга знали, что он не имеет ответа.

— Ник, ты его видел? — повернулся отец на своего сына.

— Нет, не было там никого, кроме этой тупицы и её тупых подруг.

— Сам ты тупица и тупой!

— Ксюша, Никита, прекратите! — остановил мелкую перепалку детей их отец.

Подобное общение кровных брата и сестры не было новинкой в этой семье.

— Так, Ксюша, больше никогда не давай неизвестным людям своей телефон, и не разговаривай с ними, — вкрадчиво проговорил отец, по-прежнему державший за плечи по-прежнему стоящую в коридоре их квартиры дочь, — поняла?

— Поняла, — прошептала девочка и два раза кивнула для большей убедительности, что она усвоила папины наставления.

— Давай телефон, я поставлю его на зарядку. А вы разувайтесь, раздевайтесь и идите с мамой мыть руки, а потом ужинать.

— Но, пап, я вообще-то гулял и собирался продолжить, — запротестовал Никита.

— Нет! Гулянок с нашей семьи на сегодня хватит! — таким строгим сын ещё не видел отца.

Артём не прикрикнул на сына, но железные ноты в голосе явно давали понять Никите, что спорить бесполезно, и на любое сопротивление будут предприняты меры, а, возможно, и физическое вмешательство. Артём взял из ручонки дочери телефон и ушёл в комнату. Включив телефон, Артём, как и предполагалось, обнаружил батарею почти полностью заряженной.

Перед тем как выключить прикроватный светильник, муж сказал жене о заряженной батарее. Супруги решили, что с этих пор будут провожать в школу и встречать оттуда свою дочь.

3.

Она сделала пару глубоких затяжек и оценивающим взглядом посмотрела на свою жертву. Она всегда выкуривала сигарету, медленно и аккуратно достав её из пачки, прежде, чем преступить к трапезе. Употреблять пищу сразу после её убийства она считала слишком животным поступком, она должна была изучить убитое тело, впитать в себя всю боль, которую тело чувствовало во время умерщвления. Она прокручивала в голове все свои действия во время убийства, помнила крик… нечеловеческий крик жертвы, её глаза, наполненные страхом и ужасом, содрогание этого тела от ударов острым ножом…

Только потом она могла начать вкушать…

Начинала она всегда с голени. Крепкие, натянутые мышцы ног ей нравились больше всего, кожа на голени тонкая и нежная, поэтому не обязательно её срезать и с отвращением отбрасывать в сторону, достаточно её прокусить. Она всегда начинала прокусывать кожу голени с тех участков, где кровеносные сосуды были ближе всего к коже, чтобы кровь стекала по зубам и губам на шею и ниже по обнажённому телу. Она ела будучи без одежд, так практичней и приятней, не требуется после трапезы отмывать от одежды кровь, но прежде всего ей нравилось быть ближе к жертве, так их не разделяли куски ткани, которые люди носят, дабы прикрыть своё тело от других таких же прикрывающих своё тело людей. Ей самой приходилось облачаться в одежды, чтобы не выделяться из толпы.

Докурив, она медленно приблизилась к мёртвому телу, нежно обхватила руками голень жертвы и впилась в неё крепкими и острыми зубами. Кровь стекала по её телу, щекоча струйками шею, грудь и живот, иногда струйка попадала ей в пупок, создавая там алую, вязкую лужицу. От всего происходящего она получала удовольствие, сравнимое с сексуальным. Жёсткие мышцы резались об острые зубы у неё во рту и постепенно превращались в небольшие шарики фарша, которые с потоками слюны попадали в горло, а оттуда катились по пищеводу.

Употребив голень, она закуривала ещё одну сигарету и смотрела на обглоданные кости, торчащие из бедер и упирающиеся в стопу, внимательно изучив которую, она решила полакомиться пальчиками, ногти которых были покрыты красным лаком. Она спокойно, не отводя глаз от маленьких, вырастающих из окровавленной стопы пальцев, взяла со стола пузырёк с жидкостью для снятия лака и комок белой ваты. Тщательно затушив бычок в пепельнице, она принялась стирать лак с ногтей пальцев ног жертвы. Она не любила, когда жертва наносила на ногти лак, он портил всю естественность ногтя. Лаки красного и чёрного цветов её раздражали больше, нежели остальные, и дело было вовсе не в цвете, их стирать было сложней остальных, но, не смотря на трудность, она продолжала монотонно удалять лак с ногтей жертвы.

Закончив, она встала, поставила баночку с жидкостью для снятия лака обратно на стол и пошла в ванную комнату, где выкинула использованные куски ваты и тщательно с мылом вымыла руки, от которых даже после этого исходил мерзкий запах растворителя, что было ещё одной причиной её нелюбви к лаку для ногтей. Запах забивался ей в нос, тем самым не давая ощутить аромат мертвых, но ещё не начавших испускать запах мертвечины, тканей тела жертвы и крови, начинающей засыхать на её теле. Наполнив небольшой тазик тепловой водой из крана и взяв чистое вафельное полотенце, она вышла из ванной комнаты, подошла к жертве, лежавшей на медицинской кушетке, и принялась отмывать стопы от грязи и растворителя. Закончив все эти действия, она принялась употреблять чистые пальчик ног жертвы. Пальчики всегда были для неё десертом, она начинала их есть только после того, как употребит обе голени, сейчас же ей хватило одной голени, чтобы насытиться. Закончив обгладывать маленькие косточки пальцев, она чуть отстранилась от пищи и оценивающе посмотрела на стопы, одна из которых обрамляла кости полу съеденной ноги.

Она никогда не отрезала перед употреблением части тела жертвы, ей нравилось смотреть, как кости упираются в мышцы и кожу не съеденных участков и снова вырастают с другой стороны этих участков.

Выкурив ещё одну сигарету также медленно, как и предыдущие, она взяла со стола острый тесак и принялась расчленять тело.

Плотно сложив куски тела в контейнеры, она сначала оделась в одежду, которую носила дома, а именно широкие плюшевые штаны и обтягивающий топ, подчеркивающий её упругую грудь третьего размера, а потом перенесла контейнеры в морозильную камеру, где хранила недоеденные тела. Голову она положила отдельно, накрыв её специально приготовленной тряпкой так, чтобы не было видно глаз. Заготовок ей хватало на несколько недель, поэтому никому не нужные одинокие люди могли вздохнуть спокойно, ближайшее время им не грозит возможность быть съеденными успешным адвокатом. Морозильная камера занимала всё помещение подвала, некогда предназначенного для заготовок из овощей и фруктов на зиму. Подвал и теперь служил своему изначальному предназначения, однако содержимое заготовок было несколько отличным от заготовок нормальных жителей мегаполиса.

Замороженное мясо она уже не употребляла сырым, ибо оно теряло всю свою свежесть, поэтому, разморозив кусок из одного из контейнеров, она готовила из него еду на плите или в духовом шкафу. Она очень любила готовить и экспериментировать с блюдами, поэтому что-то подчёркивала из своих любимых телевизионных кулинарных передач, а что-то придумывала сама.

Поднявшись из подвала в дом, и, прежде чем приняться за уборку, она включила телевизор, висевший в углу её кухни. Она нагнулась, чтобы взять с пола таз с грязной водой и плавающей в ней тряпкой и направилась в ванную комнату, чтобы выжать тряпку, а содержимое таза вылить в унитаз. Когда она подняла корпус своего тела, держа в руках таз, по телевизору передавали сюжет новостей, заинтересовавший её так, что она задержалась перед тем, как отнести таз в ванную. Сюжет был о преступнике, которого обвиняли в страшных для нормального общества деяниях.

— Я буду его защищать, — чётко решила она.

Она никогда ещё не выбирала подзащитного сама, даже если заранее знала о его финансовых возможностях и способности сполна оплатить её услуги, однако этот случай она не могла оставить без своего вмешательства. Но прежде, чем действовать, необходимо было смыть кровь с пола и кушетки, поэтому она продолжила свой путь с тазом в ванную, выжала тряпку, выкинула её в пакет для мусора, в котором уже лежала вата, пропитанная жидкостью для снятия лака. Потом она вылила грязную воду в унитаз и нажала кнопку спуска воды. Всполоснула таз в ванне и наполнила его тёплой водой, предварительно налив в него средство для мытья и дезинфекции. Кинув в таз новую половую тряпку, она прошла в комнату, где занялась тщательной уборкой, после которой новая половая тряпка была выброшена в мусорный пакет. Позже она спустится с этим пакетом в подвал, положит в него голову, прикрытую тряпкой, вместе с этой тряпкой, конечно, выйдет во двор к машине, положит пакет в багажник, чтобы уехать загород и сжечь мусорный пакет с содержимым в безлюдном месте.

