НЕОНОВЫЙ СВЕТ - продолжение

Концерты неплохо разнообразили нашу работу в ресторане, помимо финансовых интересов подпитывая наше тщеславие. Но «кормил» нас, конечно, ресторан. В «Невском» нам выделили две комнатушки для отдыха и переодевания, одна для Светы, другая – для остальных. Андрей, конечно мог находиться и в той, и в другой комнате, но Света не выносила, когда курили, поэтому он чаще был со всеми. Я был солидарен со Светой, потому что никогда не курил, и поспособствовал этому мой отец, притом, что сам курил с детства, много, и, сколько его помню, противный и вонючий «Беломор». У отца вообще были оригинальные способы убеждения через программирование подсознания, хотя он понятия не имел, как это называется. Сначала он отучил меня баловаться со спичками, все знают, насколько это опасно в детском возрасте. Когда я, еще с трудом передвигаясь, в очередной раз потянулся за спичками, он не стал их отнимать, а подождал, когда я их зажгу, применив шоковую терапию. Коробок задымился у меня в руках, и кроме испуга, я еще надышался жженой серы, и мне хватило этого на всю жизнь. Я больше не брал в руки спичек, а, будучи взрослым, пользовался электрозажигалкой.

Подобным способом он привил мне отвращение и к табачному дыму, и у меня и мысли не возникало попробовать курить. Но присутствовать, когда курят другие, приходилось, и в этих случаях меня выручало то, что я занимался пранаямами. Эти дыхательные упражнения с задержкой тренируют кислородное голодание, что, оказывается, очень полезно для здоровья – тренировка кровеносных сосудов стабилизирует давление, включает резервы организма и лечит многие болезни. В детстве я постоянно простужался и ходил с насморком, освоив пранаямы, я забыл, что такое – насморк, и, практически перестал болеть, вовремя восстанавливая энергетику организма. Позже я вычитал, что профессор Вейник лечит кислородным голоданием все болезни, даже самые тяжелые, заставляя организм вернуться к правильной программе. Учитывая мои тренировки, я мог довольно долго почти не дышать, используя поверхностное дыхание, и всегда жалко людей, страдающих «недостатком свежего воздуха», притом, что кислорода в воздухе предостаточно и срабатывает подсознательный испуг, пока человек не убедит себя, открыв форточку, что дышит свежим воздухом. На самом-то деле кислород – это главный окислитель, способствующий старению организма, поэтому не дышите глубже! Вот наглядный пример, что наша жизнь состоит из парадоксов.

А время продолжало свой бег, и Горбачев уже выбил последнюю подпорку из-под разваливающейся и прогнившей системы, и снова надо было все разломать, чтобы потом снова строить. Более активная прослойка уже стала делить то, что раньше было общим, то есть – ничьим. Стала появляться новая для нас агрессивная формация – бандитские группировки, промышляющие рэкетом, потому что уже появились частные предприниматели, и было, у кого и что отбирать. Эти бандиты сильно отличались от старого уголовного мира показной наглостью и беспринципностью, им было все равно, на ком утверждаться, главное – показать свое превосходство.

Работая в кабаках, мы иногда бывали свидетелями мелких разборок с участием уголовных элементов, но это была большая редкость. Чаще дебоширили молодые люди, не умеющие пить, а «авторитеты» помогали наводить порядок, и никогда не имели претензий к музыкантам. Мы знали этих людей со слов официантов, и сами с ними никак не пересекались. Был случай, когда в ресторан пришли уже подвыпившие бывшие «афганцы». Посидев, и добавив, набрали «нужную» кондицию и стали шуметь и приставать к соседям. После просьбы «не мешать» стали еще агрессивней и назревала драка. Через несколько столиков, как нам сказали «халдеи», отдыхал какой-то «авторитет», который подошел к ним и предложил сесть и успокоиться. «Братишкам» уже было «море по колено», тем более, что на нем не написано, кто он такой, и те послали его подальше, после чего один из них рухнул на пол после короткого удара и уже не поднимался, а второй, оценив ситуацию, стал убегать, огибая столики по большому кругу. «Авторитет», срезав путь, быстро поймал его на кулак, спокойно пошел к своему столику и сел на место. Подоспевший швейцар помог друзьям покинуть зал, поддерживая и подталкивая в нужном направлении.

Но изменились времена, изменились нравы, появились преступники, создающие криминальный авторитет на страхе, а для этого надо было пугать всех, особенно тех, кто на виду, и музыканты уже не чувствовали себя в безопасности. В «Невском» тоже появились «отморозки», помечая своим дерьмом захваченную территорию. Мы не стали долго терпеть бандитский напряг и решили уйти из ресторана в гастрольную сферу деятельности, тем более, что у Медяник уже были кое-какие наработки. Для самостоятельных гастролей еще многого не хватало, нужна была аппаратура, администратор, организующий гастрольные поездки и побольше репертуара, но Света нас обнадежила, что все будет нормально.

А пока состоялась поездка в Кисловодск, кажется, на праздник города, а затем – в Москву, для участия в большом концерте в спорткомплексе «Олимпийский», где насобирали отечественных певиц с претензией на рок. В качестве костюмерных использовались большие раздевалки для спортсменов, в которые запихивали по два коллектива. Нам досталась раздевалка пополам с Распутиной, и мы в полной мере смогли оценить нравы московской музыкальной «тусовки». Маша откровенно потряхивала телесами, соперничая с Медяник в размере бюста, и не стеснялась в выражениях, «матерясь» поставленным голосом. Света объяснила нам, что в столице среди музыкантов это в порядке вещей, и даже модно, а тон всем остальным задает сама «примадонна», после чего мы почувствовали себя глубокими провинциалами.

Амфитеатр был заполнен по максимуму, и некоторые зрители сидели даже сзади сцены. Трудно сказать, что они слышали, но точно почти ничего не видели, тем более, что музыканты были широко разбросаны по большой сцене, и просто терялись в груде аппаратуры. Барабаны стояли слева у самого задника, а часть зрителей все равно смотрела мне в спину, не видя остальных участников группы. Я «месил» барабаны, закрытые черными резиновыми кружками, с трудом попадая в фонограмму, потому что слышал в основном эхо, а не мониторы, но, несмотря на все трудности, мы продолжали «дарить великое искусство народу», во всяком случае, той его части, что не пожалела денег на билет.

Вернувшись в Питер, мы зацепили еще пару точек, и, в общем, все. У Светы вдруг изменились планы, и она уехала в Канаду работать в маленьких ресторанчиках по два раза в неделю, но уже за валюту, а Андрей остался нянчить дочку вместе со своей мамой. Я не пытался искать работу в кабаках, уже хватало рассказов про бандитские разборки, после которых страдали музыканты или их дорогие инструменты.

Судьба свела меня с Ларисой Дальской, цыганкой по крови с русской душой нараспашку. Она гастролировала с мужем, который одновременно был клавишником, саксофонистом, аранжировщиком и директором коллектива. У Дальской с Гековым был мобильный комплект аппаратуры, работали квартетом и очень профессионально. Чисто цыганским был стилизованный первый блок, остальная программа состояла из красивых эстрадных песен, при том, что природа подарила Ларисе прекрасный голос, и единственной причиной отсутствия до сих пор большой популярности был распространенный русский недостаток – слабость к алкоголю. Я с этим столкнулся в первой же поездке, которая сорвалась, не успев начаться.

