Соломенная невеста Часть 1

Лиловые сумерки опускались на городские кварталы, когда, преодолев коралловый мостик Сирен и миновав здание городского Цирка Рептилий, я выскочил на бульвар Полнолуния, где жила моя невеста.

«… Быть беде! Теперь карокашиты не оставят её в покое! — бормотал я, идя по бульвару самым быстрым шагом, на какой был способен. — Такую подмену они никогда не простят! Бедная моя девочка! Бедная Геката! Что же теперь будет?!..»

Оснований для волнения было более чем достаточно. Поручив Сарданапалу распространить слух о моём якобы скором отъезде в Вампирские Кущи, я, разумеется, слукавил. На подобные прогулки времени совсем не было. Вопрос с исчезнувшей акварелью следовало решать как можно скорее. У меня ещё оставалась надежда вернуть заветный этюд в ближайшие дни, но для этого требовалось полная самоотдача и концентрация всех сил. А ведь я ещё не оправился толком от вчерашнего потрясения; моему организму требовалась хотя бы малая передышка. Однако то, что открылось мне в письме Гекаты, точнее, в той его части, что была пропущена по небрежности, заставило меня в корне изменить свои планы. Я забыл про всё: про усталость и недомогание, про передышку и отдых, даже сам акварельный эскиз со своими сакральными подтекстами отодвинулся куда-то на второй план. И даже вероломное вторжение в мой дом Троянского Коня под видом Пегаса уже не представлялось столь ужасным и разорительным.

Помогая Гекате покинуть трактир, сотрясаемый дрожью инфернальных бурь, Льюис, конечно же, руководствовался самыми благими намерениями; однако вряд ли их можно было считать оправданными той ситуацией, в которой оказались мои друзья, когда, преодолев тяготы подземного перехода, попали в Охотничий Дом. Тогда у Гекаты не было выбора; безысходность толкнула её на столь рискованный шаг. Но ни она сама, ни Льюис даже в общих чертах не могли предположить, чем обернётся для них этот случайный вояж в заброшенную охотничью обитель.

Провидение не сразу отворачивается даже от самых легкомысленных и безрассудных людей. Поначалу беглецам явился ещё один шанс к свободе. Выбравшись из тоннеля, они, к радости своей, обнаружили, что Охотничий Дом пуст. Карокашиты пока не успели заполнить его. Но одиночество моих друзей нельзя было назвать абсолютным. После недолгого обследования комнат выяснилось, что в доме, кроме них, находится ещё кое-кто… В главной зале беглецы обнаружили двух странных обитателей, неподвижно восседавших в резных креслах и наблюдавших за вошедшими с полным равнодушием, не выказывая никакой реакции на их появление. Но кто они? Что из себя представляли эти двое?

Вот как написала об этом сама Геката:

«Это были мужчина и женщина весьма статуарной наружности. Первый находился ближе к дверям, через которые мы вошли, поэтому его я рассмотрела в первую очередь. Одет он был прекрасно. Костюм великолепного покроя облегал дородную фигуру сидевшего, однако сам мужчина выглядел каким-то очень массивно-тяжёлым, кряжистым, на удивление неповоротливым. Такую неподвижность вполне можно приписать излишнему весу, но она была чересчур очевидна и слишком бросалась в глаза, чтоб не показаться подозрительной. В высокомерной позе сидящего проглядывало нечто антропометрическое, монументально-декоративное, лишённое не только права самостоятельного передвижения, но и самого дыхания живой природы.

Из-за скудности освещения я не сразу поняла, что вижу перед собой глиняный манекен, одетый в нарядный костюм. Руки, затянутые в перчатки, и ноги, обутые в лакированные туфли, значительно его очеловечивали, но огромная, слепленная из тёмно-синей глины голова, всаженная между буграми массивных плеч, служивших ей подпорками, прямо указывала на неприглядную изнанку этого человекоподобия. Неведомый ваятель почему-то не счёл нужным тратить дополнительные усилия на «оформление» лица как такового. Гладкая и обтекаемая, как шляпная болванка, голова была лишена традиционных признаков «очеловечивания», если не считать двух маленьких дырочек-глаз, небрежно продавленных пальцем, и, немного ниже их, округлой воронкообразной ниши, изображавшей рот…

Достойную пару глиняному гомункулу составляла его спутница, сидевшая в кресле рядом. Это была кукла, искусно связанная из соломы и сухой омелы со строгим соблюдением всех необходимых пропорций женской фигуры. Роскошно одетая, в свою очередь, в неправдоподобно белое подвенечное платье, соломенная дама, как и её партнёр, издалека смотрелась достаточно импозантно. Длинная кружевная фата, перехваченная на уровне лба венком пурпурной ипомеи, прикрывала лицо «невесты», благодаря чему сходство с молодой женщиной казалось почти идеальным.

