Давно забыл утопию лица

Нет места предыстории — с конца

Начала этой басни — первозданной,

Грохоча, как со звеньями — юнца

По маленькой, капризной — былине,

Когда бы душу пробовал — отнять

Я сам коварной пошлостью — в плотину,

Но ночью, словно был я — недалёк

И видел сам Ассам — в своей руке.

Индийской плотью милой — мне ведёт

Она свой белый шум — для поединка,

То к возрасту за счастьем — настаёт,

То гложет преисподнее — лицо,

Что где-то много страхов — человечьих

И с каждым мифом — пробуем мы взять

Свой тонкий стиль искусства — для того,

Кто был умом не беден — под итог

Своей работы или в жадной — плоти

Искать себе серьёзности — прогон

В аду любви — поникшей миру своры

Из бездны грёз — нам замертво прийти

И вызнать пуд кромешный — на губах,

Что колокол в душе — себе на страх,

Когда и формой счастья — ненавидел

Я будущее в цвете мифов — в склад.

Вот умер я и сам томлюсь — поныне,

Смотря на ветер в пригоршне — души,

Что вижу я на кладбище — наивно

Мой нежный голос в поиске — себя,

Но лишь позвав индийское — начало

Мне трогает мой ветер — там плечо,

Чтоб в духе торжеством — не отвечала

И небылью не стала, как — словцо

Внутри наивной каторги мне — слава

В давно затёртой призме — от любви,

Что белой суетой — не видя взглядов

Я умер сам себе — и тут не свой

Лежу теперь, как мыслями пророча,

Что свет наедине там — просто плут

И мне над ночью хочется — всё громче

Искать курьёзный выдох, словно пруд.

На той табличке имя воедино: «Бернар.

Во имя рода и в лице — ты сам не мал,

Но в будущем ты свят и мы с — тобой

Всё пробуем тот ад — пока пришёл ты,

Пригибая льдины и — топчешь свет один,

Внутри забрав — судьбы гонцы, когда бы

И они — тебе расположили сотни льдин,

Как облако задуманного — в прошлом».

Так был я утомительным — врачом

И холод бездны укорял — мой страх

Под вечностью на белом свете — дня,

Когда настал мой час — прибрать огня

Из недр души, спадая в воле — сильно,

Чтоб воздухом проникнуть — над бедой

Туда, где буду в личном — не один я,

Но прыгать той заброшенной — тропой.

Сегодня повторял молитвы — сам

И думал, снова обходя — свой разум,

Где мой томит и спит, но в этом — я

Ликую над утопией — не сразу,

Что сам нашёл бы своды — от любви

И там по привилегии — обнял им

Свирепый пояс смелости — вдали,

Когда бы людям чудилось — внутри,

Что рядом с ними кто-то ходит — взглядом.

Ходил я и ходил под цветом — лет

На кладбище том строгом, словно гот

И думал всё, что жизнь — наоборот

Сегодня преподносит мне — на грани

Способность думать к жизни — отведя

Давно внутри задуманный — ответ,

Что в холоде души — одна броня

И та не может вытерпеть — сюжет,

В котором нет меня, но вдруг куражит

Мне солнце через тысячи — огней

Мой лёгкий шум апофеоза — даже,

Что внутрь могу забраться я — везде,

Где люди, словно странные — капризы

Глядят мне прямо в спину — на глазах

И видят только сумраком — тот страх,

Что возле них лежит, глотая мину

В Ассаме том, что проходил — давно

И путь ему заброшен мне — едино,

Как зверь к глазам простительной — среды,

Где хочет власти — только до еды

Покойник между телом — для могилы.

Вдруг натыкаюсь в пользе — для себя

Я к смертному лицу, когда бы — ворон

Мне только посмотрел — в одни глаза

И сам чутью не прожил — весь итог

Над сказанным преддверием — внутри,

Что был тот свет для ворона — тревожен,

Ведь видел он не личности — огонь,

А просто призрак в местности — своей.

Тут понял я, что встретил брата — с виду

И он мне показался чем-то — крут,

Что видел больше ужасов — как плут

Сгибает оземь квантовую — мину

И сам, забравшись после — не даёт

Людской харизме провести — черту,

Чтоб белой спесью вдаль — препроводить

Замызганный ответ — под красоту.

