Учитель

Ещё одна тетрадь легла в стопку на краю стола. Пачка проверенных работ теперь стала заметно выше, чем еще не проверенных, хотя до окончания было еще далеко.

Руки привычно потерли глаза, поправили очки и потянулись за очередной тетрадкой, но организм потребовал встать. Чай возжелал покинуть тело, да и надо было вновь ставить чайник. Сидеть за столом «на сухую» было совсем невмочь.

Сходить в туалет, помыть руки, наполнить чайник … Пока текла вода, я взглянул на себя. Глаза красные, впавшие, под ними синяки. Рожа — будто с перепоя, на щеках щетина, кошмар. Всего-то выходные прошли за проверками домашних заданий, а выгляжу, как с недельного запоя, тоже мне, учитель. Я встряхнулся. Завтра встать пораньше, побриться, привести себя в порядок, нагладить рубашек на неделю. Преподаватель должен подавать пример ученикам: пример своим видом, манерами, речью, поступками. Явиться на урок небритым, в грязной одежде — недопустимо.

«Эээх, мне бы занять где-нибудь времени, часиков по 6 каждый день ….» — с сожалением подумал я, ставя чайник и взглянув на часы. Стрелка неумолимо ползла к трем часам ночи.

Часы, шикарные напольные, дубовые. Они, как дом и вся остальная мебель, достались мне от деда. Я с детства любил наблюдать, как ходят эти часы, мерное потикивание и басовитый бой, теперь же мои глаза отдыхали, следя за стрелкой. Одну минутку и за тетрадки.

— Эээх, — вздохнул я и сел в кресло.

— Много времени-то надо? — раздался голос, и я едва удержался, чтоб не подпрыгнуть, чай, впрочем, расплескал.

Из-за часов вышел невысокий мужчина. Знаете, как должен выглядеть домовой? Так вот, это явно был не домовой. Ботинки с гамашами, узкие брюки в тонкую полоску, белая сорочка, жилет, котелок, нарукавники, круглые очки на длинном носу.

— Много одолжить-то? — спросил он, лукаво улыбаясь.

— Много … — вздохнул я, наливая чай во вторую чашку, придвинув ее к собеседнику.

— Отдавать как будешь? — спросил тот, вежливо кивнув, и отпивая чай.

— Да как скажешь, — меня не удивляла ситуация, с моими бессонными ночами, продираясь сквозь жуткий почерк и глупейшие ошибки, я устал удивляться.

— Хорошо. Отдашь в двое против взятого? — предложил он.

— Как скажешь … — я пожал протянутую руку, и часы пошли вспять.

— С полуночи до шести у тебя двенадцать часов, Учитель. — Сказал ночной гость и, удаляясь за часы, добавил, — пока ты на кухне один на один с этими часами.

Ночной гость не обманул. Стоило стрелке часов перевалить за полночь и время замедляло свой ход.

— Тииик-Тааак, Тииик— Тааак — доносилось из угла. — Тииик— Тааак.

Теперь проверка тетрадей, подготовка к урокам, мелкие домашние дела стали беспокоить меня куда меньше. Заходишь в кухню, закрываешь дверь и оказываешься в другом мире, где время не является постоянной величиной. Ведь даже если на часах было почти шесть — в остальной квартире и за ее пределами всё еще была глухая полночь.

Изредка из-за часов выходил мой ночной гость. Он улыбался, поправлял нарукавники и мы садились пить чай.

— Что ты всё о других печешься, Учитель, — каждый раз начинал он. — Посвяти это время себе. Смотри.

Гость доставал из-за часов журнал.

— Издательский дом «Книга Всем» ищет корректора. Оплата сдельная, постраничная. — Читал он объявление и добавлял, — представь, сколько ты мог бы заработать, если бы не эти тетрадки.

Я улыбался в ответ и брал следующую работу, гость вздыхал и начинал помогать мне. Не забывая отпускать колкие замечания в адрес авторов работ.

Появление гостя нельзя было спрогнозировать, он приходил, когда это было интересно ему. Хотя было два фактора, которые могли влиять: хороший крепкий чай и проблемы с деньгами.