Оперев соломенные руки на подлокотники, слегка склонив тыквенную голову набок, «невеста» словно застыла в позе нетерпеливого ожидания, и чем должно было разрешиться это ожидание — сомнений не вызывало».

И Геката, и Льюис сразу поняли, что всё это может означать. В недобрый час привела их судьба в Охотничий Дом. Перед ними сидели главные исполнители предстоящей мистерии-«бракосочетания», устраиваемой карокашитами каждый год в канун Дня Осеннего Равноденствия. Считалось, что подобная церемония должна умиротворить глиняного истукана, который почитался среди адептов за прямого посредника между ними и их невероятным аморфным богом Карокашем. Небывалое представление, невзирая на все свои кукольные условности, проводилось в полном соответствии с правилами и канонами свадебных церемоний, заведёнными издревле. По окончании торжеств «молодых» переправляли в специально приготовленную опочивальню и укладывали на брачное ложе. Дальнейшее было окутано глубочайшей тайной. Согласно преданиям, в ряде случаев глиняный Олувр «оживал»; говорили, что жрецам иногда удавалось привести его в движение с помощью магических символов и заклинаний. Тогда в порыве нечеловеческой страсти «оживший» Олувр будто бы разрывал несчастную жертву на куски… Со временем одушевлённые невесты были заменены на соломенные подобия, и память о кровавых жертвоприношениях ушла в прошлое. Но мрачная тень богомерзких ритуалов лежала на деяниях карокашитов по сей день, смущая самые высокие и просвещённые умы.

Из обители зла надо было уходить как можно скорее, однако сделать это сразу не представлялось возможным. Все окна были забраны решётками, двери заколочены коваными гвоздями; открытым оставался один только ход — главный, но в том состояли определённые трудности. Дело близилось к полуночи, и пантеисты наверняка уже начали стягиваться со всех сторон к месту проведения своих шабашей и оргий. Если бы путники попытались воспользоваться главным входом, их могли сразу заметить, и тогда — не миновать беды!!! Льюис сказал, что в этом доме обязательно должна быть лазейка-выход, которую надо успеть найти…

«Что за странное слово — «лазейка»? — писала в своём письме Геката. — Похоже, твой друг всерьёз намеревался отыскать какую-то малоприметную дыру, через которую можно было бы незаметно уползти. Не знаю, на что он рассчитывал. Я пробыла тут совсем недолго, но у меня сложилось убеждение, что для таких чужаков, как мы, выход отсюда может быть только один — в лучший из миров. В любом случае, бегать по всем комнатам, обшаривая углы в поисках сомнительной «лазейки», я не могла. Долгий переход по подземному тоннелю совершенно измотал меня. Я сказала Льюису, что посижу на месте и отдохну, пока он займётся поисками «лазейки», только попросила его поторопиться. Твой друг не стал возражать: очевидно я выглядела очень уставшей. Он ушёл, взяв с меня слово во всём его слушаться и не предпринимать в его отсутствие никаких самостоятельных шагов».

То были минуты невыносимого ожидания. Иногда послушание бывает преступным, а излишняя покорность приносит непоправимый вред. Геката не дождалась возвращения Льюиса. Адепты Карокаша действительно были совсем рядом, и они пришли раньше, чем он. Вскоре после ухода Льюиса дом нехорошо ожил, наполнившись непереносимым шумом и грохотом. Захлопали двери, затопали множество ног, и стало ясно, что идут хозяева, встреча с которыми не сулит ничего хорошего.