Мы быстро познакомились — и страх

Рассеялся для мнения — в руках,

Он мне поведал лично, как огонь

Сожрал его в пожаре — поздней ночью

И горе там приснилось — лишь тогда,

Что очень сам хотел — он уберечь

Свою семью от мерзости — в годах,

За поздней формой встречи — наяву.

Там смерть, не будь ей гладко, унесла

Его любимых к праху — над глазами

Людей и в том превратностью — нашла

Ему покров из мысли — жить теперь,

Как вечности вампир — у поколений,

Когда летает ворон — между стрел

И жалит только личности — огонь

Над брошенной могилой — всё тогда.

А звали его Жюль, и может стал

Он меньше талой кости — об итог,

Что сам себе он сморщился — со строк,

Чтоб призраком знакомиться — со мной.

Тот вечер был обычным — как года,

И мне принадлежащий свет — из звёзд,

Коль я люблю смотреть — ему в глаза

И ночью, словно в море — окунусь

Я в вечности своей, как только — сам

Смогу закрыть тот небосвод — рукой,

Что ищет мне предсмертный — унисон

Над доводом привычек — точно круг.

Он стал сегодня больше — ведь вдвоём

Мы будем этой пошлостью — верны

И мыслью щебетать, как притчи — в ром,

Пока гремит над палубой — погром

И тише канарейки станем — для

Искусства человеческого — в лицах,

Ведь мы — прямые призраки добра

И только воем в толще — этих звёзд,

Где гордый склад души — не обессудит

Искать нам право в мелочи — в глазах,

Коль там нам по карману — и душой

Не только воля — в человечий страх,

Но полдень горькой степи — на виду,

Что мы больны от трезвости — и льда

Над пасмурной оградкой — взять года

Для той своей прошедшей формы — сердца.

Был сном июль, но падал мелко — снег,

Был словом май, но в страхе — сам не понял,

Что этим в мифологии он — труп,

Который сам крадётся мне — покрыть

Мой дух студёный в опыте — мозгов,

Что ночью воет в кладези — безумно

И тычет холод к камню — для двоих

Ещё не искушённых в том — миров.

Мы были две утопии — под чувство

И смелой точки сумерек — в глазах,

Мы страхом приподняли — ниже ночи

Свой смерти облик — к павшей красоте,

Ведь мы могли бы ночью — не понять

Кто сами стали в этом — безразличии,

Что можем мы гурьбой — внутри отдать

За сердцем власти — только перелёт

К своей свободе в мужестве — уладить

Тот сон от поколений — будто лёд

Нам кажется возмездием — души

На воле отражённой в новом — сне.

Мы спим умом на кладбище — души,

Мы роем котлованы — как раздолье,

А воздух будоражит этим — свет

И ноет от прелюдии — за стиль,

Что люди ходят в падшем — пересуде

За опытом моральности — из нег

И нас не видят в прошлом, как душой

Ещё не отражённой в поле — судьбам.

Прошла весна и осень — надо мной,

Мой друг кормил там голубей и — стаю

Вороньей кладки — в дерзости своей,

Давая хлеб на милой прозе — глаз,

Что словно бы могильный ветер — там

Уже не дует в павшее — нам в судьбах,

Но мысли распрямляет — от друзей,

В которых влюблены мы были — там.

Как Жюль и сам Бернар, как оправдание

За редким слоем от алмазов — лет,

В своей любви искусства — обезумев

Забыть ту форму земляной — души,

Но в клад судьбы не оперив — ещё

Другой дороговизны, словно судит

Тот свет в своей эпохе — бытия

Нам рамки первозданной неги — лет.

Уныло прятал я свой мир — отсюда,

А Жюль таскал мне рому — на двоих,

Но так напиться не смогли — покуда

Отняли редким даром — этот стиль

И сами позавидовали — к склепу,

Что мирно расположен вдаль — души

Нам всё сегодня в Индии — за часть

От той культуры времени — прожить

И точно вдоль прогнить — на этажах

Внутри разбитой области — безумий,

Где вечностью распластан — только прах,

А чёрный ворон прячет в клюве — крест.