Мы приехали в Грозный, первый концерт не состоялся по независящим от нас причинам, а потом Лариса «выпала в осадок», мы свернулись и уехали домой. Я уже решил, что все закончилось и мне не повезло с коллективом, но, оказывается, все в порядке и через несколько дней мы уже катались с концертами по Украине, как будто ничего не произошло. Дальская тащила на себе весь концерт, уходя со сцены один раз, чтобы переодеть платье, пока мы играли инструментальную пьесу.

График гастролей был плотный, для простоты перемещения с точки на точку я возил с собой электронные барабаны, но не те красивые «блины», на которых играл в ресторане, а «самопальный» комплект, который сделал из оранжевых пластмассовых коробочек для домашних мелочей. Крепеж весь был фирменный, и барабаны неплохо смотрелись. В одной из южных поездок после концерта подошли двое кавказской национальности с предложением:

-Слюшай, какой фирма барабаны?

-Там же написано – «Аlesis» –показал я на наклейку от драм-компьютера на коробочке, заменяющей большой барабан.

-Продай нам, много денег дадим.

-А на чем я работать буду, поездка только началась.

-Жалко, такой хороший звук. Может, продашь?

-Не могу, гастроли сорвутся.

Я с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но правду про свои барабаны – коробочки решил не рассказывать, чтобы не уронить престиж коллектива.

Геков работал только живьем, у него не было студийных записей. После того, как я научил их работать в пульт, а не под себя, он сделал несколько демозаписей для рекламы коллектива, но как готовую фонограмму их не использовал. По причине отсутствия профессиональных фонограмм мы однажды попали впросак, вписавшись в сборный концерт на празднике города Донецка. Концерт был на открытом стадионе, все приглашенные коллективы работали под «фанеру», кроме нас. На поле была импровизированная сцена, стояло несколько мониторов, как выяснилось позже – бесполезных. Мы заняли свои места на сцене, я дал счет и, ударив в барабан, звук услышал только через две секунды. Остальные музыканты тоже были в растерянности, и чтобы окончательно не развалиться, все повернулись ко мне и ловили сильную долю, глядя на мои руки. Нам трудно было судить о качестве исполнения, потому что мы слышали несколько раз отраженное эхо, как в горах, в результате все превращалось в кашу. В любом случае, народ был не в обиде, видимо, все гуляли уже с утра и на концерт пришли в нужной кондиции и добродушном настроении.

Как выяснилось позже, это был последний гастрольный коллектив в моей музыкальной карьере, и вообще начиналось время, когда много чего стало последним, – пришло время перемен. Меня еще ждала моя последняя работа на поприще музыки в гостинице «Карелия», правда, недолго, всего восемь месяцев. Гостиница находилась на окраине города, и ей пока не особо интересовались криминальные структуры.

После возвращения из очередной гастрольной поездки с Дальской жена сказала, что мне звонил знакомый барабанщик и просил перезвонить, когда вернусь. Выяснилось, что он уезжает в Америку, насовсем, и в коллектив нужна замена. Составом руководил пожилой саксофонист, и в репертуаре было много технически сложной музыки. Я откупил у будущего американца «живые» барабаны и наигрался всякого джаз-рока, что, конечно, интересно для музыканта, но не слишком – для ресторанной публики. За «карась» играли все, что закажут, при этом заказывали много «блатняка», что сильно доставало, да еще «гуляли» люди с рынка, так что хватало кавказских напевов. Закончилось все очень неожиданно. Пока мы были в отпуске, гостиницу откупил какой-то «новый русский», и из двух коллективов оставил только один, из экономии. Мы резко оказались безработными, хотя по документам я числился в ДМА Ленконцерта еще больше года, но не получал ни копейки.

В довершение к моим финансовым потерям, я почти лишился швейных заказов, сначала мне поменяли номер телефона, и старые клиенты не могли до меня дозвониться, а в качестве альтернативы – появился дешевый «секонд хэнд», к тому же, у людей пропали деньги. Народ прикидывал, как выжить в новых условиях, а не «что б такое сшить». В общем, похоже, началась черная полоса, как, впрочем, у многих в этот период.

От безысходности я вписался поработать у моей бывшей клиентки в неопределенном качестве, что-то вроде «директора» ларька. Хозяйка двух открытых фирм с неограниченными возможностями имела один ларек у метро «Горьковская», и предложила мне организовать торговлю. Сама промышляла продажей предприятиям старых компьютеров и прочей ерунды, в которой мало, кто нуждался, но, купив за дорого по «безналу», часть суммы обналичивали и делили пополам. В результате компьютеры пылились на складе, а продавец и покупатель клали в карман неплохие деньги, в общем, новые рыночные отношения. Я же стал обслуживать ларек, выступая в роли снабженца, а иногда — продавца и грузчика. На подхвате была жена, периодически работая продавцом. В общем, надо было что-то делать, и кое-какой вариант вскоре подвернулся. Соседка по парадной, с которой мы часто общались, предложила скататься с ней и ее подругой в Китай, «челноком». Я занял у хозяйки ларька пятьсот долларов под проценты, плюс честное слово, и скоро мы уже летели в самолете на восток.

Стоял ноябрь, у нас все дышало зимой, но летели на юг Китая и рассчитывали, что там значительно теплей. Напрасно. Город был небольшой, мороз ужасный, на улицах куча велосипедистов в «намордниках» и грязная гостиница, напоминающая общежитие. В довершение к этим ярким впечатлениям, вся еда была жирная от соевого масла и воняла одинаково несъедобно. Неплохим было только пиво, и им приходилось заливать то небольшое количество еды, которое удавалось запихнуть в рот. Простыни и подушки в номере были грязно-серого цвета, и, перед тем, как спать, накрывали все это своими вещами. Товар был, насколько дешевый, настолько же и плохой, но сразу этого было не понять, и я покупал то же, что и все. Продавалось все в том же пресловутом ларьке, с большим комиссионным процентом его хозяйке, но деньги уже были сносные, и если бы не периодические угрызения совести за плохое качество изделий, на таком бизнесе можно было скопить небольшой начальный капитал. Но я морально был далек от торговли, где, так, или иначе, всегда приходится обманывать. Со своей работодательницей я вскоре расстался, больше по этическим соображениям, но в качестве «челнока» съездил еще дважды, в Индию, и снова – в Китай.

Конечно, Индия оставила яркие впечатления, хотя с коммерческой точки зрения, была менее выгодной. Контраст наблюдался во всем, начиная с погоды, и заканчивая нравами. Летели через Москву, и из пронизывающего декабрьского холода попали в не слишком жаркое лето. Сразу же разделись до футболок, хотя местное население ходило в свитерах, которых индийцы изготавливали в избытке. Скорее всего, им надо было хоть иногда носить то, что они производили, а меньше двадцати градусов там, похоже, не бывает. Еще в аэропорту, только ступив на индийскую землю, каждый смог оценить свою значимость – всех приветствовали, как почетных гостей, и красивые девушки каждому одевали на шею венок из оранжевых цветов. Отель был пятизвездочный, с шикарными холлами, лифтами и швейцарами, и вся обстановка создавала ощущения «белого» человека, что для нас было несколько непривычно.

