Социальный рассказ. Правда на дне бутылки.

Маша сидела у себя в комнате, стараясь отвлечься от проблем. Надо было сделать уроки до шести часов вечера. Это было не просто, так как в старших классах на дом задавали большой перечень. А ведь ещё надо успеть приготовить ужин и убраться. Иначе...

— Надо заниматься, — твёрдо сказала Маша, обращаясь сама к себе.

Время подходило уже к семи, надо же она получила маленький подарок в виде часа одиночества. Маша включила радио, не громко, так чтобы хватило разогнать печальные мысли. Она танцевала, перебегая из комнаты в коридор, чтобы не пропустить приход кого-то из родителей. Затравленно смотря в глазок, но тем ни менее, чувствуя себя счастливой от того, что у неё есть эта передышка в час.

В очередной раз она подбежала к двери и заметила знакомую фигуру. Первой пришла мама. Маша открыла дверь, взяла тяжёлые пакеты со школьными тетрадями.

Мама, как всегда, была не в духе. Маша часто видела её в школе и не узнавала в ней эту угрюмую женщину.

— Выключи музыку, голова болит.

Галина Петровна, учитель со стажем в средней школе, и дома не забывала о своём поставленном голосе. Она говорила громко, приказы то и дело сыпались из её уст.

Мама быстро разделась и облачилась в длинный халат.

— Кушать приготовила. Я пропахала две смены, — грозно взглянула она на дочь.

Маша послушно проследовала вслед за матерью на кухню. Всё было готово. Жаренная картошка. Дополнение к ней винегрет.

Маша поставила перед матерью тарелку с едой и присела рядом. Без родителей она не ела не из-за того, что есть было нечего, а просто не хотела драгоценное время одиночества тратить на еду.

Быть может такой режим и повлиял на фигуру девушки. В свои пятнадцать лет она обладала ростом не менее 170 сантиметров, а весила чуть больше пятидесяти килограмм. Большие глаза впали, вокруг них легли тени от недоедания и недосыпа. Вечная закомплексованность, связанная с неимением красивых, новых вещей (а ведь в этом возрасте это так необходимо для девушек), из-за своей худобы и большого роста оставила след на теле девушки. За партой она горбилась, будто вжималась в своё место. На переменах ходила поближе к стенам.

— Уроки сделала, — спросила строго мать. Галина Петровна ловко нанизывала ломтики картофеля на вилку и быстро отправляла в рот. Она нервно поглядывала на дверь и прислушивалась, если слышала шаги.

Маша тоже вслушивалась в коридорную суматоху. В это время в восьми квартирном двухэтажном доме шаги были не редкость — все возвращались с работы. Девушка давно научилась распознавать шаги соседей.

Вот быстро процокала соседка из пятой квартиры. Она работала медсестрой в частной клинике. Следом за ней тихо плёлся её муж. Простой работяга и порядочный семьянин.

Потом раздался ребячий смех и быстрые шаги. Следом шли тяжёлые восьмидесяти килограммовой поступью ноги их мамаши, с неизменной сигаретой в зубах.

Восьмая квартира была сдана в аренду для "новых русских" — как принято было говорить. Хотя из всех — это была самая порядочная и тихая семья, все относились к ним свысока, так как, повторюсь, это было принято.

В седьмую квартиру пока никто не поднимался и Маша очень радовалась этому.

— Посуду помой, я устала. — Мама поднялась из-за стола и прошла в зал. Легла на диван и включила телевизор, но не громко.

Маша послушно помыла посуду, убрала поглубже в шкаф. Потом подумала и убрала туда же ножи.

Она прошла в комнату к себе. Сложила учебники в сумку и подошла к зеркалу. Испуганные глаза глядели оттуда. Нос немного картошкой, пухлые губы выделялись на бледном нездоровом лице. Маша ненавидела своё лицо. И не столько из-за непропорциональных черт лица, сколько из-за схожести с отцом.

Наконец Маша услышала знакомое шарканье ног, затем громкий стук в дверь. Не смотря на наличие своих ключей, отец всегда предпочитал стучать громко, оповещая весь восьми квартирный дом, что пришёл хозяин.

Телевизор мгновенно умолк. Маша вышла к двери и открыла её. На пороге стоял пьяный, грязный до неузнаваемости, с рассеченной губой отец. Он шатаясь вошёл в квартиру, при этом отпихнув Машу.