Над новым, первозданным — переливом

И ищет свод прямой тоски — понять,

Что в каждом склепе ужаса — мы есть

И нет, от той утопии — для памяти,

Что люди ходят рядом — через край

Своих внутри заброшенных — надежд

И миром ювелирный снег — в глазах

Забил свой тип прелюдии — другой,

Нам верной плахи будоражить — суд

На той лишь стороне природы — бурной,

Где стал я сам стрелять — на облаках

В задумчивом исчадии — под вой.

Мы там сидели и блуждали — вспять,

А кто сюда пришёл — ходили к слову

В благах культуры времени — поднять

Ту сущности черту — над этим сном

И мы кидали камешки — под ноги

Всё этим вновь пришедшим — за итог,

Но сами так не видели, чтоб вскользь

Их сердце напугали в этом — взгляде.

И вроде что-то стало нам — тепло,

А вроде холод в ужасах — брезгливо

Отправил снова весточку — на тот

Поклон души из прошлого — понять,

Что мы глодаем ад — в своём уме

И тонем над прелюдией — бескрайней,

Прожив ещё достаточные — сны

От разницы мотивов — в этом дне.

Бернар мне предложил раскрасить — им

Свой тонкий шарм и подыграть — ещё,

Когда там кто-то в сердце — подходил

К нему на расстоянии — руки,

Но сам он не сдержался в смехе, вдруг

И быстро провалился внутрь — земли,

Подняв в глазах ту очередь — из птиц

Вороньей стаи в тощей — белизне.

Мы тонко похихикали — вослед

Той каверзе за мысом — безрассудства

И стали сами в возрасте — вилять

В одной культуре — в встреченное я

И там мы приоткрыли этот — путь,

Чтоб прыгать — точно в квантах на уме

И внутрь разбитой близости — вертеть

Тот белый свет — на пустоте границ.

А поздним шумом — словом помогли

Мы вытащить из бездны — для себя

Старушку, что убилась — на игре

В любви воображения — под явь,

Что точно умирала к нам — идя

И видела свой кладбища — покров,

Но в смелом часе мужества — её

Мы вышли в цвете мира — от даров,

В себе не разложившегося — дня

И тихо приоткрыли ей — свой свет

И может передумала там — ждать

Она у смерти долгой формы — лет.

А просто подняла цветы — за знак

И мило улыбнулась нам — в глазах,

Что больше не убьётся — на могиле,

Но будет думать о другом — тогда.

Бернар молчал, а я всё строил — тут

Капризный ветер мысли — для души,

Которой нет — летает только дух

И трогает мой образ, чтоб спешить

Занять к глазам вертящийся — огонь

У бездны той влекомой — красоты,

Что нет мне места подлиннее — ждать

Курьёзности искусства — подрасти.

Но вырос я в себе — пока мечтал

О жизни новой в притче — потому

И Бога я просил отнять — вину

От жизни прошлой, чтобы передать

Мне весточку назад, откуда память

Влечёт мой рок предания — в глазах

И только воет смерть — на тормозах,

Что нынче уж пришла — одна страдать.

Тем я не состоялся в жизни — сам,

Не умер и не жив, но для — обиды

Сержусь на млечный отзыв — по реке,

Куда плывут кораблики — в тоске

И мысли гложут — в новом подземелье

У сонной воли в частности — вести

С ней новый разговор — опять упасть

На дно сомнений в личном — подрасти.

Просил я Бога днём и ночью — сам

Отдать мне свет насущный — в небесах

И просто так забрать меня — от бед,

Чтоб горе на земле оставить — в свете

И новой жизни к будущему — в рай

Опять превознести — одну мечту,

Где близкий буду я — в любви кричать

И мылить формой страха — красоту.

Давно забыл утопию — лица

В Ассаме я и ночью — под рукой

Мне там Бернар спросил — наперебой

О том, что видит после — от угла

Своей природной смерти — и вопит

Над новым там вопросом, где парит

Весёлый ангел к миру — по другой,

Доселе неизвестной просьбе — мира.