И только после этого действа по приезду домой она включит свой ноутбук, зайдёт в Интернет, узнает имя преступника, чтобы уже завтра найти его контакты через соответствующие инстанции для связи с преступником, дабы оказать ему юридическую помощь, если понадобится, то и бесплатную, благо её финансовое положение позволяло не брать плату за это дело. К тому же в ближайшем будущем она получит аванс от матери двадцатилетнего парня, проходящего по 111 статье.

4.

— Паааап! По телевизору того дядю показывают! — прокричала Ксюша из комнаты, маленьким пальцем указав на экран телевизора.

Это было в обычное воскресное утро. Никита ещё спал, а супруги на кухне дружно готовили завтрак. Совместное приготовление завтрака по воскресеньям не было временем, проводимым с нежностью и взаимной заботой, это было что-то вроде привычной традиции, которую Артём и Юлия за период долгой совместной жизни ещё не нарушили. Процесс приготовления пищи по утрам в воскресенье был отлаженным. Неловкие столкновения в тесном помещении давно перестали иметь место, ибо передвижения по кухне отточены временем. По разным причинам супруги не нарушали данную традицию уже много лет: она потому, что находила такое времяпровождение достаточно милым и еженедельно сближающим их как пару, оно будто возвращало их, по мнению Юлии, в те времена, когда они не могли друг от друга оторваться и проводили вместе каждую свободную для этого минуту, при этом совместное приготовление завтрака было с налётом всех лет, прожитых вместе, весь процесс говорил будто «мы давно вместе, но мы всё ещё можем беззаботно и с беспредельным пониманием, полученным за годы жизни, продолжать с любовью, проверенной годами, готовить завтрак вместе утром, что делает нашу жизнь ещё счастливей»; он потому, что не хотел нарушать по каким-то причинам необходимую традицию, тем более она — традиция, не была уж такой неприятной, всё-таки Артём испытывал крепкие и нежные чувства к своей спутнице жизни.

Телевизор в комнате, где Ксюша играла со своей куклой, работал без звука, и маленькая Ксения не могла услышать, что говорят о том мужчине, который пару дней назад на детской площадке попросил у неё телефон.

— О каком дяде ты говоришь, милая? — крикнул отец из кухни, автоматически передавая нож своей супруге.

— Ну, тот, который телефон на площадке у меня просил!

— Включи звук! — крикнул Артём, ринувшись в комнату, при этом нарушив всю идиллию и налаженность процесса приготовления завтрака.

Реакция Юлии была менее быстрой, потому нарушение налаженного процесса приготовления завтрака с её стороны произошло на пару секунд позже.

А Ксюша тем временем судорожно искала пульт от телевизора, быстро передвигаясь по комнате. Когда родители через несколько секунд после того, как попросили включить звук, забежали в комнату, сюжет новостей сменился на другой, и они так и не успели увидеть лицо мужчины, который намеренно, а в этом они были уверены, выключил телефон их маленькой дочери, так и не успели услышать о причинах, по которым этот неизвестный мужчина стал героем сюжета новостей по центральному каналу.

Артём, быстро нашедший пульт под подушкой на диване, включил звук телевизора, но это никоим образом не помогло в понимании происходящего в предыдущем сюжете.

— Милая, что показывали, кроме того дяди ещё?

Артём присел рядом с дочерью на диван, на который запрыгнула Ксюша, как только папа нашёл пульт. Отец пытался зацепиться хотя бы за что-нибудь, что могла рассказать его дочь.

— Ничего… Сначала говорила тётя, ну, ведущая, а того дядю показывали в маленьком квадратике в углу экрана, а потом квадратик увеличился и занял весь экран.

— И просто показывали лицо этого мужчины? Ничего больше?

— Да. Но он был очень грустный, не такой, когда ко мне подходил на площадке тогда, — проговорила Ксюша голосов виноватого и оправдывающегося ребёнка, — показывали только лицо, поэтому не было видно, какой он высокий, но всё равно я его узнала.

— Думаю, о нём рассказывали что-то хорошее, — погладил отец дочь по голове, и встал с дивана, уходя на кухню и уводя с собой жену, — Ксюша, дорогая, переключи на мультики.

Зайдя на кухню, Юля перестала сдерживать эмоции:

— Ты понимаешь, что этот мужчина, — начала шепотом кричать она, указывая пальцем в комнату, где стоял телевизор, будто этот мужчина сейчас находился в этой комнате, — преступник! И одному богу известно, что он хотел сделать с нашей дочерью!

— Думаю, дорогая, это известно не только Богу, но и работникам СМИ, а, следовательно, и доброй половине нашей страны. Надо посмотреть в Интернете этот выпуск новостей, чтобы узнать, что мог этот урод сделать с нашей дочерью.

— Надо узнать, на свободе ли он… Если он разгуливает по улицам нашего города, он доберётся до нашей дочери!

— Милая, не паникуй, думаю, он затаился, если его ещё не поймали, — пытался успокоить свою жену муж.

— Артём! Ты понимаешь, что наша Ксюша его видела?! — крик Юлии переставал быть шепотом.

— Тише, дорогая, ты испугаешь дочь.

— Мааа, ты меня звала? — крикнула девочка, увлечённая советским мульфильмом, из комнаты.

— Нет, милая, всё хорошо, — также громко ответила вопрошающей дочери её мать, а потом снизив громкость своего голоса, продолжила разговор с мужем, — ты понимаешь, Артём, что Ксюша, наша Ксюша, его видела, — повторила жена супругу только с большей паникой в голосе.

— Так, Юля, — Артём взял жену за плечи и заглянул в её голубые глаза, — я сейчас посмотрю в Интернете эфир прошедшего выпуска новостей, всё узнаю, поэтому давай не будем паниковать раньше времени.

Юлия покорно кивнула головой.

— Милая, мы ведь даже не знаем, преступник ли он, это только наше предположение.

Юлия снова покорная кивнула головой.

Однако оба супруга понимали, что мужчина, выключивший несколько дней назад телефон их дочери, преступник. Опасный преступник, вероятно разгуливающий на свободе, возможно даже разыскивающий их дочь, которая, а вернее родители которой, ибо она далеко не совершеннолетняя, могут дать следствию, развернувшемуся в таком масштабе, что это даже транслируют по новостям на центральном канале, показания совсем не положительно влияющие на его громкое дело.

— О, Господи! Что он хотел сделать с нашей дочерью! — с ужасом возмущалась Юлия после того, как супруг, узнав информацию о преступнике, передал её жене.

Юлия, конечно, говорила шепотом, дабы не разбудить дочь, которую только уложили спать, завтра вставать рано и идти в школу. В их спальню вошёл Никита, что было редкостью, так как он не особо любил общество своих родителей.

— Никита? — с удивлением обратился к нему отец.

— Мелкая мне сказала, что мужика, который телефон у неё просил, по ящику показывали.

— А, да, — с напускной небрежность прокомментировал слова сына Артём, — наверное, какой-то общественный деятель.

— Общественный деятель, который просит телефон у маленькой девочки, выключает его и уходит?! Да, ладно, мам, пап, не заливайте. Мне не 7 лет, как Ксюше.

— Откуда ты знаешь про телефон? — спросил Артём.

— Я видел, как вы его накануне происшедшего заряжали.

Супруги переглянулись, удивляясь наблюдательности их стремительно взрослеющего сына, которого, по их мнению, дома ничего, кроме видеоигр и еды, не интересует.

— Так что давайте, выкладывайте, что на этого урода накопали.

5.