Кроме моей соседки с подругой, в нашей компании был их знакомый, «представитель малого бизнеса», а точнее – хозяин семи ларьков у разных станций метрополитена. Игорь жил со мной в одном номере, но нам не было тесно. Номер был очень просторный, с кучей подсобных помещений, и впоследствии мы легко распихивали по углам весь приобретаемый товар, превращая номер в склад.

Для начала мы решили повыгодней обменять доллары на местную валюту, многие торговали только за руппии. Кое-как изъясняясь по-английски, объяснили местному мото-рикше, то есть таксисту – по нашему, что хотим поменять валюту. Индус объяснил, что знает хороший «обменник» с выгодным курсом, — «здесь, недалеко». Мы с трудом втиснулись в кабинку мотороллера, рассчитанную скорее на двоих, чем на четверых, притом, что дверцы у этой модели не предусмотрены, и на поворотах держались, кто – за что, лишь бы не вывалиться. В таком экзотическом транспорте нас повезли «недалеко».

Я не разглядывал карту Дели, но, судя по тому, сколько мы ехали, город занимает большую площадь, и, когда уже казалось, что город заканчивается, вскоре появлялись новые кварталы, и так – бесконечно. Видимо, нас отвезли в старую часть города, потому что там было много деревянных двухэтажных построек, прилепленных, одна – к другой, и оформленных с восточным колоритом. Я сразу вспомнил фильмы про Гонконг, и тому подобное. Улочки были заставлены торговыми лотками, заваленными всякой всячиной, от всей этой пестроты рябило в глазах, и все хотелось потрогать и попробовать, но нам было очень не рекомендовано что-либо из еды покупать на улице, во избежание отравлений.

Когда мы, наконец, остановились в этих деревянных трущобах, то несколько пожалели о своей чрезмерной доверчивости – рикша завел нас во двор, и внешне обстановка очень способствовала свершению различных преступлений, учитывая, что у нас с собой была куча денег, а вокруг – мрачно и безлюдно. Но, слава Богу, все обошлось. С черного хода вышел «меняла», который, скорее всего, был родственником нашего рикшы, выяснил сумму обмена и вынес пачки руппий в «банковской упаковке», то есть пачки банкнот были насквозь пробиты длинными железными скрепками. Когда мы усомнились, должны ли быть деньги дырявыми, нас успокоили, что все нормально, так и должно быть, и нам оставалось только побыстрее убраться отсюда подальше. Выйдя опять к торговым рядам, мы выяснили, что в этом районе один из самых дешевых рынков. Игорь предложил посмотреть, девушки отказались и поехали в гостиницу, а мы пошли присмотреться к тому, чем торгуют.

В гостиницу мы привезли два больших мешка товара. На следующий день мы уже ездили по магазинам вчетвером на машине главврача нашего посольства с его личным шофером. Пока мы с Игорем скупали товар, женщины познакомились с этим главврачом, и он выделил им автомобиль. Водителем был индус, говоривший по-русски, что очень упрощало процесс.

Нас удивило количество бездомных, ночующих прямо на газоне большого сквера посередине площади, на которую выходила наша гостиница. Индус – водитель объяснил, что им бесплатно предоставляют жилье в пригородах Дели, но они не хотят там жить, потому что кормятся попрошайничеством, не желая работать, и не покидают город, причем, в окрестностях Дели их около миллиона. В каждой стране свои нравы, свой образ жизни.

А в нашей стране образ жизни менялся, причем, пока было непонятно, в какую сторону, а на вид – явно не в лучшую. Произошла переоценка ценностей, изменились приоритеты, началась поляризация добра и зла, и зло пока что побеждало. Пытаясь приспособиться, я пробовал стать торгашем, но получалось плохо. Жена устроилась в один из ларьков Игоря продавцом, а я начал строить дом из красного кирпича на садовом участке в Александровской. Поначалу мне активно помогал мой брат, у которого был небольшой опыт в кладке кирпича, но его с трудом хватило на три месяца, и кладку первого этажа я уже доделывал один. Брат смог отказаться от наркотиков, но иногда все же срывался в запой и становился неуправляемым. В результате мне понадобилось два сезона, чтобы поставить стены и крышу двухэтажного дома – основу моей дачи, которая впоследствии станет основным местом жительства для меня и моей жены.

Ввиду многих обстоятельств я оказался в некоторой изоляции, почти перестав общаться с теми, кого считал друзьями и приятелями, в том числе – и с Гусевым, который еще недавно представлял меня своим новым знакомым, похлопывая по плечу и говоря: — «Мой лучший друг». К этому времени у него тоже изменился род деятельности, Алик завязал с музыкой и занялся режиссурой на недавно образовавшейся студии под названием «Русское видео». Несколько лет до этого у него были попытки создать крутую отечественную рок-группу, и, в общем – с переменным успехом, со своими взлетами и падениями. Наблюдая со стороны за его творчеством, я видел слабые места в вокалистах, но это была беда всего отечественного рока, и не слишком ярких композициях, что потом, скорее всего, явилось причиной раскола коллектива с последующим окончательным распадом. Алику нравился стиль группы «Deep Purple», и он сочинял что-то похожее, но року очень мешал русский язык, который плохо ложился на западную музыку, тем более, что спеть это круто было некому. За все время их творчества хороший вокалист появился только ближе к концу их совместной деятельности, притом, что остальные музыканты были очень высокого уровня. За счет плотного звучания, хорошего инструментала, красивого шоу их хорошо принимали, было много гастролей на крупных площадках, но оставить яркий след в отечественном роке явно не удалось. Гусев предпринимал попытки серьезно заявить о себе в Европе, но и из этого ничего не получилось. Вернувшись с турне по одной из европейских стран, он сказал, что там, где это востребовано, куча своих команд высокого уровня, а в некоторых странах рок вообще не популярен, там пьют пиво под звуки гармошки.

Последней попыткой Алика была поездка во Францию с целью рекламы своей группы, где также, прослушав демокассету, ему ответили отказом, но в конце кассеты была записана домашняя заготовка медленной инструментальной пьесы, за которую французы вдруг зацепились. Алик сказал, что такой музыки у него много, и с ним заключили контракт на запись его сольного диска из медленных композиций. Гусев съездил во Францию, записал диск, отснял клип на одну из своих композиций с парижским колоритом и привез дорогую аудиоаппаратуру для дома, для семьи, а вскоре приобрел машину марки «Жигули».

Группа Олега Гусева развалилась, основной костяк музыкантов создали новую команду, но просуществовала она недолго, после чего музыканты разбежались, кто – куда, а Алик сменил род деятельности и впоследствии стал известным клипмейкером и достаточно богатым человеком.

У многих моих знакомых появилась новая точка отсчета и началась новая жизнь, у кого – лучше, у кого – хуже, хотя эти понятия очень относительные, и их оценка – из разряда психологии. Далеко не все хорошее оценивается через денежный эквивалент, а часто просто происходит подмена понятий, что, к сожалению, на данный момент наблюдается в большой степени. Но время, так, или иначе, расставит все по своим местам, и, судя по всему, ждать осталось недолго. В любом случае – это новая история с новыми отношениями, и как-нибудь я ее дорасскажу, попозже.

