Нас двое?

Вы знаете, как выглядит человеческая душа? А вот я знаю. Человеческая душа обычно глубокого, чёрно-синего цвета, как Маракотова Бездна. Она бесплотна, и потому её цвет изменчив, как у капли чернил, расплывающихся в стакане воды. Душа похожа на дымку внутри кристалла, иногда даже чудятся блики и рефлексы на гранях, но самого кристалла нет и в помине.

Елена — не совсем обычный человек. Её душа отливает тёмно-красным. Боюсь, что это из-за меня. Душа — вещь хрупкая, и моё присутствие не может не влиять на неё. Я стараюсь исправлять это по мере сил. Ведь без Елены не было бы и меня.

Сейчас она спит на тахтушке, и я ушёл из её разума. Демонические сны ей были бы совсем ни к чему. Ей нужно отдохнуть, а я могу заняться своими делами.

Ветка, будто рука ветра, постучала в окно.

За сегодня удалось собрать достаточно материала: осколки, брызги и пыль человеческих душ. Какой-то парень в автобусе засмотрелся на мою Елену и его душа дала трещинку. Такая быстро затянулась бы, но я расшатал отколовшийся кусочек. Так много материала мне попадается редко. Правда, похоже, тот парень теперь влюблён в Елену. Вот кто-то другой, выйдя из себя и накричавши на собеседника в телефоне, расплёскивает кипящие капли своей души. Собирая их, замечаю красноватый блеск — материал не самый лучший по качеству, для меня подойдёт, но не для Елены. Третьи — уставшие, непонимающие, мучающие себя люди потихоньку смалывают свои души в песок — медленно, но постоянно. Таких больше всего. Весь этот сырой материал следует обжечь, сплавить и разлить по формам.

«Щелк» — защёлка двери наконец нашла удобное положение.

Обжигание души — завораживающее зрелище. Невесомые синеющие осколки и капли от моего прикосновения занимаются таким же синеющим пламенем. Оно подобно каменному цветку и пустынному миражу одновременно. Наблюдать за ним можно вечно, так как душа постепенно сама переходит в пламя и ещё больше развоплощается. Но мне нужно поймать момент, когда это только начинается, и, удерживая пламя взглядом, своим дыханием превратить души в текучий, лёгкий, но тёплый туман. Такой материал я уже могу использовать. Но чтобы залатать душу Елены, я беру только самый чистый.

На кухне рассуждает капающий кран. С каждым его словом новая капля чистых душ уходит в Елену. Это заставляет её улыбаться сквозь сон.

Часть оставшегося материала уходит на поддержание моего бестелесного обличья, а часть я обычно использую для забавы. Да, теперь я считаю это забавой. Я пытаюсь моделировать жизнь и разум. На моих ладонях появляются и исчезают эфирные существа, не имеющие тела. Никто из созданных мной не может прожить и минуты. Некоторые умирают в невероятных муках, а некоторые даже не успевают осознать себя. Но все эти души рассыпаются в мельчайший прах, который я не в силах ни собрать, ни даже увидеть или учуять. Может, он и не пропадает бесследно и даёт начало настоящей жизни, настоящему разуму, но не мне об этом судить.

Вздохи и стоны моих созданий сливаются в безмолвный хор.

Я даже уже не знаю, зачем я ставлю эти бесконечные опыты, уже не думаю, в чём мои ошибки, как их можно исправить, чтобы продлить или облегчить жизнь моим созданиям. Не так давно, когда я только появился у Елены, я вместе с другими молодыми демонами выступил против …, но теперь мы даже не называем его имени. Мы говорили, что мы свободные художники, что мы не потерпим иерархию, что мы тоже можем стать демиургами, если вырвемся из этого ада.

«Мы — часть той силы, что творить способна.

Не требуем от мира мы любви.

И тьма, и свет нам равно чужеродны,

Зато как люди мы творим.»

Так мы говорили о себе. Мы вообще много чего говорили. Но сделать мы ничего так и не сумели. Нас изгнали, а оказавшись на свободе, о которой мы грезили, мы потеряли друг друга, и, кажется, самих себя тоже. Мы перестали быть художниками, мы перестали искать.

За окном начали петь птицы.

Начинает светать. Я уже исчерпал свой запас материала, и мне остаётся лишь ждать, когда Елена начнёт просыпаться и я смогу спокойно воссоединиться с ней. Приближаясь к ней, я всегда чувствую себя странно. Русые волосы, короткие невидимые ресницы, мягкие черты лица. Невыносимо думать, что наступит момент, когда этого всего не станет. Но пускай даже я могу продлить её жизнь, пускай я истрачу на неё ещё множество человеческих душ, придёт время, и моё — её отражение в зеркале потеряет полюбившийся мне облик. Исчезнут её человеческие мысли, обычно мелькающие вокруг меня. Я останусь один, всесильный и бессмертный.

С шорохом прошлась по тротуару метла дворника.

Один. А сейчас нас двое? Я и Елена — одно целое, хотя она так непохожа на меня Нас двое, но душа одна. Парадокс, закреплённый в догматике, против которой я, помню, боролся. Но сейчас, когда я думаю об этом, мне становится страшно, что нас и правда двое. Страшно, что утратив Елену, я потеряю что-то важное. И при этом каждое мгновение с ней приближает меня к её убийству — если нас двое, то иначе это и не назвать.

Мне ничего не стоит отказаться от собственного тела, от силы и бессмертия, которое оно даёт. Я даже ни разу не вмешивался в жизнь Елены, не посягал контролировать её разум. Но если я покину её совсем, то быстро распадусь в пыль, как мои собственные создания.

За стеной послышались шаркающие шаги и сиплое кряхтение старого соседа. Его, бывает, мучает бессонница.

Если бы я мог поговорить с ней, может, мне было бы легче решиться. Тогда у неё сохранилась бы частичка меня, память обо мне, наверное, совсем безобидная. Но вряд ли Елена знает обо мне. Ведь я — всего лишь градация тени в её душе, всего-лишь блик чужеродного света. Быть может, услышав мой голос, она сойдёт с ума. Или обойдёт меня вниманием, как ничего не значащую мысль. Смогла бы она отделить меня от себя?

Зазвучала первая нота будильника.

Веки Елены начали подрагивать. Будь что будет, я просто поговорю с ней. Я поцеловал её в губы, как ветер, и подумал её голосом: «Елена, проснись».