В понедельник она, как всегда, проснулась в 7 часов утра, чтобы к 9-ти прибыть на работу. Будильник зазвучал медленной и спокойной мелодией, дающий ей понять, что уже пора начинать сборы к работе. Она открыла глаза, осмотрев комнату на предмет чего-то подозрительного и необычного в ней. Она всегда осматривалась, прежде, чем встать, ведь с её образом жизни в её квартиру могли незаметно проникнуть сотрудники правоохранительных органов для обыска и ареста её персоны. Конечно, она всегда действовала осторожно и тщательно заметала следы, жертв она всегда выбирала одиноких, которых длительное время не возьмутся искать даже коллеги и сотрудники с работы, преподаватели и одногруппники из учебных заведений. Она долго отслеживала свою жертву и, если убеждалась, что та ответственный сотрудник, студент, семьянин и тому подобное, которую или которого в скором времени после исчезновения начнут искать, оставляла данную слежку и пускалась на поиски другого более подходящего на роль её жертвы человека. Найдя жертву, она продолжала за ней следить до наступления подходящего момента для убийства и поглощения в пищу. Поиск жертвы мог занимать у неё месяцы, поэтому она всегда делала запасы, ибо обычная пища не удовлетворяла её голода так, как плоть человека.

Она понимала, что вероятность того, что именно её молодой и прекрасный организм требует подобной пищи, мала, понимала, что пожирать мышцы, тонкую кожу и другие части человека, заставляет её не потребность организма, а психические отклонения, возникшие ещё, видимо, в детстве. Хотя, заглядывая в свое беззаботное детство, она не могла найти в нём причин, по которым из послушной девочки из богатой и приличной семьи юристов выросла жестокая и безжалостная девушка-каннибал. Из лекций по психологии, которые она посещала в вузе, будучи студенткой юридического факультета, она усвоила, что многие проблемы взрослых имеют прямое отношение к событиям детства, каким-либо образом влияющих на формирование личности со всеми её комплексами, отклонениями от нормы, хотя что вообще можно считать нормой в данном контексте. И при всём этом её отклонениями, а здесь нет сомнений, что поедание людской плоти — это не норма, не были психологическими проблемами, а скорее заболеванием психическим, или физиологическим недугом, если считать, что именно её организм требует такой пищи для насыщения всех клеток оного нужными элементами периодической системы Менделеева.

Тщательно покопавшись в своём детстве, она так и не нашла причин её каннибализма, поэтому перестала задумываться о происхождении неистового желания поедать плоть человека, тем более она понимала, что, даже найдя причины этого желания, она не сможет обратиться к профессионалам за помощью, ибо эту так называемую помощь будут оказывать ей не врачи, а сотрудники правоохранительных органов власти, посадив её за решётку за убийства множества людей, может быть, ей даже на судебные заседания, проходящие с большим количеством репортёров телевизионных каналов и газет, будут надевать намордник для пущего антуража. Отсутствие желания попасть за решётку из-за необходимости питаться ненормальной для обычного человека пищей заставляло её быть очень осторожной. По этой причине помимо тщательного поиска подходящей жертвы, она не заводила случайных знакомств, не сближалась с коллегами, не общалась с людьми из школы и вуза, практически не общалась с родственниками, ограничиваясь такими мероприятиями, как свадьбы, дни рождения и похороны, и телефонными разговорами с родителями.

Осмотрев комнату, она встала с кровати, надела тапочки, стоявшие возле кровати, подошла к двери и включила свет, после чего снова осмотрела уже светлую комнату.

Собиралась на работу она также, как и ела, по отлаженной схеме. Заправив, кровать она шла в ванную, тщательно чистила зубы, умывалась, после чего шла на кухню и ставила на плиту чайник, чтобы разогреть воду для утреннего кофе к завтраку. Пока вода в чайнике закипала, она, чтобы не тратить время зря, начинала наносить макияж.

Завтракала она привычной для нормальных людей пищей — это могли быть пара бутербродов с сыром и колбасой, яичница из пары яиц или что-то в этом роде. Поев, она мыла после себя посуду, хотя это было и не обязательно, никто ведь не мог увидеть, что один из сильнейших адвокатов города оставляет мытьё посуды на вечер, хотя это и не самое страшное, что могли бы узнать жители города и всей страны об этой, казалось бы, безупречной женщине.

После мытья посуды она смывала с рук жидким мылом жир от посуды и средство для мытья оной. Потом уходила в комнату и надевала строгую, подготовленную с вечера одежду — обычно это была чёрная юбка длиной на ладонь ниже колена и светлая блуза. Натянув на стройные близкие к идеалу ноги колготки телесного цвета, она надела юбку, а потом и светло-коралловую блузу, фасон которой подчеркивал её упругую грудь, облачённую ранее в светло-коралловый бюстгальтер. Посмотрев в зеркало на двери шкафа, позволяющее оценить свою внешность в полный рост, она осталась удовлетворённой.

Выйдя из чёрного входа своего в своей мере уютного дома, она зашла в гараж, открыв его ключом из связки, села в свой Форд и завела мотор, дабы его прогреть. Пока прогревался мотор, она открыла бардачок, достала из него губку, покоящуюся на документах на транспортное средство, аккуратно сложенных в файл, и протёрла панель, после чего положила губку обратно на всё также аккуратно сложенные документы.

Как только она зашла в офис, адвокаты коллегии, успевшие ранее неё добраться до работы, все посмотрели на неё одинаковым завистливым взглядом с примесью ненависти и уважения. Коллеги-адвокаты уважали её за заслуженное звание одного из лучших юристов города и уж точно лучшего юриста их коллегии, по этим же причинами коллеги ей завидовали и недолюбливали. Ещё её не любили, так как боялись, никто не знал, что от неё можно ожидать, она же отгородилась от окружающих высокой стеной, в фундамент которой было заложено нежелание сближаться с коллегами по вполне объяснимым с её образом жизни причинам.

— Доброе утро, коллеги, — строгим голосом сказала она, давая понять, что диалог с ней будет ограничен вежливыми приветствиями.

— Доброе.

— Здравствуйте, Ирина.

Ответили присутствующие.

Первой поздоровалась Марина — болтливая начинающая адвокат. Марина совсем недавно закончила престижный вуз города по специальности юриспруденция. Несмотря на отсутствие практического опыта в адвокатуре, Марина была принята в одну из сильнейших коллегий адвокатов в городе, и дело было не в глубоких познаниях Марины, а они действительно были глубокие, Марина имела заслуженно заработанный красный диплом магистра, не в её амбициозности и поразительных способностях к обучению, дело было в том, что один из учредителей коллегии был её отцом, уговорившим остальных учредителей сделать свою перспективную дочь членом коллегии. Будучи в своём юном для успешного адвоката возрасте, а Марине было 23 года, она уже успела выиграть достаточно сложное для её уровня дело, проводимое по гражданскому кодексу. Ведя это дело, Марина проявила себя одновременно и как беспристрастный юрист, относящийся к работе с холодным расчётом и желанием заработать круглую сумму, и как сопереживающий, добродушный помощник обманутых людей, у которых невесть откуда взявшиеся родственники пытались отобрать наследство, доставшееся от недавно умершей бабушки.

Вторым поздоровался Валерий Иванович Корсунский — опытный адвокат, стоящий у истоков становления коллегии в мире юриспруденции и судебных разбирательств. Валерий Иванович основал коллегию вместе с отцом Марины Игорем Андреевичем. Валерий Иванович имел жену и недавно ставшую совершеннолетней дочь. Корсунский прожил со своей женой Антониной 20 лет, женившись на ней в 25. Все годы в браке Антонина поддерживала мужа во всех начинаниях, разделяла радости и помогала в сложные в его карьере периоды, в общем выполняла клятву, данную супругу в день бракосочетания при свидетелях, которыми были работник ЗАГСа и приглашенные гости. Валерий Иванович был благодарен своей жене за её понимание, пронесённое сквозь годы совместного пути, а также уют, который Антонина создавала в каждой из квартир, чьи стены занимала их крепкая, казалось бы, семья, и, несмотря на всю благодарность, Валерий Иванович не гнушался изменами с молодыми женщинами, внимания которых было предостаточно, ибо он был пусть не молодым, но очень привлекательным мужчиной, к тому же успешным, а значит обеспеченным, юристом.

— Ирина Олеговна, мы с Валерием Ивановичем решили выпить кофе с печеньем, я сама пекла. Будите с нами? — поведение коллеги, видимо, не дало понять Марине, что она не расположена к беседам за завтраком на работе, да и к самому завтраку тоже.