ЧАСТЬ 2. В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ

«Лихие девяностые» — новая точка отсчета, новые отношения, новые возможности, правда – не у всех. Но чему тут удивляться, все оправданно и закономерно. Любая попытка поделить поровну ни к чему хорошему не приводила, всегда найдется актив и пассив, создав соответствующий баланс ценностей, материальных и духовных.

И именно в девяностые начался грубый дележ народного достояния, а если народное, значит – ничье, и кто первый схватил, тот и хозяин. Трудно представить больший бардак, тем более, если добавить практически отсутствие законов и морали. Времечко тяжелое, но бывало и хуже, просто нашему поколению впервые пришлось испытать такой нестабильный период в истории государства, вернее, того, что от него осталось.

Во времена правления коммунистов под прикрытием идеи всеобщего равенства разные народы и национальности были собраны в общую кучу и огорожены «железным занавесом», который теперь, наконец, сломали. Все, как крысы, бросились врассыпную с тонущего корабля, прежде всего потому, что, отделившись, было легче прибирать к рукам народное добро. Каждый субъект претендовал на независимость и старался отделиться, ломая все старые отношения, не осознавая, что не скоро появятся новые, а тем более – справедливые.

Амбиции никогда не приносили пользы, разрушая наработанное годами взаимопонимание и выгоду. С точки зрения естественного отбора, конечно, выживает сильнейший, поэтому происходит определенная чистка исходного материала, как бы – селекция, но нам от этого не легче. В любом случае, все вынуждены адаптироваться к новым условиям.

Я воспринял эти условия с некоторой долей оптимизма, радуясь мелким победам в процессе строительства зимней дачи, где своими руками создавал частную собственность, конечно же, методом проб и ошибок, с последующим их исправлением, чем, в той или иной степени, занимаюсь до сих пор. Процесс давно уже не настолько напряженный, каким являлся поначалу, но переделывать все равно приходится, а значит – всегда есть, чем заняться.

Итак, я занимался постройкой дома, пока позволяли климатические условия, а жена торговала в ларьке, заодно продавая остатки моего челночного товара, привезенного из Китая и Индии, и, в общем, финансировала стройку. Зимой я, естественно, жил дома и помогал ей раскладывать и собирать товар, которым она торговала. Продаваемых мелочей было огромное количество, и несколько часов уходило на то, чтобы разложиться, и где-то час, чтобы свернуться. В общем, очень нудная работенка, но других вариантов не было, а может, я просто плохо искал. Состояние некоторой эйфории на почве моего духовного роста призывало к смирению и умиротворенности, и это помогало пережить тяжелые времена.

Отработав на стройке дома два сезона, осенью я решил, что надо искать работу и вытаскивать жену из ларька. Наш родственник по линии тещи работал снабженцем в управлении по обслуживанию котельных, и когда я обратился к нему с просьбой помочь устроиться на работу, он предложил мне место оператора в котельной.

Курортный район к этому времени отделился от города в самостоятельную организацию и устанавливал для работников свои правила и условия работы. На момент устройства все казалось не таким уж плохим, но буквально с этого момента зарплаты были заморожены, причем – надолго, и выдавались с большой задержкой, впрочем, как и везде. Для сравнения, зарплата начальника нашей организации отличалась от моей в сто раз! К этому надо еще прибавить беспроцентные кредиты, почти халявное строительство коттеджей и поездки на мировые курорты за счет организации. В общем, ощущение полного беспредела, причем – безнаказанного. Помню, что один Новый год мы с женой встречали с тарелкой квашеной капусты на столе и разведенным спиртом, который в ларьках продавался регулярно. В любом случае, это не голод в блокадном Ленинграде, который пришлось испытать моей матери, и в общем – не смертельно, но на контрасте с предыдущей размеренной жизнью такое положение вещей выбивало из колеи. Как любил повторять мой отец – лес рубят, щепки летят, имея в виду, что без потерь в серьезном деле никак, а при такой глобальной перестройке – само собой, дров наломаешь, так что остается лишь выбрать, кем ты будешь, качественным «строительным материалом», или «дровами». Не думаю, что я оказался в «дровах», скорее – в «быушных деревяшках», которые еще могут пригодиться.

Учитывая свою склонность к философии, я понимаю, что это мой выбор и мое желание, или его отсутствие, потому что, имея большое желание, я мог бы многого добиться, даже не имея связей в большом бизнесе, но побеждает откровенный пассив и самоустранение от сумасшедшего ритма современной жизни, тем более, что бизнес не строится на чистых отношениях, и если я могу себе позволить не влезать «во все в это», подобная ситуация меня вполне устраивает. Намного проще наблюдать со стороны за бешено летящим поездом, гремящем всеми железками, в котором активная прослойка населения надеется доехать до своего «клондайка» с золотыми приисками. А мне как-то с ними не по пути, произошла переоценка ценностей, а вместе с ней – понимание сути Бытия, насколько это позволено нам, людям. Деньги – это эквивалент тщеславия, поэтому и от того, и от другого надо избавляться, если хватает сил. На данный момент я не являюсь отшельником или бродяжкой, и для поддержания моего образа жизни нужны некоторые суммы в денежном выражении, но не более того, и пока что они мне даются предостаточно. Когда наступит критическая ситуация, а она не за горами, тогда придется побеспокоиться о «хлебе насущном», а пока что есть счастливая возможность об этом не задумываться, и слава Богу!

Итак, девяностые – через призму отдельно взятой ячейки общества, то есть – моей семьи.

Осенью девяносто второго я закончил курсы операторов котельной и вписался в дружную семью «кочегаров». Котельная подвернулась газовая, довольно чистая, хотя – шумноватая. Волею судеб я попал к мастеру смены женского пола, которая серьезно увлекалась изотерической литературой, и нам было, о чем поболтать и поспорить. Она регулярно подбрасывала мне различные книжонки на интересующие меня темы, и работа уже не казалась обременительной. Немного утомляла двухчасовая дорога из города в холодное время года, но зато летом, живя на даче, я доезжал до котельной на велосипеде за пятнадцать минут, наслаждаясь по пути природой. Кое-как освоив сварочный аппарат, я наварил в котельной решеток для дачи на все окна, а из старых труб нарезал столбов для забора. Благодаря родственнику – снабженцу я привез шамотного кирпича для печки, бой стекла для окон, пару ведер краски, в общем – подручного материала для строительства здесь хватало. Если денег не платили, то хотя бы натурой получить часть заработанного, все же не так обидно.

Через пару лет, по стечению обстоятельств и моей сообразительности, меня повысили до мастера смены, на чем мой карьерный рост в принципе и закончился, потому что, не имея хоть какой-нибудь бумажки о техническом образовании, я мог не надеяться на дальнейшее продвижение по службе. В принципе, меня все устраивало, к тому же, был стимул побыстрее закончить стройку, чтобы не переезжать зимой в квартиру.

