Соломенная невеста Часть 3

Вопреки ожиданиям, наша встреча с Гекатой проходила совсем не так, как представлял это себе я, когда со всех ног нёсся к её дому, мечтая поскорее увидеть свою невесту живой и невредимой и заключить её в объятья. Реакция Гекаты на мой приход оказалась более чем прохладной. К страстным поцелуям, которыми я осыпал её с первых же минут, она осталась равнодушна и сразу дала мне понять, что на ответные ласки сегодня рассчитывать не следует. Судя по всему, ей очень нездоровилось. Геката полулежала на кровати, накрывшись клетчатым пледом, а рядом, на туалетном столике, стоял маленький пузырёк с тёмной жидкостью, от которого тянуло характерным медицинским запахом.

Предупреждая мои естественные расспросы, Геката сказала, что у неё только что побывал врач. По её словам, он сделал всё, что мог, и удалился незадолго до моего прихода.

— Доктор Сиспадонакер был так любезен, что пробыл со мной почти целый час, — пояснила она тихим и слабым голосом. — Он выписал кучу полезных лекарств — /Рецепты лежат вон на той кушетке/ — и обещал зайти завтра утром. Доктор Сиспадонакер, старый друг нашей семьи, лечил меня, когда я была ещё совсем ребёнком, — зачем-то сообщила она, наверное, чтобы укрепить во мне уверенность в её скорейшем выздоровлении. — Доктор предложил прислать мне на ночь хорошую сиделку, но я отказалась. Зачем сиделка? Я была уверена, что придёшь ты…

Последнюю фразу Геката произнесла как раз не очень уверенно, как будто в глубине души сомневалась в том, о чём говорит. Её колебания показались мне достаточно обидными.

— Легкомыслие твоего поведения, Гета, переходит все границы, — сказал я с твёрдостью, показавшейся мне самому неестественной, подчёркнуто-театральной. — Ты отправилась в Багровые Нарциссы одна, безо всякого сопровождения, никого — даже меня! — не поставив об этом в известность. Я не собираюсь судить тебя; ты и так наказана за своё своенравие. /Слава богу, что всё обошлось!/ Но — имей это в виду! — с сегодняшнего дня ты шагу не сделаешь без моего разрешения.

Геката ничего на это не ответила, только посмотрела на меня как-то странно и плотнее закуталась в клетчатый плед. Немного сбитый с толку её поведением, я тоже замолчал и стоял, пытаясь отдышаться, приходя в себя после сумасшедшей пробежки по бульвару Полнолуния — /цепь фонарей в виде растущей Луны всё ещё мелькала перед моими глазами/.

Наше свидание происходило в её сиреневой спальне, причудливый дизайн которой всегда вызывал у меня недоумённо-тревожно-восторженные эмоции. Огромная, слоновой кости кровать, застеленная шёлковым бельём с рыдающими ибисами, в изголовье была украшена порфировым изваянием женщины с головой игуаны и хвостом павлина. Это была богиня Картазалла — покровительница радужных сновидений. /Гекату привлекали наиболее экзотические персонажи древних культов/. Высокие светильники чеканной бронзы были расставлены по комнате так, чтоб струи света, льющиеся из отверстий, проделанных во вращающихся нефритовых овалах, переплетались между собой шевелящимися змеиными клубками. Когда мерцающие блики падали на порфировое изваяние, то казалось, что игуановая голова оживает. По застывшему лицу пробегали тогда лёгкие судороги, а плоский рот начинал шевелиться, словно богиня пыталась что-то изречь. «Моя разговорчивая подруга», — так полушутя называла Геката своё кроватное украшение.

— А где Санора, твоя служанка? — так и не дождавшись ответа, спросил я, отметив лёгкий беспорядок в комнате. — Уж она-то вполне могла посидеть с тобой, если б мне пришлось вдруг задержаться.

— Я отпустила её ещё вчера вечером, — коротко отвечала Геката. — У неё заболела мать, проживающая в Вампирских Кущах, и Санора отпросилась у меня на три дня. Впрочем, сейчас она мне не нужна, тем более раз пришёл ты. Мне уже стало значительно легче.

Это «легче» прозвучало у неё совсем неубедительно. Геката сидела на кровати со странно обиженным видом. Её как будто не радовал мой приход, словно это вовсе не её рукой в письме были сделаны ПС — приписки о том, как она хочет поскорее меня увидеть и как ей без меня одиноко и страшно. Глядя на её бледное лицо, служившее великолепным фоном огромным агатовым глазам, излучавшим почти сверхъестественное сияние, я пытался угадать, что ей пришлось наговорить доктору Сиспадонакеру, чтоб скрыть истинные причины своего нездоровья. Про этого доктора мне приходилось слышать всякое, и я совсем не одобрял того доверия, какое было оказано ему в этом доме.