— Спасибо, Марина, за предложение, но я пришла работать сюда, прошу вас дать мне возможность заняться этим, — строго ответила она.

Когда коллеги-юристы вышли из кабинета в комнату приёма пищи, дабы откушать печенья и запить его крепким кофе, она включила рабочий компьютер и, пока тот включался, начала протирать рабочий стол и компьютер спиртовыми салфетками от пыли, осевшей за выходные.

В первую очередь она связалась с нужными людьми, чтобы предложить преступнику. которого решила защищать, увидев о нём репортаж в вечерних новостях, свою юрилическую помощь. Судя по одежде, которая была на преступнике на фото, транслируемое по центральному каналу, он не был обеспеченным человеком, а значит не имел возможности оплатить хорошего адвоката, поэтому она предложит преступнику свои услуги за цену, устраивающую его.

Преступника звали Антон Черкасов, полных лет — 21.

«Совсем молодой парнишка, сбившийся с пути, — думала она — нет, он не сбился. Те преступления, которые он совершил, были его путём, только он неосторожно по нему начал идти». Она понимала, что Антон всегда был таким, каким его теперь знает вся страна, тяга к подобным преступлениям началась у него с детства, иначе и быть не могло, именно поэтому она решила защищать Антона — человека, совершающего отвратительные для общества деяния. Она ведь сама была преступницей, существом, жестоко обходившимся с людьми, из-за непреодолимых потребностей её организма, а не из выгоды, азарта, интереса, чрезмерного количества алкоголя в крови и других причин, по которым обычно происходят убийства. Люди, убивающие себе подобных не из-за физиологических потребностей, были ей отвратительны, а убийцы, ставшие такими из-за отклонений в психике, вызывали у неё сочувствие и жалость. Первых она защищала редко и без особого удовольствия, ведя дела вторых, она пыталась сделать всё, чтобы их отправляли на лечение в психиатрические больницы, а не в исправительные учреждения. А чаще всего она бралась за дела по гражданскому кодексу, тем более в их городе не так часто убивали людей, а убийцы, вроде Антона Черкасов, вообще были редкостью. Дело обещало быть громким, и Ирина должна добиться наименьшего наказания для Антона и желательно лечение в хорошей клинике без изоляции от общества.

После того, как она решила вопрос по защите Антона и встрече с ним, чтобы тот мог принять её предложение, она начала готовиться к встрече с матерью нерадивого сынка, обвиняемого по 111 ст. Уголовного кодекса, которая была назначена на 10:00. Несмотря на чрезмерную заинтересованность в деле Антона Черкасова, она с лёгкостью переключилась на другое судебное разбирательство, данное умение пришло к ней с опытом работы адвокатом, ведь в каждое дело надо углубляться с чистой без посторонних мыслей головой.

6.

— Ксюша, давай быстрей собирайся, — Артём торопил дочь, которую нужно было отвезти в школу.

Родители не хотели выпускать своего ребёнка одного в мир, в котором её могут настигать опасности, несмотря на то, что преступник, выключивший телефон их дочери несколько дней назад, пойман и находится под следствием. У преступника могли быть сообщники, которые могут причинить вред их детям, чего супруги не могли допустить, как заботливые мама и папа и главные защитники своих чад.

Никита также, как и его младшая сестрёнка, учился в первую смену, поэтому тоже принуждён быть доставленным в школу отцом на личном автотранспорте. Эта идея не очень нравилась Никите, так как до школы добираться всего пару минут, которые он мог потратить на первую сигарету в день, да и имидж подростка страдал, однако убедить родителей, что он сам способен в безопасности привести сестру в школу, он так и не смог.

Ксюше, конечно же, истинных причин эскорта в школу родители не сообщали о чём также и попросили её старшего брата, да Ксюша особо не интересовалась этими причинами, ведь поездка в школу с папой приносила ей радость и совсем не мешала имиджу, даже наоборот повышала его, ибо у детей, учившихся в первом классе, отношение к поездкам в школу с родителями кардинально отличалось от отношения к ним у подростков.

7.

Она зашла в дом, села на низкий шкафчик для обуви, сняла с себя туфли на высокой шпильке, покрутила уставшими стопами, разминая кости, наслаждаясь облегчением, поступающим в стопы. Затем надела домашние тапочки, встала, сняла с себя приталенный черный пиджак и повесила его в платяной шкаф, стоявший в её просторной прихожей. Взяв пакет с покупками из супермаркета, в который она заехала по пути от работы домой, поставленные на пол прежде, чем сесть, чтобы снять обувь, она направилась на кухню, где положила пакеты на табурет. Тщательно вымыв руки жидким мылом в тёплой воде, она достала из пакета бутылку любимого скотча, откупорила её и налила напиток в предварительно приготовленный стакан для виски, достала из морозилки лёд и кинула пару кусков в стакан с алкоголем. Стоя, она сделала маленький глоток ароматного напитка, предварительно покатав куски льда в стакане, пока те полностью не окунулись в виски, изготовленный в далёкой Шотландии.

Она любила выпивать небольшую дозу виски одна. И дело было не в зависимости от алкоголя, а в любви к одиночеству. Она любила всё делать одна — бегать по вечерам, работать над делом, находиться в доме, употреблять алкоголь и прочие деяния, которые многие люди предпочитают совершать с родными и близкими, друзьями, коллегами, знакомыми. Такой, любящей одиночество, она была с детства. Когда сверстники стремились к обществу и собирались группами на улице, она в одиночестве играла в куклы. Когда, будучи подростками, её одноклассники искали новых знакомых за пределами школы, она делала всё, чтобы не заводить их. Родители очень переживали из-за нелюдимости и необщительности их дочери, даже консультировались у специалистов, на что те говорили, что нежелание их ребёнка общаться в другими детьми не является отклонением, а просто чертой характер, в случае, если данное поведение не влияет отрицательно на её развитие. На её развитии стремление проводить больше времени в одиночестве отрицательно не сказывалось, поэтому родители смирились с тем, что их умная и сообразительная дочь-отличница нелюдима и необщительна.

Одиночество для неё было неотъемлемой частью жизни и необходимой её составляющей. В виду отношения к людям как к еде она не могла много времени проводить в социуме, поэтому ценила каждую минуту, проведённую в одиночестве, и делала всё для того, чтобы этих минут было больше.

После рабочей недели, наполненной переговорами с клиентами, ей просто необходимо было провести сутки в одиночестве, отдохнуть от социума и как следует поесть любимой пищи. Она в полной тишине проводила это такое ценное для неё время. Доставала из морозильной камеры, занимающей подвальное помещение её дома, очередной контейнер с человеческим мясом и готовила из него ужин по своим собственным рецептам, рецептам, вычитанным в сети Интернет или запомнившимися ещё из времён, когда она проживала с родителями, и адаптированными под человечину. Потом она открывала бутылку виски, купленную накануне, или достав её из бара в гостиной. В баре покоилось много напитков — початых и ещё не открытых, ожидающих своего часа. Бар состоял в основном из разных видов виски, пару бутылок текилы, немецкий ликёр известной марки и бутылки с прочим крепким спиртным, в нём также стояла бутылка дорогой водки, которую она хотела выпить, будучи в отвратительном расположении духа, а по пути из магазина она заприметила очередную будущую жертву, поэтому её настроение стало лучше, и она оставила водку ожидать лучших для неё (водки) времён.

Она наслаждалась этим временем, отдавала себя всю одиночеству и после проведённых так выходных с новыми силами начинала рабочую неделю, под конец которой снова наполнялась ненавистью и нежеланием видеть никого из представителей её потенциальной пищи. Она никогда не испытывала тёплых чувств к людям, не считая родителей, которых она любила только потому, что они произвели её на свет, чётко понимая, что не желала бы тесно общаться с ними, как и с другими представителями Homosapiens, не будь они её родителями.