У жены в этот период обострилось сопереживание к «братьям нашим меньшим», и у нас в это тяжелое время жили две собаки и четыре кошки, которых с трудом перевозили то в город, то – на дачу, в зависимости от сезона. Дочка еще продолжала какое-то время кататься на запад со своим хором, а оттуда пару раз приезжали к нам в гости голландцы, да один раз – американка из Питсбурга. Не считая традиционного русского хлебосольства за праздничным столом в честь иностранных гостей, все остальное было довольно скромно и даже убого, потому что денег хватало с трудом, и мы были рады подаркам, типа – «секонд хенд», и нескольким долларам – на память о голландской щедрости.

В очередной поездке хора по Европе высокий и симпатичный голландец предложил нашей Инне выйти за него замуж, но она отказалась. В это время у нее были чувства к бывшему однокласснику, и ей было не до голландцев, тем более, что мы хоть и прогибались слегка перед Западом, но никогда не внушали дочке желания уехать из надоевшей «совдепии», какая – никакая, а Родина, как ни пафосно это звучит. Да и менталитет наш сильно отличается от европейского, так что, стоит ли привыкать к чужому, ломая себя. В принципе, и у дочери уже были сложившиеся убеждения на этот счет, более того, впоследствии Инна приложила определенные усилия, чтобы создать большую дружную семью, хотя поначалу, как все подростки, активно старалась выйти из-под влияния мамы, заявляя о своей независимости и самостоятельности.

Этот мотив побудил ее к первому браку с молодым человеком из хора, которого она вроде бы неплохо знала, но не любила. Мы не могли сказать об избраннике ни хорошего, ни плохого, но впечатление он производил воспитанного и уверенного в себе юноши. После свадьбы Инна переехала к нему, в попытке пожить самостоятельной жизнью. Вскоре у них родилась дочь, и появились соответствующие хлопоты, сильно затрудняющие быт и совместное проживание — первое испытание чувств и терпимости друг к другу. Испытуемые кое-как продержались два с половиной года, после чего подали на развод.

Для нас это было неожиданностью, потому что мы почти ничего не знали об их проблемах, и поначалу пытались уговорить дочь помириться с мужем, после чего Инна рассказала нам некоторые подробности из их интимной жизни, о которых мы даже не подозревали. Кое-что нас действительно шокировало, и больше мы уже не отговаривали ее разводиться.

Примерно за год до этого события я купил для них подержанные «Жигули», в расчете, что автомобиль облегчит им жизнь, и молодая семья станет сплоченнее, но это не принесло желаемого результата. Не то, чтобы у меня стало больше денег, просто по случаю продажи однокомнатной квартиры в Ломоносове моя мать презентовала мне тысячу долларов, как бы за помощь в устройстве сделки, после чего я занял у нее еще пятьсот, и купил машину. Мать после смерти отца уже больше десяти лет жила в деревне, в Псковской области. Свою комнату в центре она поменяла на квартиру в Ломоносове, и там обосновался мой брат. К этому времени он уже развелся со своей женой, и та вместе с дочкой жила у своей матери, а Саша жил один, пытаясь время от времени где-нибудь работать, при этом периодически срываясь в запой.

Когда он уже прилично засветился в этом Ломоносове, его стала пасти местная мафия с целью отнять квартиру, и как-то он мне звонит и рассказывает пьяным голосом, что его не выпускают из квартиры, приковывают наручниками к батарее и поют водкой, требуя, чтобы он подписал нужные документы, а позвонить ему удалось, когда они ненадолго вышли. Я поверил в эту историю и стал звонить в отдел по борьбе с организованной преступностью, или что-то подобное. Ребята скатались по указанному адресу, застали там всю компанию, причем, пьяным был только мой брат, «гости» не пили, но при них Саша не сделал никакого заявления, видимо, опасаясь за свою жизнь, а сказал, что это его друзья.

Таким образом, феэсбэшники ушли ни с чем, хотя, конечно, «братков» напугали, после чего те хотели ускорить процесс и, наконец выяснили, что в квартире прописана также наша мать, которая сейчас живет черт знает, где, а без нее документы не оформишь. Узнав о большой проблеме, «гости» ушли, прихватив с собой все, что можно было продать, оставив брата в пустой квартире. Я тут же сообщил матери об инциденте, после чего она сразу приехала, и мы стали срочно продавать квартиру, а Саша переехал к матери в деревню.

По такому стечению обстоятельств у меня вдруг и появились деньги, которые я истратил на машину, и когда дочка надумала разводиться, то машину пришлось переписать на меня, а мне, соответственно, сдать на права и сесть за руль. Конечно, автомобиль пришелся кстати, учитывая потребность в перевозке на дачу большого количества вещей, начиная с мебели, и кончая кошками и собаками. В это время большая масса населения в целях экономии отоваривалась на оптовых рынках, которых развелось довольно много, и торговали там дешевле, чем в магазинах, и одним из предназначений автомобиля были регулярные поездки за дешевыми товарами для всей семьи.

Что касается Инны, то она после развода очень быстро нашла себе нового спутника жизни, правда, на наш взгляд – не слишком респектабельного, но в этих вопросах она была упряма и советоваться с нами не собиралась. Причем, ее устраивало амплуа домохозяйки в уютном семейном гнездышке в окружении детей, и все мои потуги сделать из нее певицу, или музыканта не увенчались успехом, хотя способностей и знаний в области музыки у нее предостаточно. Откровенно не хватало смелости, авантюризма и настойчивости в достижении заветной цели, которых у меня в молодости было, хоть отбавляй, и только благодаря этому я стал музыкантом.

Впрочем, у каждого свое предназначение и цели в жизни, и кто знает, что в данном варианте лучше? Во всяком случае, сейчас я отношусь к этому спокойней, и хотя музыка дарит богатый мир невероятных ощущений, чтобы жить в этом мире, необязательно быть профессиональным музыкантом. Достаточно просто любить музыку, хотя бы ненадолго растворяясь в ней и забывая о повседневной суете и заботах.

У меня музыка перешла в разряд хобби, так, как уже не кормила, но страсть осталась, и я периодически пытался сделать что-то вроде домашней студии, чтобы писать свою музыку. Поначалу я делал аранжировки и записи дочкиных песенок, которых к этому времени накопилось довольно много, потом стал сам сочинять тексты и музыку, а освоив компьютер и программки обработки музыки, выдавал уже вполне законченный продукт своего творчества в виде полностью сведенной песенки с современной аранжировкой и модными звуками.

Позже я убедился, что даже хорошую песню без крутого протеже или больших денег не протолкнуть, потому что условия в шоу – бизнесе сильно изменились, весь рынок уже поделен, и пролезть туда почти нереально, так что сочинял я в основном для себя. Были некоторые попытки поискать содействия у бывших друзей – приятелей, но толком ничего не получилось, во всяком случае – пока.

Довольно курьезный случай был с Гусевым, вернее – с его женой, Ириной, когда я вдруг решил напомнить о себе. Мы не общались уже лет пятнадцать, про Алика я кое-что знал из прессы, да иногда он мелькал по телевидению. Некоторые подробности мне рассказывал о нем Гена Ширшаков, с которым у меня было несколько встреч до того, как я решил позвонить Гусеву. Я знал, что Алик переехал на Петроградскую сторону, купил себе и дочери по дорогой квартире, и вроде как, у них целый этаж дома на троих. Я выяснил через базу данных его новый телефон и как-то днем позвонил. Трубку взяла Ирина, я ее сразу узнал по голосу, после чего состоялся оригинальный разговор.