Узнать ту просьбу сам я — не могу,

Но вывернуть ответ сегодня — там

Я ночью бы попробовал — ко сну

Из светлых листьев фатума — в глазах,

Когда они летят ко мне — на день

И сердце замирает в прошлом — сне,

Что жив потоком яви — для любви,

Но сам в среде моральной — не повис

У смерти между личности — строкой,

У наглой блажи думать — в этом мире,

Что мы летим под парусом — на вой

И там хотим прелюдии — отдать

К любви от бесконечности — пустой,

Космической надежды — думать больше,

Чем сами сможем в фатуме — понять,

Рискуя встретить смерть — наедине.

Горит моя гортань и — после вне

Использует свой визг природы — для

Искусства самозвучного — пройти

По тем полям стремления — ответа,

Где воздух, словно шёпот — для тебя

Уже нашёл свой мир — себе на вес

И мучает в глазах — один прогресс,

Узнав о сути возраста — утопии.

Она сквозит мне в меру — дураком,

Она внутри преследует — песком

И тело вновь не мучает — мой рай

В природе слов былого — откровения,

А только жив Бернар — сегодня мне,

Хоть умер он давно и в — той вине

Не сам душе признался — коль богат

На дум сопротивление — отдать

Заветный возраст в призраке — руки

За тем, кого уже нет — закрыв глаза

Внутри от просторечия — искать

Отживший возраст — в белой простыне.

Он смог в глазах бальзамом — отвести

Душевный склад материи — для нас,

Что белым тоном возраста — расти

Мы сможем этой близостью — сейчас,

Чтоб в Боге раствориться — под итог,

Чтоб думать первозданной — красотой,

Что в теле не одни мы — после Бога

И связаны внутри — одной душой,

Заметным светом мужества — ума,

Что так приятно будоражит — сон

Напева строгой мудрости — расти

Под волны световой морали — в тон.

В том серый грач и тело — от руин

Мы снова собираем в кладезь — лет

И только по кусочкам — расположим

В заветной веренице — над портретом

Души — уже оставившей рассвет

Над призраком в природной — тишине,

Что все мы боли признаны — в огне

Претензий мира в строке — суеверной.

Просил я Бога долго и — года

Мне стали клеткой формы — для того,

Кто сам не видел пользы — иногда

От духа под утопией — за словом,

От счастья — по пронзённому мечу,

Как сам отживший в возрасте — хочу

Я мелом словно в душу — навести

Портрет в себе обидчивый — в годах.

Мне возраст подсказал, что иногда

Там ворон всё садится — предо мной

И думая — так в жилах сам проводит

Со мной, играя в мужестве — покой,

Как будто понимает в цвете — лет,

Что я прошу от Бога — взять меня

На свете этом — на другой лишь свет

И там им — приобнять за берегами

Подложной привилегии — в душе,

Что словно в человеке страхом — сна

Притворствует и гложет — до весны

Портрет серьёзный в возрасте — ума,

А после будит казнь — себе под нос

И ты, уставясь в личности — как раб

Ведёшь свой свет к старению — её

Подложной формы близости — в глазах.

Так ворон всё смотрел — наедине

И думал было подойти — ко мне,

Но я его лишь покормил — и он

Мне мило улыбнулся здесь — увы.

Что сам не знал, что делать — на лету

И сел — под преисподнее стекло,

Чтоб лучше было видно — этим путь,

В котором к страху мира — протекло

Моё воображение быть — в страсть

И новой вереницей просьб — к уму

И толщей самобытной — красоты,

Заверив пришлый тон — о подлеце,

Что гложет сердце малому — ему —

Мой визг раба и подло — не даёт

Поднять опять за фатумом — года

О поздний дух в расчерченном — аду.

За чёрной словом призмой — я один

И ночь мне так близка — наедине,

Что страхом символичности — хранил

Сегодня я для фатума — свой срок,

Где ворон мне — как символ в бытие

И свод в душе утопии — поднять

На кладбище — мой вереска магнит,

Забыв продлить искусством — этот мир.