Во всякой смертельной угрозе есть своя непостижимая логика. И путь, на который более всего опасается ступить человек, считая его погибельным, в ряде случаев приводит к нежданному спасению. Паника, охватившая девушку при первых звуках шагов, сменилась потребностью действия. Гекату всегда отличало редкое самообладание. Но бежать ей было некуда, прятаться тоже. Она даже не могла прыгнуть обратно в тоннель: крышка люка была слишком тяжела и неподъёмна для её рук. У неё оставался только один шанс — спешное переодевание и смена масок. Ни минуты не колеблясь, Геката стянула с соломенной женщины свадебный наряд и быстро в него облачилась. Потом, запихав раздетое чучело в какой-то сундук, стоявший у стены, девушка прыгнула в кресло и замерла там, приняв позу соломенной предшественницы. Пышную кружевную фату Геката обернула вокруг своей головы таким образом, чтобы лица её никто не видел. Всё было сделано как раз вовремя. Буквально через полминуты на пороге появились поклонники Карокаша. Не заметив подмены, они с пением начали обход зала, совершая необходимую подготовку к обрядовым церемониям. Зажигались светильники, вспыхивали жаровни, заполыхали факелы, висевшие на стенах.

Это было начало мистерии «бракосочетания». Первый же акт начавшегося спектакля мог заставить содрогнуться даже человека с крепкими нервами. Святой союз двух сердец, осеняемый дланью небесных покровителей, разыгрывался в виде гнусного фарса, главные роли в котором отводились отвратительным человекоподобным суррогатам. Впрочем, люди, заполнившие зал, казались ненамного симпатичнее.

«…Там было множество самого разнообразного народу, — писала Геката в своих воспоминаниях. — Полное смешение красок и линий. Тут были жрецы и старейшины, служители и прислужники, декламаторы и музыканты, певцы и плясуны, мелькали ещё какие-то странные личности в просторных балахонах с капюшонами, низко надвинутыми на головы, но в лицо я не запомнила никого… Для меня все они были безликие, безполые, мерзкие особи, чьи фигуры напоминали личинки гигантских насекомых, ошпаренные кипятком. Скованные цепью единого ритма, они непрестанно двигались, словно исполняя какой-то безумный танец; их лица плыли перед моими глазами однообразной тёмно-багровой чередой, будто нанизанные на одну нить гнилые почерневшие финики…»

В зале играла громкая музыка — но что это была за музыка?! Отголоски каких низменных страстей она выражала?! Чей слух могли ласкать эти странные, ни на что не похожие созвучия?!

«… Музыканты играли с похвальным усердием, демонстрируя редкую виртуозность, — писала далее Геката, — но в их ансамбль то и дело словно вторгался какой-то чужеродный вихрь. Тогда музыкальный строй, взрываясь изнутри, превращался на несколько мгновений в хаос, кишащий дикими, режущими диссонансами, от которых всё тело покрывалось гусиной кожей. Рёв и завывание слышались тогда вместо сладкозвучных напевов. В такие минуты начинало казаться, что я попала на живодёрню в час коллективного забоя скота…

Зловонием и ложью была пропитана эта обитель языческой мглы, достойное пристанище бога Карокаша! Здесь правили бал демоны в обличье людей или люди в облике демонов. Здесь всё совершалось по принципу Тёмного Безначалия! Здесь царил закон предвечного Хаоса! И глиняный Олувр, почётный «гость» и «жених» в одном лице, являлся главным его зачинателем!!..»

Как неодолим и сокрушителен натиск внезапно налетевшего урагана! И как бессилен человек перед лицом разыгравшейся стихии, особенно если стихия эта принимает мистические очертания! Статус соломенной невесты обязывал Гекату сохранять полную неподвижность. Держась из последних сил, девушка пыталась угадать, как долго продержится этот обман, и насколько она сможет продлить себе жизнь свершённым переодеванием. Неожиданно перед нею снова забрезжил луч надежды. В окружавшем её диком мельтешении вновь объявился Льюис. К счастью, мой друг никуда не пропал и даже сумел влиться во всеобщее буйство, облачившись в просторный балахон с капюшоном, который ему удалось где-то раздобыть. В таком виде, никем не узнанный, он подобрался вплотную к креслу невесты и пристроился рядом, изображая прислужника. Мой догадливый друг сразу понял, кто скрывается под видом «новобрачной», и, не теряя времени, принялся нашёптывать ей на ухо свой план спасения. Похоже, ему удалось-таки отыскать заветную «лазейку». Но состояние Гекаты было таково, что она плохо понимала слова Льюиса. Ей стало ясно лишь одно: она должна играть роль невесты до того самого момента, пока её с Олувром не оставят наедине в опочивальне. Всё остальное мой друг брал на себя. И ещё она поняла, что не всё потеряно; вполне возможно, что вскоре им удастся вырваться на свободу — верный друг не бросит её в беде. Ободрив такими словами Гекату, Льюис велел ей дожидаться удобного момента, после чего вновь растворился в общей массе. И опять бедная девушка осталась пребывать в состоянии тягостного одиночества, окружённая неистовствующими карокашитами. Сомнения и нарастающая тревога превращали минуты ожидания в сущий ад…