Возможно, её неприязнь к обществу обуславливалась боязнью его полюбить и привыкнуть к нему, что не позволяло бы ей без угрызений совести употреблять в пищу человеческое мясо и прочие ткани их тел. Она склонялась к данной версии, ведь знала, как тяжело людям, выращивающем скот в домашних условиях, убивать этих животных, которым было с дано имя, за которыми ухаживали до их умерщвления, кормили их, убирали за ними, чистили помещения, обустроенные для их комфортного проживания, пользовались их дарами в течение их жизни (молоко, яйца, шерсть), любили их. Однако в детстве она не испытывала желания есть человечину и не относилась к людям как к потенциальному обеду или ужину, поэтому не осознавала, почему хочет играть одна. Хотя она даже не пыталась понимать причин желания проводить время в одиночестве, она просто, как и все дети, делала то, что ей больше нравилось, а нравилось ей закрывать двери в комнату, не на замок, конечно, не было такой возможности, ибо дверь была без замочной скважины, и читать, играть, смотреть мультики, делать что угодно, лишь бы одной.

Она не показывала в полной мере своего отношения к людям, для них она всегда оставалась холодной и замкнутой женщиной, знающей себе цену, и внешне не проявляла никаких изменений в отношении к нахождению в социуме к концу недели.

Сегодня был понедельник, поэтому общество не начало её ещё тяготить, и она могла себе позволить безболезненно для своего морального состояния позволить удовлетворить свои физиологические потребности.

Она взяла в руки свой мобильный телефон, предназначенных для родственников и знакомых, чтобы позвонить одному из своих приятелей Ивану, имеющего определённое значение в её жизни. Это был один из её немногочисленных знакомых, с которым она общалась только ради того, чтобы заняться с ним сексом, необходимым ей, как и другим представителям человечества. Ивану можно было позвонить в любое время суток, он был свободен и удобен. Удобен тем, что не требовал от неё излишнего внимания и времени. Схема была отлажена — она ему звонила тогда, когда ей это было необходимо, они встречались у входа в одну из гостиниц города, по возможности гостиницы, которые они посещали не повторялись, а если и повторялись, работники заведений успевали забыть эту пару, затем снимали номер на два часа, занимались сексом и разъезжались в разных автомобилях, пользуясь услугами разных такси. Он не знал о ней ничего, кроме того, что она красивая, самодостаточная, сильная женщина, она знала о нём практически всё, так как, прежде чем завести с ним знакомство, она длительное время следила за ним.

Любовников она выслеживала также, как жертв, чтобы обезопасить себя и огородить от представителей правоохранительных органов, каким-то образом связавших её с исчезнувшими людьми в городе. Ей необходимо всегда вести себя осторожно не только с коллегами, но с случайными знакомыми, количество которых она минимизировала, чтобы не попасть за решётку. Иван, конечно, как и другие её любовники, считал их спланированную ею встречу случайной.

В начале отношений Иван пытался узнать о ней больше информации, чем та, которую он получил, познакомившись с ней. Это было чистым любопытством, но она чётко дала понять, что он не получит много информации о ней. Иногда она подкидывала ему выдуманные истории о себе, дабы не вызывать подозрений. Из этих историй Ивану было ясно, что женщина, с которой он периодически проводил время, разведена, снимает комнату на севере города и не планирует серьёзных отношений. Из выясненной информации правдой было лишь то, что она не планировала серьёзных отношений. Нежелание создавать семью обусловливалось тем, что она не смогла бы терпеть постоянного общества человека в доме, и тем, что жизнь этого человека могла бы закончится у неё на кушетке, а ей тяжело было бы съесть человека, ставшего ей близким, как людям тяжело подавать на стол шашлык из некогда любимой свиньи Машки.

Иван не был красивым мужчиной, зато благодаря внешней непривлекательности являлся обаятельным и интересным собеседником, и что главное, отменным любовником. Красивым парням не надо развивать некоторые свои качества, позволяющие несимпатичным быть обаятельными, им не обязательно быть начитанными, любознательными во всём и остроумными. Красивым парням достаточно стандартных фраз и обворожительной улыбки, чтобы затащить понравившуюся девушку в постель, и в этой постели красивым мужчинам не обязательно стараться ради девушки, чтобы удержать её, ведь если эта девушка не захочет более этого красивого парня, он без труда особого найдёт другую одинокую, жаждущую мужских ласк девушку. Красивый парень будет стараться в постели для той девушки, которую сам не захочет потерять, которая будет для него не просто шлюхой, нужной для того, чтобы разгрузить свой организм от семени. Непривлекательному парню нужно постараться, чтобы стать для избранницы привлекательным, а, чтобы удержать её, необходимо стараться в постели так, чтобы она больше не хотела из неё вылезать, ведь, если она не захочет его после первой ночи, ему придётся снова использовать все свои умения для соблазнения другой девушки.

Ей не нужен был некачественный секс с красивым мужчиной, ей нужен был качественный секс с мужчиной, которого она не захочет съесть, а накаченную икру красивого парня прокусить захочется с большим желанием, чем волосатую, кривую ногу непривлекательного внешне мужчины. Приятное на вид блюдо всегда вызывает больший аппетит, ежели однородная масса в тарелке.

— Алло, — она услышала сонный голос из трубки после того, как набрала номер Ивана.

— Иван? Это я.

— Привет.

— Ты свободен? Увидеться можем? Сегодня.

— Ты знаешь. Я занят, надолго занят. Елена зовут моё занятие. Так что мы не сможем больше видеться.

— Хм, она рядом?

— Да.

— Давно вы вместе?

— Месяц.

«Это я так долго не звонила Ивану?» — подумала она тут же.

— Так сразу бы предупредил, Вань. Чтобы я не беспокоила вас в поздний час.

Она не стала дожидаться ответа Ивана и положила трубку.

Она взяла початую бутылку и налила напиток в свой пустой стакан с полу растаявшими кусочками льда. Она поднесла стакан к своим чувственным губам и, не сделав глотка, поставила стакан на стол. Она не могла понять, что именно расстроило её в разговоре с Иваном. То ли причиной упада настроения была несостоявшаяся встреча с Иваном, а значит несостоявшийся секс, то ли несостоявшаяся встреча с Иваном, а значит несостоявшийся секс с Иваном навсегда. Не могла она разобрать, что больше её беспокоило отсутствие секса сегодня, на который она уже настроилась, или невозможность больше видеться с Иваном. Иван был парнем весёлым и умным, нежным и страстным любовником, удивляющим её при каждой встрече и доставляющим ей безмерное удовольствие. Лишаться такого парня было неприятным сюрпризом. Подобное с ней уже происходило, она не расстраивалась так ранее и тем более не завершала разговор в столь импульсивной манере.

«Всё-таки я имела привязанность к Ивану в некоторой мере» — сделала она вывод, который совсем ей не понравился.

Она взяла в руку стакан, покатала в нём жидкость, состоящую из виски и растаявшего льда, и сделал большой глоток, опустошив стакан. Решив, что много выпивать нельзя, так как завтра ей предстояло встретиться с Антоном Черкасовым, дабы предложить ему свои услуги, она поставила стакан в раковину и тщательно отмыла его от спиртного. Затем взяла бутылку со скотчем и вернула её в бар.

8.

— Доброе утро, Ирина Олеговна! — поздоровалась с ней Марина, когда вошла в кабинет.

Она уже была на рабочем месте, готовясь к встрече с преступником.

— О, Вы только пришли и сразу за работу? — с неизменным любопытством спросила Марина свою коллегу.

— Да, готовлюсь к встрече с клиентом.

— Что за клиент?

— Черкасов. Антон Черкасов.

— Да, ладно! — проявила неподдельное удивление Марина, — Вы будите защищать этого сумасшедшего извращенца?

— Да. Всё, мне пора идти, Марина, удачного дня.

Она встала, взяла со стола подготовленные необходимые бумаги и вышла.

— Доброе утро, Марина, — поздоровался с молодым адвокатом Валерий Иванович.

— Доброе. И у меня сразу новость для Вас, интересная новость.

— Я весь во внимании.

— Вы не столкнулись с Ириной Олеговной, когда заходили в офис?

— Нет, а что? — довольно заинтригованно задал логичный вопрос Валерий Иванович.

— Хм. То есть вы не знаете, куда она направилась.

— И… — Валерия Ивановича начала раздражать манера предоставления информации.

— Она пошла на встречу с Антоном Черкасовым.

— С тем самым Антоном Черкасовым?

— Да, да.