Относительно предстоящей беседы я затруднялся решить что-либо определённое, но неожиданно Геката сама заговорила со мной. Словно прочитав мои мысли, она коснулась именно того предмета, с которого я собирался начать. Вернувшись к моменту своего бегства из Охотничьего Дома, она сказала, что, когда Льюис занимался «заметанием следов», разбрасывая повсюду соломенные хлопья, она стояла и разглядывала Олувра, лежавшего на брачном ложе в позе влюблённого носорога.

— Я смотрела на него как заворожённая, хотя сама не понимала, что ещё могло меня заинтересовать в этой распластанной глиняной туше, — говорила Геката, слегка прищурив глаза, что означало у неё степень крайнего отвращения. — Лежащий идол был ещё более гадок, чем сидящий. Нечто тёмное, безликое, недвижимое и неподъёмное. Глыба мрака и безмолвия — только и всего… Несмотря на это, какое-то острое, мучительное сомнение не давало мне покоя. Чем дольше смотрела я на глиняное человекообразие, тем более убеждалась в ответном взгляде, исходящем из продавленных глаз-дырочек… Струнка какой-то одичалой тоски явно пробивалась наружу сквозь толщу глиняных напластований.

Льюис тоже почувствовал НЕЧТО, исходящее от поверженного гиганта, правда, он отнёсся к этому с долей обычного своего сарказма.

«Ну, каков этот глиняный колосс на песочных ногах?! — насмешливо сказал он, когда, покончив со своими «соломенными» делами, подошёл ко мне. — Этот некоронованный ангел бога Карокаша, скажу я вам, Геката, есть ничто иное, как слепок разложившейся мощи, осколок омертвелой ярости. ОН убог и жалок, нелеп и смешон в нынешнем своём представлении, однако, не следует чересчур доверять увиденному. Как знать?!.. Бывает ведь и так, что демонстрируемая безжизненность оказывается лишь маской, которая может слететь в самый неподходящий момент, — добавил он, бросив при этом на меня странный, многозначительный взгляд. — И если такое произойдёт, если вдруг прорвётся этот гнойник неутолённой неизбывной злобы, то… тогда не завидую тому, кто окажется рядом с ним!..»

Так очень серьёзно говорил Льюис, твой лучший друг и напарник, явно желая предупредить меня о чём-то. Очень хотелось расспросить его подробнее, но времени на разговоры, как я уже писала, не оставалось. Из дома надо было срочно уходить. Счёт шёл даже не на минуты, а на секунды. Мы удалялись в страшной спешке. Ты наверняка хочешь знать подробности нашего дальнейшего пути. Здесь есть, о чём порассказать, тем более что не всё записано мной на бумаге. Однако, где бы мы ни находились: в лесу, на дороге или уже на улицах города, пронизывающий взгляд незрячих глаз-дырочек настигал меня повсюду. Я не могла отделаться от ощущения, что Олувр следит за каждым моим шагом. Это был даже не взгляд, а символ тайного и грозного преследования!...

Тут голос Гекаты прервался. Она закрыла глаза, и из-под опущенных длинных ресниц её заблестели слёзы. Держа наготове чистый платок, я немедленно подсел к ней на кровать и принялся говорить о том, что чёрная полоса прошла, и причин для страданий больше не осталось никаких.

— Поверь мне, родная, всё самое страшное позади! — восклицал я, нежно обнимая свою невесту и промокая платком её увлажнившиеся щёки. — Ночь кошмаров закончилось, грядёт утро радостного пробуждения! Его надо встречать улыбкой, а не слезами, — говоря так, я уже мысленно обдумывал варианты временного переезда Гекаты на другую квартиру. Здесь оставаться ей было нельзя, хотя карокашиты, как я понял, ничего так и не узнали. — Если даже они и нашли потом свою соломенную невесту, — убеждал я скорее себя, чем её, — им ни за что не догадаться, кто заменял её за свадебным столом. Уверяю тебя, наши недруги ничего ровным счётом не поняли и не заметили…

Я говорил что-то ещё успокаивающее и обнадёживающее, но Геката будто не слышала моих слов. Она смотрела в сторону, и по лицу её было видно, что она что-то упорно и сосредоточенно обдумывает про себя.

— КАрокашиты? Да, пожалуй, — наконец, произнесла она, покусывая губы. — Тут ты прав, Фронк. Скорее всего, они ничего не заметили…

— Тогда чего же ты боишься, родная?! Что тебя пугает?

— ОН… ОН заметил всё!..

— Кто это — ОН?!

— Олувр, мой Глиняный Жених.

— ?!..