"Он не специально. Просто на ногах не стоит." — думала Маша.

Она помогла снять порванную в двух местах куртку. Сняла один ботинок. Второй, как оказалось, остался в коридоре перед дверью.

Прошёл в зал. Маша потрусила следом. Мама сидела за столом, отгородившись тетрадями.

— Иди ешь. Всё на кухне, — сказала она. Отец сверкнул глазами, но промолчал и поплёлся на кухню.

Там достал из-за пазухи бутылку водки. Налил изрядно в стакан и выпил.

Маша поставила перед ним тарелку. Но что-то пробурчал о том, что есть одну картошку ему надоело.

Маша ушла в комнату. Тихо слушая из своего укрытия, что происходит в остальных комнатах.

Галина Петровна продолжала проверять тетради в полной тишине. Степан Михайлович продолжал напиваться на кухне. Иногда там что-то падало и он громко выкрикивал ругательства, обращаясь непосредственно к этому предмету.

На улице давно потемнело, надо было ложиться спать.

Маша решила вздремнуть. Не раздеваясь, легла на покрывало и провалилась в беспокойный сон.

Её разбудил звук разбившейся тарелки. Маша встала и прислушалась. Случайность или началось?

Она расслышала шоркающие шаги по полу. Потом громкую оплеуху. Мать закричала. Маша сломя голову бросилась в родительскую спальню. Отец тащил мать за ногу с кровати. Она пыталась зацепиться за что-нибудь, чтобы не упасть. Маша попыталась вклиниться, но не смогла разорвать сильные руки отца. Мама слетела с кровати, продолжая при этом кричать и плакать.

Маша своими маленькими кулачками на тонких ручонках била отца по спине. Но тому это как слону дробина.

— Не надо, не надо, — кричала она.

Отец отмахнулся от неё, Маша отлетела. Но тут же поднялась. Адреналин захлёстывал.

Мать истошно кричала. Девушка с удвоенной силой кинулась на отца. Теперь он обратил своё внимание и на дочь. Повернулся к ней.

Маша увидела ненавистные большие глаза, затуманенные водкой. Он пытался сфокусироваться на ней, но постоянно зрачки убегали то вправо, то влево. Рот искривился. Из носа текли сопли и свисали с усов.

Он подошёл ближе, Маша не отступила. За это была вознаграждена пинком. Она отлетела на пол метра.

В этот момент она чувствовала такую ненависть к отцу, что готова была убить. Она схватила утюг с рядом стоящей гладильной доски и замахнулась. Но не смогла опустить ему на голову.

Вот же она возможность. Пока он склонился над вопящей матерью, нужно бить и всё.

Но Маша не смогла. Она с силой толкнула отца. Тот от выпитого ранее потерял равновесие и рухнул. Она свалила на него ворох наглаженной одежды и помогла матери подняться. Они вместе побежали в детскую комнату и закрылись там. Для баррикады всё было готово. Шпингалет в двери, небольшой холодильник, чтобы подпереть дверь. И диван, чтобы усилить эту конструкцию, подперев холодильник.

Отец, тем временем, освободился от своих пут. Он направился к комнате Маши. Навалился всем весом на дверь, но она не поддавалась. Тогда он решил попробовать выпнуть дверь, но безрезультатно. Сел рядом и стал уговаривать открыть дверь. Еле ворочающимся языком бормотал слова извинения и уверял, что такого больше не повторится. Через минуту опять пинал дверь и кричал, что поубивает всех.

Маша смотрела на мать с жалостью. Мама сидела на диване и рыдала. В ворохе своих проблем, вечных побоев, криков, ругани от некогда весёлой женщины не осталось и следа.

Отец продолжал бить в дверь.

Так прошёл очередной день из жизни Маши. Не буду рассказывать о всех подробностях той "счастливой" жизни. Поверьте, в свои пятнадцать лет она прошла такую школу жизни, которая не каждому человеку выпадает.

В каждом рассказе должна быть своя мораль. Истина. Правда.

В этом содержится мой крик души.

"Если вы не хотите, чтобы ваши дети танцевали на ваших свежих могилах, конечно при условии, что они вообще выкроят время для ваших похорон, остановитесь. Не стоит искать правды на дне бутылки. Весь смысл жизни в детских счастливых глазах. Дай Бог, чтобы ни один ребёнок не узнал, что такое семейное насилие."