-Ира, привет! Это Виктор Булгаков, надеюсь, помнишь такого?

-Булгаков? Слушай, а ты напомни, по какому вопросу? У нас тут людей много проходит, так сразу и не вспомнишь. Ты снимаешься?

-Да нет. Я из прошлой жизни. Помнишь, вы раньше на Байкова жили, и мы вроде как, дружили семьями. Булгаков, с Лужской!

-А-а-а! Витька, это ты? А я перебираю в голове всех, с кем работаем, и никак не вспомню. Ну, как ты поживаешь?

-Да вроде, жив пока. Хотелось бы с Аликом поболтать.

-Слушай, его нет, сейчас неудачное время, я тоже на студию спешу. Ты звони после двенадцати ночи, мы домой поздно возвращаемся.

-Ладно, понял. Позвоню ночью.

Мы распрощались. Остался некоторый осадок, но в любом случае, с Аликом надо было поговорить, и я собирался позвонить еще раз. Я предполагал, что новый образ жизни преуспевающего шоумена мог сильно изменить у Гусева привычки, характер и отношение к жизни, но пока что изменения в его жене — Ирине меня слегка шокировали.

Ночью я дозвонился не сразу, только после часа они наконец появились дома. В этот раз трубку взял Алик, и разговаривал довольно приветливо и радушно, во всяком случае, так казалось. После продолжительного разговора о делах семейных я, наконец озвучил свою просьбу помочь, или хотя бы – подсказать, что можно сделать с моими песенками, диск с которыми я собирался ему передать. Алик меня обнадежил, настроив оптимистически.

-Витюня, ну для тебя я, конечно все сделаю. И песни денег стоят, и аранжировки, так что присылай свой диск, а лучше оставь его на охране в студии, мне передадут.

Гусев не спешил закончить разговор, и мы проболтали около часа, хорошо, что мне хватило денег на сотовом.

Когда мне наконец удалось передать ему диск со своим первым альбомом, а Гусеву удалось выбрать время, чтобы его послушать, то кроме нескольких критических замечаний в свой адрес, я не получил никакой поддержки. Конечно, это тоже был результат, и, проанализировав свое творчество без налета эйфории, я понял, что материал слишком сырой и примитивный. Песенки в основном были дочкины, и некоторые – неплохие, но мои первые шаги в аранжировке и сведении оказались явно неудачные. Надо было попробовать изменить подход, на более профессиональный, с детальным изучением современного звучания и подборкой «дорогих» звуков.

Гена Ширшаков, правда, в очередной раз, заехав в гости, уверял меня, что я зря рассчитываю на поддержку Алика, все равно из этого ничего не выйдет. Гена следил за новыми тенденциями в шоу – бизнесе, и был неплохо осведомлен о том, что там происходит. Я с ним не виделся примерно столько же, сколько и с Гусевым, но в отличие от успешного Алика, он, будучи хорошим гитаристом, долгое время был не у дел, кое-как перебиваясь уроками для богатых детишек и что-то вроде этого. Гена не растерял свой пафос рок-гитариста, поддерживая соответствующий внешний вид и образ жизни, но давно не был задействован в солидных проектах, что, конечно, довольно странно для музыканта такого уровня. Учитывая обилие свободного времени, Гена заезжал ко мне несколько раз, и, увидев, что у меня сносная домашняя студия, как-то привез гитару с примочками, и мы попробовали записать инструментальную пьесу, но ему это быстро надоело, тем более, что через некоторое время у него вдруг появились предложения поработать. Самым подходящим Гена счел проект Макса Фадеева, пожелавшего реанимировать свой «Форвард», и как-то под Новый год он позвонил и похвастался записанным диском в составе этой группы. Обещал как-нибудь мне его закинуть, но так и не доехал. Наверно, очень занят, в отличие от меня. В принципе, надо бы самому заехать к нему в гости, тем более, что ни разу не был в его новой квартире.

Но что касается Гусева, то Гена, похоже, был прав, потому что, когда через год я передал ему таким же образом свой второй диск, то сначала Алик долго не мог найти время прослушать хотя бы несколько песен, а потом, наконец, сказал, что он послушал мое творчество, но в данный момент нет времени разговаривать, и чтобы я перезвонил ему на студию в такое-то время. На студии я его не застал и решил, что это смахивает на то, что меня «прокатили», хотя было совершенно не понятно, почему не сказать все открытым текстом, если нет никакого желания со мной возиться.

Вообще, попытки возобновить отношения с бывшими друзьями в новые времена оканчивались неудачей. Возможно, частично был виной изменившийся я, но многие наши знакомые вдруг открывались совсем с другой стороны, и чаще – очень неприглядной. Подобная история произошла с нашими, вроде как, друзьями, с которыми мы общались много лет, часто заезжая друг к другу в гости и иногда устраивая совместные прогулки за город. В начале девяностых, в самое трудное время мы лет пять не общались, иногда только созваниваясь по телефону, а в девяносто седьмом у меня уже появился автомобиль, деньги на работе выдавали регулярно, хотя – маловато, но уже проще было заехать в гости, и не с пустыми руками. После радушной встречи, как обычно, сели за стол поболтать и чего-нибудь попить. Но весь наш разговор почему-то в основном сводился к описанию преимуществ посуды «Цептер» перед всеми остальными кастрюлями и сковородками. Нам красочно преподнесли все достижения данной фирмы в этой области, при том, что нас это явно не интересовало. Под конец познавательной лекции, как позже выяснилось – на правах рекламы, нас угостили вареными яйцами вкрутую, причем – даже без хлеба, сваренными без воды в посуде «Цептер». Под конец беседы мы поняли, что дочка наших друзей занимается распространением этой посуды, зарабатывая себе таким образом на жизнь, а мы – потенциальные покупатели. Это был последний визит к нашим старым друзьям. Как говорится – время все расставляет на свои места, тем более – наше время, которое, как кривое зеркало, утрировало все недостатки общества и каждого в отдельности, возможно, чтобы проще было понять, кто есть кто?

Примерно в это же время ко мне заехала наша старая знакомая, бывший преподаватель в музыкальной школе, занимавшаяся дополнительно с Инной джазовым фортепиано. Но все это было давно, а теперь она уже несколько лет занималась торговлей детской одежды и имела два торговых места на вещевом рынке. Вещи на продажу она возила из Польши, а потом – из Москвы. Вспомнив, что раньше я шил кучу разных шмоток, она обратилась ко мне с предложением организовать швейный цех по пошиву детских вещей. Учитывая, что у меня была сменная работа, я решил попробовать совместить свою кочегарку с пошивочным производством. Мы накупили тканей, синтепона, фурнитуры, благо, что я на «колесах», затем я сделал пару детских костюмов в качестве образца, и нарезал лекала для нанятой бабушки — раскройщицы. Татьяна нашла безработную профессиональную портниху, и цех начал работать. Пока шел организационный процесс, было непонятно, в каком я статусе, и как будут оплачиваться мои труды. Хозяйка предприятия предложила заплатить за два костюмчика – образца, а все мои остальные затраты времени и сил получались на голом энтузиазме, после чего я предложил платить мне небольшой процент с продажи моих разработок, и я готов подождать, пока они начнут хорошо продаваться.