……………

Мне показалась, что в эту минуту КАртазалла чуть приткрыла свой лягушачий рот, словно пытаясь сказать что-то. Я подпрыгнул, как ужаленный, выпучив глаза на порфировую богиню, но Геката, заметив мою реакцию, лишь устало махнула рукой, давая понять, что это обычная игра света.

— Ты не поверишь, Фронк, но после этих невообразимых перипетий я сделалась сама не своя, — продолжила Геката, бросив на меня умоляющий взгляд. — Даже не представить, насколько безмятежно и спокойно текла моя жизнь прежде. Раньше я ничего не боялась, а теперь вздрагиваю от каждого шороха. Мне чудятся всевозможные страхи, разнообразие которых неописуемо. Мало того, что пятнистое лицо, глядевшее на меня через окно «Троянского Коня», подмигивает и корчит рожи из каждого тёмного угла, так теперь к этому добавился Олувр… Нет, он, хвала Всевышнему, пока не явился мне ни в каком устрашающем виде, но на его несомненное приближение указывают другие приметы, которым вполне можно доверять…

— Что ты имеешь в виду, Гета? Какие приметы?

— Звуковые. Они, конечно, могут показаться обманчивыми, но их постоянство убеждает в обратном. Вот, например, когда мы с тобой беседовали, ты наверняка услышал, как внизу, в нашей прихожей, кто-то очень громко затопал сапогами?! Какие гулкие, тяжёлые шаги — не правда ли?! Бум-бум-бум… Звучит прямо как поступь Командора. Как думаешь, кто это пришёл?! — вопрос, заданный как бы между прочим, заставил меня ощутимо вздрогнуть. Наверное, я ещё и побледнел в ту минуту, потому что Геката тут же с виноватой улыбкой погладила меня по руке. — О, не волнуйся, мой милый Фронк, бояться тут нечего, — успокоила меня она. — Так ходит наш садовник, дядюшка Гамурет. Когда он занимается в саду мелиоративными работами, то обязательно надевает эти огромные сапоги из непромокаемой буйволовой кожи. Вид у них очень внушительный: на высоком каблуке, с зубчатыми ботфортами, — дядюшка в них выглядит как настоящий Кот в Сапогах. И вот сейчас он пришёл за стаканчиком горячительного и в нетерпении расхаживает по прихожей взад-вперёд, ожидая, когда ему вынесут обещанное. Конечно, ему было велено при входе снимать грохочущие сапоги, но старик часто забывает об этом. Что тут поделаешь?! С годами дядюшка стал очень рассеянный, иногда он идёт в этих сапогах прямо на кухню, не испытывая при этом никаких угрызений совести… Собственно, ничего тут особенного нет, и на это можно вообще не обращать внимания. Через пару минут садовнику вынесут заветный стаканчик, опустошив который он удалится обратно в сад — вот и всё! — но мне в его шагах слышится совсем иное… Мне всякий раз чудится, что это пришёл Олувр. /да-да, только не смейся/. Иероглифы, начертанные красной киноварью на глиняной груди, всё-таки заставили истукана встать на ноги. Он поднялся с опустевшего брачного ложа, огляделся по сторонам и сразу отправился на поиски своей невесты. Ты можешь представить себе такое?! Холодный сгусток песка и глины, несущий слоновий заряд злобы, обиды и ревности! Взбешённый обманом, он заявился в этот дом и бродит по первому этажу, всё сметая и перерывая на своём пути. Он заглядывает во все комнаты, распахивает все двери подряд… он повсюду ищет меня, только меня… он хочет во что бы то ни стало вернуть свою сбежавшую невесту! И остановить его невозможно!

Пока Геката так говорила, я старательно прислушивался к доносившимся снизу шагам, изо всех сил пытаясь убедить себя в том, что они действительно принадлежат садовнику. Мне припомнилось, что однажды я сам видел старика, обутого в эти невероятные «котовские» сапоги, правда, совсем не был убеждён в том, что они производили такой ужасный шум.

Геката внимательно посмотрела на меня, словно пыталась угадать, о чём я думаю, вздохнула и, помолчав, сказала так:

— Вот какие неприглядные картины встают перед моими глазами, когда я слышу внизу это внушительное «топ-топ». Смешно, правда? Наверное, со стороны я кажусь очень глупой, Фронк, но ничего не могу с собой поделать. Прости, пожалуйста, мне мою слабость…

Голос Гекаты снова предательски задрожал. Она закрыла глаза, и ресницы её опять начали увлажняться. Я вновь бросился утешать свою невесту, но на этот раз она быстро взяла себя в руки. Строго упомянув о деле, которое для нас «прежде всего», она принялась активно расспрашивать меня про акварельный этюд. Гекату, конечно, интересовали выводы и заключения, которые я должен был сделать после ознакомления с астральной гиперболой её деда…