Её коллеги были очень удивлены тому, что она выбрала заведомо провальное дело, на неё это не было похожим. Она была отменным адвокатом, но не тратила свои силы зря, тем более можно было понять по делу Черкасова, что он не способен оплатить услуги одного из самых дорогостоящих адвокатов города. Её коллеги понимали, что Черкасову будет достаточно бесплатного адвоката от государства, который исполнит свои должностные обязанности без пристрастия и получит честно заработанное государственное жалование.

— Валерий Иванович, Вы же видели этого преступника в новостях. Откуда у него деньги на услуги Ирины Олеговны?

— Всё это очень странно и подозрительно. Не вяжется этот… — Валерий Иванович задумался над эпитетом, которым хотел бы охарактеризовать Черкасова, но так и не нашёлся, — преступник с нашей Ириной Олеговной.

9.

Она пришла домой после встречи с Антоном, потому что не хотела видеть коллег, а дел в офисе срочных не было. Слушание по делу парня, проходившего по 111-ой, отложено на неделю, а подготовка к нему много времени не займёт. Сейчас её голову занимал Антон Черкасов — молодой преступник, приведший в ужас город. Город был счастлив, что он за решёткой, город ожидал максимально возможного наказания для Антона, и ещё больше город был бы счастлив, если бы в стране была узаконена смертная казнь, которую бы несомненно, по мнению жителей города, присудили бы столь отвратительному преступнику.

Войдя домой, она сбросила туфли и прошла в ванную комнату, дабы вымыть руки. Обычно она, являясь аккуратистом, сразу ставила туфли на отведённую для них полку, однако сейчас она была не в том расположении духа. Рассказанная Антоном история его жизни, которую ей предстоит ещё дослушать, заставляла забыть о порядке и думать только о том, насколько тяжело её подзащитному жить. Жить с его пристрастиями, о которых невозможно рассказать даже самому близкому человеку — матери, которую и близкой-то не назовёшь.

Выйдя из ванной комнаты, она прошла на кухню и собралась было подготовить посуду для обеда, как поняла, что не хочет есть, не хочет готовить этот обед из человечины, которая заполняла морозильную камеру в её подвале. Обычно, чтобы забыть о плохом настроении, она занималась приготовлением любимой пищи, потом наслаждалась вкусной для неё едой, постепенно забывая о нахлынувшем унынии. Пища её радовала, наполняла жизненной силой, в этом она совсем не отличалась от обычных людей, отличалась только пища, приготовленная из этих обычных людей.

Она, так и стоя посреди кухни с пустой кастрюлей в одной руке и крышкой от неё во второй, начала заглядывать в уголки своего сознания, чтобы понять, что из рассказа Антона так повлияло на её настроение и абсолютное отсутствие аппетита. Раздумья привели к тому, что вовсе не тяжелое детство её подзащитного вызвало эти чувства, а то, что преступник, который, следуя за своими желаниями, попал в ловушку и вынужден закончить свою жизнь в тюрьме или лечебнице. Ей было жаль Антона, может быть, впервые в жизни ей было жаль человека. Остановив себя на мысли о возможно единственном случае сожаления к человеку — своей пище, она нащупала в уголках памяти случай, который аккуратно сложила в коробку под замок, а коробку запрятала в дальний угол, чтобы случайно не наткнуться на неё — эту коробку.

Несколько лет назад она несколько недель выслеживала свою очередную жертву. Жертва была одинокой женщиной, работающей в газетном киоске — довольно популярная торговая точка, но не имеющая, как правило постоянных покупателей, ведь это не табачный киоск, в который утром по дороге на работу обращаются для приобретения пачки сигарет одни и те же представители табакозависимой части общества, это не круглосуточный ларёк, в котором можно в ночное время купить алкоголь, когда по законодательству страны продажа его запрещена. Люди, покупающие какие-то мелкие товары, будь то газеты, журналы или игральные карты, в газетном киоске не обратят внимание на смену старого продавца и не будут у нового уточнять причину отсутствия прежнего. Также газетный киоск — не супермаркет с большим персоналом, в киоске работает максимум 2 человека, сменяющие друг друга в обговорённом ими графике. Жертва жила одна в своей маленькой квартирке многоквартирного дома в спальном районе города. Женщина жила в квартире недолго, поэтому ещё не успела завести знакомства с соседями, а также ввиду своей некоммуникабельности — она была тихой, замкнутой и очень одинокой, причём одиночество не доставляло ей удовольствия, но она уже была не в том возрасте, чтобы легко сходиться с людьми и заводить новые знакомства, доверять и близко подпускать к себе посторонних людей.

В субботу на четвёртую неделю слежки у женщины, выслеживаемой ею, был выходной. Она расположилась на крыше соседнего дома и в бинокль наблюдала за своей жертвой. Крыша была безлюдной, куда не забирались подростки, чтобы заняться своими подростковыми делами: покурить в дали от взрослых, выпить бутылку крепкого пива на четверых, целоваться в надежде, что романтическая обстановка приведёт к первому неумелому и неуклюжему сексу; не забирались наркоманы, чтобы заняться своими наркоманскими делами и разные представители общества, использующие крыши домов в тех или иных целях. На крыше были только голуби, которые быстро привыкли к ней и не разлетались с криками в её присутствии. Она ненавидела голубей, как и большинство людей, однако ей приходилось терпеть их общество недели слежки за одинокой женщиной, которая может стать её едой.

Она начала следить за женщиной с 7 утра, когда меньше шансов быть замеченной, ведь в домах ещё мало кто проснулся, пользуясь возможностью спать дольше обычного в выходной день. Обычно выслеживаемая женщина просыпалась в свой первый выходной день поздно, так как высыпалась после 7 рабочих дней (они со сменщицей в газетном киоске работали в графике неделя через неделю), а в последующие выходные женщина поднималась раньше, сидела дома одна за книгой или монитором ноутбука, отвлекаясь на мелкие бытовые дела. К концу выходной недели жертва занималась тщательной уборкой маленькой квартиры, что занимало немного времени ввиду малой площади помещения.

В эту субботу женщина встала раньше обычного и сразу после водных утренних процедур и завтрака начала убирать в квартире. Жертва убирала тщательней обычного и бодрей, иногда пританцовывая, было видно, что она кого-то ждёт, кого-то очень важного. После уборки жертва начала готовить пищу, видимо, что-то особенное, чтобы долгожданный гость мог с радостью вкушать кулинарные изыски хозяйки. Пока женщина занималась бытовыми делами, она неподвижно лежала на крыше и смотрела в бинокль, иногда искоса оглядывая окружающее пространство на предмет посторонних, при этом она не переставала прислушиваться, чтобы не пропустить появление посторонних, которые были редкостью на данной крыше, но это не должно быть поводом расслабиться. Утреннее солнце начало припекать её тело, однако это не было так неприятно, потому что серый цвет одежды, которую она надела, чтобы не сильно выделяться на серой крыше, поглощал солнечные лучи меньше, ежели чёрный.

Через несколько часов слежки в квартиру жертвы пришли двое людей — мужчина средних лет и ребёнок дошкольного возраста. Она увидела их, когда те уже зашли на кухню, так как через окно не было видно коридора, и она не могла увидеть их появление там и то, как хозяйка встретила эту парочку разновозрастных особей мужского пола. Она видела, как женщина была счастлива от прихода гостей, как она суетилась, подавая только что приготовленный обед, как трепала по голове ребёнка и целовала его макушку. Ребёнок явно был сыном жертвы, кем был мужчина — неизвестно, но её логика подсказывала, что это бывший муж жертвы и отец мальчика, вызывающего такую радость женщины. За все недели слежки она видела эту парочку первый раз, значит жертва не так часто общалась со своим сыном. По каким-то причинам женщину не допустили к воспитанию ребёнка, которого она так любит. Ей стало так жаль свою жертву, как не было жаль никого ранее, при этом она не могла понять, почему именно эта жертва вызвала подобные эмоции, она ведь встречала людей, у которых были более сложные жизненные ситуации, людей, которые теряли своих близких, у которых умирали дети, а здесь просто матери не доверяют ребёнка. Может быть, тогда проснулся материнский инстинкт, и она поняла чувства женщины, которую желала принять в качестве пищи.

Она прекратила слежку в ту субботу, давая возможность жертве спокойно пообщаться с сыном.