— …Теперь нам обоим грозит немыслимое, — не переставая шептал я, стремительно идя по бульвару Полнолуния, временами переходя на бег. — Коль скоро моя Геката побывала на месте избранницы Олувра, да ещё успела посидеть в её кресле, то дела наши, прямо скажем, неважны…

Думая так, я боялся признаться себе в том, что дела наши не просто неважны, а плохи, как никогда. Я хорошо был наслышан о бесчеловечных правилах тайного Ордена, о суровых вердиктах, выносимых жрецами и старейшинами; знал, что возможности карокашитов неограниченны, а мстительность беспредельна. Начатое пантеисты никогда не бросали на пол-пути и на достигнутом не останавливались. Не исключено, что теперь они постараются сделать всё, чтобы вернуть Гекату на прежнее место! И тогда… дальнейшее тонуло в кровавом тумане их богопротивного идолопоклонства. Я не знал, какие средства будут предприняты ими в первую очередь, не знал также, сколько времени отпущено мне на исправление ситуации. Несчастье могло произойти в любой момент, если уже не произошло?! Что же тогда делать?!..

Сцены языческих свадебных игрищ, описанные девушкой с жуткой красочностью, заставляли меня покрываться холодным потом. Я понимал, что о многом она умалчивает из соображений такта, и переживал за неё так остро, что временами казалось, будто я сам нахожусь на месте Гекаты и гляжу на происходящее её глазами. Зрелищность воображения с лёгкостью переносила меня на место событий…

… Кощунственные празднества тем временем близились к своему апогею. Музыка гремела непрестанно, слившись в сплошной рёв и визг. От топота ритуальных танцев сотрясался весь дом. Кукольно-важный вид «молодого», восседавшего во главе стола, накладывал на глумливый фарс печать зловещего шутовства.

Неожиданно кто-то из гостей закричал истошным голосом: «Посмотрите, как хороша наша новобрачная!!! Как идёт ей этот свадебный наряд! Да она невиданная красавица! ОТ неё просто глаз не отвести!!»

Внутри у Гекаты всё замерло: неужели догадались? Но тут же с противоположной стороны стола другие голоса принялись наперебой расхваливать достоинства жениха, и на сердце девушки отлегло. Гости по заведённой традиции восхищались молодой парой, тому, как удивительно новобрачные подходят один другому, отмечали, какая любовь и преданность «сквозят» в каждом их взгляде, каждом жесте. Их восхваления, провозглашаемые на истеричной ноте, звучали подобно религиозным воззваниям. «Они словно созданы друг для друга!» — вопили гости так исступленно, словно пытались переорать один другого.

Всё это невозможно было смотреть и слушать, долго оставаясь равнодушным, и в какой-то момент хрупкая натура девушки дрогнула. Ей подумалось, что Льюис в таких невероятных условиях вряд ли сможет осуществить свой план. Побег наверняка не удастся. По окончании торжеств ей суждено будет разделить брачное ложе с гадким Олувром и она уснёт вечным сном в его глиняных объятьях. Сердце её затрепетало, сознание помутилось. Теперь, во всеобщем ритуальном угаре, в мерцающем свете факелов и пылающих жаровен, в чадящем дыму дьявольских воскурений, перед ней постоянно, с назойливостью дурного морока, реяло синее, гладкое, отполированное лицо глиняного идола с продавленными глазками-дырочками и чашеобразным ртом. И тогда вопрос «почему я?» вновь накатывал на неё с мучительной неотвязчивостью, и смутное воспоминание, бесконечно тревожащее душу, снова и снова обращало к ней свой размытый неузнаваемый лик…