Мы несколько зашли в тупик, но точку поставил один неприятный инцидент. Ткани в основном покупались синтетические, на одну из моделей на подкладку шла приятная на ощупь белая синтетика. Случайно на раскроенной детали подкладки поставили грязное пятно, и я решил ее постирать. После стирки наша деталь стала, чуть ли не вдвое меньше. Я впервые видел такую усадку, тем более, что синтетика обычно вообще не садится. Пораженный таким эффектом, я приехал к Татьяне и сказал, что надо снять с продажи эту модель, а за те, что проданы, вернуть деньги, на что она мне ответила:

-Да если кто-нибудь придет, я сделаю вид, что первый раз его вижу. Пусть докажет, что он это у нас покупал.

Я в очередной раз убедился, что не создан для торговли, и мы вскоре расстались с Татьяной, потому, что каждому – свое. Напоследок мы посидели у нее дома, выпили за ее бизнес, я получил какую-то компенсацию за труды, и с тех пор мы не виделись.

В конце столетия у нашей Инны родилась еще одна дочь от ее второго мужа. К этому времени наша дача была вполне пригодна для сносного проживания, в том числе – и зимой, и Инна высказала желание пожить вместе с нами. Комнат в доме было четыре, не считая кухни, ванной и туалета, а условия были похуже, чем в городской квартире, но лучше, чем в деревне. Конечно, тесновато, но видимо, Инна нуждалась в таком психологическом эксперименте, и мы прожили относительно дружной семьей более двух лет, после чего Инне удалось уговорить нас обменять квартиру на Гражданке на Сестрорецк. Ей нравился сам городок, окружающая природа и довольно близкое расположение нашей дачи, то есть – мы могли жить отдельно, но при этом часто общаться. Конечно, такая расстановка сил позволяла достичь большей гармонии в наших взаимоотношениях.

Инна попыталась поначалу устроиться на работу, и не придумала ничего лучше, как пойти работать продавцом в местную «Пятерочку», но, несмотря на хорошее к ней отношение со стороны администрации, долго работать в торговле не смогла, и через полгода попробовала себя в гуманной на вид профессии, обслуживая старых и немощных пенсионеров. В Собесе она продержалась целый год, пока не поняла, что стала невольным соучастником, если не преступления, то близко к этому. Ей поручили оформить пожилого инвалида в дом престарелых, где ему, конечно, будет намного лучше! Дома у него отнимали пенсию на пропой и устраивали большой бардак, который потом разгребался работниками Собеса, а в спецучреждении его ждали уход и регулярная кормежка. Инна по наставлению своего начальства убедила инвалида подписать соответствующие документы, и ей же пришлось сопровождать его в этот дом престарелых. Увидев воочию весь ужас, царящий в данном учреждении, и кое-что порасспросив, она поняла, что ее сознательно ввели в заблуждение и откровенно обманули старика – инвалида с целью освободить квартиру. Окончательно потеряв веру в человеческую добропорядочность, Инна уволилась из Собеса.

Ее муж, Даня к этому времени перепробовал несколько непопулярных профессий в поисках себя и приличной зарплаты, и вскоре ему повезло хотя бы с деньгами, так что Инна могла уже не работать, конечно, соблюдая режим экономии, и вплотную заниматься детьми, в чем на данный момент и видела свое предназначение.

Новое тысячелетие отсчитало второй год своего существования, когда произошло трагическое событие, оборвавшее не слишком удачную жизнь моего брата еще более неудачным финалом. Под Новый год моя мать приехала с визитом, на нас посмотреть, себя показать и одолжить некоторую сумму денег, поскольку брат почти ничего не зарабатывал, деньги с продажи квартиры закончились, а ее пенсии на двоих не хватало. Своего второго мужа она к этому времени уже похоронила, так что, рассчитывать больше было не на кого.

Мы, как обычно, встречали Новый год на даче всей семьей, а теперь еще и со второй прабабушкой. После двенадцати начались звонки с поздравлениями, а несколько позже еще один звонок, из Псковской области. Нам сообщили, что сгорел дом и мой брат вместе с ним — не слишком удачное начало для нового года.

Добирались до места с пересадкой, на электричке и автобусе, прямой автобус уже не ходил. На пепелище возвышалась только полуразвалившаяся печь – возможно, виновница пожара, хотя было предположение, что это поджег, в отместку за то, что Саша отказался хранить какие-то краденые вещи, принесенные местными алкашами. Но теперь уже было бесполезно искать концы, все равно ничего не докажешь. В милиции нам сказали, что от него почти ничего не осталось. Мы поняли это буквально и разглядывали остатки обугленных деревяшек, пытаясь найти хоть что-то. Наконец кому-то пришла мысль заглянуть в уцелевший сарай, и там мы увидели части обугленного тела моего брата, который всю жизнь ходил по лезвию ножа, между жизнью и смертью, однако жизнь побеждала, и вот, когда все было довольно благополучно, смерть наконец догнала его, отыгравшись по полной. Мать стала вспоминать, что он неоднократно называл свою дату смерти, как бы – в шутку, но, похоже, он не шутил, возможно, имея некоторый дар предвидения, и теперь его предсказания сбылись. Неисповедимы пути Господни, но иногда и некоторым кое-что открывается.

После похорон мы вернулись домой, и мать, естественно, осталась жить у меня, потому что никто и ничто не удерживало ее больше в этой деревне со странным названием – «Ляды». С тех пор несколько лет мы начинали празднование Нового года с поминания моего брата, не чокаясь.

Благодаря тому, что Господь вовремя вразумил меня на постройку зимнего дома на дачном участке, при сложившихся обстоятельствах не возникло проблем с устройством моей матери, комнат в доме было достаточно. Большей частью мама жила в своем мирке, не вмешиваясь в наш быт и уклад жизни, а я в свою очередь не обременял ее никакими заботами. Она сама выбирала, чем ей заняться, — покопаться в грядках, или посмотреть любимые программы по телику. Мы и раньше не были друг с другом откровенны и не вели доверительных бесед, и вообще, по жизни ее любимым сыном был Саша, в котором она видела частицу себя, а я больше был похож на отца, разве что – менее терпеливый. Но в остальном от него было заимствовано много хороших качеств, облегчающих мою жизнь. Часто, занимаясь очередным делом, я невольно вспоминал отца, потому что в чем-то повторял его.

В сложившейся ситуации между нами складывались новые взаимоотношения, и я дал матери понять, что не нуждаюсь в ее советах или привычных для нее обсуждениях кого-либо. Мне уже давно было безразлично, кто и что обо мне, или о ком-то другом думает, потому что это его личное восприятие окружающего мира, и меня – в том числе, а я сверяю свои мысли и поступки со своей совестью, и меня не волнует чужое мнение. После двух – трех мелких инцидентов из-за попытки вмешаться в нашу жизнь и что-то там изменить, мать, в принципе, успокоилась и стала жить чисто своими интересами, никому не мешая, и не создавая коалиций. К сожалению, ей не так много было отпущено, как хотелось, и, прожив у меня около пяти лет, она заболела раком и ушла в мир иной, перед этим изрядно помучившись, возможно, чтобы заслужить очищение, ведь ничто не делается просто так и во всем есть глубокий смысл, не всегда открывающийся нам, но многое при желании можно понять.