Убила она женщину через несколько дней, когда подвернулся самый удобный для этого момент. Настигла жертву, когда та шла домой со смены по тёмным улицам. Поглощая голень женщины, она понимала, что впервые умерщвляла человека не только из-за потребностей организма, но и из жалости. Ей захотелось вывести женщину из мира, где она один раз в месяц встречается с главным человеком в своей жизни — сыном, а остальное время проводит в одиночестве, плача по ночам в подушку. Она предварительно думала, как поступить, оставить жертву в живых, чтобы сын мог раз в месяц проводить время с любимой матерью, или избавить женщину от мучений, второй вариант перевесил чащу весов, ибо помимо желания освободить женщину от страданий на этой чаще было и желание употребить её. Она съела её и запрятала эту историю в далёкий ящик сознания, чтобы более о ней не вспоминать. И сейчас почувствовав жалость к Антону, она вспомнила о той женщине.

10.

— Вы — Марина Олеговна? — не скрывая злобы, спросила её, сидевшую за своим рабочим местом, Юля.

Юля влетела в кабинет, с шумом распахнув двери кабинета адвокатов коллегии, её взгляд сразу пал на единственную женщину в кабинете. Это была она.

Помимо неё в кабинете сидел Игорь Андреевич, отец Марины накануне вернувший из отпуска, проводимый на берегах далёкого и солнечного Карибского моря. Адвокат, не понимающий в чём дело, удивлённо смотрел на агрессивную посетительницу.

Она тоже не понимала, кто эта ворвавшаяся в кабинет женщина.

— Да, это я — спокойно ответила она.

Юля, недолго думая, плюнула ей в лицо.

Игорь Андреевич, зная, что она может за себя постоять, молча наблюдал за происходящим, даже не приподнимаясь из-за стола на случай оказания необходимой помощи, когда действия гостьи зайдут за рамки дозволенного. При этом адвоката не смущал тот факт, что эти рамки и так были нарушены уже оскорбительным плевком в лицо.

Она взяла бумажный платок, покоящийся на её рабочем столе, и не без отвращения вытерла слюну со своего лица.

— Может быть, Вы сначала объяснитесь? — спокойно спросила она.

В её голосе не было не тени смущения, обиды и злости, будто бы ей в лицо только что и не плевала неизвестная разъярённая женщина.

— А, может быть, Вы объясните, почему начали защищать этого ублюдка?! — выкрикнула Юля.

Игорю Андреевичу, который ещё не был в курсе дел, стало очень интересно, какого же ублюдка она решилась защищать.

— И какого же ублюдка я начала защищать? — она будто нарочно выводила из себя и так разволнованную женщину своим равнодушным тоном и своим вопросом, в котором не было необходимости, было и так понятно, о ком идёт речь.

Юлия не посчитала нужным отвечать на заданный ей вопрос, а только продолжила задавать свои.

— Вы знаете, кто это? — она на вытянутой руке показала фото девочки.

— Не думаю.

— Эта моя дочь! — не снижая тона уточнила Юлия и продолжила — моя дочь, с которой этот ублюдок хотел сделать то, что сделал с другими детьми!

Она молчала. И дело было не в том, что не знала, что говорить, она знала, что то, что хочется сказать, говорить нельзя. Она хотела бы сказать, что ей абсолютно плевать на милую девочку на фото и на чувства матери этой милой девочки тоже плевать, что человеческая жизнь не имеет для неё особого значения. Хотела бы сказать, что от смерти одной девочки вселенная не пострадает, что с удовольствие откусила бы кусок упругой мышцы с икры матери этой девочки. Икры она уже успела оценить, эта часть тела первая, на которою она обращает внимание, видя человека впервые.

Она начала отгонять эти мысли, ибо они начинали властвовать над её разумом, что могло привести к необратимым последствиям.

— И чего молчишь? А?! — продолжала Юлия.

Было бы этично и доброжелательно, если бы она сказала, что ей жаль, но она не хотела этого говорить, так как ей не было жаль.

Игорь Андреевич тем временем молча наблюдал, ему интересно было, как она выкрутиться из ситуации и заставит удалиться разбушевавшуюся посетительницу.

— Неужели вы не понимаете?! — Юлия уже обращалась к обоим адвокатам, находившимся в кабинете, — не понимаете, что этому ублюдку пули в лоб мало? А вы ещё и под защиту его взяли? — и, обратившись снова только к ней, добавила, — сколько он Вам платит?! Сколько?!

На глаза Юлии начали накатываться слёзы, а в горло ком. В кабинет надвигалась истерика неожиданной гостьи.

— Я не намерена отвечать на Ваши вопросы, — строго ответила она.

Происходящее её крайне злило.

— Не намерена?! Не намерена?!

Юлия двинулась к ней, дабы нанести телесные повреждения, тогда Игорь Андреевич и решил, что рамки дозволенного вот-вот нарушаться и, вставая для того, чтобы вмешаться, нажал на кнопку для вызова охраны с поста.

— Вам стоит покинуть помещение. — обратился он к Юлии.

Юлия будто и не слыша адвоката, приближалась к ней. Она в свою очередь даже не пыталась сдвинуться с места, глазами выискивая предмет, которым сможет защитить себя, и который для этого сможет резко схватить. Будучи охотником, она имела высокую скорость реакции и мысли.

Юлия замахнулась для удара, а она, так и не обнаружив подходящего подручного средства для временного устранения врага, остановила руку Юлии своей сильной, а казалось хрупкой, рукой. Она заломила руку нападавшей, повернув ту спиной к себе и согнув её торс.

— Больно! Больно, сучка! — выкрикивала Юлия.

В таком положении их застали двое сотрудников охраны, вбежавшие по вызову Игоря Андреевича, который в свою очередь стоял посреди кабинета и удивлённо смотрел на происходящее. Он никак не ожидал подобных действий от неё. Не предполагал Игорь Андреевич, что она обладает навыками физической самозащиты, ведь изначально он предполагал, что она сможет на словах утихомирить разбушевавшуюся посетительницу и выставить её за дверь.

— Так какого ублюдка Вы защищаете? — задал ей вопрос Игорь Андреевич, когда охрана вывела орущую женщину.

— Антона Черкасова, — невозмутимо ответила она, будто совсем недавно прошедшего инцидента и не было.

— А почему?

— Что, почему?

— Почему Вы его защищаете? У него же явно нет средств для оплаты Ваших услуг?

— Хм… Вы только вчера вечером прилетели в страну, а уже осведомлены о финансовом положении преступника, — заметила она.

— Мне Мариночка рассказала про него, это как-никак одно из ярких событий в нашем деле.

— Про яркость событий соглашусь. А сейчас прошу меня извинить, мне необходимо подготовить кое-какие бумаги для другого дела.

Игорь Андреевич понял, что дальнейших разговоров на эту тему не последуют, да и на любую другую тоже, ибо знал, что она не любит отвлекаться от работы на пустые, как ей кажется, разговоры.

— А где Ирина Олеговна? — спросила Марина Валерия Ивановича.

Марина вернулась в офис после обеда, проведённом в одном из лучших ресторанов города с очередным ухажёром. Марина была молода, красива и приятна в общении, поэтому имела много поклонников среди мужского пола, однако ещё на нашла среди них свою половину.

— Ирина Олеговна вместо обеда уехала на встречу по своему новому делу.

— Дело Антона Черкасова?

— Да, — подтвердил Валерий Иванович.

— Вам известно, почему Ирина Олеговна занялась этим делом? Причём, я так поняла, она сама обратилась к преступнику с предложением помощи.

— Бесплатной помощи, — добавил Валерий Иванович.

— Неужели? — Марина, знающая свою коллегу как дорогостоящего специалиста, была удивлена полученной информацией, — Это очень на неё не похоже…

— Именно. Возникает вопрос: почему Ирина Олеговна решила заняться этим заведомо провальным делом?

— Может быть, Черкасов ей был ранее знаком? В одном дворе росли, например.

— Хм… — немного задумался Валерий Иванович, — надо хорошенько разузнать про этого преступника.

— И Ирину Олеговну, — добавила Марина, — она как-никак ведёт достаточно закрытый образ жизни, нам о ней практически ничего не известно.

— Я займусь Черкасовым, а Вы Ириной, — начал распределять обязанности Валерий Иванович, тем самым взяв правление в их расследовании с свои руки.