Он пройден мне и что-то — не болит

Сегодня внутрь пропащий — эталон,

Но свод лица — о многом говорит,

Подняв искусный возраст — от ловца

Твоей души, в которой — современность

Устало ищет пройденное — вновь,

Что мы должны узнать — одну любовь

И выучить тот разум, как предложено.

Тут ветер стих и стало — мне темно,

Как в морге рассуждений, где давно

Я умер как, но сам — не приложу

Сегодня дум плохих, а — положу

Свой свист души — на рамку бытия,

Что может стал я мёртвым — от того,

Что Бог меня забыл — и всё теперь

Мне кажется безликим — точно дверь

Моя в душе закрыта — в этом мире.

Я там опустошён и грёзам — зла

Притворствую над мелом — по уму,

Я брежу в посторонний склад — души,

Когда я вижу образ — точно силу

Моей людской энергии — быть здесь

На опыте земном и точно — вспять

Пронять суть числам облик — потому,

Что памяти исчезнуть — не могу я,

Но сам внутри утопии — живу

И брежу этой сходностью — одной,

Куда-то расступаясь в рай — земной,

Как дикий мёд из лирики — безбрежной,

Как алый аромат — потрогав тьму

За мелким словом образа — дождя,

Что мне нельзя вернуться, но вот-вот

Я снова там смогу — отправить плот

И внутрь души — серьёзностью опешить.

Мне ворон посмотрел — в последний раз,

Он думал, что в душе тогда — пойму

Я тему рассуждений, что — сейчас

Я выдумал себе в притворном — сне

И вид моей безумной — теплоты

Мне строгостью овил — предвечный шаг,

Чтоб ночью этой в мире — полюбил

Я сон людской и ожил — будто враг

Я сам себе — карающий из снов

Моей картины близости — поднять

Мой труп — от повседневности за тот

Моральный опыт древнего — меча,

Что носит человеческая — рать,

Изгибом мира в подлиннике — тьмы

И там ему не может — угадать,

Где мы сегодня в близости — больны.

Где раны, встретив мнение — теперь

Укором рассуждений — точно грязь

Бегут по придорожной — суете

И в мире этом пробуют — поднять

Мой склеп ещё не прошеный — в уме

За час в глазах простительного — сна,

Где близко я стоял — напротив тьме

И думал лично в позднее — проспать

Ещё секунду множества — за рок,

В нём люди всё блуждают — по рукам

Над целостностью страха — в облаках

Искать давно заветное — им в мире

Предание над бездной, что — увы

Мы множим современности — ладонь

И сердцем усложняем — суть вины,

Пролив серьёзный опыт — на огонь.

Мне снилось это мужество — внутри,

Как только я проснулся — фонари

Стремительно отсняли свой — поток,

Чтоб мне понять, что жив я — потому

Над бездной символичности — уму

И люди всё не могут — обронить

Свой речи дар, чтоб мило — оценить

Моё внутри природное — нутро.

Мне сразу помогли, чтоб этим — я

Спросил: «Зачем?» — у цели бытия

Меня забрали древностью — того,

Что не был я мошенником — всего

Подъёма гнева в праздной — суете,

А только жил по образам — души,

Когда питал им милость — на пути

Моей в глазах обычности — предивной.

Так мило мой дыхания — мотив

Сегодня глушит оборотень — слов,

А сам — вампир, чтоб этим — к одному

Я телом приспособился — летать

И там искал бы я — у Жюля ад,

Что так он мне рассказывал — тогда,

Чтоб быстро провести его — назад

Ко мне на белый свет — пути из глаз,

Ко мне над вечной ношей — пребывать

В том духе опустившегося — вскользь

За древней монограммой — обладать

Скабрёзностью искусства, точно ложь

Тебе внутри притворствует — в душе

И знать не хочет гиблые — черты,

Где умер ты, но сам живёшь — уже

И страхом отмеряешь — сизый лёд,

Задумав этим полные — года

От стрости знакомой, точно квант

Тебе порасспросил, как — иногда

Ты можешь укоризной — словно мёд

Узнать свой дух материи — иной,

Но больший между телом — по душе

И им в глазах упрятать — этот мир,

Что больше чувства мужества — в тебе.