То, что последние годы своей жизни ей пришлось жить со мной, тоже дало ощутимые результаты. Через два – три года совместного проживания мать заметно изменилась к лучшему, хотя, конечно продолжала подпитывать себя скандальной энергетикой, выискивая телепередачи с соответствующей тематикой, умудряясь смотреть «Дом – 2», всякие суды в исполнении актеров, орущих друг на друга, и прочую склоку. Судя по рейтингу этих программ, большой массе населения не хватает скандальных эмоций, взбалтывающих коктейль из протеста, злости и нетерпимости, требующих хоть какого-нибудь выхода, ну, хотя бы поругаться в экран телевизора, даже если тебя и не слышат. Нет покоя в душе, и мало, кто пытается его искать, пребывая в страстях и страстишках.

Одни люди уходят, другие – рождаются, повторяя наши ошибки, завершая начатые нами дела, все больше развивая прогресс и ускоряя и без того стремительный бег времени, стараясь успеть, как можно больше, иметь – все и сразу, и упорно карабкаясь вверх. Каждый хочет оказаться на вершине, а уж если не повезло, сорвался в пропасть, ну что ж делать, такие правила игры, и кто не рискует, тот не пьет шампанского. Довольно неприглядная картинка, если посмотреть со стороны, но большинству – как-то некогда, ведь нельзя останавливаться, надо бежать, подчиняясь общей тенденции, а то могут и затоптать. Хорошо, если все же смог отойти в сторону и оглянуться – где я, кто я, откуда и куда, а главное – зачем? В этом случае очень часто поражает абсурдность ситуации, и возникает мысль, — до чего же глупо устроен мир, якобы, вершиной которого мы являемся. Насколько велико наше самомнение и необъективность, — видим только то, что хотим, мним из себя венец творения, хотя до сих пор основной массой руководит животное начало на уровне инстинктов, утрированных похотью в непреодолимые желания, бороться с которыми не хватает ни сил, ни терпения. Ну что ж, успехов вам, ребята!

Удобный шезлонг, красивый закат, вокруг море благоухающих цветов и оригинальных растений, рядом, на столике чашечка кофе и рюмочка коньяка, совсем маленькая, потому что много нельзя. Давление иногда дает о себе знать, напоминая, что в таком возрасте лучше быть умеренным во всем, а тем более – с алкоголем. Я и раньше много пить не мог, организм не выдерживал, а теперь уж – сам Бог велел! Хватит уже испытывать на прочность это довольно хрупкое и капризное вместилище души, если, конечно не решил, что пора заканчивать топтать матушку – землю. Я все больше перехожу в разряд созерцателей и философов. Иногда, собравшись с духом, еще подталкиваю себя на «подвиги во имя человечества», вот, недавно, например, начал стройку нового сарая, старый – прямо, как бельмо на глазу, всю картину портит, а пока есть деньги и силы, надо уж довести до ума наши пять соток. Жена вплотную занялась цветами и облагораживанием участка. Естественно, вся тяжелая работа на мне, но не так уж ее и много, а результат приятный, при этом пожинаю плоды трудов с чистой совестью, потому что ни у кого ничего не украл, а все сделал своими руками из материалов, купленных на честно заработанные деньги в своей кочегарке. Что бы там ни говорили, а уровень жизни, конечно, стал лучше, многое стало доступно, о чем раньше только мечтали. На дорогах куча дорогих иномарок, новые дома на дачных участках растут, как грибы, сослуживцы по работе регулярно катаются за границу, а в продовольственном супермаркете, не задумываясь, покупаем, что хочется. Так живут не все, конечно, говорят, что некоторые с трудом выкраивают с пенсии на еду, заплатив «коммуналку», но я таких не знаю, а кто-то не успевает тратить деньги, и с одним из таких я, вроде как, знаком. Теща по привычке на чем-то экономит, а потом подкидывает приличные суммы, то нам, то внучке. Сама, правда, много лет ходит в одном плаще «бомжевого» вида, но это уже из разряда убеждений, принципиально не хочет одеть что-то новое, то цвет не тот, то – фасон не годится.

Когда мои подержанные «Жигули» откровенно сдохли, и ремонтировать было дороже, чем купить другую, только «на ходу», то она мне подкинула очень приличную сумму на слегка подержанную «десятку», ей как раз по случаю кое-что заплатили в «евро» власти Германии, в качестве компенсации за военные годы. Если отбросить пафос и иногда приложить руки, то «десятка» — вполне приличная машина, и живи, не тужи! Что, в принципе, я и делаю.

Дочка продолжает усиленно заниматься детьми, таская их в различные кружки, но без насилия, более того – дети сами решают, что им интересно, а что – нет. Младшая, например, однажды высказала желание заниматься музыкой и пением, и стала посещать кружок в Доме творчества, пока это не стало отражаться на здоровье, после чего, на следующий год обе девочки стали ходить в театральную студию. Главный критерий выбора – им это нравится, и для здоровья не вредно.

Вообще, здоровье – это слабое место в нашей семье, и из поколения в поколение тащится приличный букет наследственных болячек, с которыми можно бороться, но это требует серьезных усилий и яркого акцента на образе жизни, чтобы потом окончательно не записать себя в хронически больного. Сейчас приличный перекос создает повальное увлечение детишек компьютером, где довольно быстро портится зрение и осанка, и для растущего организма создаются большие проблемы с позвоночником и опорно-двигательным аппаратом, которые трудно, а иногда – невозможно исправить. Необходимо изначально, и лучше – на своем примере, прививать ребенку чувство меры и самоконтроля, чтобы обязательно чередовать занятия за компьютером с гимнастикой, или растяжками для мышц и позвоночника. Но тут уже все зависит от родителей, а рожают все, кому не лень, так что, умных родителей на всех не хватает. Бедные, несчастные дети, и тут уж, как говорится, «яблоко от яблони…». Вообще, в наш бешеный век все развивается, чем дальше, тем стремительней, и «болячки» — в том числе. Довольно легко пронаблюдать отрицательное влияние прогресса на человечество, которое в общей массе становится все гнилее и незащищеннее от разных новых вирусов, более опасных и неуязвимых, и с этим влиянием ничего не поделаешь, слишком велика инерция этого большого механизма, и остановить его может лишь такой же большой катаклизм.

Печальная нарисовалась концовка, хорошо, что я не предсказатель, так что можно не обращать внимания на мои бредни, а вообще, в любой ситуации нужно быть оптимистом, потому что только большая уверенность дает возможность достичь желаемого, чего и вам желаю! С Богом, на большие и праведные дела, с теплыми руками и чистым сердцем, и каждый день, как последний, не забывая, что не бывает маленьких дел и маленьких людей перед лицом Создателя, а каждая мысль и поступок имеют большое значение для будущего человечества, твоих детей, внуков, а значит – и тебя, в том числе. Живите с Богом!