— Хорошо, — согласилась Марина, тем самым приняв главенство Валерия Ивановича в их кампании, — я у отца поспрашиваю про Ирину Олеговну, может быть, ему известны какие-то факты из её закрытой от общества и коллег жизни.

— Отлично.

— И ещё, у меня знакомый работает в тюремной охране сизо, в котором сейчас Антон Черкасов находится. Спрошу у него, не слышал ли он подробности встреч Ирины Олеговны с этим преступником.

— Это будет небесполезно, — уточнил Валерий Иванович и добавил, — Вам известно, что мать одной из возможных жертв Черкасова устроила сегодня цирк в офисе?

— Нет, а что произошло?

Валерий Иванович в красках пересказал всё, что услышал от своего старого коллеги Игоря Андреевича, отца своей собеседницы.

11.

— Я сегодня ходила к ней.

Эти слова были первыми, которые произнесла Юлия, как только Антон зашёл в их квартиру. Обычно жена встречала супруга с улыбкой, миловидным приветствием, вроде: «здравствуй, дорогой», «милый, я тебя ждала» и тому подобное. Сейчас же Юлия была слишком взволнована и возбуждена, чтобы тратить свои эмоции и время на стандартное приветствие любимого мужа, давно ставшее традиционным.

Антон не был удивлён тому, что супруга не поздоровалась с ним, как обычно, ибо он не придавал этому такого значения, как сама Юлия. Его удивила фраза, произнесённая женой. К кому она могла ходить? Какую женщину имела ввиду? Антон давно не заводил интрижек, а о прежних женщинах Юлия не догадывалась, по крайней мере он так думал. Хотя, зная желание своей спутницы жизни чего бы ни стояло сохранить семью, Антон мог догадываться, что Юлия могла и скрыть свои знания о любовницах супруга, дабы не устраивать скандалов и сцен в доме, одним из вариантов развития которых может быть развод с разделением имущества и определением количества его встреч с их общими детьми.

В связи с тем, что у Антона не было повода и причин врать и притворяться, удивление в вопросе, заданном им, было искренним и неподдельным:

— К кому, к ней? — спросил супруг Юлию, присев для того, чтобы снять обувь.

— К адвокату того ублюдка, который хотел нашу Ксюшу…

Мать замолчала, поняв, что может сказать то, что они с супругом решили в доме не обсуждать и не произносить, ибо маленькая Ксюша могла это услышать. В идеале Юлия не должна была произносить слово «ублюдок», но отношение к преступнику не могло не добавить в речь разъярённой и одновременно испуганной матери, ранее не использующей ругательства, эпитеты не для детского уха.

Антон, увидев, что Юлия оборвала себя сама, решил не делать ей замечаний. Зачем упрекать человека в содеянном после того, как этот человек и так осознал свою ошибку самостоятельно. Более того, за это необходимо поощрить хотя бы словом, чего Антон тоже не сделал, ибо ошибка супруги была не настолько значительна, чтобы заострять на ней внимание.

А вот на ошибку Юлии в плане встречи с адвокатом ублюдка необходимо было указать.

— Зачем?

— Мне хотелось посмотреть ей в глаза, хотелось узнать, есть ли в этих глазах хоть капля совести.

— Посмотрела?

— Да.

— И?

— Она заломила меня собственными руками, будто мастер по карате или чего-то в этом роде.

— Юля, вот зачем? Ты понимаешь, что мы как свидетели по делу не должны конфликтовать с адвокатами, даже если этот адвокат защищает такого преступника!

— То есть ты считаешь, что эта стерва может спокойно делать своё дело, зарабатывать деньги безнаказанно? — продолжала взволнованно диалог Юлия.

— Твои действия делу не помогут. Ты действительно думаешь, что его могут оправдать?

— С нашим законодательством может быть всё, что угодно.

— Не буду спорить, Юль, но не в этом случае.

Антон, уже зашедший во время разговора на кухню, успев по пути заглянуть в ванную и помыть руки, сел на стул рядом с кухонным столом в ожидании ужина. Юлия, не смотря на свой гнев, недавно вылившийся в кабинете коллегии адвокатов и вновь возросший с новой силой в ней по пути домой из коллегии, приготовила вкусный ужин, ибо этим супружеским долгом Юлия не могла пренебречь, не зависимо от настроения, душевного и физического состояния. А вот на отсутствие ужина Антон обратил бы внимание. Традиционно Юлия сделала замечание мужу, что тот не переоделся в домашнее и планирует трапезничать в офисном костюме.

— Пока не переоденешься, ужина на столе не будет.

— Думаю, тебе стоит принести адвокату извинения, когда мы с ней увидимся на одном из судебных заседаний, — спокойным тоном, стараясь не давить на жену и убрав даже все оттенки упрёка, произнёс Антон, при этом вставая для того, чтобы направиться в комнату переодеться.

— И не вздумаю, — коротко ответила супруга, давая понять, что на этом разговор будет окончен.

Юлии не по нраву был факт того, что самый близкий и родной человек её не поддержал. Головой Юлия понимала, что допустила ошибку, вломившись в кабинет адвокатов, однако чувства, заполняющие всё её сознание, не давали ей вывести на поверхность это понимание.

12.

— Добрый день, Валерий Иванович, — поприветствовала коллегу Марина, как только тот вошёл в кабинет, не смотря на то, что этикет оставляет право здороваться вошедшему первым.

Марина была возбуждена полученной информацией от сотрудника охраны следственного изолятора.

— Добрый, — ответил юрист, — вы так взволнованы, какие-то новости?

— Да, Валерий Иванович. Лёша — сотрудник охраны в сизо, передал мне некоторую информацию. Мало, но пока ему известно только это.

— И?

— Ирина Олеговна два раза приходила к Черкасову и долго вела с ним беседу, скорее даже не вела, а слушала, что говорит Черкасов. Говорил он много, будто всю жизнь свою рассказывал, а Ирина Олеговна внимательно слушала его, делала какие-то пометки в ежедневнике. Лёша бы не подумал, что к преступнику пришёл адвокат, если бы не знал этого, их беседа была больше похожа на ту, что проходит в кабинете у психолога. Ирина Олеговна будто хотела понять, почему Черкасов совершал те преступления, будто искала какое-то оправдание им.

— Ну, в этом нет ничего примечательно, Мариночка. Понимаешь? Ирина Олеговна юрист, очень хороший юрист, который взялся за заведомо провальное дело. Ей надо зацепиться за любую мелочь, чтобы добиться наименьшего наказания для её подопечного.

— А разве её целью не является оправдание Черкасова?

Валерий Иванович снисходительно посмотрел на свою собеседницу:

— Марина, конечно, нет. Ирина Олеговна заботится о своей репутации, а если она замахнётся на достижение такой цели, то будет минимум два варианта дальнейшего развития событий. Первый — она выигрывает дело, слывёт сильнейшим адвокатом, который смог добиться доказательства невиновности преступника, доказательств вины которого очень много, однако слава эта будет только мешать Ирине Олеговне работать далее, её чаще будут просить о помощи преступники, которым давно пора за решётку, она не будет им отказывать, потому что они будут платить ей большие деньги, а деньги Ирина Олеговна любит, и вскоре она получит репутацию адвоката, освобождающего преступников на свободу, это не по нраву никому, ни народу, ни государственному аппарату. Второе — она проиграет это дело, что подорвёт её репутацию сильного юриста, тем самым она потеряет доверие и у богатеньких людей, оплачивающих её услуги при необходимости. Всё просто, Мариночка. Думаю, Ирина Олеговна будет строить защиту с намерением признать его психически больным и закрыть его в лечебницу.

— Хм… Я даже не подумала об этом.

— Марина, Вы ещё не думаете, как юрист. Вырабатывайте в себе это.

— Но вопрос, почему она вообще взялась за это дело, остаётся открытым.

— Согласен, но Ирина Олеговна очень скрытна. Я пытался выяснить, чем она живёт, помимо работы, но не нашёл никаких точек соприкосновения её жизни с жизнью Черкасова. Может быть, ею движет какой-то спортивный интерес, проверяет свои способности.

— А может ей просто жаль его?

Валерий Иванович удивился.

— Жаль? Не думаю, что такой женщине может быть кого-то жаль...