Каждый раз, гость приходил с интересными идеями или предложениями заработка, и каждый раз уходя, благодарил за чай. Он был интересным собеседником, и немало помогал с проверкой работ. Казалось, он разбирается во всём, нет ни одной области, где в его знаниях могли быть пробелы. При этом, он никогда не выпячивал их.

Прошел год, мне повысили зарплату, я выиграл пару грантов, кроме того, у меня появилось время для частных уроков. Потихоньку я привел в порядок свой дом, гардероб, стал помогать своей племяннице. Единственное что меня огорчало — одиночество. Я никак не мог ни с кем сблизиться. Даже горячо любимая дочка моей сестры, и та не могла приехать ко мне в гости, я опасался, что ее появления в доме разозлит моего ночного гостя. Нет, я не волновался за потерю времени, жил же я до знакомства с обитателем часов, я переживал, что он станет вредить моим гостям.

Самое смешное, одолженное время мне уже почти не требовалось, Повышение зарплаты, небольшое, но позволившее внести дополнительные комфорт в жизнь, освободило мне время, которое я раньше тратил на бытовые нужды. Сам бы я никогда не подумал что-либо менять, но сестра и моя племяшка… С каждым их появлением что-то да менялось в моей квартире: новый чайник, новый утюг, с отпаривателем и еще чем-то, вместо доставшегося от бабушки, и так далее. И после каждого появления предмета приходил мой ночной гость, пил чай, одобрял обновку, советовал что-нибудь, опять предлагал заработать ночью. Мы пили чай, обсуждали историю, литературу, я готовился к урокам, он улыбался. Под утро он уходил.

Шли годы. Я стал директором школы. Гость почти перестал приходить, хотя с повышением я вновь стал чаще сидеть по ночам на кухне. Даже когда он приходил, то почти не общался со мной, так, придет, поздоровается, вежливо поинтересуется здоровьем и делами, оставит на столе газетные вырезки с предложениями работы и уходил, слегка приподняв котелок на прощанье.

А однажды он не поздоровался. Вошел, налил себе чай, сел, как-то осунувшись и молчал до утра. Я тоже молчал, только ближе к рассвету не выдержал и спросил:

— Что-то стряслось?

Тот кивнул.

— Неприятности на службе?

И вновь кивок.

— Могу помочь?

Мой гость посмотрел мне в глаза, так, исподлобья, а потом усмехнулся:

— Нет, уже нет

Он встал, обошел стол, положил мне руку на плечо.

— Ты славный человек, Учитель, — вздохнул гость, — но именно из-за этого меня переводят. Я пришел попрощаться.

У меня ёкнуло сердце. Племяшка писала диплом, я обещал ей помочь, но если сейчас отдать долг … Я быстро прикинул в уме и удивился. Это сколько же я должен был бы прожить?

— Хорошо, — тихо сказал я, — понимаю. Всему свое время. Я готов отдать долг.

И тут мой гость засмеялся. Это был тихий, грустный, нечеловеческий смех. Отсмеявшись, он протер очки, убрал платок в нарукавник и тихо произнес:

— В том-то и дело, в том-то и дело. Ты за все эти годы так и не задолжал. Поначалу я честно, как положено, уговаривал тебя, Учитель, тратить эти часы на себя, но увы… а потом, потом я понял, что мне куда важнее контракта простое общение с умным человеком, и приходил к тебе в гости, и советы давал не по работе, а как другу. И теперь. Теперь, когда срок контракта истек, да-да, ты его не читал, но время было оговорено, я вынужден уйти. Так как я своей работы не выполнил, меня, скорее всего, понизят, хотя это не важно. Прощай, друг.

И я второй раз пожал его руку, прошептав, так тихо, как только мог:

— Мне очень жаль.

Ответ я прочел в глазах:

— Я знаю.

Мой гости приподнял котелок, поправил очки и скрылся за часами. Больше мы не встречались. Время стало идти как у всех, но его хватало с запасом, я помог племяшке, которая переехала ко мне, она защитила диплом, и я с чувством выполненного долга вышел на пенсию. Да, кстати, я знаю, куда перевели моего гостя. Раз в месяц я хожу в собес …